Танец Ведьм // Witches' Dance

Османская Империя. Стамбул. Топ Капы, 1569 год

Гарем снова был наполнен смехом и весельем. Наложницы роились вокруг огромных сундуков, перебирая ткани различного качества и цвета, драгоценности, коим нету равных даже среди всех тех, что обычно приносит жена ювелира — Хайрама Аги. Девушки поспешно подбегали к зеркалам, прикладывали к ушам серьги, к своим нарядам различные лоскутки, оценивая подходят ли они им. Казалось, радости рабынь не было придела. В ташлык даже спустились фаворитки, которые, обычно лишь горделиво наблюдали за всем со своего балкона. Слегка отстранено, пытаясь не утратить своего притворного величия, они подступали к сундукам, вглядываясь в их содержание с некой жадностью. Им тоже хотелось взять хоть малую часть тех богатств, но считали это ниже собственного достоинства. Обычные наложницы насмехались над подобным поведением, а фаворитки продолжали хмурить брови и отворачиваться, не желая устраивать ссору. Бирсен знала, чем привлечь наложниц. Хоть она и занимала должность Валиде не так быстро, но уже спела выучить привычки рабынь. Баловать их без повода не хотелось, но и терять их уважения и авторитет тоже. Именно поэтому Султанша приказала занести эти подарки, причиной такой щедрости назвав новость о своей беременности. Впрочем, наложниц побуждения Султанши вряд ли интересовали больше, нежели то, что лежало в сундуках, некоторые из которых пришлось тащить сразу троим агам. Более подозрительно к таким жестам со стороны Султанши обычно относились Калфы, но то ли в этот день они были в хорошем расположении духа, то ли отговорка, придуманная Бирсен, им действительно пришлась по вкусу. — Пусть Ваш малыш родится здоровым, Госпожа. — пролепетала шатенка с карими глазами и слегка вздернутым кверху носик, подхватывая с сундука чудесный персидский шелк нежного песчаного оттенка. При виде этой ткани некоторые наложницы бросили на девушку взгляды, наполненные легким сожалением о том, что им не удалось взять это сокровище первыми. — Аминь. — с широкой улыбкой на лице пролепетала Бирсен, положив левую руку на свой живот. Султанша возлагала на этого малыша большие надежды. Во-первых, он мог наконец-таки залечить истерзанное материнское сердце, подарив Бирсен столь желанную гармонию, что прибывает к женщине в моменты воспитания дитя. Во-вторых, этот ребенок стал бы тем связующим мостом, что перекрыл бы пропасть несчастий и разочарований, что залегла между Султаншей и ее мужем. Госпожа знала Борана достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в том, что его сердце растает и он вновь прильнет к ней, когда на свет появится их общий малыш. Легко мотнув головой, из-за чего ее темные волосы волнами рассыпались по спине, Бирсен отогнала от себя грустные мысли. Сейчас не время придаваться ностальгии и раздумывать о будущем. Время покажет, что будет с ними дальше. Легко взмахнув правой рукой, тем самым подзывая к себе Хазнедар гарема, Султанша отвела взгляд в сторону от наложниц, убирая левую руку с живота и поправляя пару складок на алой юбке своего платья. Захира Хатун, заприметив, что Госпожа зовет ее, тут же сорвалась с места и слегка приподнимая подолы своего темного платья, тут же оказалась возле Бирсен. Наложницы легко засмеялись. Девушки уже давно заметили нездоровую верность Захиры Валиде Султан. Хазнедар подобно верной собачке бежала к Султанше, стоило той пальцем поманить. Это смешило рабынь, что после влекло за собой жуткое негодование у Захиры. — Слушаю, Валиде. — произнесла Хазнедар, внимательно окинув взглядом Госпожу. Впервые за несколько месяцев Захира смогла увидеть Бирсен настолько цветущей и радостной. Калфа невольно улыбнулась и сама. Она всегда говорила, что ожидание ребенка, а затем и его воспитание меняет женщину. — Я хочу устроить вечером праздник в гареме. — Бирсен взглянула на наложниц. Те девушки, что услышали этот краткий отрывок разговора заинтересовано подняли глаза от подарков, — Мы не отпраздновали как следует восшествие на престол Мехмета, а теперь еще и радостные новости о моей беременности... Пусть это и станет причиной для празднования. Захира выслушала Госпожу внимательно, ни разу не перебив. В голове Хазнедар уже строился примерный алгоритм действий. Сначала зайти на кухню, чтобы заказать еду, затем отправить девушек, чтобы пригласили Султанш, убрать хорошенько в гареме, выбрать музыкантов... — Все будет сделано в лучшем виде, Госпожа. — выпалила на одном дыхании Захира, в подтверждение своих слов еще и кивнув. Бирсен легко улыбнулась ей в ответ и наклонилась ближе к Калфе. Женщина не выдержала и сама поддалась чуть вперед. — Есть еще одно, что ты должна сделать. — прошептала Бирсен, услышав, как дыхание Хазнедар резко сбилось, — Отправь в покои моего брата пятеро танцовщиц и позаботься о том, чтобы среди них была та гречанка, которую привезли две недели назад. Она должна во что бы то ни стало остаться с Повелителем на ночь. Нашему Падишаху нужны наследники, и как можно скорее. Выпрямившись, Султанша заправила за ухо прядь темных волос и вновь окинула взглядом девушек. Только сейчас Бирсен заметила группку наложниц, которые сидели в стороне, не приближаясь к сундукам. В них Госпожа сразу же узнала парочку служанок Фатьмы и троих служанок Махфирузе. Султанша прекрасно знала о негласном правиле, которое установили ее сестры для своих слуг: ни за что и ничего не брать от других Султанш. И Фатьма и Амина наивно полагали, что рабынь на свою сторону можно перетянуть только путём задабривания подарками. Бирсен понимала, что это не так. Ее пути всегда были хитрее и проворнее: запугивание, шантаж, страх смерти. — Но как же, Госпожа, я оставлю именно Кассанду Хатун? Вы же знаете, что если она не понравится Повелителю, он тут же отошлет и ее и меня вдогонку. — Захира слегка нахмурилась, легко вздохнув. У Падишаха был весьма скверный характер. Хазнедар знала об этом не по наслышке. Однажды Повелитель приказал привести наложницу. Захира выбрала самую красивую девушку с волосами цвета пшеничного поля и глазами-отблесками неба. Но девушка настолько не понравилась Мехмету, что тот приказал выслать ее в Старый Дворец да еще и чуть не сослал следом