Моя маска на твоем лице

Совсем скоро у него появилась компания в виде верного Лиса, незнамо как объявившегося рядом, когда Ки подошел к палатке с горячими блюдами. Заказав и, недолго ожидая, получив полную тарелку шашлыка, все еще аппетитно скворчащего под мелко рубленным зеленым луком, политым уксусной водой, он задумчиво заозирался в поисках свободного места. Рот наполнился голодной слюной, желудок сжался в приятном ожидании. К сожалению, свободного столика так и не отыскалось, потому пришлось без особого удобства устроиться на одном из блоков, низким забором отделяющих пляжную часть от городской мостовой. Люди сновали туда-сюда, делясь впечатлениями от увиденного на водной глади, но Ки не понимал ни слова, едва ли не заглатывая кусок за куском. Когда первый голод оказался утолен, а спешное поглощение еды превратилось в смакование, в поле зрения появилась смуглая рука и стащила из его тарелки все еще теплый кусок мяса. — Сидим? — поинтересовался Чжонхён. — Вкусно, — удивленно пробормотал он, облизывая пальцы. — У соседа всегда вкусно, — проворчал Ки, отодвигая тарелку с драгоценным содержимым от загребущих лап. Чжонхён чихнул. — Ну-ну. — Он шмыгнул пострадавшим носом и потер его, очевидно, сгоняя остатки боли и вытирая кровь, после чего требовательно воззрился на Ки черными глазами. — Бомми, чугунная голова и тяжелая рука, не хочешь загладить свою вину? — Загладить? — задумался Ки. — На. — Он с силой погладил соседа по спине и хлопнул, выбив из того воздух. Чжонхён закашлялся, кровь снова хлынула носом на ладони, которыми тот принялся баюкать его. Пес у ног Ки просительно заскулил и тут же получил свою мясную долю за верность и преданность. — Сиди здесь, — просипел Чжонхён, пошатываясь, поднялся на ноги и направился к палаткам. — Ага, — кивнул Ки, сунул последний кусок мяса в рот, заел его пучком зелени и отправился в противоположную сторону, сопровождаемый своим сурово рыкающим хвостом. Бумажная тарелка с остатками лука, плавающими в душистом мясном соке и уксусе, осталась сиротливо лежать на ограждении. Люди вокруг танцевали под ритмичный перезвон бубнов. Кто-то где-то заводяще голосил. Веселье шло полным ходом. Бог аппетита был задобрен, настроение стало благодушным, оттого Ки поглядывал с благосклонностью на пританцовывающих балагуров, приглашающих последовать их примеру. И все же пускаться в пляс он не спешил. Его угостили облитым карамелью красным яблоком, насаженным на палочку. После повесили на шею бусы из всё тех же белых цветов, в чашечках которых свечи отправлялись в долгий путь. Одуряюще пахло маслом и настряпанной на открытом огне едой — в гигантских котлах готовился плов, от которого валил душистый пар. В котелках поменьше жарились мучные сладости. Горки варенной подсоленной кукурузы источали непередаваемый, безусловно, аппетитный запах. Не будь Ки сыт, он бы, пожалуй, не отказался вновь ублажить свой желудок. А пока под бодрый хруст исчез последний кусок яблока и палочка без раздумий отправилась в первый попавшийся на пути костер, рядом с которым плясали экзальтированные мужички в набедренных повязках и девушки в свободных длинных рубашках. Стоявшие неподалеку от них женщины, укрытые в глухую броню накидок, сбились в шумную стайку, но все же весело хлопали ладошами в такт танцам и песням, громко подпевая. Такие же закутанные в одежды мужчины сурово молчали, сверкая подведенными черным глазами, но прерывать восхваление предков не бросались. Вполне мирное сосуществование откровенности и запретов не укладывалось в голове, но Ки только хмыкнул, привыкнув к подобному за недолгое время проживания в этом месте. Словно из воздуха соткались артисты в расписных, украшенных перьями и цветами масках. Красочные, золотившиеся в свете костров костюмы приковывали внимание к ярким птицам, прилетевшим украсить праздник. Грянула энергичная музыка, посылая по венам бодрость, и облаченные в радужное оперение искусники задвигались в зажигательном танце, увлекая в свое действо все новых и новых участников. Закружило. Ки оказался в самом эпицентре безумства среди прочих, и не думавших убраться с дороги артистов. Вновь послышался шепот, доносившийся то с одной, то с другой стороны, бездна над головой почернела, обрушиваясь на веселившихся людей, и лишь огни многочисленных костров разгоняли ее тьму. Ки предложили надеть маску, чтобы спрятаться. От кого, от чего — ответа он не имел. Только позволил приложить ее к лицу и закрепить замок на затылке. Музыка зазвучала приглушеннее, предоставив возможность шепоту править бал. Ки мотал головой в поисках его источника, но натыкался на черные глаза, хитро сверкавшие в прорезях масок. Искусственные улыбки на чужих масках ловко обманывали своей приветливостью. Изящные руки хватали его за ладони, тянули вперед, приглашая поддержать всеобщую радость, зарывались в волосы, царапали открытую шею. Радости от происходящего Ки уже не ощущал — приятные эмоции незаметно сменились раздражением, громкие звуки давили на уши, от мельтешения перед глазами вновь разболелась голова. Теплота из прикосновений ушла, и теперь они жалили влажным холодом, вызывая брезгливость и желание увернуться. Он шел сквозь толпу, как сквозь густое марево, слепившее глаза, с трудом переставлял ноги, шатаясь, словно пьяный. Жадно хватал воздух, задыхаясь от целого потока эмоций. Казалось, спасение уже близко, но толпа долго не расступалась. А затем Ки увидел улыбающегося Чжонхёна, белоснежным платком вытиравшего заляпанные кровью руки.