***
Уже на улице прохладный ветер — сегодня день на редкость гадкий и дождливый — моментально отрезвляет. Тэхен в который раз чувствует, что попросту тратит свою жизнь, разменивает на всякую ерунду — очередное проваленное прослушивание среди сотни тысяч таких же. И зачем ему это все? Он уже собирается уходить, как замечает стоящего неподалеку парня. Не заметить его довольно трудно: тот хоть и не самого выского роста, но его черные — как смоль — волосы и яркие, почти белые, хайлайты можно выглядеть и среди толпы с соседней улицы. И Тэхен искренне не понимает — то ли всему виной его внезапное желание покурить, то ли желание завести разговор с таким очевидно ненормальным человеком. — А можно закурить? — удивительно, но Тэхену кажется, что он произнес эту фразу без какого-либо акцента. — Мне всего одну, я бросаю просто, — черная макушка поворачивается в его сторону, блеснув яркими прядями; Тэхен даже замечает редкие серебрянные среди платиновых. — Ладно-ладно, понимаю что дорого, — поверженно отмахивается Тэхен; тот оценивает его с ног до головы и, ухмыльнувшись, неспешно протягивает пачку. Тэхен вытягивает одну сигарету и замечает, что этот странный парень, возможно, кореец. Тут на редкость слишком много корейцев. Даже не китайцев, как он привык думать. — Ты с прослушивания? — заметив довольно нестандартную одежду на Тэхене, спустя минуту спрашивает незнакомый парень. — Ага, — Тэхен делает легкую затяжку, демонстративно показывая что на нем надето: черная байкерская куртка с застежками поверх яркой футболки с принтом, что он без всякого разрешения одолжил у Чонгука — тот даже стирать их боится, не то что одалживать. И слегка драные черные джинсы на левом колене. — Прослушивался на роль наркомана, — он разворачивается в профиль, — но ты не подумай, я вообще так не одеваюсь, — словно стараясь оправдаться перед заинтересованным взглядом парня. — Это ты для роли принарядился... — звучит больше как констатация факта; криво улыбнувшись, он стряхивает пепел и сам отворачивается в сторону улицы. Внимание привлекает только что проехавший старый додж, из которого во всю льется черная музыка — что аж приспущенные стекла дребезжат. — И как прошло прослушивание? — поморщившись, добавляет чуть позже — когда громкая музыка стихает, теряясь за невысокими зданиями. — Не знаю, — честно отвечает Тэхен. — Уже плевать. — Кстати, если ты актер, — он резко отнимает тлеющую сигарету с таким противным вкусом плавленых проводов. — Не кури эту дрянь, — та падает ему под ноги и тут же раздавливается подошвой черных кедов. Тэхен стоит в замешательстве, пока серьезное лицо Юнги не меняется на саркастическое. — Я не знаю, кто именно научил тебя это делать, — он смотрит на оставшийся фильтр собственной сигареты, — но я бы выбил ему все зубы... ты чего так напрягся? — он едва сдерживается, чтобы не рассмеятся. — Юнги, к слову, — меняет руку с сигаретой. — Тэхен, — он протягивает ладонь навстречу и замечает, что рукопожатие у Юнги очень даже крепкое, несмотря на его хилое телосложение. — Пойдем ко мне, — звучит как-то двусмыленно. — Я здесь работаю, покажу кое-что. В этот раз настойчивого охранника на месте не оказывается — видать отошел куда-то. Они поднимаются на тот же самый восьмой этаж, где у выхода из лифта Тэхен вновь встречается с Намджуном. И весь сжимается, заметив на себе его быстрый взгляд. Тот разговаривает с кем-то по телефону, но завидев Тэхена, коротко улыбается, через секунду вновь погрузившись в свой телефонный звонок. Тэхен медленно оборачивается, но за закрывающимися позади дверьми лифта уже ничего не разглядеть. — Сюда, — ведет по пролетам Юнги. Тэхен замечает, что