Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1569 год
Байбарс Паша — личность, вызывающая слишком много вопросов. Он появился в Совете Дивана еще при жизни Султана Ахмеда, который относился к нему с откровенным недоверием и пренебрежением. Но оспаривать высокие достижения темноволосого юноши было бессмысленно. Он действительно умудрился показать себя с лучшей стороны и получить собственное место под солнцем. Многие Паши насмехались над молодым Байбарсом, который всем рассказывал просто невероятную историю своей жизни. Он — сын изгнанного Султанзаде. Какие глупости! Вот только не знали все они, что Байбарс говорил искреннюю правду. Только доказать это ничем не мог. Султан Ахмед имел множество сестер. В целом у своего отца он был шестым ребенком, но первым мальчиком. Падишах особо не зацикливался на паре наложниц и приглашал к себе каждую, которая хоть немного понравилась. Но Ахмеду не пришлось тяжело в восхождении на престол. Большинство детей, родившихся у его отца, были девочками. А младшие братья не предоставляли особой опасности. Всех их мать Ахмеда убирала до того, как они могли представить ее сыну опасность. Молодому Шехзаде и беспокоится об этом не пришлось. Когда Ахмед стал Султаном, он разрешил всем своим сестрам остаться в Топ Капы. Лишь когда Султанши выходили замуж, они обязаны были покинуть Стамбул и отправится вслед за мужьями. Но если одних такой расклад событий абсолютно устраивал, то другие хотели большего, нежели жизни в провинции. Одной из таких оказалась Айлин Султан. Она сделала абсолютно все, чтобы выйти замуж за одного из Визирей и остаться в Топ Капы. И не прогадала. В их браке родилось трое детей. Двое из них умерло еще во младенчестве. Выжил лишь средний мальчик — Догукан. Имея в руках представителя Династии мужского пола Айлин возжелала править. Действовать сразу она не решилась. Хотела дождаться, пока Догукан будет достаточно взрослым. Это помогло бы переманить на свою сторону больше людей. Все таки за ребенком мало кто соглашался идти. Но у судьбы, видимо, были другие планы. Муж Айлин умер в одном из походов, и Ахмед был намерен отправить свою сестру в провинцию, куда хотел назначить Догукана санджак-беем. На тот момент Султанзаде было всего 17 лет. Отчаянная Айлин решилась действовать. Притворившись больной, она затягивала время до отъезда, постоянно направляя своего сына на переговоры с людьми. Таким образом Догукан смог переманить к себе часть янычар и несколько провинций. Стоило Айлин вместе с ним покинуть дворец, как в Топ Капы пришла новость о том, что войско во главе с Догуканом шло на Стамбул. Султанша желала власти и предрекала Догукану титул Султана. Мальчишке настолько понравилась такая перспектива, что он превратился в куклу своей матери, которой она управляла, не думая о возможных последствиях. Женщина наивно полагала, что в народе лежит сила ее сына. Но она была слишком неправа. Были глупцы, которые слепо шли за Догуканом и надеялись на его победу, но большинство намеревалось лишь почерпнуть свои выгоды. Султан Ахмед выступил со своим войском на защиту своей территории. Бои длились очень долго и исчерпывали силы с обоих сторон. Люди, которые были на стороне Догукана, наконец увидели насколько плохим тактиком и никудышным воином он был. Султанзаде следовало подучится и получить больше опыта. Во время одной из самых больших схваток часть армии Догукана покинула поле боя и тем самым обрекла своего предводителя на поражение. Ахмед жестоко расправился с теми, кто посмел посягнуть на его престол. Айлин он приказал казнить на глазах у Догукана, а самому Султанзаде отрезал язык и кисти рук, после чего вышвырнул его со дворца и приказал никогда более не появляться на пороге под страхом смерти. Догукан отлично запомнил ту агонию при потере конечностей и холодный тон Ахмеда: "У тебя больше не будет языка, чтобы ты не смог сбивать с пути мой народ. Лишишься ты и кистей рук, дабы более никогда не смог поднять меч, коим ты посмел замахнуться на меня". И, казалось бы, смерть была лучшим исходом в такой ситуации, но Догукан выбрал жизнь. Маленькую жизнь его ребенка, который еще не появился на свет и о существовании которого никто, кроме него самого и его матери, не знал. Одна из девушек с его небольшого гарема забеременела еще до выхода Догукана на поле боя. Чудом Айлин Султан удалось скрыть эту девушку от ищеек Ахмеда, когда те пришли за ней. Он вернулся и, забрав Хатун, отправился в странствия по Империи. Докуган возложил на это дитя огромные надежды. Султанзаде был уверен, что родится у него мальчик и что он закончит то, что начал его