Танец Ведьм // Witches' Dance

Османская Империя. Стамбул. Топ Капы, 1569 год

Жизнь Султана оказалась не столь сладкой, как представлялось Мехмету ранее. В Диване царило беспокойство: Паши и Визири были не слишком-то удовлетворены восшествием на престол именно Мехмета. По правде говоря, они недолюбливали его, когда тот еще был Шехзаде и управлял Коньей. Как бы Гюленай Эке Султан, его мать, не пыталась скрыть грехи своего сына, но злые языки умудрялись выведать их и поспешно донести в столицу, прямо к ушам Султана Ахмеда. И не было никаких гарантий, что слухи не разлетятся по дороге в Топ Капы по остальной территории Империи. Именно таким образом Паши и узнавали о каждой ошибке Мехмета, о разгульных праздниках с вином и огромных затратах на глупые развлечения. При таких условиях новоиспеченному Султану было сложно вызвать к себе доверие или хоть капельку уважения. В глазах Пашей Мехмет видел раздражение и насмешку, но сделать ничего не мог, точно так же, как и они. Возможно, государственные мужи и могли бы устроить бунт или восстание, но, даже сбросив Султана, у них не было другого претендента на престол из числа Династии. Подобное могло бы стать крахом для Империи. Взъерошив рыжие волосы, которые он унаследовал от своей покойной бабушки, Мехмет вошел в покои, абсолютно не обращая внимания на двух других людей, следовавших по пятам за ним. Небрежно бросив свой тюрбан на стол, Султан устало присел на софу, густо расшитую какими-то необычными узорами с серебряных нитей. Расстегнув верхнюю пуговицу кафтана, сшитого лучшими мастерами Стамбула, Мехмет откинул голову на спинку софы и кратко вздохнул, прикрывая глаза. Казалось, в один миг на него навалились все тягости мира. — На заседании Совета Дивана что-то произошло? — прозвучал чей-то обеспокоенный голос, — На тебе лица нет. Мехмет поднял веки и блеснул в сторону светловолосой девушки зелеными глазами. Напротив него стояла Амина Махфирузе, как обычно одетая в утонченное платье светлых оттенков. Ее волосы были слегка завиты и собраны в незамысловатую прическу, закрепленную небольшой диадемой. Но обычно мягкие черты лица были слегка искажены неким недовольством и беспокойством, которые полностью стерли с лица светловолосой улыбку. — Паши у нас, как оказалось, не слишком-то дружелюбные. — с ноткой недовольства бросил Мехмет, внимательно проследив за тем, как из-за спины Махфирузе показался молодой человек, Хранитель покоев и, по совместительству, лучший друг Султана — Али Джихангир Ага. Он никогда не отличался особой популярностью среди женского пола, что всегда казалось Повелителю невероятно странным. Его юные, практически мальчишеские, черты лица в контрасте со светлыми волосами и бездонными серыми глазами создавали впечатление ангельской красоты. Джихангир умел быть строгим и отходчивым одновременно. Его глаза всегда были полны какой-то задумчивости и мудрости, определенно не по возрасту. Но вместе с этим он умел веселится. Одним из недостатков Али, которые были известны Султану, было неумение иногда контролировать эмоции. Но тем не менее, в то время, как Мехмет не слушал абсолютно никого, лишь Джихангир находил мелкие нотки и слова, чтобы достучаться к разуму друга. И, как ни странно, обычно Султан прислушивался к нему. Обойдя Госпожу, Джихангир встал по правую сторону от софы, быстрым оценивающим взглядом скользнув по Султану. Мехмет выглядел сейчас не слишком-то расположенным к разговору, поэтому расспросы Амины могли привести к никому неизвестному результату. Али хорошо знал об этом, но перечить или отговаривать Султаншу не стал, так как у них итак были довольно напряженные отношения с первого дня появления Джихангира во дворце. Многие говорили, что причиной была банальная ревность: Махфирузе не могла позволить, чтобы кто-либо был ближе к Мехмету, нежели она. Кто-то откровенно заявлял об их прошлых конфликтах, а кто-то и вовсе приписывал этим двоим роман. И если Амина пыталась подавить эти слухи и хоть как-то сбросить с себя это грязное бремя, то Джихангир предпочитал просто игнорировать всю эту необоснованную клевету. — Это исправимо, Мехмет. — произнесла Амина, складывая руки в замок перед собой, — Ты новый Падишах, поэтому вправе поменять аппарат управления. Попросту уволь всех неугодных Пашей, которые не хотят признавать твою власть. Мехмет выпрямился, бросив на сестру заинтересованный взгляд. Он уже думал над подобным решением проблемы, но никак не решался на его воплощение. Все таки массовые увольнения могли привести к еще большим беспокойствам и недовольству. Да и достойных кандидатур на замену нынешних Пашей не находилось. — Простите за мою дерзость, но я бы не поступал так опрометчиво, Госпожа. — голос Али Джихангира мягко разлетелся по покоям, заставив Махфирузе бросить на него раздражительный взгляд. Амина никогда не любила, когда ее перебивают или осуждают ее решения. Заметив этот неоднозначный жест со стороны Госпожи, Али перевел взгляд на Султана, который в ответ лишь кивнул, соглашаясь на то, чтобы его друг продолжал. Джихангир победно улыбнулся, произнося далее: — Дело в том, что покойный Султан Ахмед очень много времени потратил на то, чтобы сформировать Совет Дивана. Наш уважаемый Падишах не хотел держать возле себя людей, гоняющихся лишь за деньгами. Он старался найти лишь тех, кто смог бы привнести что-то в развитие нашего государства и работал бы лишь на его благо. В последние года ему это удалось. Сейчас Совет Дивана сильнее, чем когда-либо за всю историю существования Османской Империи. Глупо было бы разрушить все это только из-за того, что Паши с подозрением отнеслись к новому Падишаху. — Ты на чьей стороне, Али Джихангир? — выпалила Махфирузе, слегка качнув головой, из-за чего ее светлые кудри легко колыхнулись. Хоть Ага и смотрел на сестру Падишаха довольно спокойно и уверенно, но в душе у него все переворачивалось каждый раз, когда золотые глаза Амины наливались яростью. Джихангир прекрасно понимал, что она с удовольствием выставила бы его