Османская Империя. Эдирне, дворец Альтана Паши, 1569 год
Утром во дворце Альтана Паши царила суматоха. Слуги то и дело метались по коридорам, выполняя приказы санджак-бея и его жены. О приезде Султана и Великого Визиря сообщили только за день, поэтому времени на то, чтобы привести в порядок дворец, было довольно мало. К счастью, подготовиться все же удалось, так как Повелитель задержался в пути, несколько раз меняя путь в Эдирне. Он опасался нападения, помня горький опыт прошлой поездки, в ходе которой был ранен Али Джихангир. Но уже к вечеру следующего дня Повелитель и Боран Паша были довольно хорошо приняты Альтаном Пашей, который пытался всячески угодить Султану. Мехмет не особо радушно воспринимал его лестные замечания и попытки задобрить Падишаха, который и так был довольно злым по каким-то непонятным причинам. Отказав Альтану в ужине, Султан сослался на усталость и предпочел отдохнуть в выделенных ему покоях. Боран Паша не был доволен таким решением Султана, так как во время ужина они с Альтаном планировали обговорить все проблемы и найти общее решение, которое им предстояло огласить жителям Эдирне. Но Мехмет проигнорировал это. Боран решил разобраться во всем самостоятельно, да и было у него еще одно дело к Альтану. — Ты говорил с мятежниками? — задал вопрос Великий Визирь, попивая щербет с серебряной чаши в кабинете Паши, что был обставлен довольно скромно. — Мы удовлетворили последние их требование. Что они еще хотят? Альтан устало покачал головой, смотря куда-то перед собой. Вся ситуация в Эдирне была довольно плачевной. Если раньше Паша имел хоть какое-то влияние и довольно сильные рычаги давления, то после восхождения на престол Султана Мехмета и массовых "чисток" среди государственных мужей возможности Альтана значительно уменьшились. Люди отказывались быть покорными санджак-бею и бунтовали против нового Падишаха. — Они отказываются говорить со мной. — Альтан слегка пожал плечами. — Я пытался что-то исправить, но они кричат о том, что Султан — единственный, кто обязан решить их проблемы. Боран ухмыльнулся каким-то своим мыслям и с грохотом поставил чашу со щербетом на стол. — Плохо работаешь, Альтан. — произнес Великий Визирь, бросив быстрый взгляд на Пашу. Боран был весьма разозлен тем, что санджак-беи не были в силах сами решать проблемы провинции. Их постоянные отчеты все более походили на обычные жалобы. Иногда настолько мелкие, что Паша даже не докладывал о них Султану, а писал ответы сам. "Это Султан плохо работает", — хотелось сказать Альтану, но он вовремя остановил себя и набрал в легкие побольше воздуха. Проведя морщинистой рукой по слегка поседевшим русым волосам, Паша решил просто промолчать. — Хорошо, — заключил наконец Боран, откидываясь на спинку софы, — с этим разберемся позже. Все равно принимать решение без Султана было бы бессмысленно. Он слишком непредсказуем в своих действиях. Альтан впервые взглянул на Борана в упор, расслышав нотку раздражения в последнем его предложении. До Паши доходили слухи, что Великий Визирь и Падишах имели между собой недомолвки и часто вздорили, но он не думал, что это окажется вовсе не пустыми разговорами, а чистой правдой. И этот факт никак не мог радовать санджак-бея, ведь, как известно, рыба гниет с головы. Если у людей, в чьих руках сосредоточена власть, идут постоянные споры и неразберихи, то такой же хаос будет происходить и в стране, часто доходя до "кипящих" точек. Эдирне был первой бунтующей провинцией, но далеко не последней, если Мехмет что-либо не предпримет. — Ты выполнил то, что тебе поручила Бирсен Султан? — задал вопрос Боран и блеснул карими глазами. Альтан облегченно выдохнул. Наконец-то Великий Визирь бросил тему политической ситуации страны. Значит и гневных выпадов от него ждать более не стоило. В целом по своей натуре Боран всегда был довольно спокойным, хоть в отдельных случаях и мог вспыхнуть за считанные мгновения. Наверное, лишь эта внешняя холодность и помогала ему удерживаться на своей должности и не показывать слабых мест, по которым недруги могли ударить и достать до спрятанного за железными латами сердца. Альтан не умел быть таким жестким. В его характере присутствовала мягкотелость. Он умел быстро прощать и часто проявлял милосердие даже в тех ситуациях, когда стоило бы стоять на своём. Но не смотря на это, Паша до сих пор держался на позициях санджак-бея, а его поведение и решения полностью устраивали правящих Султанов. — Да, — утвердительно закивал головой Альтан, — девушка готова. Не смотря на то, что у Паши всегда были собственные взгляды на любой вопрос, он все же покорно