неповинную Калфу. Спасением для нее стала лишь Бирсен Султан. Наложница, увы, и поныне проживает где-то во Дворце Слёз. — Мне ли тебя учить, Захира? — с ноткой хитринки в голосе бросила Бирсен, вновь поворачиваясь к Хазнедар, — Если нужно, прикажи отнести в покои Султана вино. Ты же знаешь, что он становится более покорным, выпив хотя бы глоток. Захира округлила глаза. Ее карие радужки наполнились неким страхом. Переминаясь с ноги на ногу и легко потирая руки, женщина неуверенно запротестовала: — Госпожа, Али Джихангир Ага строго-настрого запретил вносить вино в покои Падишаха. Если хоть капля попадет в стакан к Султану, не сносить нам всем головы. — А кто такой этот Али Джихангир Ага? — выпалила Бирсен уже совсем недружелюбно, нахмурив брови и слегка вздернув подбородок, — Правильно, обычный слуга, раб, который вскоре надоест нашему Падишаху. Я не позволю какому-то мальчишке мне указывать. Захира побледнела. Ее взгляд забегал по ташлыку, скользнув по лицам наложниц, взволнованных такой резкой сменой настроения Валиде Султан. Бирсен, кажется, тоже заметила беспокойство рабынь, поэтому поспешно расслабилась, легко улыбнувшись краем губ. Это, кажется, подействовало успокаивающе для всех. Наложницы вновь продолжили копошиться в дорогих подарках, в то время как Калфа в панике обдумывала, как ей все провернуть. Бирсен легко вздохнула, резко развернувшись на каблуках. Подобрав подолы своего платья с золотой вышивкой, Султанша подошла немного ближе к Калфе, шепнув ей на самое ухо: — Рас уж так боишься, то отправь ему Агнесс Хатун. Пусть Джихангир получит и свою долю развлечений. Сразу же после этого Султанша пожелала наложницам доброго дня и покинула ташлык вместе с несколькими служанками. Захира тем временем осталась в гареме наедине со своими мыслями, роящимися в голове подобно мухам. Женщина как-то обреченно покачала головой. "Рано или поздно меня все это погубит", — промелькнуло у нее в голове. *** Вчерашний день выдался для Борана весьма нелегким. Совет Дивана не был запланирован, поэтому с утра Паша отправился в Эдирне, где уже несколько дней вспыхивали мелкие мятежи, что каждый раз пытался придушить санджак-бей — Альтан Паша, который и доложил Великому Визирю о негодовании народа, когда ситуация вышла из-под контроля и мятежники прорвались во дворец Паши. К счастью, они не успели добраться к его семье, так как вовремя на помощь санджак-бею подоспели янычары с Варны, присланные на просьбу Альтана от Дженгиза Паши. Конечно, Боран мог просто доложить об этих событиях Падишаху, тем самым снять с себя всю ответственность, и молча отсиживаться в Топ Капы, пока кто-то другой решает эту проблему, но Великий Визирь не стал поступать подобным образом. Во-первых, Боран всегда находил себя на поле боя. Не было в мире ни одного дела, которое не увлекало бы его так, как стратегии, война и противостояния. Боран любил кровь. Ему нравилось чувствовать тяжесть меча в своей руке и липкую алую жидкость меж пальцев. Именно в такие моменты он чувствовал себя собой. Он чувствовал свое преобладание. Он чувствовал себя живым. Каждый убитый враг становился его трофеем. Каждая выигранная битва — путем к величию. Во-вторых, все эти мятежи вспыхивали в разных районах, казалось, даже без особой связи между собой. Подавить их было весьма просто, когда они вспыхивали одиночно. Если же в одно и то же время появлялось по два-три в разных районах, Альтану приходилось изрядно попотеть и выложиться на все сто, чтобы вовремя придушить негодование и найти зачинщиков. Именно эта непосредственность в действиях мятежников наталкивала Борана на мысль, что все не так серьезно и это просто мелкие недовольства народа, которые можно быстро разрешить. Хотя он так же не откидывал вариант с возможным покушением на Падишаха. Все это вполне могло оказаться спланированной игрой кого-то могущественного, кто явно имеет лазеек в столице. В таком случаи Султан рискует всем, даже просто выходя со дворца. В-третьих, Борану просто хотелось хотя бы на пару часов оказаться вдали от Стамбула, дабы обдумать все, что происходило в его жизни. Увы, но их с Бирсен ссора так и не разрешилась. Султанша отказалась встретится с ним в саду, а вечером осталась ночевать в покоях Валиде Султан. Такое поведение со стороны Бирсен не сулило ничего хорошего. Боран прекрасно знал, что таким образом она пытается наказывать и его, и одновременно себя. Вот только если Паша вполне может смирится и попытаться как-то извинится, то Султанша в силу своего характера не сможет столь быстро успокоится. В итоге она продолжит грызть себя удручающими мыслями, что нанесет вред и ей, и ребенку в ее чреве, а этого Боран позволить не мог. Да, может он и был хорошим военным стратегом, но в амурных делах с женщинами явно проигрывал. Альтан изрядно поработал перед приездом Борана, сразу же предоставив ему всех виновников мятежей, которых только удалось поймать. Великий Визирь лично допросил их и, как оказалось, мятежники вовсе не скрывали причин своего негодования. Народ Эдирне был недоволен новым Падишахом. Они требовали его смещения. Подобные заявления поставили Борана в тупик. Альтан относился ко всему сдержанно, целый вечер не сводя взгляда с Паши. Великий Визирь не знал, как поступить в этой ситуации. Если бы мятежники поставили другие условия, невыплату денег, например, Боран попросту публично снес бы голову нескольким зачинщикам, тем самым запугав остальных, и дело с концом. Но не может же он казнить весь народ? Тем более, если Эдирне поднялось на восстание, слухи проникнут и в другие части Империи. Вполне возможно, что подобные мятежи начнутся везде и превратят Империю в бурлящий котел. Боран не мог этого позволить. Не смотря на удивление Альтана и его попытки протестовать, Великий Визирь приказал отпустить всех бунтовщиков, что были пойманы. Собрав людей на одной из главных площадей, Боран сам вышел к народу. Альтан предпочел держаться слегка позади Великого Визиря, время от времени проверяя наличие янычар на контрольных постах вокруг площади. Сказать, что Боран не боялся, значит соврать. Не так-то легко произносить воодушевляющую речь перед разъяренной толпой, готовой на кусочки тебя разорвать. Паша