в этом месте начинается приятное ковровое покрытие, и ноги почти подпрыгивают, спешно ступая по этой поверхности. Они заворачивают у самого угла и оказываются в небольшой комнате, сплошь напичканной — как мусором — разным оборудованием. — Это? — Тэхен мажет рукой по стене и замечает, что звуконепроницаемая обшивка треснула в этом незаметном месте, оголив за фиолетовым кусок серой стены. — Я что-то вроде музыкального композитора, — устало спешит объясниться Юнги, склоняясь перед компьютером. Тот не сразу просыпается из спящего режима, и Юнги приходится присесть на корточки, чтобы включить его. — Ты? — приятно удивляется Тэхен. — Всегда думал, что композиторы выглядят несколько иначе, — он поправляет себя, заметив замешательство в лице Юнги. — В смысле, рок-звезды может и выглядят подобным образом, но композиторы... — Выглядят как выпускники консерваторий, что несколько лет играли в филармонии? — заканчивает за него Юнги, присаживаясь в кресло и делая неспешный оборот вокруг. — Ну, тогда я что-то вроде рок-композитора. Юнги выдыхает воздух на изрядно непослушную челку. У него жуткие, сожженные волосы. Тэхену такое нравится. А еще ему нравится обстановка в этом месте. Дома у них с Чонгуком после переезда в США воцарился дикий минимализм. Потому что так нужно — избавляться от всего ненужного. Ну и потому что у них пока еще ничего особо нет. — Я здесь явно по какой-то особенной причине, — довольно скромно продолжает осматриваться Тэхен, все также ошиваясь рядом с дверью, словно стесняясь пройти внутрь. — Потому что более логичной причины не могу найти. — Да, — соглашается Юнги, прищурив взгляд. — Мне хотелось бы, — он едет на стуле в сторону компьютера. Тэхен неуверенно подходит ближе, — чтобы ты послушал вот эту песню, — он кликает на один файл среди тысячи других, и из динамиков спустя время начинается проигрыш, который Юнги очень быстро прокручивает куда-то на середину куплета. — И исполнил ее, — добавляет следом, встретившись взглядом с недоумевающим Тэхеном. — Почему? — У тебя очень низкий голос, — тут же делится Юнги. — Голос, который на удивление не вызывает неприятых ассоциаций там, — он запинается, думая стоит ли это говорить, — с мужиком за сорок, как обычно. Он... — Юнги убирает локти со стола, — тебе подходит... Тэхен не успевает что-то добавить, потому что в колонках наконец начинается припев, и Юнги, дав Тэхену знак не отвлекаться, сам поближе устраивается к динамикам. Тэхен стоя слушает этот отрезок несколько раз, пока Юнги словно выжидающе смотрит на него. — Что? — не понимает Тэхен. — Прямо здесь петь? — Я могу помочь распеться, — он вновь едет на стуле — уже в сторону цифрового пианино. Его руки зависают в воздухе, готовые в любой момент начать негромко исполнять обычную распевку по нарастающей через полутон. — Готов? Довольно оперативно, потому что он даже не оставляет ему выбора. Но плевать — один хрен позориться дальше не особо обидно. В худшем случае он вежливо послушает его некрасивое выступление и потом также апатично попросит того на выход. Тэхен открывает рот, пытается проговаривать слова, но в местах, где он не смог уловить текста — просто начинает распевать гласные. — А теперь припев, — Юнги отрывает пальцы от простенького вокализа и перемещает в другое место, начав играть знакомую мелодию. Тэхен пытается вспомнить недавно услышанную песню и начинает петь, жалко пытаясь попасть в ноты. Под конец получается чуть сноснее, но Тэхен уверен, что со второй попытки у него получилось бы намного лучше. — При этом диапазон баритона, — удивляется Юнги, без всякой команды прерывая свою игру и отъезжая от пианино обратно в сторону