склонял голову перед Бирсен Султан — сестрой Падишаха, которая была объявлена Валиде Султан сразу после ссылки истинной Валиде — Эке Гюленай Султан. Альтан откровенно недолюбливал Гюленай еще с тех времен, когда был жив Султан Ахмед. Эке не умела сидеть на месте. С самых первых своих дней в роли Султанши она пыталась лезть в политику Империи и влиять на решения Падишаха, что жутко раздражало Альтана, который тогда еще был одним из членов Совета Дивана. Хоть Султан Ахмед и вел жесткую политику, но иногда прислушивался к Гюленай, а в особенности после смерти его матери. Паша считал, что женщинам не место в политике, поэтому был несказанно рад, узнав о ссылке Госпожи. Альтан был первым, кто выразил Бирсен свою поддержку и почтение, после того, как она была объявлена новой Валиде Султан. — Она ведь будет верна нам? Не станет совершать глупости? — Боран слегка помрачнел. Он знал, что Бирсен пыталась контролировать своего брата. Когда Мехмет был в Манисе, у нее получалось это делать через Ханде, которая оказалась верной ей и стала глазами и ушами Госпожи. Но после того, как Мехмет получил титул Султана, взбалмошная Хасеки перестала прислушиваться к Бирсен Султан и начала действовать по каким-то неизвестным правилам, да еще и Шехзаде никак родить не могла, что сильно разозлило сестру Падишаха. Именно из-за этого она теперь искала опору в другой девушке, что Боран считал весьма глупой затеей, так как был твердо убежден, что полагаться можно лишь на себя. — Не волнуйтесь, Паша. — учтиво произнес Альтан, слегка склоняя голову набок, — Девушка довольно умная и очень красивая. Моя жена побеспокоилась, чтобы ее осмотрели лучшие врачи. Они подтвердили, что Хатун способна родить здоровое дитя. Если хотите, то она прямо сегодня отправиться в покои Султана. Боран отрицательно покачал головой и слегка ухмыльнулся. — Нет, пока еще не время. — произнес Великий Визирь как-то задумчиво и поднялся с софы. Альтан и сам подскочил следом, складывая руки в замок за спиной и с интересом наблюдая за сменой эмоций на лице своего собеседника. Но мысли Борана, как обычно, было невозможно прочесть. — Прикажи своим людям доложить о том, что завтра утром Повелитель будет готов выслушать все их требования. — произнес Боран уверенно, отчеканивая каждое слово. — На этом пока что все.Османская Империя. Стамбул, благотворительный комплекс имени Эке Гюеланй Султан, 1569 год
— Джайлан, прекрати эти бессмысленные хождения по покоям. — недовольным тоном произнесла Амина Махфирузе, наблюдая за своей верной Калфой, которая то и дело ходила взад-вперед по комнате второго этажа благотворительного комплекса Эке Гюленай Султан. Женщина нервно потирала между собой руки и не один раз уже запутывалась в юбках собственного платья кофейного оттенка. — Госпожа, я сильно за Вас волнуюсь. — пролепетала Калфа, переводя взгляд на Амину и наконец-то останавливаясь. Махфирузе выглядела довольно грозно, сидя на небольшой тахте в платье цвета лазури из легкого египетского шелка, который привозил в Стамбул лишь единственный купец, у которого и любила покупать ткани Амина. Сегодня Госпожа постаралась принарядиться. Помимо дорогого платья, она так же выбрала себе довольно высокую корону, густо усыпанную изумрудами, что ослепительно поблескивали в лучах солнца. Дополняли образ вычурные украшения и элегантная прическа. Амина выглядела действительно величественно и все лишь для того, чтобы произвести впечатление на людей матери. Будто бы внешнее великолепие могло скрыть ее внутренние слабости. — Это глупо. — нахмурила брови Султанша. — Я уже встречалась с ними однажды, они не принесли мне никакого вреда. Что может случить в этот раз? — Всякое, Госпожа. — покачала головой Джайлан. — Всякое, когда имеешь дело со столь подлыми людьми. Махфирузе недовольно хмыкнула, отводя взгляд от служанки. Она считала, что Джайлан, как обычно, накручивает себя. Хоть Калфа и была ей слепо верна и исполняла абсолютно любую прихоть, но она была жутким паникером. Эту женщину бросало в дрожь каждый раз, когда она хотя бы думала о каких-то опасностях, пусть даже придуманных. Наконец-то двери комнаты слегка скрипнули. Амина почувствовала, как ее сердце пропустило удар, а Джайлан и вовсе стала белее полотна, перемещаясь поближе к Госпоже. Наконец на пороге появилась Хазан Хатун в дорогом платье из желтой парчи. Уголки ее губ были приподняты в самодовольной ухмылке, а глаза блестели лихорадочным румянцем. Остановившись напротив Султанши, девушка присела в почтительном поклоне, вопросительно выгибая брови и тем самым призывая Амину поскорее рассказать причину, по