На свежем воздухе становилось все холоднее, когда я выдыхала, то можно было увидеть пар, который через пару секунд исчезал. По коже иногда пробегали мурашки, но обычно такое ощущение длилось не больше нескольких минут. — Вставай, время перерыва закончилось. — он перекидывает камуфляжную сумку себе на плече и медленно начинает идти вперед. Неуклюже поднимаюсь на ноги и как обычно плетусь сзади него, стараясь не сильно от него отстать, потому что желание дышать ему в спину — полностью отсутствовало. Но зато было желание выхватить у Вольтури проклятую вещицу, которая на данный момент весит на его правом плече, и как можно дальше убежать, но я откидываю эту идею почти сразу, потому что понимаю — не успею и глазом моргнуть, как тут же буду опрокинута на землю, а потом схвачена за шкирку.
На несколько секунд останавливаюсь, обессиленно прижимаюсь спиной к массивному дереву, прикрываю глаза, а после рвано выдыхаю, потому что слишком мучительно видеть то, что хочется вернуть, но процент этого самого возвращение стоит недалеко от нуля. По моим щекам вновь катятся горячие слезы, добавляющие в этот момент какой — то ненужный шарм. Медленно открываю глаза, облизываю пересохшие губы, а после тыльной стороной ладони вытираю соленые дорожки с лица, продолжая свой путь в город. В моей голове пробежала короткая мысль, которая состояла из нескольких слов — ультрафиолетовый фонарик. Кстати, он сейчас не помешал бы, потому что становится по настоящему страшно и темно. Совсем как в замке королевского клана, там всегда холодно, потому что вампиры не нуждаются в тепле, царит полумрак, отпугивающий меня, но так пленящий хладнокровных, ведь им не нужно маскироваться, можно быть самим собой, не боясь, что могут узнать их маленькую тайну, которая может перевернуть мир с ног на голову.Под ногами шелестела мокрая от дождя трава. Скажу по секрету, но мне становиться до ужаса противно, когда мы доходим до людей. Точнее к обескровленным трупам, которые когда — то были людьми. Некоторые были так взвинчены, что я еле сдерживала в собственной груди крик. Просто обескровленные, с множеством укусов и переломанных костей в примесь с ссадинами, некоторые и вовсе лишены какой — либо конечности. К горлу подступил ком, мешающий мне нормально дышать, ну, а следом подступила тошнота и легкое головокружение. Кай сначала скидал их всех в одну кучку, как и оторванные конечности, а потом достал бутылку средних размеров, наполненную керосином или бензином, точно не помню, и начал обливать мертвых. После еле слышно чиркнул зажигалкой и поджег. — Дальше идти сможешь? — не оборачивается, просто сухо задает вопрос.
Интересно, что же смогла я полюбить в нем? Внешность, жестокость, власть или же любовь к садизму, жажду моей крови, силу его рук? Что же смогло так опьянить меня в этом светловолосом мужчине, что сейчас нахожусь в каком — то своеобразном плену? Мне же всегда нравились хорошие, умные мальчики как Эдвард и Майк — они не способны предать, у них отличное чувство юмора, в голове подростковые мысли, готовы почти на все, что пожелает их девушка, — так почему же я влюбилась по уши в взрослого и самостоятельного мужчину, которому совсем не интересен этот детский лепет, ему нужна только безграничная власть, ему интересны деньги и секс, но уж явно не любовь и дружные разговоры в больших компаниях? Или мне просто сильно нравятся его белоснежные сильные руки, покрытые множеством шрамов — полумесяцев, на которые я часто поглядывала, когда Вольтури отворачивался и залипал на какой — нибудь предмет?Хрипло что — то шепчу ему и прижимаюсь спиной к ближайшему дереву, прикрывая на парочку минут глаза, хоть это ни капли не помогает, так как все равно перед моими глазами стоит омерзительная картина, которую я видела недавно. Сильно хочется вернуться домой, забраться в теплую кровать под одеяло и забыться в сладком сне, где нет никаких ужасов, где нет абсолютно мистики. — Видимо не сможешь… ладно, держи сумку и никуда не уходи. Твоя задача — оставаться на месте, а точнее возле этого дерева, я скоро вернусь. — Кай небрежным жестом снимает ремешок сумки с плеча и кидает ее мне в ноги. Хочет развернуться, но останавливается и продолжает: — и да, кстати, в маленьком кармане лежат две конфеты, можешь попробовать, гарантирую, что полегчает. Он слегка улыбается краешками губ, а вскоре исчезает за деревьями. Я же просто скатываюсь на землю, притягиваю к себе вещицу и протягиваю руку в самый маленький карман, где и правда находиться парочка шоколадно — мятных конфет.