отец. Но судьба снова решила по-другому. У наложницы начались преждевременные роды. Догукан не успел бы довести ее до более-менее большого города, где они нашли бы хорошего врача. Остановится пришлось в небольшой деревне. Султанзаде специально отправил к местной знахарке девушку одну. У бедной роженицы сначала примут роды, а уже затем попросят деньги. А если покажется он, то вперед потребуют плату. А у Догукана не было и гроша за душой. В ночи Хатун родила мальчика, но из-за обильного кровотечения скончалась, лишь раз взглянув на своего маленького сына. Знахарка не знала ничего о родственниках погибшей, поэтому даже не представляла к кому обращаться. Она с односельчанами подождала пару дней. За девушкой, как и за малышом никто не пришел. Хатун похоронили на местном кладбище, а мальчика знахарка оставила временно на воспитание у себя. Догукан понимал, что в одиночку не сможет воспитать своего сына. Как бы он не старался, они вместе умрут или с голоду или от холода. Рано или поздно. Такого позволить Султанзаде не мог. Он сходил на могилу свей возлюбленной. Об этом рассказали несколько прохожих, которые увидели возле захоронения чужестранки мужчину в черном плаще без кистей рук, который горько, но беззвучно плакал. После этого след Султанзаде Докугана затерялся. Еще пару лет ходили легенды о старце без кистей рук, который появлялся то в одной деревне, то в другой, а затем все затихло. Малыш, которого знахарка назвала Байбарсом по просьбе его покойной матери, был вскоре передан богатой городской семье на воспитание. И сейчас этот самый бедный "сын чужестранки" стоял перед новым Падишахом Османской Империи с гордым видом. Байбарс знал о тайне своего происхождения. Его приемные родители пересказали ему историю со знахаркой, а он уже сопоставил все факты. Не было в Османской Империи другого мужчины без кистей рук и другой девушки в тот период, которая родила в ночи мальчика в той старой деревне. И хоть Байбарс и не знал наверняка правда ли это, но был твердо уверен, что приходится Мехмету двоюродным братом, а Айлин Султан внуком. Только никто в это не верил, хоть абсолютно все данные и даже часовые промежутки совпадали. Байбарс даже пытался искать своего отца. Жаль, что безуспешно. — Незаконные поставки, разгром нескольких купцов , беспорядки в городе. — громко зачитал Султан с листа, что лежал перед ним. Мехмет был в ярости. Его авторитет в Империи был и так сильно подорван, а Байбарс еще и подлил масла в огонь. Никто ведь не станет разбираться в том, кто назначил Пашу временным управляющим. Людей интересовал лишь факт того, что такая разруха произошла во время правления Султана Мехмета. — Все это клевета, Повелитель. — попытался оправдаться Байбарс, чувствуя, что его нервы натянуты внутри до предела. Казалось, еще мгновения и они разорвутся, как струны. — Клевета? Я проверял некоторые источники, Паша. — разъяренно прорычал Мехмет, ударив кулаком по столу. — Все они утверждают, что подобное действительно происходило. К тому же, кому как не тебе было выгодно разгромить всех тех ювелиров на рынке? Ведь подданные тебе мастера затронуты не были. Байбарс сцепил зубы. Ему хотелось запротестовать более эмоционально и высказать все, что он думал, но стоило придерживаться того плана, что они разработали с Онуром Савасом, иначе все полетит в тартарары. — Разве у людей с высоким титулом мало врагов, Повелитель? — Байбарс пыталась сделать свой тон более уверенным и спокойным. Нельзя было показывать даже тени какой-то неуверенности или растерянности. — Твоих слов слишком мало, чтобы переубедить меня, Байбарс Паша. — Мехмет откинулся на спинку стула, сузив свои уставшие зеленые глаза. Он еще толком не успел отдохнуть после дороги с Эдирне, ведь строго приказал позвать к себе Байбараса, как только переступил порог дворца. Ему хватило одного бунта, чтобы понять, что с народным гневом играть так же опасно, как и с огнем. Или ты будешь осторожен, или он тебя сожжет. — Тогда позвольте мне позвать свидетеля моих действий в роли временного управляющего. — Байбарс слегка опустил голову, из-под лба поглядывая на разъяренного Султана. Мехмет удивленно вскинул брови, выдавая явную заинтересованность. Паша тем временем решил не тратить времени зря. Подойдя к дверям покоев, он распахнул их и окликнул кого-то. Все это время Мехмет сидел молча, мрачно поглядывая на лист в своих руках, который был по-настоящему письмом Бирсен. Султану хотелось верить, что его сестра права и что Байбарс действительно позволял себе слишком много вольностей. Но совсем не потому, что Мехмету не терпелось оклеветать Пашу. Султан