которой она ее вызвала. — А где остальные? — недоуменно переспросила Махфирузе, сводя брови к переносице. Она приглашала всех людей матери на встречу, но, очевидно, откликнулась лишь Хазан, которая и стояла сейчас перед ней. — Остальных не будет. — произнесла Хазан спокойно и пожала плечами, будто этот факт был и так всем понятен. — Но я приказывала... — начала Амина. — Приказывать нам может только Эке Гюленай Султан. — тут же перебила ее Хазан, складывая руки в замочек перед собой. — Это мы уже говорили Вам. На лице Махфирузе отразилось недовольство. Впрочем, она и не ожидала, что люди матери так легко станут ей подчиняться. Этот факт стал ясен еще после первой их встречи. И прежде чем Султанша успела высказать какую-то колкость в ответ на наглое заявление Хазан, за плече ее схватила Джайлан и, наклонившись над ухом Госпожи, тихо прошептала: — Не стоит гневить эту женщину раньше времени. Она выглядит опасно. Махфирузе бросила на свою служанку быстрый взгляд, выражающий одновременно и раздражение, и благодарность. Джайлан была права: не стоило сразу же вдаваться в ссоры. Набрав в легкие воздух, Амина слегка улыбнулась карем губ, пытаясь скрыть свое раздражение, которое, очевидно, забавляло Хазан. Теперь девушка поняла, почему мать всегда пыталась воспитать в ней и сестрах способность скрывать свои истинные эмоции. — Хорошо, — кивнула Махфирузе, — тогда у меня будет к вам просьба. Хазан удивленно изогнула брови, похоже, не ожидая услышать таких слов с уст Амины. Видимо, она все же недооценила характер Султанши. Впрочем, девушка никогда не сомневалась в том, что Махфирузе очень похожа на свою мать. Иначе она не была бы любимой дочерью Гюленай. — Ближе к делу. — сдержанно ответила Хазан, заинтересовано наблюдая за тем, как Амина нервно покручивала на среднем пальце кольцо, некогда подаренное ей ее первым мужем — Сулейманом Пашей. Поговаривали, что он был единственным, к кому Махфирузе действительно испытывала какие-то чувства. Но по воли рока он был казнен Султаном Ахмедом за измену. Сулейман был единственным, в смерти которого не подозревали Амину. Гибель всех остальных так или иначе, но приводила нитки расследования к светловолосой Госпоже. — Я хочу, чтобы вы помогли мне с один важным делом. — Махфирузе слегка прикусила нижнюю губу. — Я хочу избавиться от своей сестры — Бирсен Султан. У меня уже даже есть план. — Я думала, что мы обо всем договорились еще при первой встречи, Госпожа. — на удивление учтиво произнесла Хазан, продолжая сверлить Амину взглядом. — Но я повторюсь: пока Эке Гюленай взаперти мы отказываемся действовать. Дайте свободу нашей Госпоже и получите взамен нашу верность. Махфирузе вновь недовольно покосилась на Хазан, сцепив свои руки в замок до побеления костяшек. Она продолжала ей перечить. Повторяла одно и то же, будто сказать более нечего. Хазан сводила абсолютно все к освобождению Гюленай. Это свидетельствовало о ее слепой верности этой женщине и невероятно злило Амину. Джайлан, стоящая возле своей Султанши, заметно занервничала, переминаясь с ноги на ногу. Она пыталась держать себя в руках и не выдавать нарастающую панику, но, кажется, все было тщетно. Амина чувствовала, как Калфу буквально трясет от страха. Впрочем и сама Махфирузе почему-то столкнулась с острой реальностью. Собственная корона показалась ей до невозможности тяжелой. Она будто сковала ее голову свинцовым венком. — Я не могу повлиять на Повелителя и добиться ее возвращения. — слегка прикрыв глаза, обреченно пробормотала Амина. — Эке Гюленай Султан останется в Старом Дворце. Вам этого не изменить. — Очень жаль, ведь мы, Госпожа, добиваемся справедливости. — Хазан гордо вздернула подбородок, впервые придавая своему тону нотки стали. Девушка явно была раздражена упрямством Султанши, но и Махфирузе не думала отступать. — Справедливости? — Амина издала смешок, поднимаясь с тахты. — Вы называете справедливостью предательство Падишаха? Эке Гюленай посмела опорочить честь нашего Повелителя и связать с врагами Империи. Письма нашли, тайные договоры тоже. Джайлан, все это время молча наблюдавшая за происходящим, сделала шаг в сторону Махфирзе, желая успокоить ту, но Султанша резко подняла вверх раскрытую ладонь. — Стой на месте, Джайлан. — обратилась она к своей служанке. — Эке Гюленай вас использовала. А вы молча бежали следом за ней и выполняли все прихоти. Теперь, когда я прошу у вас о мелкой услуге, вы отвечаете отказом. — Эке Гюленай Султан предоставляла нам защиту, Госпожа. — грубо ответила Хазан, опуская руки и сжимая их в кулаки. — А что предлагаете нам взамен Вы? Ведь Вы даже не