Надо же, пока размышляла на волнующие меня темы, меня чуть ли не сбила дорогая, на первый взгляд, машина. Я ошарашенно отскочила в сторону в жалком метре от ее бампера… Нет, не боюсь того, что моя жизнь может в любую минуту оборваться быстро, нет, совсем не так, боюсь того, что умру и не коснусь больше пухлых мужских губ, не почувствую в своих руках жесткие светлые волосы, не обожгусь холодом, который постоянно исходит из ледяного тела Кая. Небрежно пинаю небольшой сероватый камень, лежащий на моем пути, на слегка влажноватом асфальте. Он отлетает с еле слышным шумом куда — то в сторону, наверное, выглядело зрелище завораживающе, хотя, если честно, то мне все равно.Раскрываю одну дрожащими руками и осматриваю внешний вид — карамелька чуть приплюснутая, полукруглая, имеет бледно — мятный цвет. Какого — то точного аромата не раздается от конфеты, хотя очень похоже на ваниль. Кладу карамельку в рот, она начинает обдавать обычные мятные нотки, но когда я раскусываю ее, то чуть ли не начинаю мурчать от блаженства. Начинка слегка жидковатая, невероятно вкусная и действительно шоколадная. Чуть поворачиваю голову в сторону и начинаю наблюдать, как капли дождя все еще бьются об листья деревьев и достаточно быстро стекают вниз.
Прохожу мимо компании, состоящей из одних парней, их около пяти — семи, никак не больше. Они заприметив меня, начали что — то между собой обсуждать, иронично похихикивать, потом же некоторые смельчаки выкрикнули мне непристойные пошлости, от которых у меня покраснело лицо от дикого стыда. Вокруг одни идиоты, впрочем, мне совершенно похуй на это. Когда дохожу до реки, решаю, что передохну здесь — нет надоедливых школьников, нет раздражающих машин, которые могут размазать тебя по асфальту за два счета, — просто идеальное место для размышлений. Усаживаюсь удобно на траву, смотрю в гладь воды, закрываю глаза, мечтая, что когда — нибудь черная полоса в моей жизни закончится и я буду вновь жить обыкновенной подростковой жизнью, а потом открываю и не в силах сдержать душераздирающий крик, кричу во всю глотку, пытаясь понять — увиденное в отражении воды лишь глюк моего больного разума или все же жестокая реальность.FLASHBACK.
Я сижу за пианино, еле касаюсь пальцами клавиш, но мелодия плавно переливается в инструментальную музыку, ведь мне приказал блондинистый Вольтури, недовольно произнес, что я почти ничем не занимаюсь в замке, вытащил из комода ноты для исполнения «Requiem For a Dream», которую написал австрийский композитор и музыкант — виртуоз — Вольфганг Амадей Моцарт, правда он достал ноты не только для пианино, но и для скрипки, не знаю, зачем, вот только спрашивать об этом Кая я не буду. Вернулся он совсем недавно — был все эти два дня в тронном зале, обсуждал что — то с Аро и Марком, вроде бы разговор был о надвигающейся войне с Румынским кланом, точно не помню, светловолосый мужчина рассказал мне очень кратко и быстро, что я даже ничего толком — то и не поняла. Если честно, то я раньше никогда не играла на музыкальных инструментах, вообще никогда, а тут меня украли в абсолютно другую страну, теперь держат в своеобразном плену и приказывают, чтобы я исполняла различные мелодии, иначе простыми ударами плетью мне не удастся избежать всей прелести наказания. Интересно, как там поживают остальные Каллены? Скорбят по названному сыну или даже не вспоминают о нем? Резко прекратив играть на музыкальном инструменте, на несколько минут залипаю на белоснежные листы, где красивым почерком написаны ноты, а после глубоко вздыхаю и поднимаюсь со стула. Нет, пожалуйста, слезы мои, только не сейчас, не нужно показывать Вольтури то, что я почти обессилена, что даже иногда забываю собственное имя. Медленным шагом подхожу к кровати, где удобно расположившись, полулежал длинноволосый мужчина и внимательно вчитывался в документы. Надо же, мистер Правильность и Аристократизм решил нарушить собственные правила и оставил свой любимый письменный стол, променяв ее на мягкую, словно дорогой шелк, кровать. — Почему прекратила игру на пианино? — с прохладой спросил он и поднял голову, чтобы неодобрительно посмотреть мне в глаза. — Я исполняю это произведение уже несколько раз, — с обидой произношу и скрещиваю уставшие руки на груди, надеясь, что Кай проявит ко мне милосердие и разрешит прекратить занятие. — К тому же, мне не помешало бы отдохнуть. — Это не тебе решать, а мне. — Но я думала… — хочу хоть как — то уговорить его на отдых, потому что понимаю, мои пальцы больше не выдержат еще одной мелодии. — Думаю здесь — я, ты лишь должна исполнять, — жестоко перебил меня светловолосый мужчина и яростно поджал свои алые пухлые губы. — Поняла меня? — Да. Устало возвращаюсь к музыкальному инструменту, почти невесомо провожу по всем клавишам пальцами, горя желанием провалиться с треском под землю, лишь бы не видеть это тирана или даже деспота. Беру в руки слегка помятый листочек, где написаны ноты все того же произведения. — Сегодня спать будешь на полу, — спокойным голос ставит меня в известность Вольтури и как можно уютнее ложится на постель, продолжая на ней подписывать разные документы черной ручкой. — Что я на этот раз сделала не так?! — недовольно восклицаю и как можно крепче сжимаю в своих руках белоснежные листочки с нотами для пианино, тем самым приминая и оставляя вмятины на нем. — Догадайся с первого раза. — Мне ничего не приходит в голову. — Потому что ты тупая, — резонно замечает блондин и даже не смотрит на меня, продолжая подписывать какие — то важные контракты. — Ты пропустила одну ноту в начале, потом перепутала четыре ноты в конце, а еще ты прекратила игру без моего позволения.