за двери, будь ее воля, но мешал этому сам Султан, который, наверняка, не захочет отправить друга при таком серьезном разговоре. — Я на стороне нашего Падишаха, Госпожа. — почтительно произнес Джихангир, — Так было, есть и будет всегда. — Достаточно. — внезапно довольно громко произнес раздраженный Падишах. Ему явно не нравилась эта перепалка. И, возможно, в другой день он, как обычно, просто понаблюдал бы за всем этим со стороны, вмешиваясь лишь в самые жаркие моменты, но сегодня, после длительного заседания, его раздражали любые громкие звуки и слова неприязни. По правде говоря, он вообще предпочел бы сейчас полное уединение. — Мне плевать, что думают эти Паши, Визири. У меня есть цели и поважнее, чем пытаться угодить им. — Мехмет вновь вздохнул и, поставив локти на колени, задумчиво подпер подбородок ладонями. Его зеленые глаза налились каким-то странным лихорадочным блеском. И если в детстве Махфирузе прекрасно знала, что это знак появления в рыжеволосой голове ее брата идеи для очередной шалости, то теперь она не могла понять, чего стоит ожидать. Джихангир же догадывался о том, какие мысли путались в голове его друга. Это было несложно. В минуты откровения, которые иногда настигали Мехмета чаще всего под действием вина, он делился со своим другом самыми сокровенными чувствами, мыслями и идеями. Последние пару лет, когда Мехмет числился единственным наследником, он просто бредил тем, чтобы получить славу завоевателя. У Султана даже появилась специальная карта, где он вечера напролет что-то рисовал, писал. Долгое время для Али эта карта была загадкой, но в последний раз, когда Мехмет выпил слишком много вина, он поведал другу и этот секрет: на своей карте Султан разрабатывал тактики по захвату новых земель, по достижению мирового господства для Османской Империи. — Не понимаю, что может быть важнее, нежели получить поддержку среди своего народа. — с легким смешком бросила Махфирузе, — Если на нашу сторону встанут Паши, то и другие люди потянутся к тебе, Мехмет. — А потом при малейшей возможности, меня эти же Паши и повесят на главной площади, если это покажется им выгодным. — с легкой иронией ответил Мехмет, бросив на сестру слегка раздраженный взгляд. Уголки его губ дрогнули в странной полуулыбке, которая так и осталась загадкой и для Султанши, и для Джихангира. — Я хочу стать завоевателем. Мехметом Завоевателем. — внезапно гордо заявил Султан, выпрямившись. Его глаза вновь блеснули. Махфирузе слегка побледнела, хоть и попыталась скрыть это за одобряюще- наигранной улыбкой. Джихангир лишь тихо хмыкнул, гордясь тем, что снова оказался прав. — Ты обязательно станешь завоевателем, мой храбрый брат. — внезапно с гордостью произнесла Махфирузе, замечая то, как быстро оживился от этих слов Мехмет. Растянув сладкую, почти приторную улыбку, на своем милом лице, девушка продолжила, подойдя ближе и положив руку на плече брата, — А я буду рядом с тобой. Обещаю. Но сначала нам нужно побеспокоится о собственном народе. — Что вы заладили! Все одно и то же. — внезапно вспылил Мехмет, вскакивая с софы и бросая раздраженный взгляд на испуганную сестру. Амина прижала к груди руку, которую только что держала на плече брата, будто та вмиг стала обожженной. Слегка прикусив нижнюю губу, Махфирузе нахмурила брови, наблюдая за резкими движениями Султана. Джихангир так и остался стоять возле софы, наблюдая за всей этой сценой без малейшего проявления эмоций на своем лице. — Народ итак имеет все, что ему нужно. Медресе, лазареты, мечети... Все это уже давно построено моими предками. Все это постоянно финансируется с казны. — Мехмет рьяно жестикулировал руками, расхаживая взад-вперед по покоям, смотря лишь перед собой, будто он сам находился в покоях, — Этого достаточно. Этого даже много. Я решил. Султан внезапно остановился, повернувшись лицом к притихшим Махфирузе и Джихангиру. Его глаза вновь лихорадочно блестели, что заставляло Амину невольно съежиться. — Я уменьшу финансирование медресе и закрою несколько фондов, а затем увеличим налоги. Это даст нам больше денег. И тогда мы сможем пойти на... пойти на... — Мехмет лихорадочно заметался по покоям. Со стороны казалось, будто Султан попросту сошел с ума. Его движения были резкими и какими-то непонятными. Падишах подошел к рабочему столу и сразу же вытащил с одного из многочисленных ящиков свою карту , раскладывая ее на столе. Махфирузе невольно поддалась слегка вперед, дабы заглянуть в записи брата, но у нее это толком не вышло, ведь Султан, будто по какому-то волшебному велению, закрыл весь обзор своей широкой спиной, даже не заметив того. — Сначала мы захватим Кипр. Этот остров даст нам доступ и новые возможности в Средиземном море. — Мехмет бережно провел слегка шероховатым пальцем по карте, очерчивая границы острова, — Затем пойдем на Тунис. Тунис будет наш всего за несколько дней, если мы успеем подготовить почву с помощью санджак-бея Египта. Именно ему я поручу следить за всем на суше, выставить войска на границу, а затем со Стамбула в Тунис отправится флот. Флот... Флот... Нам еще нужны деньги на флот. Палец Мехмета переместился куда-то в сторону запада на карте. Джихангир слушал речь Падишаха сперва с неким пренебрежением, будто не доверял ему или, как минимум, не мог понять бредит ли он или говорит серьезно. Но затем что-то в выражении лица Али изменилось. Это заметила даже Махфирузе, которая наблюдала за братом отстранено, со слегка мрачным видом. Ее указательный палец правой руки слегка подергивался, хоть девушка и пыталась это скрыть, вертя кольцо на среднем. Джихангир лишь кратко покосился в ответ на ее волнение, а затем молча направился к столу. Встав рядом с Султаном, он скользнул взглядом по карте, рассматривая различные заметки, написанные карандашом мелким почерком Султана. Амина не стала отставать. Собравшись с силами, она мелкими шагами подошла к столу, встав по другую сторону от Мехмета. Признаться честно, Махфирузе никогда не была слишком хороша в политике. Все эти