пытался вести себя как можно более спокойно и сдержанно, выслушивая жалобы. После недолгой дискуссии Боран пообещал жителям Эдирне, что Султан непременно решит их проблемы и даже наведается в их городок. Сначала люди отнеслись к этому обещанию весьма недоверчиво, утверждая, что им уже когда-то было дано подобное обещание. И чем бы Паша не пытался клясться, люди не откликались доверием. Тогда Боран на свой страх и риск заявил о том, что в случаи, если обещание не будет выполнено, лично откроет для них ворота столицы. Это подействовало на народ. Люди успокоились и стали потихоньку расходится. Альтан Паша выглядел белее полотна, когда Боран обернулся к нему, легко нахмурив брови. Санджак-бей Эдирне явно не ожидал услышать подобные слова с уст Великого Визиря. Казалось, в его голове появилась сразу сотня вопросов, но взглянув на тьму и недовольство, что плескались в карих глазах Борана, он тут же отступил, решив держать язык за зубами. Великий Визирь понимал, чем ему грозят столь громкие публичные заявления, но другого выхода не находил. Мехмет был весьма бездарным в вопросе урегулирования конфликтов. Он не был терпелив, как его покойный отец, поэтому чаще всего все заканчивалось кровью и криками. На плаву Султану позволял пока что держаться лишь Али Джихангир, которому непонятно каким способом удавалось спасать ситуацию, а иногда даже переубеждать Мехмета. Пожалуй, это была единственная черта, за которую Боран уважал этого светловолосого юношу. По прибытию в Топ Капы Великому Визирю так же не удалось наконец уединится и обдумать все произошедшее более подробно. Посол Венеции ждал на Борана в его кабинете, недовольно расхаживая по периметру комнаты, из-за чего его каблуки громко стучали по полу, а перья на шляпе как-то неряшливо колыхались. Великий Визирь невольно поймал себя на мысли, что в таком виде, да еще и столь нахмуренным посол похож на павлина. Слегка коверкая турецкую речь, мужчина сразу же эмоционально выложил Борану всю суть дела: как оказалось, Султан Мехмет не пришел на встречу, назначенную еще неделю назад. Вместо него появился какой-то светловолосый юноша, именуемый Джихангиром, который заявил о том, что Падишаха во дворце нет, что он уехал. Посол был рассержен и требовал встречи с Султаном, утверждая, что он обязан доложить о результатах переговоров своему Королю как можно быстрее, что дольше тянуть он не может, если не хочет лишиться головы, а Османская Империя столь хрупкого мира. Дабы хоть как-то успокоить посла и немного умерить его пыл, Борану пришлось несколько раз в довольно грубой манере повторить венецианцу, что у Падишаха явно была важная причина, обсуждение которой с неверным недопустимо. Кроме того, свою не менее эмоциональную речь Паша еще и "приправил" парой угроз, что явно не понравилось послу, но заставило того замолчать, попросить прощение и еще раз повторить о важности дела. Боран пообещал во всем разобраться, после чего они разошлись в некой задумчивости. Беспокоить Падишаха поздно вечером Великий Визирь не решился, даже будучи столь разозленным поведением Мехмета, да еще и странным поведением Джихангира, который всегда покрывал выходки своего друга-Шехзаде, а теперь Султана. Эти двое, по мнению Борана, два сапога пара. Оба не умеют думать трезво и останавливаться вовремя. Как только наступило утро, Великий Визирь, так и не сомкнув глаз из-за тяжелых раздумий, тут же отправился в покои Султана, дабы доложить о происшествиях в Эдирне, а заодно и рассказать о негодовании посла. Боран был весьма зол. Он знал, что быть Великим Визирем при столь бездарном Султане будет сложно, но не ожидал, что настолько. Когда одна проблема решалась или, по крайней мере, приходила в более менее стабильное состояние, наваливалось еще пять, многие из которых были результатом деятельности самого Падишаха. А в такой ситуации его еще и делали виновным во всем. Это раздражало и даже иногда приводило Борана к мысли о мятеже, вот только не было кого посадить на престол. Не успел Великий Визирь и опомнится, как перед ним у покоев Султана возник Али Джихангир Ага. Иногда Борану казалось, что этот мальчишка вездесущ. Он появлялся всегда, когда кто-то оказывался у покоев Падишаха , знал обо всех секретах, что вносились и выносились за пределы дубовых дверей опочивальни Султана, и имел множество компрометирующих данных даже на самого Борана. С одной стороны, это делало его весьма опасным, но с другой, абсолютно безвредным, пока он не подумает примкнуть на сторону кого-то из Султанш или добиться большего, чем имеет. Удивительно, но пока что его все устраивало, судя по всегда довольной улыбке на лице и абсолютному бездействию в плане продвижения ближе к престолу. И Боран понимал почему: быть лучшим другом Падишаха еще с детства обеспечивает место возле престола абсолютно с любым титулом. Великий Визирь прекрасно помнил тот день, когда стало известно о том, что Шехзаде Рустем был убит, а следовательно, Мехмет остался единственным наследником. Боран сразу заметил оживленность в поведении Джихангира. Восшествие на престол Мехмета было неизбежным. В этом его сестры — Бирсен, Амина Махфирузе и Фатьма — отлично постарались. Еще тогда Великий Визирь понял, что Джихангира нужно как можно скорее отделить от Мехмета, отослать куда подальше, дабы не путался под ногами. Вместо него подле Султана должен быть сам Боран. Человек, способный держать все под контролем. Но как это сделать? Пока что Великий Визирь не имел особых планов, но в том, что над этим стоило серьезно задуматься, явно не сомневался. — Доброго утра, Великий Визирь. — голос Джихангира прозвучал радостно, что сразу же не понравилось Борану. Сцепив зубы, он лишь сдержано кивнул, продвигаясь дальше по коридору, но юноша сразу же оказался прямо перед ним. Великий Визирь остановился и тяжело вздохнул. — Что случилось? У меня важные новости для Падишаха, поэтому поджимай хвост и убегай с дороги, пока я на него не наступил. — слегка грубо бросил Боран, будучи явно не в духе для препираний в коридоре. Джихангир как-то насмешливо хмыкнул, бросив быстрый взгляд на двери, а затем вновь вернул все свое внимание к Великому Визирю. — Я доложу о Вашем визите. — произнес