имеете своего постоянного места рядом с Повелителем. Эке Гюленай знала, как ей стоит действовать и когда. У нее была поддержка Совета Дивана и Падишаха. У Вас нету ничего. Вы хотите добиться всего за счет нас. Вы смогли с сестрами опорочить честь Эке Гюленай Султан. Ведь всем известно, что ее ссылки больше всего хотели именно вы. Такая женщина, как наша Госпожа, не могла просто так вести переписку с врагами Империи. Она никогда не была настолько глупой. Но новый Султан вам поверил. Пока что это ваше единственное достижение. Без сестер Вы не способны на решительные действия. Так докажите нам, что Вы стоите хоть чего-то, что Вы готовы сотрудничать. Выполните наше требование и мы поклянемся Вам в верности. Ради доверия нужно чем-то жертвовать. — Не бывать этому! — выкрикнула Махфирузе, чувствуя, как гнев закипает в ее жилах. Слова Хазан резали по живому. Амина действительно иногда чувствовала себя пустым местом во дворце. Да, возможно, пока что Султан и был к ней благосклонен, доверял ей свои тайны и секреты, но даже он начал постепенно отворачиваться. Совсем скоро Махфирузе могла остаться один на один со своими страхами. Ее бросят все. И когда Султану надоест ее присутствие окончательно, он просто вышлет ее и снова выдаст замуж, даже не важно за кого. В то время как Бирсен имела хоть и небольшую, но семью, состоящую с мужа и еще не появившегося на свет ребенка, а Фатьма могла надеяться на поддержку хотя бы той же Лейлы Хатун с города, Амина была обречена на вечное одиночество. Не найдя более, чего сказать, Махфирузе отвела наконец взгляд от лица Хазан, искаженного гримасой ярости, и, подобрав подолы платья, направилась прочь с комнаты. Ошарашенная Джайлан с широко распахнутыми глазами окинула взглядом Хазан и, испуганно прикрыв рот рукой, поплелась следом за своей Госпожой. Единственным, чем были заняты мысли Калфы в тот момент, были молитвы о том, чтобы Махфирузе не успела наделать глупостей. Когда двери за Джайлан закрылись, Хазан облегченно выдохнула. Устало присев на тахту, с которой недавно встала Амина, девушка слегка прикрыла глаза. Отчасти все ее слова были правдой, но в большинстве своем она просто пыталась зацепить Махфирузе. Хазан необходимо было, чтобы Султанша задумалась обо всем происходящем, чтобы наконец-то не выдержала и пошла на уступки. Пока что это было единственным способом вытащить Эке Гюленай из Старого Дворца. — Может не стоило так жестоко? — Шебнем, которая все это время стояла за дверью, подслушивая разговор по ранее договоренному с Хазан плану, вошла в комнату, скрещивая руки на груди. Именно она настояла на том, чтобы Хазан лично поговорила с Махфирузе, сыграла роль оскорбленной и попыталась манипулировать ее мыслями и действиями. Возможно, Шебнем и сама могла бы с этим справиться, но зачастую во время перепалок она не умела контролировать собственную злость, поэтому разговор мог зайти в вовсе неправильное русло. Хазан более подошла для этой роли. — Иначе я не смогла бы зацепить ее, Шебнем. — спокойно ответила Хазан, пытаясь успокоить свое сердце, колотившееся в бешеном темпе. — Думаешь теперь у нас что-то выйдет? — Шебнем слегка неуверенно хмыкнула. — Кажется, ты просто разозлила Султаншу, как обычную дворовую кошку. Смотри, чтобы она теперь не бросилась на тебя с когтями. — Не броситься. — устало покачала головой Хазан. — Она знает, что действительно осталась одна. Может, Махфирузе и Султанша, но она боится одиночества. Она вернет Эке Гюленай Султан или для того, чтобы иметь хотя бы иллюзию союзника рядом, или для того, чтобы все же переманить на свою сторону нас. — Мне кажется, ничего не получиться. — пессимистично заключила Шебнем, убирая с лица прядь своих светлых волос. — Немного веры, Шебнем. — произнесла Хазан с хитрой улыбкой. — Немного веры и времени.Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1569 год
Саадет Хатун в гареме боялись многие. Родом девушка была с Крыма. Ее горячая кровь и взрывной нрав делали из нее буквально ходячее несчастье. Когда девушка впервые попала в гарем, ее сразу же отобрали в ряды счастливиц, коим мог выпасть шанс побывать в покоях Падишаха. Сама Саадет имела необыкновенно привлекательную внешность: каштановые кудри, круглое лицо, аккуратный нос, миндалевидный вырез глаз, карие, практически черные, радужки. Ростом она была не высокая, с хрупким телосложением, но всегда гордой прямой осанкой. Саадет выросла в дворце Кафы среди интриг и злобы, что прививало ей с самого детства необходимость уметь постоять за себя и защитить дорогих себе людей. Но по воле судьбы единственного родного человека Саадет потеряла