просто не хотел верить, что сестра по каким-то причинам врала ему. — Повелитель. — в покоях оказался Онур Савас Паша, низко поклонившейся. Мехмет вопросительно взглянул на Байбарса, но тот ничего не ответил, а лишь переключил внимание на стоящего рядом коллегу. — Повелитель, очевидно, что Байбарса Пашу оклеветали недруги. — сразу же приступил к делу Онур, сцепив руки в замок перед собой и совершенно спокойно взглянув на Султана. — Все время, что Байбарс правил Империей, в Стамбуле происходил сущий кошмар. Люди, зная, что вы временно отсутствуете начали бесчинствовать. Байбарс Паша пытался их остановить. Я понимаю, что многие утверждают, будто это его рук дело, но какие выгоды Паше самому получать убытки? — О чем ты? — процедил сквозь зубы Султан, наклоняясь немного вперед. — Когда я понял, какую клевету взвели против Байбарса Паши, я провел небольшое расследование. Как оказалось, бесчинства в столице и нападение на Вас с Али Джихангиром Агой были связаны с самого начала. — будто в подтверждение своих слов Онур Савас кивнул. — Кто-то не только пытался Вас убить, но еще и хотел поднять еще один бунт в Ваше отсутствие. На этот раз в Стамбуле. Таким подлым способом они и пытались подставить Байбарса Пашу, дабы выйти сухими из воды. Да, они не тронули наиболее известные торговые места, которым благоволит Байбарс Паша, но вовсе не побеспокоились о малоизвестных подопечных Паши. Таким образом есть список небольших лавок, а так же разрушенных кораблей, что доставляли Байбарсу Паше продукцию. Сразу же после этих слов Онур извлек из внутреннего кармана своего темно-синего кафтана лист бумаги, сложенный вчетверо, и передал его Падишаху. — Вот этот список. — Онур сделал шаг назад. Договориться с Байбарсом о том, чтобы осознанно разрушить пару его лавок, было сложно. Но Савасу все же удалось убедить коллегу, что это единственный способ спасти его шкуру. Онур тщательно все продумал и умело связал эту ситуацию с историей нападения, дабы убить одним выстрелом двух зайцев. И ему это, кажется, удалось. Во всяком случаи Мехмет взял со стола лист и внимательным взглядом окинул список. Султан помрачнел еще больше, когда, похоже, понял, что говорит Онур Савас действительно правду. Пару мгновений длилось тяжелое молчание. Байбарс прожигал взглядом Саваса, так как все еще был недоволен фактом разорения нескольких своих торговых точек. А сам Онур продолжал продумывать свои дальнейшие ходы и ответы, дабы завести Султана в еще больший тупик. Мехмет еще пару секунд помолчал, а затем поднял зеленые глаза на двух Пашей, которые стояли перед ним, ожидая его вердикта. У Султана даже язык не поворачивался признать, что его сестра действительно врала. Это оказалось намного сложнее, нежели представлялось. Но наказывать невинного Байбарса и тем самым навлекать гнев Пашей. Разве это не глупо? Положив на стол лист, Мехмет резко выдохнул. — То есть ты нашел связь между этими злодеяниями? — Мехмет говорил сухо, погруженный в какие-то свои мысли. — Да, Повелитель. По правде, до заказчика я еще не добрался, но уже смог найти человека, через которого он держал связь с наемниками. Этот Эфенди уже в темнице. — отчеканил Онур, осознавая свою победу. Султан верил в его ложь. А это значит, что он смог получить для себя максимальную выгоду. — То есть ты, Байбарс, просто пытался исправить ситуацию, навести порядок? — выдавил из себя Мехмет, потирая правой рукой висок. — Да, Повелитель. — ответил Байбарс, еле сдерживая победную улыбку. Неужели ему действительно удалось выпрыгнуть сухим из воды? Взгляд Мехмета вновь упал на письмо Бирсен, что все еще лежало на столе перед ним. Его пыталась одурачить собственная сестра. В тот момент Султану показалось, что от него отвернулись все, а перед глазами почему-то появился образ матери в изумрудном облачении с измазанным в кровь подолом. — Можете возвращаться к своим делам. — произнес Мехмет отстранено, резко поднимаясь из-за стола. Байбарсу и Онуру была непонятна такая реакция Падишаха. Они переглянулись между собой, но спрашивать ничего не стали. И пока Султан уходил на террасу, Байбарс с Савасом спешили покинуть его покои, мысленно уже празднуя триумф. *** Как только Бирсен узнала о возвращении Мехмета во дворец, сразу же отправилась и сама, как бы Сельви Хатун не пыталась ее отговорить. Упрямство было их семейной чертой. Встретится с Султаном лично не удалось, так как стража сказала, что он занят разговор с Байбарсом и Онуром Савасом. Бирсен не думала, что ее брат так быстро решиться на кардинальные действия насчет Паши. Но так было даже лучше для нее. Бирсен теперь приложит