Али с притворной лестью в голосе, — И не стоит быть таким грубым, я ведь Вам даже ничего не сказал, а лишь пожелал доброго утра. Сразу после этих слов Джихангир резко развернулся и направился в покои Султана. Али понимал, что такое поведение с Великим Визирем было непозволительным с его титулом. Он всего лишь Хранитель Покоев. Возможно, это и испортит отношение Борана к нему (куда еще больше?), но, по крайней мере, Паша не застанет своего Падишаха в том виде, в котором его застала вчера Фатьма Султан. Именно из соображений безопасности Али предпочитал несколько раз в день убеждаться в трезвости состояния Мехмета лично, а для большей уверенности еще и запрещать проносить в его покои вино. Кратко постучав, Джихангир вмиг оказался в покоях Мехмета, удивленно застыв у порога. — О, Али, доброе утро. — слегка вяло произнес Султан, но с улыбкой. С самого утра у него жутко гудела голова, поэтому долго нежиться в постели сил не было. Вскочив ни свет ни заря, Мехмет начал одеваться и проветривать покои, чувствуя, что ему не хватает воздуха. Как бы Султан не пытался восстановить воспоминания прошлого вечера, но его мысли были более похожи на вязкую массу, что никак не поддавалась, а стоило Мехмету хоть немного ее затронуть, как голову вновь пронзала жгучая боль. Оставив эти глупые попытки, он принялся приводить себя в порядок, дабы хоть внешне не показывать виду, что что-то не так. — Доброе... — рассеянно произнес Джихангир, явно не ожидая, что Султана в столь ранний час уже будет на ногах. Опомнившись, Али легко поклонился, — Повелитель, к Вам пришел Великий Визирь, просит аудиенции. Говорит, что это очень важно. Мехмет слегка напрягся, услышав о появлении Борана, и даже на секунду прекратил возиться с верхней пуговицей на своем кафтане. Но затем Султан довольно быстро вернул самообладание и кратко бросил через плече: — Пусть зайдет. Не теряя и секунды, Джихангир оказался в коридоре, встретившись взглядом с разъяренным Бораном, который в таком состоянии напоминал ему медведя: таким громадным и тёмным он казался. — Повелитель готов Вас принять. — произнес Али быстро, пропуская в покои Великого Визиря. — Так бы сразу. — недовольно выплюнул Боран и, поравнявшись с Джихангиром, произнес уже более сдержанно с легкой издевкой в голосе: — И да, неверную тропу ты выбрал. Серые глаза Джихангира засияли недобрым блеском. Юноша напрягся, чувствуя как тонкая струйка пота стекает по его затылку от напряжения. Неужели кто-то все же пронюхал о том, что они с Фатьмой Султан так тщательно пытались скрыть? Значит где-то была лазейка. Нужно будет вычислить всех слуг, что в тот день хотя бы мельком проходили мимо покоев Падишаха... — Не советую тебе становится на тропу войны со мной, иначе она закончится для тебя раньше, чем успеет начаться. — голос Борана звучал строго и предупреждающе. Еще одна проблема в лице амбициозного мальчишки ему была ни к чему. Али облегченно выдохнул, чувствуя, как гора падает с его плеч. Значит все же секрет остается секретом. Окрыленный столь желанной развязкой, Джихангир открыл рот, чтобы что-то сказать, но Боран уже не слушал его, скрываясь за дубовыми дверями покоев Султана. *** Праздник в гареме был в самом разгаре. Танцы, музыка, пение, смех... Все это смешивалось в беспорядочный поток звуков и движений, что, тем не менее, невольно завлекало. Даже самые хмурые и не слишком любившие шумные праздники рабыни сегодня были увлечены и даже пытались подпевать или двигаться в такт музыке. Казалось, что гарем наконец наполнился гармонией и дружбой, хоть и довольно сомнительной. Впервые после присяги Падишаха, три сестры-Султанши вновь собрались вместе в одном месте. Многие жители Топ Капы наблюдали за ними слегка напряженно, ожидая в любой момент стать свидетелями какого-либо грандиозного скандала, но девушки абсолютно не общались между собой. Каждая смотрела куда-то в свою сторону, о чем-то размышляя. Это слегка расстраивало тех зевак, что ждали зрелища, но не могло не радовать старых Калф, что пытались поддерживать порядок не только в гареме, но и во дворце. На тахте, немного выше нежели все, восседала Бирсен, облаченная в платье нежного оттенка ванили, что подчеркивало ее тонкую фигуру и скрывало легкие недостатки, появившееся после прошлых родов. Волосы Госпожа собрала в замысловатую прическу, закрепив все небольшой короной с алмазами, что переливались всеми возможными цветами в свете сотни свечей и факелов. В том же стиле было сделано ожерелье Госпожи, что выгодно подчеркивало декольте ее платья. Все эти воздушные оттенки и драгоценности подчеркивали молодость Госпожи, отбрасывая от ее возраста пару-тройку лет. Кроме того, легкая улыбка придавала лицу Султанши большего изящества, а карие глаза сияли каким-то блеском предвкушения. Любой, кто назвал бы Бирсен в этот момент некрасивой, оказался бы безнадежным лжецом. Госпожа всеми возможными способами пыталась скрыть то, что происходило в ее личной жизни. Она никогда не позволяла кому-либо мешаться в ее семью. Именно поэтому большинство их с Бораном ссор не были известны ни во дворце, ни за его пределами. Да, может какие-то слухи и ходили, но Госпожа всегда пыталась пресекать их в корне. Дли людей они всегда были, есть и останутся счастливой семьей. Пока Бирсен была занята тяжелыми мыслями, Махфирузе с легким вызовом наблюдала за Фатьмой, что сидела на одной из больших бархатных подушек по другую сторону от тахты Бирсен. Амину удивляло, что ее сестра даже в столь радостный вечер не вылезла со своего образа "темной Леди" и пришла в платье черного оттенка, что выглядело, тем не менее, очень дорого. По всему лифу и высокому воротнику были слегка хаотично разбросаны драгоценные камни, талия прихвачена изысканным поясом, что замыкался подобно уроборосу: змея сама себя кусала за хвост, — а подол и рукава были отделаны мелким бисером, что поблескивал при малейших движениях. Волосы Госпожа лишь слегка завила, будто вовсе не беспокоясь об их укладке. Дополняли этот образ небольшие серьги с грантами и маленькая диадема, украшенная теми же камнями. Выглядела Фатьма слегка мрачно. Видимо, по какой-то причине, праздник пришелся ей не по душе. Амина намеревалась