дипломатические соглашения, вопросы по завоеванию территорий, переговоры... Амине всегда были непонятны все эти тонкости. В подобных ситуациях более выигрышные позиции всегда занимала Фатьма. Амине не хотелось признавать, что она в чем-то хуже своей младшей сестры, поэтому Махфирузе не раз брала в библиотеке различные книги, связанные с политикой, читала исторические отчеты. Вот только все это не помогало. — С Тунисом могут возникнуть сложности, Повелитель. — заговорил Али Джихангир, — Неаполитанское королевство находится неподалеку. Вполне возможно, что они будут обеспокоены появление турецкого флота недалеко от их берегов. Они могут потребовать ответов или вовсе прислать помощь Тунису. Мехмет внимательно выслушал друга и понимающе кивнул. Неаполитанцы действительно могли создать проблемы для армии. — Разве мы не может заключить с ними договор? — попыталась вмешаться Амина Махфирузе, но тут же пожалела об этом. Султан ничего толком ей не ответил, лишь как-то странно ухмыльнулся. Объяснить все поспешил Джихангир: — Многие страны сейчас против быстрого разрастания Османской Империи, Госпожа. Монархи опасаются, что мы поглотим весь мир. Именно поэтому на мирные договора можно не надеяться. Амина выслушала Али, но так ничего и не ответила, опасаясь вновь показаться глупой и посредственной. *** Бирсен ходила по покоям, кутаясь в теплую шаль. Осень выдалась довольно холодной и дождливой в этом году, поэтому все жители Топ Капы предпочитали зажигать камины и греться возле них. Бирсен же не очень любила треск поленьев в огне и излишне сухой воздух в покоях, поэтому согревалась теплыми вещами, пока температура позволяла это. Мысли Госпожи слегка путались меж собой, хоть на лице и сияла блаженная улыбка. Бирсен не могла дождаться возвращение своего мужа — Борана Паши, и, по совместительству, Великого Визиря Османской Империи. По правде говоря, между ними никогда не было особо большой любви, которую принято считать обязательной составляющей любого брака и людского счастья в целом. Когда Бирсен исполнилось 17 лет, она поняла один простой факт: рано или поздно она станет женой кого-то из политических деятелей, который окажется весьма выгодным для ее матери — Гюленай Эке Султан. Девушке не слишком-то хотелось всю жизнь провести лишь в роли разменной монеты, поэтому Бирсен взяла все в свои руки. Султанша потратила много времени на то, чтобы узнать хоть какую-то информацию о членах Совета Дивана. И выбор Бирсен пал на молодого Борана Пашу. Он показался просто идеальным вариантом для брака. На тот момент Борану было 23 года. Его отец занимал должность Великого Визиря и готовил своего сына к той же судьбе. Боран относился к намерениям отца с должной серьезностью и ответственностью. Единственным препятствием был лишь Второй Визирь — Селим. Он смог расположить к себе Падишаха и мечтал о том, чтобы заполучить титул Великого Визиря. Борану нужна была поддержка со стороны Династии. Бирсен предложила ему такую поддержку. Они заключили друг с другом своеобразный договор. Их брак не вынуждал их быть счастливыми или любить друг друга. Бирсен помогала Борану стать Великим Визирем, а он, в свою очередь, спасал ее от роли "разменной монеты" и помогал ее брату, Мехмету, в войне за престол и достижении титула Султана. Тогда Бирсен думала о своей судьбе, но никак не могла предположить, что влюбится в своего мужа, в то время как он будет относится к ней все так же холодно, лишь изредка на людях играя с ней роль счастливой семьи. Тогда Бирсен еще казалось, что она сможет спасти их семейное счастье, если родит ребенка, но все обернулось просто жутким кошмаром. Султанше удалось забеременеть и выносить ребенка, но их маленькая дочь, нареченная прекрасным именем "Самира" умерла во младенчестве, после чего между супругами залегла бездна холода и разочарования. Двери в покои тихо открылись. Хоть Бирсен и стояла к ним спиной, но точно могла сказать, что вошел именно Боран. За чуть более пяти лет брака Султанша хорошо выучила звучание тяжелых шагов мужа, которые отчетливо слышались, еще когда Паша шел по коридору. Вдохнув побольше воздуха в легкие, Бирсен обернулась, лучезарно улыбнувшись Борану. Как бы там ни было, но сегодняшний вечер явно не будет обычным из-за новости, которую еще утром узнала Госпожа. — Добрый вечер, Паша. — произнесла Бирсен абсолютно спокойно, аккуратно поправляя тонкими пальцами свои темные волосы. Уже три года Султанша носила гордый титул Валиде Султан, но если раньше она каждый день приезжала в Топ Капы с собственного дворца, который ей подарил покойный отец в день свадьбы, то после восшествия Мехмета на престол, она решила перебраться в Топ Капы вместе со своим мужем. Таким образом Султанша не тратила времени на каждодневные переезды и могла в силу своего ревнивого характера контролировать Борана лучше, нежели издалека. Паша поднял на жену слегка уставший и, одновременно с тем, раздраженный взгляд и так же поприветствовал ее слегка невнятно, кладя на стол какие-то документы и пару книг. Видимо, вещи Борана уже доставили в Топ Капы. В покоях повисла тишина, отнюдь не понравившаяся Бирсен. Госпожа напряженно наблюдала со стороны за мужем, который снова сновал возле рабочего стола, практически не обращая на супругу внимания. Бирсен такой расклад одновременно и обижал, и вводил в состояние некой грусти. Султанша прекрасно знала, что причиной всему служили события двухгодовалой давности, связанные с их дочерью — Самирой. И если Бирсен готова была двигаться дальше, то Боран, похоже, нет. Он часто попросту искал причины, чтобы не идти вечером в покои жены, как и полагается, а остаться на лишний час или два в рабочем кабинете, разбирая какие-то очередные "государственные дела". — Как прошел день? — после довольно длительной паузы спросила Госпожа, подходя к мужу сзади и дотрагиваясь к меху на его плечах. Очевидно, Паша куда-то ездил, но так и не потрудился снять верхнюю одежду. Боран слегка вздрогнул от прикосновений жены, но продолжил все