все усилия, чтобы уничтожить Байбарса. Решив не мешать разговору Повелителя с Пашами, Султанша направилась в свои покои. Лишний отдых в ее положении ей не повредит. Но когда Сельви распахнула двери перед ней, Бирсен замерла на месте. Боран Паша сидел на кровати без рубашки, пока лекарь хлопотал над раной на его руке. Заприметив свою жену, Великий Визирь удивленно округлил глаза. По словам служанок Госпожа не сообщала о том, что в ближайшее время собирается вернутся. Да и жить в дворце у Ипподрома она должна была еще хотя бы пару недель, пока эпидемия полностью не утихнет. Именно поэтому первым делом Боран поспешил вслед за Султаном в Топ Капы, дабы перевязать рану и тем самым избавить Бирсен от лишнего беспокойства. — Боран Паша, что случилось? — обеспокоенный голос Бирсен разразился в покоях, отвлекая от дела лекаря, который низко склонился перед Госпожей. Султанша тем временем, подбирая подолы платья нежного розового оттенка, подошла ближе к Паше и, сев рядом, бережно дотронулась к его щеке, всматриваясь обеспокоенным взглядом каре-зеленых глаз в его черты. Боран недовольно сцепил зубы. Значит скрыть ранение от жены не выйдет. Кратко кивнув лекарю, который, к счастью, успел закончить с перевязкой, Паша аккуратно натянул на себя рубашку. Хоть их с Бирсен брак сперва и был построен на обычном договоре, выгодном для обоих, но затем это переросло в нечто другое, более высокое и непонятное. Султанша начала искренне беспокоится за своего мужа, в то время как он сам продолжал просто исполнять роль, прописанную ему их сделкой. Боран не позволял себе проявлять большего, чем ему было дозволено и абсолютно наслаждался этим. В этом браке он любил лишь детей, которые появлялись у них на свет. Жаль только, что пока что с этим не сильно им везло. Самира умерла в малом возрасте, а после Бирсен долго не могла забеременеть. Ребенок, которого она сейчас носит под сердцем, стал буквально благословением. Как только лекарь с поклоном покинул покои, а слуги прикрыли за ним двери, Паша обратил свой взгляд на обеспокоенную жену, накрывая своей рукой ее ладонь и легко убирая ее от своего лица. — Все нормально, Госпожа. — произнес Боран немного отстранено. — Я не раз получал ранения во время походов. Это всего лишь царапина... "... полученная от меча бунтовщика", — хотел добавить Боран, но вовремя остановился. Не стоило Бирсен знать всех деталей для ее же блага. Но Султаншу, кажется, не совсем устроил такой ответ. Поджав губы, она выпрямилась и уже намеревалась что-то сказать, как вдруг заметила, что взгляд Борана упал на ее уже заметно округлившейся живот. Она не знала, что в тот момент происходило в голове Паши, но и он говорить ничего не стал, а лишь легонько дотронулся к нему, всего на секунду задержав свою руку. Казалось, Боран просто боялся причинить вред ребенку. Хотя какая беда может случится от обычного прикосновения? Легкая улыбка тронула кончики губ Бирсен. Уверенным движением она потянулась к руке Борана. Нежно взяв его ладонь, она положила ее на свой живот, легко прижав. Паша поднял на Госпожу удивленный взгляд, но вскоре так же улыбнулся. Он мечтал о моменте снова оказаться со своим ребенком с самой первой минуты приезда в Эдирне. Его раздражали все вокруг только потому, что среди них он не видел Бирсен. Иногда Боран даже ловил себя на мысли, что с удовольствием отказался бы от всей этой роскоши, лишь бы жить с Султаншей в какой-то провинции, в небольшом доме, где бы их и дитя не поджидали постоянные опасности. — Я скучала, Боран. — практически шепотом произнесла Бирсен, опуская взгляд в пол. Она никогда не признавала своих слабостей и безумно не любила показывать, что перед кем-то способна быть настолько беззащитной. Раньше Боран не значил для нее ровно ничего. Их договор был лишь выгодным для Бирсен решением и способом избежать однообразной судьбы Султанши, выданной замуж не по любви. Но спустя года девушка поняла, что и нету у нее человека более близкого и дорогого, нежели ее муж. В ответ на эти слова жены, Великий Визирь лишь обнял ее, зарываясь лицом в темные волосы. Бирсен, может, и не о таком мечтала, когда была маленькой девочкой и еще верила в сказки и принца на белом коне, но сейчас понимала, что, наверное, именно подобные моменты люди всегда и называли счастьем. — Ответь мне на один вопрос, Боран. — произнесла Султанша тихо, отстраняясь от мужа. С одного взгляда Паше стало ясно, что его жена вновь что-то задумала. И если при других обстоятельствах, он потратил бы все силы, чтобы помочь ей, то теперь был категорически против любых действий, которые могли бы навредить ей