испортить ей настроение еще больше. — Вы с Джихангиром Агой теперь заодно? — выпалила Махфирузе, сверля взглядом сестру. Фатьма бросила быстрый взгляд на Амину, не сразу поняв, что обращается она именно к ней. Удивленно вскинув темные брови, девушка слегка наклонила голову на бок, окидывая взглядом Махфирузе. Фатьма прекрасно знала о прямолинейном характере старшей сестры. Девушка всегда говорила напрямую то, что думала, не задумываясь о последствиях. Иногда это было полезно для ее недругов: зачем стараться, если Амина может и сама своим собственным языком себя погубить? Но чаще всего слова Махфирузе подбирала настолько удачно, что иногда ей удавалось вывести из себя даже всегда спокойную Фатьму. — О чём ты? — равнодушно бросила Фатьма, вновь переводя взгляд на девушек. — Не прикидывайся, что ни о чем не знаешь. Вчера в покои к Султану никого не впускали на протяжении дня. — Махфирузе легко фыркнула, высказывая таким образом свое недовольство, — Последними, кто выходил с опочивальни Повелителя, были вы с Джихангиром. Вместе. Амина бросила взгляд на Бирсен, возвышающуюся над ними. Валиде Султан этот отрывок разговора явно заинтересовал, хоть она и пыталась не подавать виду. Махфирузе самодовольно улыбнулась. Чем больше зрителей, тем лучше. Ее взгляд вновь упал на Фатьму, что слегка побледнела, но так и не сняла со своего лица маску безразличия. — Не волнуйся, твой Цербер не сможет вечно никого не впускать в покои Султана. — Амина легко наклонила голову на бок. Да, может, она и терпела присутствие сестер во дворце, так как они играли определенную роль в жизни Повелителя, но подпускать их близко к Мехмету Махфирузе позволить не могла. Их брат слишком просто поддавался влиянию. Амина и так много сил и времени потратила на то, чтобы он прислушивался к ней больше, чем к кому-либо. Ради главной роли в его жизни она даже согласилась на то рискованное смещение их Валиде — Эке Гюленай. Может, если бы тогда она поступила по-другому, ситуация не оказалась бы в столь шатком состоянии. — Махфирузе, если ты недолюбливаешь меня и Али Джихангира Агу, это вовсе не означает, что ты можешь связывать нас со всеми твоими бедами. — Фатьма легко пожала плечами, улыбнувшись, — И советую тебе проверить источники информации. Кажется, они слегка искажают полученные новости. Амина резко сменилась в лице. Ее черты исказила недовольная гримаса. Мотнув головой, Госпожа не заметила, как зацепила один из стаканов со щербетом на столе, что вмиг опрокинул свое содержимое на подол голубого платья Госпожи с мелкой белой вышивкой. Красное пятно тут же распространилось по шелку, быстро впитываясь в него. Махфирузе посмотрела на безнадежно испорченное платье с негодованием и попыталась легко стряхнуть капли, но вышло еще хуже, нежели было до этого. Бирсен наблюдала за резкими и недовольными движениями сестры со стороны, решив не вмешиваться в их разговор. От внимательного взгляда Валиде не укрылась так же легкая ухмылка и смешок в шоколадных глазах Фатьмы. С самого детства они не ладили. Махфирузе всегда пыталась быть первой, хваталась за все дела, но до конца сил хватало довести далеко не все. В то же время Фатьма была более спокойной, делала все медленнее, но более качественно. Бирсен никогда не могла предположить, что эти детские перепалки перерастут во взрослую вражду. Махфирузе недовольно вздохнула, поворачивая голову к Бирсен. Госпожа явно была недовольна сложившейся ситуацией и негодовала просто из-за своего бессилия. — Я уже пойду в свои покои, Бирсен. Хватит с меня на сегодня веселья. — обратилась Махфирузе к сестре, вставая с бархатной подушки. Наложницы тут же прекратили танцевать, молча разойдясь по сторонам и кланяясь вслед удаляющейся Династийке и ее свите, состоящей с двух служанок. Как только в гареме вновь зазвучала музыка и веселое пение, Бирсен перевела взгляд на Фатьму. Ее сестры не были святыми, впрочем, как и она сама. Этот дворец заставил их вырасти слишком рано, за что они теперь и платят дорого. Не зная, как начать разговор, Султанша первое время просто молча наблюдала за тем, как загадочно быстро улучшилось настроение ее младшей сестры. Видимо, ссора с Аминой позабавила ее и придала празднику хоть какого-то интереса. — Фатьма, — Бирсен обратилась к сестре довольно тихо, на что девушка сразу же откликнулась, слегка обернувшись и оценивающе смотря на сестру. — Только не нужно читать мне морали по поводу Махфирузе. Я достаточно их наслушалась в детстве от матери. — слегка грубо бросила Фатьма, нахмурившись. Бирсен в ответ лишь легко покачала головой в знак того, что ничего подобного их не ждет. Это подействовало на ее сестру успокаивающе. Девушка сменилась в лице, а в глазах даже заиграли искорки интереса. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что Мехмету нужны союзники в Совете Дивана. Не все Паши приняли нового Султана радушно. — Бирсен начала слегка издалека, как бы пытаясь каким-то образом избежать в такой способ истинной сути разговора. Но в то же время Султанша понимала по выражению лицу своей сестры, что Фатьма прекрасно поняла, куда она клонит. Это слегка удручало Бирсен и накаляло ситуацию, но другого выхода у нее не было. Мехмету действительно нужна была опора в Диване. И если ее муж, Боран, на стороне Султана, то другие Паши недолюбливают его и открыто это показывали. С таким раскладом долго продержатся на престоле Мехмету не удастся. Брак. Именно путём заключения никяха можно было перетянуть на свою сторону кого-то из влиятельных Пашей, а он, получив таким образом желанную связь с Султанской семьей, закончит дело за них, постепенно перетягивая на свою сторону других. Бирсен даже подобрала такого кандидата — Бату Каплан Паша. Боран хорошо его знал, поэтому после недолгих раздумий посоветовал своей жене именно его. Хитрый, пронырливый, но в то же время безгранично верный и не умеющий принимать решения самостоятельно. Идеальная кукла, которую можно дергать за ниточки, оставаясь в стороне, да и выбросить не жалко, если что-то пойдет не так. — Тебе нужно выйти замуж за кого-то из Пашей. — набравшись сил, выпалила Бирсен. Девушка считала свое решение правильным. Ее сестра уже давно выросла с мира сказок со