так же стоять у стола, копаясь в каких-то бумагах. — Ничего особенного или интересного. — бросил Боран через плече, очевидно, будучи не слишком-то расположенным к разговору. Бирсен неуверенно прикусила губу, чувствуя легкий металлический привкус крови во рту. — Позволь. — украдкой произнесла Бирсен, слегка потянув на себя мех с плеч мужа. Мужчина поддался, позволяя супруге снять с себя тяжелую меховую накидку, на которой еще не обсохли мелкие капли дождя с улицы. Получив желаемое, Султанша аккуратно сложила верхнюю одежду мужа, после чего бережно положила ее на софу, возвращаясь к Паше и попутно кутаясь в свою шаль. — Я надеюсь, ты не слишком устал. — вновь попыталась завести разговор Бирсен, понимая по слегка напряженным плечам мужа, что ситуация в покоях накаляется. Боран резко вздохнул, кладя с грохотом на стол книгу, которую он держал в руках. Бирсен слегка вздрогнула от резкого звука и остановилась, слегка наклонив голову набок, из-за чего ее каре-зеленые глаза засветились каким-то недобрым блеском. — Может хватит, Госпожа? — раздраженно бросил Боран, оборачиваясь к супруге. Только сейчас Султанша заметила легкие мешки, залегшие под слегка сероватыми глазами Паши. Очевидно было, что что-то не так. Вот только что именно — Боран признаваться не хотел. — Вы делаете вид, что все хорошо, хоть это и далеко не так. Наш брак был проклят еще до его заключения. Смерть Самиры — доказательство тому. — в словах Борана послышалась горечь, которую Бирсен отчетливо почувствовала на кончику собственного языка. Ранее они никогда не поднимали тему мертвой дочери. Единственным напоминанием служили лишь редкие слёзы Бирсен ночью и черное траурное платье Госпожи раз в год в дату смерти маленькой Султанши. Именно поэтому слова Паши попали в самую горячую точку сердца Бирсен, разрывая в клочья ее самообладание. — Я пытаюсь спасти наш брак, Паша. — нахмурив брови, бросила Бирсен, скрестив руки на груди. — Наш брак невозможно спасти, Госпожа. Да и не нужно. Это глупо. — Боран отрицательно покачал головой, подходя ближе к жене, — У нас был договор. Счастливая семья, ребенок... Все это не входило в его условия. Бирсен отвела взгляд от Паши. Он был во многом прав. Султанша сама предложила заключить никях лишь на условиях взаимной помощи. Так имеет ли она право теперь требовать что-либо от Борана? — Но почему мы не можем попытаться сделать друг друга счастливыми, рас уж у нас есть такая возможность? — Бирсен скользнула взглядом по лицу Паши, надеясь встретить на нем хоть тень какой-то боли или понимания, но все что увидела Госпожа — ярость и холод, обжигающий кожу и пробирающийся сквозь плоть до самых костей. Это слегка сбило Бирсен с толку, заставив легко поежиться и пожалеть о том, что она вообще начала этот разговор. — Я никогда не буду счастлив рядом с Вами, Госпожа. Никогда. — произнес Боран абсолютно спокойно, но Бирсен в этот момент захотелось попросту разрыдаться, зарывшись лицом в подушку. Глубоко вдохнув (девушка всегда делала так, когда пыталась успокоиться), Султанша обняла себя руками. Боран в то же время молча отвернулся от супруги, не желая более встречаться с ней взглядом, и направился к рабочему столу. Схватив на скорую руку парочку каких-то бумаг, даже не посмотрев на их содержание, Паша направился к двери, лишь на ходу бросив: — Я буду в кабинете. — Я беременна. — выпалила Бирсен. Ее слова повисли в воздухе, заставив Борана остановится на полпути. Несколько секунд царила полная тишина. Султанша с некой уверенностью в глазах смотрела прямо перед собой, будто боясь пересечься взглядом с мужем, в то время как Боран испуганно, будто мальчишка, пойманный на какой-то шалости, сжимал в руках документы. Наконец обернувшись, он увидел свою жену в свете нескольких десятков свечей. Как он мог не заметить ранее? Бирсен стояла ровно, кутаясь в теплую шерстяную шаль. На ней было белое платье. Именно белое. Того же оттенка, что она надевала четыре года назад, когда сообщила ему о том, что беременна Самирой. Да и она не ужинала с ним вчера, как обычно, ссылаясь на легкое недомогание, а сегодня утром в ее покоях был лекарь, о чем Борану доложил верный слуга — Халиль Ага, но на что Паша не обратил ни малейшего внимания, спеша на Заседание Дивана. — Что Вы сказали? — слегка запинаясь, произнес Боран. — Что я беременна. — уже более сухо ответила Бирсен, смотря на мужа в упор, — Но не волнуйтесь, Вы будете в кабинете. Я поняла. Султанша отвернулась к окну, давая понять, что на этом разговор окончен и она более не желает видеть супруга. *** Гарем или, как его еще называют, золотая клетка состоял из сотен наложниц самых разных национальностей, веры, внешности и характеров. Именно поэтому здесь всегда стоял гул голосов, смех и веселье, нередко с примесью скандалов и даже кровавых историй, которые так тщательно пытались скрыть все Султанши, когда-либо достигшие титула Валиде. Ханде привыкла ко всему этому за те пять долгих лет, что она провела в гареме. Но помимо скандалов в гареме всегда царило веселье, получить которое сегодня и хотела Хасеки Султана Мехмета. Подбирая подолы длинного платья, нежного фиолетово оттенка с тугим крестом, сшитом на европейский манер, что всегда напоминало Ханде о ее прошлом в далекой Италии, Ханде вошла в гарем в сопровождении нескольких служанок. Небольшая корона с поблескивающими в свете свечей александритами в русых волосах Султанши напоминала о статусе девушки даже без точного знания ее персоны . Нельзя сказать, что итальянка выглядела невероятно красивой или хотя бы сильно привлекательной. Совсем нет. На фоне других наложниц Ханде терялась, сильно уступая по красоте и обаянию тем же черкешенкам или англичанкам с ангельскими личиками и точеными, практически кукольными, фигурами. Залог успеха Султанши состоял лишь в ее твердом характере и умении подчеркивать все достоинства с помощью одежды, косметики и украшений, при этом скрывая недостатки. Всему этому Госпожа научилась в высоких кругах Италии, среди которых она