The devil is not...

Свет ложится на его скулы причудливыми тенями, словно бы пытаясь сделать его мрачнее, словно бы это вообще возможно. Этот Джим — Джеймс, запомни уже, его величество король преступного мира, — заметно старше, и чуть жилистее. Волосы строго зачесаны назад, под глазами новые морщинки, а скулы такие, что и порезаться можно. И кто-то в голове, глубоко в Чертогах, голосом Ирэн шипит: «Это ты умирал без него, Шерлок. Он без тебя — нет». Шерлок поднимает ворот пальто повыше, прячет руки за спину, но молчит. Он тоже больше не тот Шерлок. В сорок лет наркозависимость даётся организму тяжелее, в сорок детские воспоминания мешают спать, в сорок осознание, что из-за тебя погиб дорогой человек не позволяет не то, что жить — существовать Шерлок поднимает ворот пальто, пока Джим Мориарти триумфально сходит с трапа самолёта, пока Британия вновь принимает в лоно своего самого злобного гения. Шерлоку будто бы плевать: это три года назад он бросался рыть могилу Риколетти, это год назад упоминание о Джиме приносило восторг, сейчас — пусто. Всё внутри его чертогов сгнило и обрушилось, погребая демонов. Остался фасад… но кому он к чёрту нужен? Джим поправляет пиджак, вынимает наушник — Шерлоку будто бы два удара наносят. Так били в Сербии, так бил Джон, так… Шерлок кривит губы, Майкрофт рядом фонит недовольством: это его чистый проигрыш, словно подставил для удара щеку, словно проиграл в карты, имея все тузы в рукаве. Ми-6 и Правительство так желали узнать гнусь под именем Мориарти, что своя собственная червоточина сожрала их изнутри. — Погода на острове желает оставлять лучшего. Если бы у Шерлока ещё были силы, он бы язвил, он бы кричал — он просто перекатывается с мысков на пятки, заложив руки за спину. Маленький Мориарти внутри его Чертогов, того, который язвил, того, которого он лю… маленький Мориарти внутри его Чертогов вопит, но сверху его завалило воспоминаниями об остановке сердца, убийстве, ложных надежд, смерти Мэри и предательстве Джона, осколками придавило, что оставила после себя Эвр и припорошило белым слоем кокаина. — Возвращение блудного сына, дорогая Британия! Неужто Холмсы мне не рады? И смотрит в ответ своими тёмными глазами, какими смотрел в бассейне, до крыши. В них наглость, интерес, скука и азарт — без капли того страшного безумия, что было… было… — К чему мне радоваться химере? Простая пешка — это так скучно… — Глупый, самовлюбленный ребенок. Играть с тобой — вот что было скучно, Шерлок.

***

— Почему вы снова привязали его? Он… вёл себя буйно? — Майкрофт смотрит через стекло, и Господи, если это расплата за всё, что я делал — ты слишком жесток. Шерлок бледный, Шерлок сломленный — длительной наркозависимостью, смертью Мэри и тем, что сказала Эвр. Шерлок, сошедший с ума. — Он звал Джима, мистер Холмс. Это…? Врач смотрит на двери палаты-камеры, что по иронии точно напротив, двери палаты, за которой безумец без воспоминаний, после тяжелой черепномозговой травмы, после пяти лет комы приходит в себя. Палаты-камеры, в которой пациент не помнит ничего, кроме имени «Шерлок», которое пишет и пишет на стенах Майкрофт трёт устало переносицу. Четырьмя отсеками ниже заперта Эвр. Майкрофт хочет кричать.