счастливым концом. С детства ее приучали к мысли, что рождена она была для выполнения долга. Любая Султанша знает об этом и обязана принять этот факт без какого-либо сопротивления. Настал момент и для Фатьмы выплатить свой долг. — А почему не Махфирузе? — Фатьма легко изогнула брови и начала слегка теребить кольцо на своем пальце. Это была та черта, что давала сигнал Бирсен о том, что сестра выходит из себя. — Придет время и для Махфирузе, Фатьма. — нахмурившись в ответ, произнесла Бирсен с ноткой раздражения, — Ты же знаешь, что она уже трижды была замужем и трижды оставалась вдовой. — В том-то и дело. Ей уже нечего терять. — парировала Фатьма. Ей вовсе была неприятна мысль о браке. Фатьма никогда не стремилась искать мужчину, возле которого могла бы чувствовать себя спокойно. Такого просто не существовало. Девушка считала, что женщина в состоянии зависеть сама от себя, а брак лишь угнетает ее личность, делая рабыней мужчины и исполнительницей каких-то глупых обязательств. Терять всю свободу и стойкость только ради призрачный надежд было бы величайшей ошибкой. — Прикуси язык. — Бирсен поменяла свой тон на более строгий. Может, в какой-то мере Фатьма и была права. Махфирузе действительно трижды выходила замуж без любви и трижды переживала своих мужей, каждый из которых был, как минимум, на 20 лет старше нее. Это весьма трагично. И Бирсен не желала быть похожей на Эке Гюленай Султан, их мать, которая всего спустя два месяца после смерти первого супруга Амины, Сулеймана Паши, сразу же выдала ее за выгодного для нее в тот момент Коркута, который в знак благодарности Госпоже помог ей избавится одного из старших наследников. Со смерти Илькера Бея не прошло еще и года, поэтому Бирсен не хотела вновь травмировать Амину. Пусть ее раны излечит время. Если, конечно, это вообще возможно. — С твоей репутацией, Фатьма, невозможно надеяться на брак по любви, если ты клонишь к этому. — Бирсен недовольно вздернула подбородок, наклонившись ближе к сестре. Фатьма была слегка сконфуженной от ее слов, поэтому не сразу решилась запротестовать. — Сегодня мне снова доложили о том, что твоя служанка — Бингюль Хатун, вновь ходила на базар за какими-то травами. Уж не знаю, зачем они тебе, но будь осторожнее, иначе слухи о том, что ты якобы ведьма, могут приобрести действительно правдоподобную форму. — Бирсен говорила тихо, пытаясь не привлекать лишнего внимания. Да, она была разочарована в действиях сестры, но бросать тень на авторитет Династии из-за этого не собиралась. Не успела Фатьма запротестовать, как с другого конца гарема к ним подбежала Хазнедар — Захира Калфа. Женщина выглядела слегка растрепанной, но при этом невероятно довольной. Ее лицо с легкими морщинами было озарено широкой улыбкой, а глаза сияли неким азартом. Не желая продолжать в таких условиях разговор, Бирсен подняла руку, подавая сестре знак, что они договорят позже. Фатьма взглянула на Валиде с ненавистью, но разводить ссору не решилась, молча отвернувшись к наложницах, что танцевали под быструю и задорную композицию. Захира тем временем в долю секунды оказалась возле Султанш, низко кланяясь. После легкого кивка Бирсен, она наклонилась над ухом Госпожи, что-то эмоционально ей нашептывая. — Для того, чтобы Хатун осталась, понадобилось вино? — тихо, осторожно осматриваясь, спросила Бирсен. Улыбка слегка сползла с лица Калфы. Легко наклонив голову набок, Захира закивала. Валиде никак не отреагировала на некий страх в глазах Хазнедар, а ннаоборот широко улыбнулась, кивая Захире в знак похвалы. Внезапно послышался стук падающей на мраморный пол посуды и крик наложниц. Бирсен в испуге положила руку на свой живот и резко обернулась в сторону громких звуков. Вокруг одного из столиков столпились рабыни, выкрикивая что-то несуразное. Встретившись взглядом с Валиде Султан, Хазнедар тут же направилась к беспорядку, по дороге крича что-то наложницам. Бирсен встала со своей тахты и, подбирая подолы, так же направилась следом за Калфой. Когда несколько девушек отошли в сторону, пропуская управляющих к месту событий, Султанша ужаснулась. Одна из наложниц с темными каштановыми волосами распласталась по полу. Ее изящное тело подергивалось в легких конвульсиях, что и вызвало такой испуг у наложниц, которые находились неподалеку. Видимо падая, девушка зацепила скатерть со стола, из-за чего вся посуда посыпалась на пол, теперь беспорядочно окружая зачинательницу этого беспорядка. — Эстель Хатун! - вскрикнула Хазнедар, падая на колени возле рабыни и легко потряхивая ее за плечи, но это еще более усложняло ситуацию. Девушка как-то странно изогнулась, что-то неразборчиво простонав. Захира аккуратно потянулась к векам рабыни, легко приоткрывая их: бедная Хатун от боли закатывала глаза, что ужаснуло столпившихся вокруг наложниц еще больше. — Немедленно зовите лекаря! — отдала приказ Бирсен, окинув взглядом парочку наложниц. Одна из них осталась стоять, не в силах даже пошевелится от увиденного, в то время как вторая, хоть и с немного запоздалой реакцией, но бросилась выполнять приказ. Фатьма тем временем так и осталась сидеть на бархатной подушке. Впрочем-то, ей было абсолютно плевать на рабыню и то, что с ней случилось. Одной больше, одной меньше. Тем более, в любом случаи Султанша не могла ничем помочь, так зачем бурной реакцией наводить еще большую панику? Вместо бессмысленных криков Фатьма окинула взглядом гарем. Судя по всему бедную Эстель Хатун отравили. И скорее всего виновник находится в этом гареме, неподалеку. Девушки часто балуются различными ядами, пытаясь убрать со своего пути соперниц и вовсе не подозревают, что есть более интересные способы убрать нежелательную личность со своего пути. Взгляд Госпожи остановился на группе наложниц, что находились в стороне от происходящего. В глазах некоторых из них читался ужас. Они даже боялись подойти, прижимаясь друг к дружке, будто загнанные в ловушку зверки. В то же время за одним из столиком сидело трое фавориток, которые среагировали на все абсолютно спокойно, без излишних эмоций. Одну из них узнать было довольно легко. Хасеки Ханде Султан расположилась на подушке, слегка в тени, попивая щербет и с интересом наблюдая за происходящим. Ее