выросла, будучи дочерью аристократов. — Госпожа, доброго Вам вечера. — стразу же пролепетала группа наложниц, которые обычно крутились вокруг Ханде, надеясь на ее благосклонность в будущем, — Не желаете отведать лукума или щербета? Одна из девушек, которая показалась Ханде отдаленно знакомой, поднесла Султанше небольшой поднос, с парой серебряных чаш, доверху заполненных щербетом, и тарелкой с замысловатым геометрическим орнаментом, в которой был аккуратно сложен лукум. Ханде удивленно вскинула брови, осторожно потянувшись к одной из чаш. — А что за повод? — обведя взглядом наложниц, которые, казалось, позабыв обо всем на свете, радостно ели сладости, запивая все щербетом, и обсуждали какие-то очередные сплетни. — Вы ещё не слышали, Госпожа? — наложница слегка подалась вперёд, будто пытаясь разглядеть в глазах Султанши шутит ли она, — Валиде Бирсен Султан беременна. Ханде облегчённо вздохнула. Да, может она и имела титул Хасеки, будучи официальной женой Султана, но у нее все ещё не было Шехзаде. Это сильно беспокоило Ханде. Нагнетал обстановку ещё и тот факт, что девушке удалось забеременеть лишь один раз. Два года назад, когда Мехмет ещё был Шехзаде и управлял Коньей, Ханде удалось родить ребенка — чудесного мальчика, которого назвали весьма необычным именем — Вахид. Но не прожив и года, мальчик умер от чумы, которая тогда косила много людей в Империи. Именно после рождения этого дитя Ханде получила титул Хасеки, но с его смертью практически полностью утратила внимание и привязанность к себе Мехмета. Султанше повезло лишь в том, что Султан не отказался от нее полностью, продолжая принимать в ночь четверга, как и полагается. Именно поэтому лёгкая надежда тлела в душе Ханде. "Ещё можно вернуть былое счастье ." — твердила себе девушка каждый раз, просыпаюсь по утрам. Наверное, только эти мысли все ещё держали Ханде при трезвом уме. Беременность кого-то из наложниц могла бы пошатнуть уверенность Хасеки в лучшие времена и ее положение во дворце. — Пусть дитя родится здоровым и счастливым. — тут же залепетала Ханде, уверенно беря с подноса чашку и чуть приподнимая ее над уровнем головы. — Аминь. — хором произнесли наложницы, что стояли рядом и слышали слова Хасеки. Ханде сделала глоток щербета, довольно улыбнувшись, когда прохладная жидкость легко обожгла горло. С Бирсен Султан она имела весьма теплые отношения. Именно эта Госпожа когда-то отправила Ханде на ее первый Халвет к Мехмету, перед этим около месяца обучая различным тонкостям. — Надеемся, что и у Султана скоро появится дитя. — чей-то лестный тон разрезал воздух, вмиг заставив Ханде перестать улыбаться. Даже не поворачиваясь в сторону нескольких наложниц, что восседали на мягких подушках вокруг стола, заставленного различными сладостями, Хасеки знала наперед кто является автором этих слов. Вдохнув поглубже, Ханде решила не обращать внимание на подобные замечания. Вновь натянув на лицо маску улыбки, Султанша сделала ещё один глоток щербета и попыталась отвлечься на рассказ одной из Хатун о традиции имянаречения ребенка в ее родной стране, но голос вновь прозвучал где-то за спиной: — Может вчерашняя ночь подарила именно тебе эту возможность, Эстель. Внутри у Ханде все похолодело. Не выдержав, Султанша обернулась, сразу же заметив ту самую группу наложниц. Многие Хатун были знакомы Ханде, так как прислуживали кому-то из Султанш, парочку из них Хасеки видела впервые, очевидно, они были новенькими, а об одной из них девушка знала не по наслышке. На большой бархатной подушке сидела Мёге Хатун — верная служанка Фатьмы Султан. Во дворце прекрасно об этом знали, поэтому слегка опасались этой албанки, ведь за годы службы у Госпожи она всем доказала свою слепую верность и готовность пойти на любые меры для выполнения приказа. Поговаривали, что именно Мёге всегда сопровождает Фатьму Султан в городе, когда та выходит, чтобы купить очередную партию каких-то странных трав, что стабильно раз в месяц закупает сестра Падишаха у одного и того же торговца на рынке. — Прикуси язык, Мёге, иначе рано или поздно тебе его отрежут. — ядовито произнесла Ханде, сжимая стакан в своих пальцах до побеления костяшек. — Госпожа, а Вы разве не хотите , чтобы у Повелителя поскорее родился наследник? — Мёге как-то наигранно-непонимающе взглянула на Ханде, криво ухмыльнувшись , — Да и кто может отрезать мне язык? Может... Вы? Сдавленный хохот проскользнул неприятным холодном меж наложниц, которые бросили веселье и стали напряжённо наблюдать за перепалкой. Ханде не очень-то хотелось привлекать к себе внимание в подобных обстоятельствах, но остановится она уже не могла. Во-первых, уйти без боя было бы, как минимум, трусливо с ее стороны. Во-вторых, все итак уже смотрели на нее. — С удовольствием отрезала бы, но думаю, у других тоже возникнет такое желание. — язвительно бросила Ханде под очередной хохот наложниц. Мёге резко поменялась в лице. Ее резкие черты лица слегка исказились, а улыбка сползла, оставляя по себе лишь лёгкий звериный оскал. — Вы знакомы с Эстель, Госпожа? — резкая смена темы застала Ханде врасплох. На пару секунд она нахмурила брови, не понимая к чему клонит Хатун, а потом окинула взглядом наложниц, остановившись на парочке новеньких, что сидели за одним столом с Мёге. — С чего бы мне знать какую-то рабыню? — гордо вздернув подбородок, произнесла Ханде, легко хмыкнув. Какие-то странное чувство закрутилось в грудной клетке Султанши, заставив ее сердце затрепетать. Лёгкий страх начал расползаться под кожей холодом, парализующим любые движения Хасеки и заставляя всматриваться в лица наложниц лучше, пытаясь распознать, кто же среди них эта злосчастная Эстель? — Вот это, Эстель. Я же вижу, Госпожа, что Вы ее ищите. — взмахнув изящной рукой, Мёге легко улыбнулась, указав на невысокую брюнетку справа от себя , которая тут же поежилась, заметив, что все люди, находящиеся в гареме, направили любопытные взгляды в ее сторону, — Эстель прошлым вечером посетила нашего Повелителя и осталась с ним