или ребенку. — Да, конечно. — выдавил Паша, пытаясь сразу не срываться и все еще продолжая сжимать руку жены. Бирсен несколько мгновений сомневалась, судя по бегающему взгляду, а затем после краткого вздоха произнесла: — Можно ли сместить с должности Байбарса Пашу более-менее законным способом? Боран удивленно округлил глаза, наблюдая за тем, как уверенность Султанши заменяется легким страхом. Его жена действительно была неуверенна в том, что она собирается сделать. И это беспокоило Пашу еще больше. — Сместить можно кого-угодно, Госпожа. Но для этого нужна веская причина. — спокойно ответил Паша, а затем, чуть наклонив русоволосую голову набок, уже серьезнее продолжил: — Что-то между вами произошло? Я надеюсь, что ты не собираешься действительно... — Нет-нет, — тут же перебила Бирсен, — конечно, нет. Как-то не слишком правдоподобно улыбнувшись, она вновь обняла Борана, будто пытаясь скрыть свое истинное выражение лица. Признавать свое поражение перед Байбарсом девушке не хотелось, но и лезть на рожон сейчас было слишком опасно. Султанша планировала пока что молчать и лишь наблюдать за Пашей. Если же она увидит с его стороны хоть малейший намек на опасность, нападет, даже не задумываясь. Так или иначе, но Байбарса в любом случаи ждало смещение или смерть. Или она сделает это, потому что он же ее вынудит, или уже после рождения ребенка, дабы навсегда нейтрализовать человека, который в открытую смел угрожать ей и ее семье. — Госпожа, моет Вам стоило бы принять предложение Султана временно отойти от должности Валиде Султан? — эти слова Борана прозвучали будто гром среди ясного неба. Резко отстранившись от мужа, Бирсен взглянула на него более, чем возмущенно. Она не хотела и не планировала отдавать кому-либо титул Валиде Султан. Пусть даже временно. Она пока справлялась со всем и даже придумала, как убрать со своего пути предательницу Ханде. Так почему же бросать все на полпути к победе? — Даже не смейте говорить о подобном, Паша. — Бирсен вновь перешла на "Вы", желая таким образом подчеркнуть расстояние между ними. От нежного момента первой встречи после разлуки не осталось и следа. — Я понимаю Ваши чувства, Госпожа, но титул Валиде Султан приносит слишком много хлопот. Пусть на ранний сроках беременности все проходило гладко, но теперь ситуация может изменится или ухудшиться. Вы не сможете одновременно ухаживать за новорожденным ребенком и решать дела гарема. — Боран говорил это, потому что действительно считал, что так будет правильнее. Лишь с первого взгляда кажется, что все это удержать в руках так просто. Госпожа не сможет так легко управлять наложницами и собственным ребенком. Для этого нужно много времени и сил. Слишком много для Бирсен. — Что Вы несете, Паша? — вскочила Султанша с софы, кладя одну руку на живот. Еще от брата она могла ожидать уговоров покинуть должность, но от мужа, который, казалось, всегда и во всем ее поддерживал, это было больше похоже на удар ниже пояса. — Я беспокоюсь о Вас, Госпожа, и о ребенке. — натянуто произнес Боран, чувствуя, что в любой момент может сорваться на скандал. — Я сама буду контролировать свою жизнь, Паша. Я знаю, что я делаю. — в ярости бросила Бирсен, отворачиваясь к окну. Боран не стал говорить что-либо против, дабы не разжигать этот конфликт еще больше. С трудом удержав колкое замечание, Паша так же отвернулся от Госпожи, будто пару минут назад и не был безумно рад ее видеть. Между ними все еще была та нескончаемая пропасть, появившаяся после смерти Самиры. А они оба были слишком горды, чтобы попытаться свести ее концы. ***Османская Империя. Старый Дворец, 1569 год
Тяжелый вздох сорвался с губ Эке Гюленай. Зажмурив на пару секунд свои прекрасные голубые глаза, женщина убрала с лица светлые волосы и вновь взглянула на стоящую перед собой Хазан. Девушка выглядела растерянной. Ее и без того тонкие губы были поджаты, а в глазах читался явный страх. Гюленай знала, что Хазан довольно самоуверенная и гордая особь. А брак с Вторым Визирем и вовсе поднял ее самооценку на небывалые высоты. Но по воле рока именно Эке была тем человеком, который мог влиять на нее. Хазан была куклой, как и все остальные ее подопечные. И даже сейчас, проявив лишь малую часть своего гнева, Гюленай смогла напугать девушку до состояния легкой дрожи. — То есть вы упустили Фатьму? Не смогли убить ее? — процедила сквозь сомкнутые зубы Эке, прожигая взглядом собеседницу. Хазан сглотнула тяжелый ком в горле и, пытаясь обуздать собственный страх, ответила довольно сдержано: — Мы все продумали. Ни Фатьма Султан, ни внезапно поехавший с ней Али Джихангир Ага не