компьютера. — Это реально необычно, — он сейчас словно делает какое-то научное открытие, разговаривая сам с собой. Тэхена это безусловно забавляет. Он сдержанно улыбается и с недоверием смотрит на худощавое тело Юнги, оценивая каждый миллиметр и странно выдыхая после: он то еще десять минут назад на первом этаже думал, что в тщедушном теле этого парня с несколько тысяч тяжелых затяжек, сотни шлюх и, как минимум, две или три поездки на тот свет. Возможно, и недалеко от правды. — Придется понизить тональность, — и вновь эти его разговоры про себя. — Ты присаживайся, — словно вспомнив про элементарные правила приличия, он указывает ручкой на еще одно кресло рядом с Тэхеном. А потом тут же отворачивается к столу и наспех черкает что-то в свой потертый разлинованный блокнот формата А-четыре. — Тебе тяжело петь на расщеплении? — Это типа гроула? — Тэхен с наслаждением присаживается в такое удобное кресло. — Нет, такой экстрим не нужен, — поправляет себя Юнги. — Штробас хотя бы? — Если поработать, то думаю особых трудностей не возникнет, — Тэхен подвигается ближе к столу, где внимание тут же переключается на гору разбросанных контроллеров. У Юнги явно какой-то фетиш на творческий беспорядок в голове — это видно по беспорядку на столе. — А ты хочешь из меня звезду сделать? — Юнги смотрит на него с чуть приоткрытым ртом, опираясь на сжатую в кулак руку, что держит сейчас ручку. — Нет, — Тэхен замечает этот пристальный и оценивающий взгляд на себе, но старается игнорировать. — Я просто пишу треки на тот фильм, что ты прослушивался сегодня, — он готов мысленно ударить себя — ведь это тот же восьмой этаж, но мало ли кому они сдают тут помещения. Быть может, это и собственная студия Мин Юнги. Но это мощно — провалить пробы и после случайно попасться на глаза и уши их композитору. — Я не знаю, кого найдут на замену, не знаю ничего о твоих актерских способностях, но, — Юнги понижает голос, — можешь считать, что мне понравился твой голос. И я могу хотя бы попытаться поработать с тобой; быть может, спродюсировать некоторое количество треков. — Было бы круто, — соглашается Тэхен, всем видом стараясь скрыть свое недовольство. То модель, теперь — вообще докатились — певец. Еще немного, и можно сразу идти в актеры озвучки. Вот только идти туда совсем не хочется. И уж тем более не хочется, чтобы его голос нагло воровал чужой актер. Его ладони предательски тонут в пространстве джинсов. Юнги же вновь отворачивается. — А это все твое? — Нет, конечно, — прилетает из-за спины. — Что-то купил на распродаже... что-то привез из Лос-Анджелеса, — он вставляет наушники в проем динамиков и надевает на себя, — большая часть тут уже была. — А... — Слушай, я немного занят, — наконец теряет терпение Юнги, и Тэхена это злит. Теперь он не знает какие эмоции он испытывает по отношению к нему, взглядом прожигая пятно у того на спине. Сам пригласил сюда и теперь сам же гонит. Реально больной. Тэхен недовольно поднимается с нагретого места и смотрит в спину Юнги — тот весь такой важный и деловой. В этих наушниках за двести долларов, которые можно было бы купить за двадцать и не выебываться. Тэхен сам вообще не против поскорее уйти, но его внимание привлекает на вид простенькая коробочка с проводами. Детское любопытство. Это как ненормальное влечение к самой низкой клавише на пианино. — Не трогай! — по руке Тэхена тут же из ниоткуда прилетает больным щипком. — Этот ЦАП конвертер стоит явно побольше твоего годового гонорара! — Этот? — Ну да, — с раздражением бросает Юнги, снимая с себя натянутые до предела из-за расстояния наушники и подвигаясь ближе к столу. — Аналоговый преобразователь... — он