до самого утра. Ханде сжала губы в тонкую линию, сверля Эстель Хатун взглядом. Девушка была действительно красива: каштановые волосы завивались сами по себе, глаза цвета черного шоколада смотрели с опаской и даже неким страхом, пухлые алые губы были чуть приоткрыты, выдавая напряжение своей хозяйки, вздернутый кверху носик мило подчеркивал ее детские черты лица, а хрупкое телосложение придавало ее образу некой наивности и беззащитности. — Это все интриги Фатьмы Султан, да? — вспыхнув, выпалила на одном дыхании Ханде, сделав шаг в сторону столика, за которым сидела Мёге, и резко сунула в руки одной из служанок чашу, которую все это время держала в руках. — В этот раз точно нет, Госпожа. — абсолютно довольная тем, что она смогла вывести из себя Ханде, сладостно произнесла Мёге, — Повелитель сам заметил Эстель в гареме не так давно. Вчера он прислал за ней. Али Джихангир Ага, помнится мне, искал Хазнедар. А она уже подготовила Эстель. Ханде слушала все напряжённо, то сжимая, то расзжимая кулаки. Девушка чувствовала, как шатается под ее ногами земля, но не могла с этим ничего поделать, что начинало злить ее ещё больше. — Что здесь происходит? — властный голос Хазнедар, Захиры Калфы, прозвучал со стороны входа в гарем. Наложницы тут же расступились, покорно склоняя головы и пропуская женщину к эпицентру ссоры. Захира стала Главной Калфой , как только Бирсен стала Валиде Султан. Прошлая Хазнедар была полностью верна Гюленай Эке Султан, поэтому сестра Падишаха и поспешила убрать ее, как только у нее появилось достаточно полномочий для этого. Захира оказалась отличным вариантом, так как служила Бирсен, ещё когда та была несмышленой четырнадцатилетней девочкой, вечно летающей в каких-то розовых мечтах. Высокая, статная женщина с темными волосами и строгим взглядом карих глаз сразу же смогла вызвать у Бирсен глубокое доверие. — Госпожа. — легко поклонившись перед Хасеки, Захира окинула взглядом других наложниц. Женщина прекрасно помнила итальянку Изабеллу Мандес, коей Ханде прибыла в Топ Капы. Тогда она должна была кланяться Калфе и выполнять ее приказы, а теперь все повернулось наоборот. Это всегда затрагивало гордость Захиры. Калфа даже пыталась противится и не обращаться к Ханде "Госпожа" или "Султанша", но гордая фаворитка Падишаха не могла потерпеть, чтобы "...гаремная прислуга произносила ее имя", поэтому тут же доложила обо всем Валиде. Не смотря на привязанность и благосклонность Бирсен к Захире, за нарушение правил иерархии гарема управляющая гаремом в наказание приказала дать Хазнедар пятнадцать ударов по пятам. Женщина хорошо запомнила тот день, тайно затаив обиду и обозлившись на Хасеки. — Это правда? — повернувшись к Захире, бросила Ханде, чьи щеки покрылись легким румянцем от злости. Калфа среагировала на это спокойно, сложив руки в замок перед собой. — О чем Вы, Госпожа? — спросила Калфа, внимательно рассматривая пылающую от ярости Ханде. — Эстель Хатун вчера была у Падишаха? Шла по Золотом Пути? — Ханде говорила довольно громко, направив злой взгляд на наложницу с каштановыми волосами, что выглядела, как провинившейся котёнок. — Госпожа, успокойтесь. Не стоит так нервничать. — Захира попыталась дотронутся к руке Ханде, но та сразу же отступила от Калфы, возмущённо на нее покосившись. Захира поняла , что успокаивать Хасеки бессмысленно, поэтому после вздоха раздражения продолжила: — Я располагаю такой информацией, но не могу Вам ничего сказать. Я даю отчёт лишь Валиде Бирсен Султан. Глаза Ханде вновь блеснули злостью, но пламенных речей на этот раз не последовало. Подобрав подолы своего дорогого платья, Султанша ещё раз бросила взгляд на Эстель и с гордо поднятой головой покинула гарем, в сопровождении своих служанок. Захира Калфа поклонилась вслед Хасеки, как и другие наложницы. Ухмыльнувшись каким-то своим мыслям, Захира обернулась лицом к гарему, окинув взглядом наложниц. — Девушки, не стойте! Хватит с вас сегодня веселья. — Калфа привычным движением руки подозвала к себе аг и что-то им шепнула, а затем вновь обратила взгляд на наложниц, — Уберите весь этот беспорядок. Немедленно. Захлопав в ладоши, Захира начала расхаживает по гарему. Наложницы, понимая, что веселье закончено, с недовольным видом приступили к уборке. И лишь Мёге Хатун, как обычно, тихо и самодовольно направилась прочь с гарема, дабы рассказать о последних новостях своей Госпоже. *** Хорошие новости расходились по Топ Капы быстро. Плохие же — еще быстрее. С самого утра покой Фатьмы Султан нарушил нежданный приход Элиф Хатун — одной из служанок Госпожи. Фатьма сразу же поняла, что что-то не так по практически бесцветному лицу рабыни и легкому заиканию, которое всегда появлялось у девушки, когда та сильно волновалась. Как оказалось, Султан закрывал часть медресе, построенное Фатьмой. Каковы были причины или любые побуждения — оставалось загадкой для всех. Госпожа была сильно разозлена, поэтому сразу же решила направится в покои брата. Признаться честно, у Фатьмы и Мехмета никогда не было особо дружеских отношений. Мехмет не желал поддерживать свою сестру, всегда обижаясь на ее излишнюю замкнутость и завидуя ее начитанности. Сам он, будучи еще Шехзаде, предпочитал проводить время с весельем, пропускать уроки и иногда даже сбегать из дворца. В то же время его сестра просиживала дни напролет в библиотеках, изучая различные отрасти науки, уча языки и практикуясь в дипломатии. Когда Шехзаде и Султанша оставались наедине с отцом, Султан Ахмед более предпочитал говорить с дочерью, ведь она умела поддержать разговор и находила ответ на любую из тем, в то время как Мехмет часто не знал даже, где меж их фразами впихнуть собственное замечание, да еще и так, чтобы оно было уместным. Именно легкая зависть и нежелание принимать того, что сестра в плане учебы находилась на голову, а то и на две выше него, заставляли Шехзаде, а теперь Падишаха, вражески относится даже просто к ее присутствию рядом. Сама же Фатьма не жалела о днях, проведенных с книгами и