русые волосы были собраны в высокую прическу, из-за чего ее нежная шея молочного оттенка была открыта. Фатьма заметила, как бешено колотится сонная артерия на ней, что выдавало Хатун с головой. Будто почувствовав взгляд, Ханде обернулась на Фатьму. В ее глазах появился легкий испуг, который девушка сразу же подавила странным безразличием. В который раз Госпожа отметила ее удивительную способность сдерживать эмоции и надевать нужную маску на лицо. Окружали Ханде две не менее известные любимицы Мехмета — Флюлане и Дамла. Обе были по-своему несчастны и по-своему счастливы. Флюлане — девушка с древнего венгерского рода. Попала она в гарем вместе с Ханде. Между девушками сразу завязалась дружба, которую не смогла разрушить даже приближенность обоих к Султану. Ханде, а на тот момент еще Изабелла, смогла попасть в покои Мехмета раньше, завладев его вниманием. Довольно быстро проворной итальянке удалось забеременеть и тем самым закрепится в гаремной иерархии. Все были весьма удивлены тому, что Мехмет после миловидной Ханде принял у себя Флюлане, которая вовсе не имела идеальных форм. Темные волосы, карие глаза, слегка неправильные и резковатые черты лица, немного полноватая фигура, очень широкие бедра и небольшой рост. Да еще и характер подкачал: легка апатичность, нежелание влазить в какие-либо ссоры и проблемы, отсутствие рвения к борьбе. Обычно Гюленай Эке Султан таких даже не порог гарема не пускала, сразу отправляя в Старый Дворец, ведь в гареме они все равно были обречены на одиночество без даже доли внимания со стороны наследника. Мехмет всегда был падок на девушек с кукольной внешностью без каких-либо изъянов. Правда, Флюлане не удалось долго задержать его внимание. Всего пара-тройка ночей и Султан утратил к венгерке интерес, оставив ее увядать в стенах гарема в надежде на хоть какую-то милость с его стороны. Дамла же наоборот была весьма привлекательной. Ее темные волосы волнами спадали на хрупкие плечи. Серые глаза смотрели всегда с озорством и любопытством. Тонкая талия, высокий рост, немного непропорциональные руки, гордая осанка. Дамла была живой и подвижной, никогда не в силах усидеть на месте. Фавориткой Мехмета она стала незадолго после его восшествия на престол, но он даже сейчас иногда звал ее к себе, а Дамла шла каждый раз с надеждой понести, но, в конце концов, оставалась ни с чем. Ханде почему-то не боялась триумфа кого-то из своих двух подруг. Может, считала, что их надежды безнадежны, а может, просто надеялась, что в случаи чего сможет решить ситуацию так, как сделала это с Эстель Хатун. Не в силах более выдержать всех криков и суеты, Фатьма молча поднялась с подушек и направилась прочь в гарема, даже не попрощавшись с Бирсен в знак своего недовольства. Ханде так и осталась сидеть на подушках, отстранено наблюдая за тем, как копошиться над Эстель Хатун Захира Калфа. Вот только не знали они, что наивную темноволосую рабыню уже не спасти. *** День выдался солнечным и спокойным. На удивление спокойным после всего произошедшего. Рабыню, что была отравлена во время праздника, спасти не удалось. Бедняжка Эстель Хатун скончалась еще до прибытия лекаря. Бирсен хорошо запомнила ее скрюченные пальцы и разметавшееся по полу темные волосы. Нельзя сказать, что Султанша так уж хорошо знала эту Хатун или была привязана к ней. Вовсе нет. Бирсен просто было жаль эту девушка. Она еще слишком молода, чтобы распрощаться со своей жизнью. В который раз вздрогнув при мыслях о наложнице, Бирсен вздохнула. Султану об этих происшествиях еще не доложили, но вполне возможно, что Мехмет скоро вспомнит о своей фаворитке, которую он звал не так уж давно. И лучше Бирсен к тому времени со всем разобраться. Султанша прошла мимо небольшого фонтана, в чьих водах плескались солнечные лучи. Эти блики казались драгоценными камнями, что переливались различными оттенками на мелких волнах. Али Джихангир ждал Бирсен прямо за этим фонтаном. Светлые волосы юноши, что выбивались из-под тюрбана, легко колыхал ветер, из-за чего Ага слегка морщился, в который раз поправляя непослушные локоны. Его серые глаза были наполнены некой задумчивостью. Он слегка ленивым взглядом обводил сад, будто пытаясь что-то выискать среди огромных деревьев или зеленых трав. Плечи юноши были слегка напряжены, а руки сложены за спиной в замок. Застав Джихангира в подобном виде, Бирсен наперед знала, что разговор назревает серьезный. — Али Джихангир Ага, Вы хотели увидеться? — Бирсен остановилась, складывая руки в замочек перед собой, — Давайте побыстрее все решим. У меня и без того много проблем. Бирсен понимала, что может обращаться к Джихингиру на "ты", но никогда этого не делала. Манера говорить с людьми на "Вы" позволяла Султанше создавать вокруг себя своеобразный кокон отстраненности и независимости, проводить между собой и собеседником черту недосягаемости. Это в какой-то мере и успокаивало Бирсен, и создавало ощущение некой безопасности и душевного комфорта. — Госпожа, я бы хотел поговорить с Вами наедине, если это возможно. — после легкого поклона произнес Джихангир слегка напряженно, покосившись на служанок, что стояли за спиной у Бирсен. Султанша обернулась к девушкам и после пары секунд сомнений приказала им гулять неподалеку. После того, как Бирсен узнала о своей беременности, она пыталась постоянно окружать себя Хатун, дабы быть уверенной в том, что и ей, и ребенку ничего не угрожает. Служанки поклонились и вскоре отошли на довольно приличное расстояние. Бирсен вновь обернулась к Али, слегка любопытно приподняв брови. — Госпожа, зачем Вы приказали пронести в покои Султана вино? — Джихангир выпалил это предложение быстро и без малейших сомнений, — Хотя признаться честно, Вы смогли выбрать весьма хитрый способ для этого. Я бы и не догадался на входе агам так ловко подать чашу с уже налитым щербетом, выдавая его за содержащее кувшина. Бирсен легко улыбнулась, покачав головой. Значит этот мальчишка решил почитать ей морали. Набрав в легкие побольше воздуха, Султанша наклонила голову слегка набок. — Обмануть аг было проще, нежели детишек на базаре. Вас, кстати, тоже. — голос Бирсен звучал спокойно и даже слегка небрежно, будто бы Султанша делала