теряется в словах, забывая нужные. — В памяти все хранится в цифровом виде, но чтобы слушать нужен аналоговый сигнал... из этих... — Из динамиков, — с довольной усмешкой находит Тэхен. — Я знаю, что такое аналоговый преобразователь, не нужно объяснять, — и чего так взъелся? Юнги тут же замолкает, а его лицо становится до обидного серьезным; это даже сбивает ту легкую мимолетную улыбку с лица Тэхена. Он смотрит на него сверху-вниз, но все равно ощущает стыд. Тэхену кажется, что он хочет извиниться, но за что, мать его? — Понятно... — охладев, с безучастием протягивает Юнги, и Тэхен тут же чувствует, что это как-то может задеть его личные границы. — Ну... бывай... — Юнги мажет по пространству рукой и с задержкой сглатывает, словно у него только что в горле встал клуб дыма. — Как ты со мной свяжешься? — задает вопрос в лоб Тэхен. — Если что, с тобой свяжусь не я, — поправляет Юнги, и только спустя нескольк секунд Тэхен замечает, что у того попросту начался приступ икоты, который он пытался все это время контролировать. — Тебе дадут знать, если пригласят в студию, — и студией он называет это место? — Ты меня извини, — и отворачивается, словно провинившись. Это так удивительно. Что Юнги — композитор без имени, судьба которому предлагает шлепать скромные саундтреки к низкобюджетным фильмам — но гонора даже больше, чем у той девушки недорежиссера. Впрочем, плевать — гонора тут у всех полно. Тэхен выходит из мелкой комнаты и на мгновение останавливается у двери. Глупо улыбается в потолок, потому что улыбаться проходящим мимо в коридоре людям кажется еще глупее.***
Домой возвращаться приходится в легкий час пик; впрочем, на выезде из Линкольн-туннеля всегда образовываются какие-то пробки из-за вечно расставленных повсюду платных дорог. В окне автобуса Тэхен замечает только что взлетевший самолет, и его самого распирает странное чувство ностальгии. Он словно боится этого места и хочет домой к маме, отношений с которой у него уже давно нет. Родители отказались от него — а в особенности мать — когда он ушел из вуза на четвертом курсе и перестал скрывать свою ориентацию, добив мать тем, что вряд ли вообще когда-либо женится. Но тоску по родной зоне комфорта это все равно не отменяет. Он смотрит в телефон, где Чонгук два часа назад прислал ему слегка смазанное фото со съемочной площадки, на которой сегодня работает. Улыбается, потому что только у Чонгука все, что не снято на профессиональную камеру, получается жутко непрофессионально. Ответа не пишет, боясь отвлечь. Вместо этого пролистывает ленту и мысленно блюет от количества успешных и богатых людей, хромое счастье которых он ежедневно видит на низкооплачеваемых массовках. Включает беспроводные наушники и отворачивается к окну, стараясь за шумоподавлением игнорировать такие громкие разговоры на испанском рядом с собой. Домой с остановки он идет вместе с желтыми автобусами. И это интересно: Тэхен хотел бы хотя бы год поучиться в американской старшей школе и узнать, что она совсем далека от того, что показывают в кино. Но, увы и ах — Тэхен закончил ее еще семь лет назад. Он пропускает бегущих сломя голову пацанов, что хотят поскорее вернуться домой. Тэхен тоже хочет домой и мысленно радуется, когда заворачивает на задний двор, с которого быстрее всего до его квартиры. Черный вход как всегда открыт — кто-то подпер его свернутым ковром. Тэхен сглаживает складки и позволяет двери закрыться. Потому что его до сих пор убивает как тут можно жить без железных дверей и высоких заборов. Ключи оказываются брошенными на принесенный с улицы стол — здесь вообще на удивление много что выбрасывают. И пока у них