учителями. Она всегда хотела совершенствовать себя и получать новые знания. Но более всего в своей жизни девушка стремилась к власти. Фатьма читала несколько историй о женщинах-монархах, которые при своих неспособных к правлению мужьях или братьях умудрялись сосредоточить в своих руках управление странами. Нередко возле имен подобных исторических личностей стояли еще и клейма по типу "ведьма" или "колдунья", которыми их нарекали другие, завидуя успеху и славе, или попросту считающие недопустимым присутствие женщин на престоле. Может, именно благодаря этим примерам Фатьма не обращала особого внимания на то, какие слухи ходили о ней за спиной. Великих людей всегда нарекают глупыми словечками, но разве это уничтожает их? Фатьма мечтала быть одной из таких женщин: управлять государством самостоятельно. И единственным путём достижения этой цели было восшествие на престол Мехмета. Вот только Султанша не учла одной детали: Бирсен и Амина Махфирузе мечтали о том же. Да, может они вместе и возвели на престол брата, но каждая действовала лишь с расчетом на то, что будет править подле него, взяв верховенство над всеми делами. Трое не могли сделать этого вместе, а значит победить должна была лишь одна. Между ними произошел раскол, результаты которого вряд ли можно предугадать. Подбирая подолы шелкового платья, Фатьма шла по коридору, пропуская мимо ушей любые замечания служанок и попытки отговорить ее от похода к Падишаху. Но Султанша уже все для себя решила. Как бы там ни было, но Мехмет не имел права закрывать медресе, которое построила Фатьма, вложив в него не малую сумму денег. — Может, не стоит, Госпожа? — Элиф Хатун шла рядом быстро, иногда путаясь в юбках собственного платья и одновременно пытаясь поспевать за своей Султаншей, — У Повелителя наверняка есть вполне серьезные причины, рас уж он пошел на подобный шаг. — Пойти стоит, Элиф. — сразу же заявила Мёге Хатун, — Но, может, немного позже, Госпожа? Вам нужно слегка остыть и все обдумать. Фатьма ничего им не ответила, а лишь кратко махнула рукой, таким образом приказав замолчать. Наложницы поняли, что продолжение этой темы ничего хорошего им не сулит, поэтому перестали что-либо говорить, кратко переглянувшись меж собой. — Госпожа? — удивленный голос Али Джихангира прозвучал где-то впереди. Фатьма подняла взгляд, заметив высокого светловолосого юношу. Его серые глаза как-то странно блеснули, а затем так же быстро потухли, заставив Султаншу слегка смутится. Али выглядел каким-то заспанным. Светлые волосы, обычно идеально уложенные, были слегка взъерошены, под глазами на бледной коже залегли фиолетовые круги, легкая щетина покрывала часть его лица, хотя рука все еще уверенно сжимала меч, закрепленный на поясе. — Не пытайся меня остановить, Джихангир. — предупреждающе бросила Фатьма, отводя взгляд от ангельского лица юноши, но ту же встретила сопротивление с его стороны. Али в считанные секунды оказался прямо перед ней, заграждая путь к покоям Падишаха. — Повелитель сейчас занят, Госпожа. — голос Джихангира вновь прозвучал, разрушая тишину коридора. Султанша недовольно поморщила нос, поднимая взгляд на Агу. Али был чуть выше нее, поэтому каждый раз, когда Фатьма оказывалась так близко возле него, она чувствовала некий дискомфорт. — Я не займу много времени, Джихангир. — пытаясь вместить в свой голос все раздражение, которое закипало в ней, произнесла Фатьма, — Поэтому уходи с дороги. Нельзя сказать, что Султанша относилась к другу своего брата вражески. Али Джихангир хоть и не стоял ни на чьей стороне, но Фатьма, по крайней мере, могла на него положится в случаи, если ситуация будет напрямую касаться Султана. Али всегда действовал в интересах Мехмета, боясь потерять его поддержку. Иногда Фатьма даже удивлялась тому, как два человека, абсолютно неродные по крови, могут быть настолько привязаны и верны друг другу. Только Джихангир разомкнул уста, чтобы что-то сказать, как Фатьма легко оттолкнула его, быстрым шагом заходя в покои Мехмета. Али недовольно фыркнул, направляясь следом за Султаншей. Мёге и Элиф покорно остались в коридоре, не желая еще и своим присутствием накалять обстановку. Оказавшись в покоях, Фатьма застала Мехмета в компании наложницы. Девушка крутилась возле Падишаха, что-то рассказывая ему, время от времени легко смеясь и подливая в чашу вина. Выглядела Хатун недурно: длинные русые волосы, голубые глаза, мягкие черты лица... Фатьма прекрасно знала, что Султан любит рабынь, столь милых на личико с приторными речами, в которых бы они расхваливали его достоинства. Заметив Госпожу, девушка тут же побледнела, присев в низком поклоне. Мехмет отреагировал на появления сестры и брата в покоях не сразу. Он слегка лениво повернул голову в сторону двери, лишь когда заметил рабыню с опущенной головой, все еще держащую в руках кувшин. — Фатьма, как ты смеешь врываться? — раздраженно бросил Султан, резко выпрямляясь, — Джихангир, разве я не говорил никого не впускать? — Повелитель... — в покоях появился Али Джихангир, но так и остался стоять у порога, не находя ответа на вопрос Султана. — Утро только началось, а вино — уже главный напиток на твоем столе. — бросила Фатьма с ноткой негодования, — Хатун, немедленно уходи, чтоб глаза мои тебя не видели. — Нет, Хатун, ты остаешься. — перебил Мехмет слегка заплетающимся языком. Фатьма поморщилась от осознания того факта, что ее брат уже пьян. Может он и позволял себе подобное поведение, когда управлял Коньей без какого-либо присмотра, но теперь он Падишах, поэтому обязан вести себя достойно. — Джихангир, выведи мою сестру с покоев. — бросил Мехмет слегка рассеянно, возвращая свой взгляд к наложнице, что лишь из-под полуопущенных ресниц наблюдала за этой сценой, боясь издать какой-либо звук и быть замеченной. Али вмиг оказался возле Султанши, мягко взяв ее за предплечье. — Госпожа, нам лучше уйти. — тихо произнес он, слегка наклонившись к уху Фатьмы. — Убери свои руки, Джихангир, иначе лишишься их прямо здесь. — процедила сквозь зубы