мог нам помешать. — Тогда кто или что помешало вам убрать с моего пути Фатьму?! — крикнула Гюленай внезапно настолько громко, что Хазан невольно вздрогнула, округлив свои серые глаза. Хазан никогда не могла понять, как Эке так легко отдавала приказы о нанесении вреда своим же дочерям. Для девушки это было чем-то невозможным. Она выросла в романтичной иллюзии о том, что мама всегда любит свое дитя. Это представление о мире и укоренилось в ее голове, но Гюленай ломала все стереотипы. Сейчас она была невероятно зла. Смотрела на Хазан с ненавистью и, казалось, еле удерживалась от того, чтобы не вцепиться в нее. Из-за разрушенной маски вечного спокойствия и хладнокровия Госпожи, ее гнев становился еще более эффектным и устрашающим. И Хазан прекрасно понимала, почему Эке злится. Готовя этот план, она планировала избавиться от своей младшей дочери за один раз, без свидетелей и лишней мороки. Для этого она и приказала Хазан выбрать лучших наемников. Обычно, этим занимался в их команде Онур Савас, поэтому на логичный вопрос девушки о том, почему в этот раз искать должна она, Гюленай кратко ответила, что Паша сейчас занят другими важными делами. Перечить Хазан не стала. И действительно ведь нашла одних из лучших наемный убийц. Они назвали просто огромную цену за своих услуги. И если раньше Хазан отдавала смело деньги для Эке Гюленай, если вдруг ее средств не хватало, то в этот раз поняла, что ту сумму, что назвали мужчины, она найти не сможет. А если даже удастся, Атмаджа Батур Паша наверняка заподозрит свою жену и потребует отчет за столь большие деньги. Лишних проблем Хазан себе не хотела, поэтому они с Гюленай и поделили сумму пополам. Но игра не стоила свеч. И признаваться в этом Эке, которая выложила буквально последние свои деньги, было невероятно сложно. — Поймите, Госпожа, эта Лейла Хатун появилась из ниоткуда. Влетела в комнату и заполнила ее каким-то дымом. — попыталась оправдаться Хазан, поддавшись слегка вперед. — Каким дымом, Хазан?! — вновь крикнула Гюленай. — Это тебе рассказали наемники, чтобы оправдать себя? И ты им поверила? Хазан молча опустила голову. Она разгневала Госпожу и готова была ответить за это, но Эке, кажется, не столько беспокоилась из-за того, что оплошность совершила именно девушка, сколько из-за того, что убить Фатьму так и не удалось. Возможно, убрать со своего пути младшую из дочерей, которая пока что особо ничего не предпринимала, покажется кому-то глупостью, но Гюленай продумала все до мелочей. Во-первых, в смерти Фатьмы обвинили бы скорее Бирсен или Махфирузе, у которых были с ней натянутые отношения. Да и расследование, скорее всего, повесили бы снова на того же Онура Саваса, а он по просьбе Гюленай побеспокоился бы об уликах, которые напрямую указали бы на одну из сестер. Таким образом убрала бы двух зайцев одним выстрелом. Во-вторых, она побаивалась Фатьму. И хоть никогда вслух и не признавалась в этом, но младшая дочь пугала ее. Она не только была похожа на своего отца, но и смогла искренне привязаться к Лейле, что во многом помогло ей перенять у ведьмы все ее знания. Но кроме этого, Фатьма увидела в своей названной матери свой идеал. Она всегда говорила, что хочет быть похожа на Лейлу. Это одновременно и причиняло боль Гюленай, и заставляло ее все чаще следить за дочерью. Как оказалось позже, подобно Лейле Фатьма начала покупать травы, делать какие-то отвары и запираться от мира. А однажды при ссоре Эке с дочерью, молодая Госпожа позволила себе бросить матери в лицо проклятье. Всего через пару дней Гюленай сильно заболела. Это не на шутку испугало Султаншу. И хоть подобное и можно было назвать просто стечением обстоятельств, совпадением, но Султанша была твердо уверенна, что болезнь на нее наслала ее дочь. А ведь именно Гюленай отправила Фатьму к Лейле. А значит она создала этого монстра. А значит, что она должна его и уничтожить. В-третьих, Фатьма все еще оставалась одной из сестер. А вместе они выгнали Эке Гюленай со дворца путём клеветы. Так или иначе, более мягкими или более жесткими методами, рано или поздно, но истинная Валиде Султан намеревалась избавиться от своих дочерей, дабы избавиться от проблем, которые они способны ей принести в будущем. — Я понимаю, как это звучит, Госпожа, — начала вновь говорить Хазан после довольно затянувшейся паузы, — но Лейла действительно... Не успела девушка договорить, как двери покоев Эке Гюленай распахнулись без стука, и на пороге показалась светловолосая девушка, которая сразу же вцепилась в Хазан взглядом своих золотистых глаз. — Махфирузе, — с притворной радостью в голосе бросила Гюленай, — чем