в семь лет. Ее мать стала прислуживать жене Крымского Хана после смерти мужа. Госпожа приютила во дворце не только ее, но и ее дочь — Саадет. Малышка тоже обучалась быть в будущем служанкой, затем жена Хана обещала выдать ее замуж, но всем мечтам было не суждено сбыться. Хану понравилась миловидная мать Саадет. Он захотел владеть этой женщиной. И когда его жена узнала об этом, то приказала убить ту, что смогла настолько понравится ее мужу. Малышка Саадет осталась одна. Ее жизнь превратилась в ад после смерти матери. На малышку взвалили уйму работы и нарекли на вечную жизнь рабыни. Саадет не смогла смириться с этим и в пятнадцать лет убежала в Османскую Империю на корабле. Вот только не знала она, что судно уносило с Крыма девушек в гарем Султана. Таким образом и оказалась она в рядах наложниц. Но и в Топ Капы жизнь не была для нее простой. Саадет часто вздорила с наложницами и не брезговала лезть в драку первой. За это Главная Калфа часто ее наказывала, пока на бунтующую Хатун не обратила внимание Фатьма Султан. Никто так и не знает, о чем Госпожа говорила с Саадет и каким образом перевоспитывала. Но в конце концов, девушка стала для нее верной служанкой. Одной из немногих, кому Фатьма доверяла. И сейчас Саадет быстро бежала по коридорам гарема, крепко сжимая в руках белье, которое она якобы несла в прачечную. Между несколькими простынями были спрятаны те самые повязки, зараженные оспой, которые Фатьма Султан недавно взяла у ведьмы в городе. Саадет прекрасно понимала, насколько важную и одновременно опасную миссию ей поручила Госпожа. Если девушка совершит ошибку, то не только разочарует Султаншу, но еще и обречет ее на серьезное наказание, если все раскроется. Пот скатывался по лбу девушки, а ее тело обдавало жутким жаром даже не смотря на то, что одета Саадет была в довольно легкое ярко-оранжевое платье, как раз идеальное для такой жаркой погоды. Для девушки такое состояние не было необычным. Она чувствовала подобное каждый раз, когда сильно нервничала. Фатьма с самого начала предупредила Саадет, что именно она отнесет повязки в покои Бату Каплана Паши. И если сначала Хатун восприняла это за честь, то теперь опасалась последствий, которые могли повлечь ее действия, пусть и сделанные по приказу Фатьмы Султан. И чем дольше Султанша этот момент оттягивала, тем больше радовалась Саадет, надеясь, что ее Госпожа, в конце концов, вовсе одумается. Но Фатьма и не думала отступать. Она просто ждала, пока дворец покинет Мехмет — единственный человек, которому Султанша не хотела причинять вреда. — Куда ты направляешься, Хатун? — прогремел стражник, возвышаясь над Саадет. Девушка поджала губы. Она думала, что пробраться в покои Паши не составит труда. Гордо вздернув подбородок, Саадет покосилась на второго стражника, который слегка скептически не сводил взгляда с простыней в ее руках. — Убираю, не видишь, что ли? — попыталась придать своему голосу ноток нейтральности Хатун. — Мне приказала Главная Калфа забрать грязное белье с покоев Паши и отнести в прачечную. — Нам ничего об этом не говорили. — переглянулись между собой стражники. Саадет демонстративно закатила карие глаза. — Уф, вы хотите Пашу разозлить? — девушка слегка наклонилась вперед. — Это, между прочим, именно он приказал Захире Калфе прислать кого-то для уборки. Но я могу уйти, если вы... Саадет демонстративно развернулась на месте и сделала вид, что направляется назад в гарем, как один из стражников окликнул ее. — Заходи, — произнес он грубо, — но лишь для уборки. Саадет победно улыбнулась, но, разворачиваясь, поспела убрать со своего лица признаки триумфа. — Мне ничего более и не нужно. — произнесла она, быстро проскользнув в покои. Вот только не предположила Саадет одного... Зайдя в покои, девушка тут же начала искать взглядом большую миску. Фатьма Султан проверила правдивость слухов и, как оказалось, Бату Каплан Паша действительно страдал от трофической язвы. Она появилась у него на ноге еще год назад, после чего Каплан начал сильно хромать. Язва росла довольно быстро, пока Бату не обратился к врачу с города. Каждый день люди Паши приходили к Кадиру Эфенди и брали у него специальные настойки, в смеси которых они вымачивали повязки, которые Бату прилаживал к язве и тем самым останавливал ее рост и развитие. Именно в эту смесь в большой серебряной миске и должна была Саадет бросить зараженные повязки. Вот только сделать это было бы легче, будучи в покоях одной. Когда девушка заметила большую миску на прикроватном столике, она направилась прямо к ней, но тут же была остановлена стражником, который, как оказалось, зашел