Султанша, бросив предупреждающий взгляд на Али. Очевидно, это подействовало, так как Ага молча подчинился. И причиной был вовсе не страх Джихангира перед Госпожой, о которой поговаривали разное, а понимание того, что она права. Все таки Али беспокоил тот факт, что Мехмет стал больше злоупотреблять спиртного и вести себя неподобающе, но на все его попытки остановить это сумасшествие Султан лишь отмахивался, не воспринимая друга всерьез. Джихангир вообще сомневался в том, что Мехмет слушал хотя бы половину из его пламенных речей. Так, может, Фатьма с позиции сестры сможет достучаться к разуму Падишаха? Желая хоть как-то помочь Госпоже в этом, Али строго взглянул на наложницу и жестом руки приказал той покинуть покои. Девушка не стала испытывать терпение Хранителя Покоев, зная все слухи, что ходили о его жестком нраве, поэтому молча поставила на стол кувшин и поспешила скрыться под удивленный взгляд Султана. — Вы сговорились? — Мехмет начертил в воздухе пальцем какую-то странную фигуру, очевидно, пытаясь указать сначала на Джихангира, а затем на Фатьму. Странно расхохотавшись, он потянулся к чаше, наполненной вином. Султанша тут же оказалась возле стола, перехватывая напиток под недовольный звук, изданный Султаном. — На сегодня хватит. — выпалила Фатьма раздраженно. Султанша прекрасно понимала, что в таком состоянии Мехмет вряд ли способен давать отчет своим словам и действиям, поэтому решила не поднимать тему с медресе. Каков прок, если она все равно не получит ответ? Да и, очевидно, теперь у них с Джихангиром есть проблема и поважнее. — Сколько ты выпил? — пытаясь достучаться к брату, произнесла Фатьма, слегка наклоняясь и всматриваясь в затуманенные каре-зеленые глаза брата. Султан ничего не ответил, молча откинув голову на софу. Кажется, его начинал одолевать сон, что при всех обстоятельствах становилось большой проблемой. — Джихангир, помоги мне. — выпрямившись, произнесла Фатьма, обращаясь к Али, который все это время стоял у двери, рассеянно за всем наблюдая. Услышав зов Султанши, он поспешно подошел. Мехмет, видимо, полностью позабыв о том, что в покоях он не один, абсолютно безмятежно отдавался в царство Морфея. — Его нужно перенести на кровать. — задумчиво произнесла Султанша. — Но на сегодня назначена встреча с послом Венеции. Да и Великий Визирь хотел встретится... — тут же произнес Али, подходя к Султану и легко тормоша его за руку в тщетной попытке разбудить Падишаха. Но все, чего добился Джихангир — пара неразборчивых слов, слетевших с уст Мехмета. Дело явно было плохо. — Придумай что-то. — после вздоха произнесла Фатьма, задумчиво дотрагиваясь пальцами к губам. Али повернул голову в сторону девушки, заметив то, как интересно играют солнечные блики в ее темных волосах и поблескивают ониксы на ее небольшой диадеме. В тусклом свете, еле пробивавшемся из-за затянутых штор, Султанша показалась Джихангиру действительно прекрасной с ее задумчивыми карими глазами и какой-то недетской мудростью на лице. Али захотелось притронутся к ней еще раз, дабы проверить не мираж ли она. — Скажи, что Султан уехал, или что ему срочно нужно было принять послов с какой-то другой страны... — раздумывала Фатьма вслух, помогая Джихангиру поднять Мехмета с софы. Юноша перекинул руку друга себе на шею и покрепче ухватился за его туловище, чуть ниже ребер. Девушка тем временем сделала то же самое, только с другой стороны. Кое-как им удалось дотащить Султана к кровати. Мехмет пытался спросонья что-то бормотать, но речь была настолько неразборчивой, а попытки освободится настолько вялыми, что Джихангир с Фатьмой просто не обращали на это внимания. Уложив Падишаха на кровать, Джихангир выпрямился, рассеянным движением поправляя свои светлые волосы. Фатьма тем временем заботливо накрыла брата одеялом. Молодые люди переглянулись между собой и по немому соглашению направились ближе к двери, дабы не разбудить Падишаха. — Что теперь? — как-то мрачно произнес Джихангир, наконец отведя взгляд от Мехмета. Фатьма тяжело вздохнула и устало потерла пальцами переносицу. Обычно это движение возникало у Госпожи спонтанно, когда она размышляла о чем-то или нервно пыталась найти выход из ситуации. — Что запланировано у Мехмета сегодня? — наконец произнесла она, смотря на Али. Тот на пару секунд задумался, слегка потирая подбородок. — Как я уже говорил, встреча с послом. Так же Великий Визирь должен был принести документы на подписи. И, кажется, Амина Махфирузе Султан обещала зайти. — Джихангир заметил, как дрогнули губы Фатьмы, когда он упомянул сестру, и ожидал услышать какие-либо замечания, но Султанша продолжала молчать, погруженная в какие-то собственные далекие мысли. — Значит на встречу к послам пойдешь один. Скажешь, что у Повелителя поменялись планы, или что он покинул дворец по каким-то причинам. Всех остальных просто не пускай в покои. Говори, что Султана там нет, что он чем-то занят. Одним словом, не позволяй никому переступать порог покоев. — Фатьма смотрела на Джихангира, говоря абсолютно серьезно. Казалось, что Султанша в этот момент чувствует страх. Али прекрасно видел это в ее взгляде и слегка резковатых движениях. Это у них с Мехметом явно было общим. Будто в знак поддержки и понимания Джихангир кивал, находя в словах Фатьмы какую-то надежду на мирную развязку этой истории. — И еще одно. — Султанша внезапно сделала паузу, бросив быстрый взгляд на мирно спящего Мехмета, — Проследи за тем, чтобы эта дрянь больше не попала к покои Султана. Фатьма быстрым движением указала на полупустой кувшин с вином, что все так же одиноко стоял на столе возле тарелки с фруктами. — Я попытаюсь чем-то занять Махфирузе, чтобы она не пришла к Мехмету... Никто не должен знать об этом. Только мы. — Султанша устало вздохнула, вновь повернувшись к Али, — Я надеюсь на тебя, Джихангир. Фатьма прикоснулась к предплечью Аги, задержавшись взглядом на его серых глазах. Джихангир почувствовал легкий разряд тока, прошедший по его венам, и тут же кивнул в знак согласия.