Я вороний король, Моя империя безлюдна и пуста. Родник моей жизни, Он больше не бьёт ключом, Слуги моего королевства Покинули давно долину. Моё дерево лишилось листвы, Ветви стали голыми.
В небе каркнул ворон. Приземлившись на ветвь заснувшего к зиме древа, птица посмотрела на человека, что зовётся Корвусом Кораксом. Это единственное прямо ходящее существо, что осталось с ними в этом вечно осеннем лесу с его руинами храмов и дворцов. Раньше, лет двадцать назад, здесь были и ему подобные, но потом они стали монстрами и ушли, а их предводитель остался здесь. Когда-то это место звалось Ликеей, но теперь это безымянный мир. И одинокий.***
Я вороний король, Теперь я совсем один. Нас было семь братьев И одна сестра. Её кольцо было мной потеряно, Угасла её внешность, И она ушла. Зима наступила.
Птица не помнит точно, когда пришла генетическая болезнь у людей его господина. Она помнит лишь слова владыки, а затем и его самого в облике огромного ворона-переростка. В память вгрызались лишь слова Царя Воронья: — Nevermore! «Nevermore» и в Ликее спешно наступает зима. «Nevermore» и птицы становятся людьми, но только на несколько дней – когда Царь в своём уме. «Nevermore» и всё встаёт на свои места. «Nevermore» и вечная осень с её умирающей природой снова нависает над Ликеей.***
День и ночь кричу я хрипло, Ветер уносит слова. День и ночь кричу Я своё воронье слово.
Владыка набирает в грудь побольше воздуха, а затем выкрикивает своё таинственное слово. Пернатое творение Господа становится женщиной, что уже спрыгнула на землю и обняла своего господина. Он единственный, кто не бросил мир воронья и мёртвой земли. — Сколько вам осталось? – она в платье из серых перьев была красива. Чёрные волосы водопадом ниспадают почти до земли, а глаза, алые от влияния колдовства, смотрят на ссутулившуюся мужскую фигуру, что стоит под их деревом. Он всегда приходит именно сюда. Зачем? Этого дева не знает. — Много. Вскоре Он проснётся. Когда же это случится, тогда я и вернусь туда, где кипит родник жизни, – Коракс протягивает руку вперёд, и какая-то ворона садится к нему на палец. Белая. Птица без зазрения совести начинает чистить свои пёрышки, неправильного цвета.***
Я вороний король, Растоптана рожь, Разломана виселица И раскалён мой гнев. Я мог бы ещё пожить, Если бы у меня был выбор. Я бы ничего не повторил Из своих душевных мук.
Когда же белый сородич женщины закончил чистку своих пёрышек, она услышала вдали лязг железных крыльев. Дева вздрогнула, завидев того, кого она ненавидела, – Кайваана Шрайка. Это был второй человек, кто остался здесь. Вот только судьба его обделила и наградила железными крыльями и когтистыми лапами. Шрайк разрушал их мирок. Делал его не таким тихим и страдальческим. Она ошиблась. Владыка был не единственным, кто остался с ними делить эту душевную боль. — Господин, – раптор приземлился, громыхая железными конечностями. — От тебя не было вестей. — Это так. Я был на границе. Там была деревня... — Победа или смерть? – голос Корвуса тих, но холоден. — Победа, – радостно отвечает Кайваан. Воспоминания о разрушениях и криках греют его душу и заставляют купаться в грехе гордыни.***
День и ночь кричу я хрипло, Ветер уносит слова. День и ночь кричу я хрипло, Я проклинаю это место. День и ночь кричу я хрипло, Я хотел бы быть за тысячу миль отсюда. День и ночь кричу Я своё воронье слово.
Ворон хотел бы освободиться от этих оков. Хотел бы увидеть то, что стало с далёким миром и с его братом, но проклятие держит его здесь. И будет держать, ибо Он никогда не проснётся.