следом за ней. — Не трогай лекарства Паши, Хатун. Ты пришла только убраться. — прогремел голос аги сзади. Саадет резко остановилась, медленно оборачиваясь. Мужчина стояла на пороге покоев, скрестив руки на груди. Он явно не собирался уходить. — А ты решил мне помочь? — съязвила Саадет. — Иначе почему стоишь там? Дабы отвлечь внимание аги, она положила простыни на небольшую тахту у кровати и потянулась к подушкам, будто бы действительно собираясь убрать грязное белье. — Паша никогда и никого не впускает в свои покои без присмотра. Твой одиночный визит может стоить мне головы. — произнес стражник абсолютно серьезно. Саадет не ответила ему ничего. Мелкая дрожь пробежалась по ее телу, а пальцы предательски затряслись. Если этот громила будет продолжать наблюдать за ней, то подбросить повязки так и не выйдет. Судорожно пытаясь что-то придумать, Саадет начала действительно стягивать простыни с кровати Бату Каплана, дабы хоть как-то потянуть время. Радовал лишь тот факт, что миска стояла так близко. — Мышь! — вскрикнула внезапно Саадет, отпрыгивая назад. Стражник сконфужено взглянул на Хатун. — Какая мышь? — ошарашено спросил он. — Прямо там! На полу. Такая большая и серая! Ты что не видишь? — паническим голосом прокричала Саадет, прыгая на месте и указывая пальцем на противоположную сторону кровати. Стражник отнесся весьма скептически к ее замечанию и взглянул издалека в ту сторону, куда указывала Хатун, но на дорогом персидском ковре никого и ничего не было. — Что ты кричишь, Хатун? Там никого нет? — возмущенно произнес ага, все же делая шаг вперед. — Нет! — запротестовала Саадет, подкрадываясь ближе к тахте, где были расположены повязки между простынями. — Вот же она! Прямо там! Крики девушки привлекли внимание второго стражника. Он удивленно заглянул в покои, но его напарник лишь махнул рукой в знак того, что ничего серьезного не происходит. Двери вновь закрылись, а ага с недовольным выражением лица направился к кровати. Наклонившись, он попытался заглянуть за прикроватную тумбочку, но и там оказалось пусто. — Здесь никого нету. — произнес он напряженно. — Наверное... — залепетала Саадет, — наверное, она под кроватью. Посмотрите и поймайте ее. Ага бросил на Хатун быстрый взгляд, но все же стал на колени и попытался заглянуть под кровать. Саадет тем временем схватила с тахты простыни и перешла на другую сторону, разводя их в стороны и поспешно выбрасывая повязки в миску. — Там ничего нету! — гневно крикнул стражник, поднимаясь с колен и бросая яростный взгляд на Саадет, крепко сжимающую простыни в руках. — Она точно где-то там. Я же видела. — помотала головой Саадет, но ага, кажется, был разозлен до предела. — Хватит с меня, Хатун! Выметайся отсюда. — бросил он и, оказавшись возле девушки, схватил ее за предплечье. Грубо потащив Саадет к дверям, он услышал парочку бранных слов с ее уст, адресованных именно ему. Это привело агу в еще большую ярость. Буквально вытолкав Саадет в коридор, он захлопнул двери покоев. — Убирайся, иначе попрощаешься со своей головой, Хатун. — предупреждающе бросил он. Саадет же, гордо вздернув подбородок, направилась в сторону гарема. Завернув за угол, она победно улыбнулась и облегченно выдохнула, облокотившись о стену. Ей удалось.Османская Империя. Эдирне, дворец Альтана Паши, 1569 год
Народ Эдирне толпился на довольно просторной площади во внутреннем дворе дворца Альтана Паши. Все они были чем-то недовольны, все они были в числе тех бунтовщиков, которых уже который день пытались успокоить. Султан шел на уступки им с Топ Капы, но, как оказалось, урегулировать конфликт можно было лишь лично. Мехмет решился на поездку в Эдирне, но не знал, что ему стоит говорить. Всю дорогу Боран Паша пытался что-то ему объяснять, растолковать все возможные исходы событий, но все слова Великого Визиря будто пролетали мимо ушей Султана. Он слушал его, но не слышал. Мехмет прекрасно знал, что не сможет собрать воедино все наставления Борана, когда ситуация действительно выйдет из-под контроля. Он никогда не был человеком с твёрдым характером, не умел вести дипломатические дела и договариваться с людьми. Мехмет никогда даже Султаном быть не хотел. — Они уже ждут Вас, Повелитель. — произнес Альтан, возвращаясь с террасы и низко кланяясь Султану. Было решено, что люди соберутся на внутреннем дворе дворца, а Султан выступит с просторной террасы, дабы его все могли видеть и слышать. Боран заметно оживился, выпрямляясь. Все время, пока Альтан приглядывался к людям, Великому Визирю пришлось молча наблюдать за Султаном, нервно расхаживающему по коридору взад-вперед. Занятие