одолжение Али, разговаривая с ним. Джихангир замечал это, но терпел. Он не мог сделать замечание Султанше и выйти сухим из воды, поэтому предпочел просто молчать. — Вы же понимаете, что подобные выходки недопустимы. Положение нашего Повелителя и так слишком шатко. — попытался объяснится Али, но Бирсен, кажется, лишь насмехалась с него, что начинало не на шутку злить юношу, — Я не могу позволить даже Вам нарушать установленные правила... — Правила во дворце устанавливаю я. — перебила его Бирсен на полуслове, подходя немного ближе и переходя уже на "ты", — Тебе стоило бы придержать язык за зубами, иначе один маленький секрет, один несчастный грешок, который ты сотворил вчера, станет известен нашему Падишаху. Султанша взглянула на Джихангира и сразу заметила легкое беспокойство, проскользнувшее в его серых глазах. Али явно был озадачен и судорожно пытался придумать, как бы ему выпутаться с ситуации. И пока он не нашел выход, Бирсен поспешила продолжить, чем еще более обезоружила юношу: — Твой грех именуется как Агнесс Хатун. Думаешь, невинная наложница-овечка по случайности забрела к тебе в покои и решила с горя предложить тебе себя? — Бирсен вопросительно приподняла бровь и насмешливо улыбнулась, — Не делай столь удивленный вид, Джихангир. Я отправила тебе Агнесс, чтобы на время отвлечь от покоев Падишаха, а ты совершенно спокойно проглотил наживку. Молодец, хороший мальчик. Надеюсь, тебе понравилось проводить время с гаремом Повелителя. Али резко сделал шаг назад, таким образом увеличив расстояние между собой и Султаншей. В глазах юноши запылал гнев. Если быть честным, то он подозревал, что Агнесс не просто так оказалась в его покоях, но в тот вечер Али почувствовал себя настолько уставшим и нуждающимся в ком-то, что не отказался побывать в объятиях привлекательной англичанки. Знал бы он, что это уловка Бирсен... — Вы ничего не докажете. — упрямо произнес юноша, недоброжелательно взглянув на Госпожу. Его лицо как-то вмиг помрачнело, а сам он стал еще более напряженным. Бирсен поняла, что попала в самую точку. — Правда? Как быстро ты списал со счетов бедную Агнесс, которая скажет все, что только я захочу. Не забудем и о верной мне Хазнедар — Захире Калфе, которая подтвердит отсутствие наложницы в гареме в тот вечер. Думаю, найдется еще пару рабынь, что так же с радостью подтвердят любую информацию за пару блестящих монет или возможность попасть в покои Падишаха. — Бирсен легко засмеялась, отведя взгляд в сторону. В этот момент Джихангир заметил, как зловеще блеснули глаза Валиде. На какое-то время между ними повисла напряженное молчание, нарушаемое лишь громким щебетание птиц и шелестом листвы при дуновении легкого ветерка. — Но я помогу тебе, Джихангир. — Бирсен сделала шаг в сторону Али, как-то странно улыбаясь, на этот раз юноша не отступил, напряженно вслушиваясь в голос Султанши, — Я скрою эту твою ошибку, даже если Агнесс понесет от тебя. Мы ведь даже таков вариант не можем исключать. А ты должен в благодарность за мое великодушие не лезть в мои дела и при необходимости выполнять мои приказы. Все ясно? Джихангир молчал, понимая, что Султанша загнала его в угол. Продолжать доказывать, что это неправда? Все отрицать? Не вариант. У Али не было гарантий, что Мехмет поверить именно ему, а не целой группе псевдосвидетелей, которых выставит Бирсен. Разобраться с Агнесс Хатун? Запугать ее и заставить ее все отрицать? Так же не рассматривалось. Султанша уже наверняка приставила к ней верных собачек для охраны. Чувствуя свою беспомощность, Али начинал злится еще больше. Если бы он не был таким беспечным, то мог бы избежать подобных ситуаций. — Ясно. — процедил Джихангир, обдумывая возможные варианты своего спасения. — И да, еще одно, — Бирсен уже собиралась уходить, как вдруг остановилась, — Отныне я отдаю Агнесс Хатун под твою ответственность на случай, если твою голову посетить глупая идея навредить ей. Поэтому учти: если даже она случайно споткнется в коридоре о подол собственного платья, в этом все равно виноват будешь ты, а следовательно и понесешь наказание. Хорошего дня. Напоследок улыбнувшись Али, Бирсен подобрала подолы своего темно-синего платья с тяжелой парчи, направляясь в сторону служанок, которые что-то бурно обсуждали у фонтана. Этот шантаж для Джихангира был незапланированным. На этот шаг ее толкнул вчерашний разговор в гареме между Махфирузе и Фатьмой. Если Али действительно встанет на сторону Фатьмы, то у ее сестры появится немалое преимущество, чего девушка не могла позволить. Бирсен прекрасно понимала, что ее сестры так же, как и она, отчаянно пытаются взять верховенство над Мехметом для управления Империей. Дабы успеть сделать это раньше них, Султанша должна начать действовать прямо сейчас. Поддержка Султана в Диване — лишь одна из причин, по которой Бирсен хотела побыстрее выдать замуж Фатьму. Она хорошо осознавала тот факт, что сможет проконтролировать действия сестры и отдалить ее от столицы, а следовательно и от Султана, только путём брака. Тем более Бату Каплан Паша был должен Борану услугу за один неприятный случай, поэтому наверняка для возвращение долга согласится на весьма простое для исполнения условие: полный контроль над Фатьмой Султан. С Махфирузе все было сложнее. Она уже была на хороших счетах у Султана. Он прислушивался к ней и уважал ее мнение. Бирсен не сможет так просто выдать ее замуж и отправить подальше. Махфирузе наверняка найдет пути надавить на жалость Мехмету и избежать судьбы вдовы в четвертый раз. Для Амины Бирсен придумала участь поинтереснее, но для ее исполнения нужно время и, в первую очередь, хорошего и верного слугу, который сможет все сделать быстро и чётко без глупых вопросов и сожалений. Еще одной костью в горле стоял Джихангир, но его Бирсен, кажется, удалось на время обезвредить. Вся эта ситуация с Агнесс Хатун как раз вовремя подвернулось. Главное теперь сохранить то, что удалось достичь и закрепить результат еще одним скандалом. А там, может, удастся вовсе выслать Али подальше со дворца. Довольно улыбнувшись своим мыслям, Бирсен почувствовала приятную дрожь, пробежавшую по телу. Позвав за собой служанок, Госпожа направилась во дворец. Игра началась.