Покорившие лёд, обуздавшие пламя

Алексей не знал, куда себя деть. Возвращаться в комнату не хотелось, ведь в одночасье его друг Женька стал ему чужим. Причём, не по личной инициативе, а поддавшись влиянию Мишина. Тот всегда был отличным психологом и часто применял свои умения на практике. А уж с Плющенко это было нетрудно, он всегда был ведомым. И что делать? Не ночевать же в подворотне! Вернуться к маме? Зачем? Чтобы опять выслушивать, какой он идиот? Нет, спасибо, лучше уж на улице. Незаметно для самого себя Лёша оказался на пороге общежития, в котором жила Маша. Он поднялся на четвёртый этаж и постучал в дверь её комнаты.  — Заходите! — услышал голос Ольги. Он приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Оля сидела за столом и что-то переписывала из учебника в общую тетрадь. Она подняла глаза и, увидев Ягудина, удивлённо вскинула брови:  — Ты что здесь делаешь?  — Как обычно, — пожал он плечами, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — К Машке пришёл. Или уже нельзя? Ольга закрыла тетрадь, учебник и показала ему на место напротив:  — Ну проходи. Только, как видишь, её нет. И ушла она, кстати, к тебе. Теперь пришла очередь Лёши удивлённо взглянуть на девушку:  — Ко мне? Этого не может быть! Она знала, что я еду к матери и останусь там до завтра.  — Может, я что-то не так поняла? — задумалась Ольга, вспоминая разговор с подругой. — Ладно, жди, если хочешь. Если Маша не с тобой, значит, скоро вернётся. Ты не против, если я продолжу? И девушка кивнула на лежащие перед ней учебник и тетрадь.  — Нет конечно! Грызи дальше свой гранит науки!  — Вот спасибо! — весело рассмеялась Оля и снова взяла ручку. А Алексей уставился в окно. Осень окончательно вступила в свои права, подумал он, глядя на тяжёлые серые тучи, нависшие над городом и грозящие вот-вот разразиться ливнем. Холодные сумерки спешили накрыть улицы, а ледяной ветер, казалось, на всех парах гнал к ним зиму. Лёша взглянул на часы — четверть девятого. Скоро общежития закроют, а Маши всё нет. Надо было что-то делать, и он решительно поднялся.  — Прости за беспокойство, Оль. Я пойду!  — Ну что ты! Какое беспокойство? Посидел тихонько в уголочке. Что Машке передать?  — Привет! — грустно усмехнулся Ягудин. — Не говори ей, что я приходил. Пожалуйста!  — Как скажешь, — пожала плечами Ольга. Она никогда не лезла в их отношения, за что была чрезвычайно уважаема Лёшкой.  — Пока!  — Пока! Лёша вышел в сгущавшиеся сумерки и поёжился под порывом ледяного ветра. В лицо ударили первые капли холодного дождя, и это предопределило исход его сегодняшнего вечера — он двинулся к своему общежитию. Надо подойти к коменданту, мелькнула мысль, решить вопрос о переселении в другую комнату. Ему-то было плевать, но он видел, что Женька разрывается между другом и тренером, и решил помочь тому с выбором. Алексей про себя усмехнулся — у него и так друзей было немного, и вот ещё минус один. Не сказать, что это очень уж его беспокоило (к сожалению, в его жизни Женька не первый и, вероятно, далеко не последний), он давно научился справляться с подобными потрясениями, но и приятного в ситуации было мало. Коменданта на месте не оказалось, и Лёшка нехотя, медленно, поднимался в свою комнату, которая уже стала для него чужой. Замер на пороге, прислушиваясь, но из неё не доносилось ни звука. Тронул ручку двери, но та оказалась заперта. Странно, подумал он, свет горит, а Женьки нет? Он достал ключ и повернул его в замочной скважине, одновременно толкнув дверь от себя. Она тихо отворилась, и он неслышно вошёл внутрь. Первое, что бросилось в глаза — обувь Маши, потом верхняя одежда. Лёшка постепенно переводил взгляд с куртки на шарф, с шарфа на юбку, блузку… На неё саму. Маша, прикрывая покрывалом наготу, подтянув ноги к себе и уткнувшись подбородком в колени, сидела на Женькиной кровати, а сам Женька впопыхах пытался натянуть на себя хоть что-нибудь из одежды. При виде Лёшки Машино симпатичное личико исказила гримаса ужаса, в глазах блеснули слёзы, губы задрожали. Она бесшумно шевелила губами, словно пытаясь что-то сказать, но звуки её голоса терялись где-то в горле. На Плющенко тоже было жалко смотреть. Дрожащими руками он уже натягивал на себя футболку, которая, как на зло, путалась и выскальзывала из ставших мокрыми ладоней. Алексей молча разулся, прошёл к столу и сел, не сводя глаз со сладкой парочки. Женя собрал вещи Маши и отдал ей. Та судорожно начала одеваться, прикрываясь покрывалом, что неимоверно рассмешило Лёшку. Он хрюкнул и во весь голос расхохотался:  — Да что я там не видел, Машк? Несколько часов назад имел счастье лицезреть. Удивительно, но Алексей, при виде Маши в Женькиной постели, не почувствовал абсолютно ничего. Ему казалось, что он её любил, а выходит, что это было далеко не так. Его не трогало ни предательство друга, ни измена девушки. В душе была глухая пустота. И поэтому, когда Плющенко, опустив глаза, подошёл к нему, с видом раскаявшегося Иуды, тихо сказал: «Бей!» и зажмурился в ожидании встречи своего носа с кулаком Лёшки, тот весело рассмеялся:  — Да никогда я из-за девки не опущусь до выяснения отношений на кулаках. На льду будем разбираться, Женька! И главный наш бой состоится в Солт-Лейк-Сити! И только попробуй там не кататься! Лёша вытащил из шкафа сумку, покидав в неё почти все свои вещи, обулся и, уже открыв входную дверь, оглянулся на своих бывших друга и девушку и, улыбаясь, подмигнул им:  — Ты теперь обязан жениться на Машке, Жень! И вышел. Спустился к коменданту, попросил телефон и набрал номер Сергея.  — Можно у тебя переночевать?  — Жду! — без лишних вопросов ответил тот. Лёша, поблагодарив главного по общежитию, вышел и растворился в холодном питерском вечере.