обязана? Хазан молча присела в поклоне. С трудом натянув на лицо улыбку, девушка попыталась сделать более уверенный в себе вид. Взглянув на Амину в ответ, она невольно заметила, что дочь Гюленай чем-то обеспокоена и разозлена. Ее идеальные, практически кукольные, черты лица искажала гримаса недовольства. Алые губы были изогнуты в каком-то странном подобии полу ухмылки, а глаза искрились яростью. Для Хазан видеть Госпожу в подобном виде было нормально. Ведь чаще всего их встречи насчет помощи Махфирузе заканчивались ссорой. А Амина, насколько поняла Хазан, не любила проигрывать и уступать. — Вы хотели поговорить о Бирсен. — отчеканила каждое слово Махфирузе, гордо вскинув голову. Гюленай слегка сузила глаза и ухмыльнулась каким-то своим мыслям. Хазан не могла предугадать, что именно творилось в тот момент в голове Госпожи, но она явно не была настроена обсуждать это с ней. — Хазан, будь добра, оставь нас с дочерью наедине. — с притворной сладостью и учтивостью бросила Эке, разыгрывая перед Махфирузе настоящий спектакль из взаимопонимания. — О твоем деле мы поговорим позже. Хазан не против была покинуть покои, а вместе с ними и Старый Дворец как можно быстрее. Вся эта ситуация давила на нее. Но согласна она была с Гюленай еще и в том, что нельзя дать повода Махфирузе подумать, что между ними пошел какой-то разлад. Без каких-либо объяснений и прощаний Хазан присела в поклоне и, многозначительно взглянув на Гюленай, направилась прочь. — А я и не надеялась тебя более увидеть, Махфирузе. — ухмылка все так же украшала лицо Гюленай. — В Эдирне ты дала мне понять, что не хочешь иметь ничего общего. Амина сцепила руки в замок перед собой и взглянула на мать как-то враждебно. Девушка не была настроена на душевный разговор с Эке. Она лишь хотела узнать, что хочет предложить ей Гюленай и стоит ли рисковать ради нее. Все таки, как уже успела понять Махфирузе, помощь ее матери требует слишком большую цену. Например, доверие брата-Султана. — Карталь Бей передал мне, что у Вас есть информация, которая могла бы помочь мне избавиться от Бирсен, — начала Амина уверенно, — это единственная причина, по которой я здесь. Гюленай слегка прищурила свои голубые глаза. Во время последней встрече с дочерьми Эке отослали подальше с Топ Капы, упекли в Старый Дворец. Но сейчас, очевидно, что-то встало между ними. И это что-то было настолько сильным, что не позволяло им объединится вновь. Но лишь в их единстве была их сила. По отдельности они не способны особо ни на что. И это даже в какой-то мере забавляло Госпожу. Если по отдельности ее дочери беззащитны и не так могущественны, то она может собственноручно управлять ими так, как уже делает это с Махфирузе. Они ненавидят друг друга. Это их и погубит. — Карталь не соврал. — дабы не затягивать паузу, самодовольно произнесла Гюленай и легко похлопала ладонью о место рядом с собой, тем самым приглашая дочь присесть. Но Махфирузе продолжала упрямо стоять практически у порога и смотреть на свою мать издалека, будто искренне не уважая ее и презирая. Эке не понравилось подобное поведение Амины, поэтому она в ответ стерла со своего лица ухмылку и продолжила говорить: — Надеюсь, ты помнишь о нападении, что было совершено на Султана и Али Джихангира Агу. Слухи о нем дошли даже до Старого Дворца. Ни для кого его результаты уже не секрет. Но преступника до сих пор не нашли. А следовательно мы может выставить виновником кого-угодно. Даже Бирсен. — И как мы это сделаем? Расследованием занимаются люди Султана. — скептически заметила Махфирузе, отрицательно покачав светловолосой головой. — Я бы не приглашала тебя, если бы у меня не было плана. — сразу же перебила ее Гюленай и вновь ухмыльнулась, слегка наклонив голову набок. — Но для начала мне нужна твоя услуга. — Услуга? Снова, Валиде? — ядовито бросила Махфирузе, с горечью на языке вспоминая, чем закончилась вся эта авантюра с успокоением бунта путём освобождения Гюленай. Амина не хотела рисковать вновь. — Ну если ты хочешь и дальше находится в тени Бирсен... — Эке пожала плечами и отвела взгляд к окну, пытаясь выдать явную незаинтересованность дальнейшим разговором. Махфирузе почувствовала закипающую в своих сосудах ярость. Мать, как обычно, пыталась манипулировать. И выходила это у нее прекрасно. Она продумала наперед все свои шаги, а это значит, что не выдаст информацию без согласия на выполнения ее требований. Казалось, Гюленай вновь смогла перехитрить Амину. И молодую Султаншу это жутко раздражало. Ну почему она вновь и вновь попадала в эти сети? Уже намереваясь уходить, Махфирузе внезапно остановила себя и