довольно минималистично в плане мебели, но Тэхен уверен, что такими темпами эта ситуация скоро изменится. Он моментально рушится в кровать. И спустя время в темноте сумерек сквозь сон слышит знакомый смех. Он тут же вскакивает и прижимается к окну, чтобы его не было видно. Кто-то поднимает москитную сетку, а потом и тянет на себя окно. Тэхен сидит в замешательстве, и только детский смех спасает от прямого ужаса. Через минуту к нему под ноги падает паренек лет тринадцати, что тут же замечает прижатого намертво к стене Тэхена. Тот кидается на ребенка, а он, дико заверещав, начинает брыкаться и вырываться, пока Тэхен пытается заломить ему назад руки. Он даже не замечает как случайно успел его сильно поцарапать, пока пытался удержать — у того по всему предплечью здоровенная ссадина. — Ты будешь еще пытаться залезть сюда? — Тэхен крепко его держит; парень пытается позвать на помощь своих друзей, но те — как тараканы — стыдливо разбежались кто куда. — Отпусти меня! — он пытается поднять согнутую в коленях ногу и заехать тому меж ног, но вот только роста пока еще не хватает. — А если подумать, — Тэхен делает хватку еще сильнее, и пацан понимает, что брыкаться бесполезно. — Нет. — Что нет? — Не буду, — Тэхен замечает, что парень, намучившись, слегка ослаб и весь обмяк в его руках. — Точно не будешь? — Точно! — Тэхен резко выпускает его из рук, что тот даже падает на колени. Потом резво поднимается и лезет обратно, споткнувшись о край подоконника. Тэхен наглухо закрывает окно и смотрит на свои отросшие ногти, один из которых слегка надломился, пока он держал этого пацана. Берет маникюрные ножницы со стола и идет состригать длинные ногти в туалет. Решив, что неплохо заодно и помыться, он раздевается и забирается в ванную. За шумом воды он не замечает, что только что вернулся Чонгук. Он понимает это, только когда тот заходит в ванную, чтобы отлить. Тэхен убирает нависшие над унитазом руки, в который падает очередной обломок ногтя. Склоняется над ногами, складывая в зажатую ладонь только что состриженный толстый ноготь большого пальца. — Какой же ты сутулый, — делает замечание Чонгук, а Тэхен, услышив это, тут же выпрямляет спину. Ему задолбалось постоянно это слушать с самого детства, но Чонгук прав — спину нужно учиться держать, особенно если он хочет играть в своих любимых военных драмах. — Как прошло твое прослушивание? — спрашивает после, быстро умывая руки с мылом. — Так себе, наверное, — довольно сухо отвечает Тэхен, скидывая в унитаз несколько состриженных прежде ногтей. После поднимает усталый взгляд на Чонгука, что подходит ближе и присаживается на бортик ванной. — А ты чем занимался сегодня? — Фотки не видел, что ли, — как-то обиженно подмечает Чонгук. Его рука останавливается близ предплечья Тэхена, который случайно задевает того локтем. Удивительно, как много времени прошло, а у Тэхена мурашки до сих пор на коже от его прикосновений. Ну ладно, любой покроется ими, если сидеть голым в ванне с приоткрытой дверью. — В твоих фотках, как в тесте Роршаха — можно увидеть что угодно, — недовольно отвечает Тэхен, отсаживаясь чуть дальше от Чонгука — да, все также морозится от его прикосновений. — Реально, я совсем ничего не понял, — он делает напор воды побольше — чтобы согреться, а Чонгук почему-то принимает это как за просьбу выйти. — Ладно, — он приподнимается и бросает уже на выходе из ванной. — Завтра пойдем смотреть тачку одну с маркетплейса. Тэхен устало кивает и укладывается в ванной, позволяя спешно приходящей воде постепенно поглотить себя. Закрывает глаза и через несколько секунд погружается под спасительную воду, более не видя и не слыша ничего.