не самое интересное, но и все попытки Борана успокоить Падишаха обернулись полным крахом. Мехмет ничего и слушать не хотел. Паша сильно боялся, что это приведет к множеству ошибок, которые может сотворить Султан. Мехмет выслушал Альтана и наконец перестал мерить шагами коридор. Поправив свою меховую накидку и тюрбан, он гордо вздернул подбородок и направился прямо на террасу. Боран тем временем кивнул Альтану и вместе с ним они вышли к народу следом. Стоило Падишаху появиться на террасе, как площадь вмиг затихла. Сотни любопытных глаз были направлены на молодого Султана, который застыл у перил, будто статуя. Его зеленые глаза помутнели. Взгляд уперся в огромное количество людей, которое смотрело на него с примесью ненависти. Боран и Альтан стали немного дальше. Заминка не смогла скрыться от внимания людей. Гул голосов вновь поднялся среди народа, заставляя Мехмета еще сильнее съежиться. Султан боялся. Боялся собственных подопечных. Заметив это, Боран подошел ближе к Падишаху и наклонился к его уху. — Повелитель, скажите хоть что-нибудь. Не вызывайте еще большего беспокойства. — прошептал он. Мехмет как-то неуверенно кивнул и поднял трясущуюся руку вверх, пытаясь привлечь к себе внимание. Люди снова замолчали. — Султан Мехмет Хан Хазрет Лери! — громко крикнул Альтан Паша, пытаясь потянуть время. Люди на площади низко поклонились. Мехмет почувствовал страх, все так же сковывающий его сознания. С чего начать? Что говорить? Боран легко толкнул Султана в плече, что-то тихо шепча. Мехмет набрал в легкие побольше воздуха и громко произнес: — Османская Империя — сильная страна. Но ее могущество в единстве! Так как вы, народ Эдирне, можете так просто сеять разлад мятежами? Неужели вы считаете себя врагами Империи? На пару мгновений люди замешкались, после чего вперед вышел высокий темноволосый Эфенди, смело взглянувший прямо на Падишаха. Без малейшей тени замешательства он произнес: — Повелитель, мы готовы жизни свои отдать во благо Османской Империи, но мы недовольны разрухой, что царит в ней. Как мы можем молчать, когда наш урожай был практически полностью уничтожен летней засухой? Мы голодаем! Зимой и вовсе есть будет нечего. — Вам отослали достаточно провианта около недели назад. — подметил Султан с ноткой недовольства. — Нам привезли всего несколько повозок зерна. Этого не хватит, чтобы прокормить всех. — произнес Эфенди, оборачиваясь к другим. Люди закивали головами и начали выкрикивать что-то в его поддержку. — Еда — это единственная проблема? — будто пытаясь перевести тему, бросил Султан. — Нет. — встрял в разговор еще один мужчина, сделав пару шагов вперед. — Налоги. Толпа сразу же отозвалась на эти слова громкими криками. Казалось, еще немного и эти люди буквально бросятся на Падишаха. Дабы предотвратить неожиданные последствия, Альтан Паша поднял руку и призвал людей к спокойствию. Они замолчали, но продолжали вдохновленно смотреть на агу, который поднял вопрос о налогах. Султан прекрасно понял, что этот вопрос для Эдирне еще более болезненный. — Практически каждый из нас держит скот, Повелитель. — произнес мужчина, поглаживая свою длинную седую бороду. — Это помогает нам хоть как-то выжить. Но в последнее время все массово начали вырезать животных. А все из-за нового налога, который недавно зачитал на главной площади Альтан Паша. Теперь мы должны платить довольно большой налог за каждую пятую голову домашних птиц и каждую третью голову рогатого скота. Мало того, что у нас не хватает еды для себя и того же скота, так мы еще и должны платить за его содержание, окончательно оставаясь в безденежном положении. В толпе вновь поднялся гул. Мехмет ошарашенно взглянул на Борана Пашу, но тот лишь сдвинул плечами. — Вы приказали обложить налогами все отрасли, которые только можно лишь бы максимально снизить налоги купцам. Когда я принес Вам этот проект Онура Саваса Паши, я пытался объяснить, что это приведет к массовым протестам. Вы не захотели слушать и утвердили его. — с ноткой обиды произнес Боран, таким образом снимая из себя ответственность. Султан сцепил губы в тонкую линию, вновь обратив свой взор к народу. Альтан продолжал молча стоять по левую сторону от Падишаха. — А что насчет торговли? — выкрикнул кто-то из народа, как только Мехмет разомкнул уста для очередного оправдания. — Да! — поддержал его еще кто-то. — С рынка пропало множество иностранных товаров. А их качественных заменителей так и нету, хоть нам и обещали. — Если вы будете исправно платить налоги, которые вам назначали, то вскоре купцы вновь привезут свои товары на рынок. — заключил Падишах, радуясь тому, что смог выпутаться с двух проблем одновременно. Но люди так не думали. Послышались возмущения. — Уж лучше Вы бы отозвали людей с Крымской войны. — произнес один Эфенди. Его тут же поддержали стоящие рядом люди. — Да! — произнес другой мужчина. — Крым — наш вассал. Он ведет войну с Речью Посполитой, а оплачивать их провиант почему-то должны мы. Вот те деньги и используйте на нужды Империи. — Да! Почему мы должны кормить чужую армию?! — крикнул еще кто-то из толпы. Люди вновь начали громко обсуждать между собой все, что прозвучало на площади. Казалось, все они были настроены довольно агрессивно. Некоторые бросали взгляды на нерешительного Падишаха, чье лицо побледнело еще больше, а некоторые даже пытались прорваться ко дворцу, но сразу же были остановлены стражей. — Послушайте! — попытался привести их к порядку Мехмет. — Послушай, народ Эдирне! Люди слегка затихли, хоть возмущенные замечания все же плавно переплывали от одних уст к другим. — Все ваши претензии довольно мелочны и временные. — начал Султан на удивление уверенно. — Вопрос с едой мы исправим, остальное решится само собой. Но нужно время. Мехмет надеялся, что эти слова успокоят людей, но все случилось совсем наоборот. Народ начал массово направляться ко дворцу. Стража взглянул на Альтана, но тот быстро приказал им не использовать оружие. Нехотя, но аги начали оттеснять толпу мирным путём. Наблюдая за всем этим, Султан слегка помрачнел. Он понимал, что этот разговор с народом никак не клеился. Все вышло слишком спонтанно и явно не по плану. Люди хотели услышать от него слова, которые разбудят в них хоть какую-то надежду, а вместо этого получили очередной отказ. — Повелитель, Вы не можете все просто так оставить. — произнес Борана, хватая Мехмета за предплечье, когда он уже собирался покидать террасу. — Они разозлены и хотят получить хоть какую-то надежду. Дайте им ее, иначе буря под названием "людской гнев" снесет все на своем пути. — Что я им могу пообещать, Боран? — раздраженно бросил Султан, высвободив свою руку с цепкой хватки Великого Визиря. — Ложь — это все, что я могу им сказать. Я — их Падишах! Они — мои поданные. И если налог был наложен на всех жителей Империи, то на всех. Они не станут исключением. — Повелитель, Великий Визирь. — испуганный Альтан Паша обернулся к ним, нервно покручивая на пальце перстень. — У людей внизу есть оружие. И, кажется, они готовы его использовать. Боран почувствовал, как капля пота скатилась по его лбу. Не смотря на все так же упрямо стоящего Падишаха, Великий Визирь в два шага оказался возле перил и, взглянув на разъяренную толпу, несколько раз попытался привлечь их внимание. Но все были тщетно. Люди и слушать его не хотели, более не обращаясь на террасу своего внимания. Все чего они хотели — пробиться через охрану во дворец. — Народ Эдирне! Говорит Великий Визирь Боран Паша! — закричал Альтан Паша буквально до хрипоты. Только услышав голос санджак-бея, люди нехотя прекратили штурм и обратили свое внимание к террасе. — Не смей. — прорычал где-то за спиной у Борана Мехмет. Но Великий Визирь и не думал слушаться. — Народ Эдирне. Обращаюсь к вам с просьбой и желанием урегулировать этот конфликт. — начал Боран Паша слегка издалека, пытаясь подбирать правильные слова. — Одумайтесь и не принимайте поспешных решений. Мы выслушали вас, выслушайте и вы нас. Боран чувствовал, как в его горле застревает ком. Хоть Паша и привык выступать перед публикой, но успокаивать разъяренную толпу оказалось не так уж просто. — Мы попытаемся развеять ваши тягостные мысли, а вместе с тем и наболевшие проблемы. — продолжил Великий Визирь. — Мы просим у вас неделю на размышления. — Неделя? За неделю мы успеем умереть с голоду, Паша! — выкрикнул кто-то с толпы и сразу же получил поддержку остальных. — Хорошо, — не стал спорить Боран Паша, — три дня. Всего три. Люди переглянулись между собой, но на этот раз протестовать не стали. Ворота на площадь распахнулись и вся толпа медленно начала перетекать на улицы. Боран облегченно выдохнул. Альтан тем временем оказался возле него и легко похлопал коллегу по плечу в знак поддержки. Великий Визирь еле заметно кивнул ему в ответ в знак благодарности и санджак-бей поспешил во дворец. Обернувшись, Боран вновь выпрямился, смотря на Султана уверенно, с примесью легкой злобы. Мехмет явно был в ярости. Его рубиновая брошь на тюрбане как-то предупреждающе поблескивала. — Это неповиновение, Великий Визирь — прошипел Мехмет, сверля взглядом Пашу. — Зато это сохранит наши жизни, Великий Падишах. — выплюнул Боран с презрением, быстрой походкой покидая террасу.