взглянула на мать в упор. Если Гюленай играла не по правилам и хитрила, значит и Амина может. Даже если она пообещает исполнить просьбу Госпожи, никто не сможет заставить ее сдержать слово. — Я согласна. Но что тебе нужно? — Махфирузе вопросительно выгнула светлые брови. Гюленай обернулась к ней с явно заинтересованным взглядом. И впервые Амина почувствовала, что смогла одурачить мать. — Помоги мне с материалами, которые оправдают меня. — Гюленай наклонилась слегка вперед, пытаясь заглянуть в золотистые глаза дочери. — Тебе это не составит труда. Вы ведь с сестрами свели на меня ту глупую клевету. При необходимости сверни все на ту же Бирсен. Я должна вернутся в Топ Капы как можно быстрее. — Ты принесешь с собой хаос. — с ноткой сомнений бросила Амина, сделав вид, будто действительно собралась помогать матери. Но в ответ Гюленай лишь ухмыльнулась и откинулась на спинку софы. — Не для тебя, Махфирузе. — женщина покачала головой. — Я уже говорила ранее, что не трону тебя и сделаю счастливой, если ты мне поможешь. И это правда. Да и разве ты не мечтаешь избавиться от Фатьмы и Бирсен? Ведь лишь они стоят на твоем пути. Лишь они не подпускают тебя близко к Султану. Но если ты сможешь правильно выстроить приоритеты и вести игру так, как тебе советую я, они уберут с доски друг друга и без твоего прямого вмешательства. Пока Гюленай говорила, Махфирузе слушала ее на удивление внимательно. Даже не сразу заметила, что мать поднялась со своего места. Неспешным шагом она подошла ближе к дочери и аккуратно взяла ее за предплечья. Женщина смотрела на Амину довольно упрямо и уверенно. Она знала, чего хочет и намеревалась вбить в голову дочери собственные убеждения. И когда девушка наконец подняла взгляд на мать, решившись заглянуть в ее ледяные голубые радужки, Гюленай продолжила практически шепотом: — И тогда с Мехметом останемся лишь мы. Станем для него самыми близкими. Ты выйдешь замуж по любви. И мы будем счастливой семьей. Такой, о которой ты всегда мечтала. — Что мне сделать, чтобы убрать с пути Бирсен? — пытаясь отогнать от себя уж слишком заманчивую картинку воображаемого будущего, навеянного словами матери, выдавила Махфирузе. Но в ответ Гюленай лишь ухмыльнулась ей и покрепче сжала предплечья. — То, что я и говорила. — голос Эке прозвучал уже громче. — Ты сможешь вернуть во дворец меня путём клеветы, обращенной на Бирсен. Махфирузе почувствовала, будто кто-то дал ей под дых. Резко высвободившись с цепкой хватки матери, девушка попятилась назад, вновь с ненавистью глядя на Гюленай. Это не дочь одурачила мать, а наоборот. Эке согласилась сыграть в ее игру, но в ходе поменяла правила. Амина мысленно корила себя: неужели она действительно смогла поверить, что так просто сможет обмануть мать? — Ты не меняешься. — ядовито процедила сквозь зубы Махфирузе и, резко развернувшись на каблуках, покинула покои, громко хлопнув дверью. Вслед Эке лишь ухмыльнулась ей. Она не смогла научить Махфирузе лишь двум вещам: проигрывать с достоинством и контролировать эмоции. *** Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1569 год Медленно ступая по мраморному полу коридоров, Ханде аккуратно приподнимала подолы своего нежного белого платья с голубыми вставками. Лиф ее одеяния и верхняя часть полностью были усыпаны мелкими драгоценными камнями, что поблескивали в свете факелов, расположенных на стенах дворца. Ее невысокая диадема с алмазами в замысловатой прическе, а так же украшения с тех же драгоценных камней, удачно дополняли образ. Но девушка не улыбалась в этот раз. Ее лицо выдавало уныние и даже некую боль. Пока все дорогие Султану люди были эвакуированы, она оставалась в зараженном оспой Топ Капы, ведь о ней не позаботился ни сам Падишах, ни даже Валиде Султан, которая предпочла таким образом отомстить Ханде за ее уход из-под надежного крыла и вечного управления. Бирсен, наверное, день и ночь молила высшие силы, чтобы Хасеки ее брата заразилась и скоропостижно скончалась. Но Ханде была жива и сейчас шла прямо к Валиде Султан, которая вызвала ее по какой-то неведомой причине. О встрече с Бирсен в этот вечер Хасеки мечтала меньше всего. В гареме начали расползаться слухи о том, что Султан привез с собой с Эдирне очень красивую девушку. Что она теперь его новая любимица и будет жить на Этаже фавориток. Ханде ожидала чего-угодно от приезда Султана, но не новую наложницу. Если эта Хатун действительно так вскружила голову Мехмету, значит шансы Ханде на возвышение и беременность становились еще меньше. Это пугало юную Хасеки. И она с радостью посвятила бы вечер выяснению любой информации о новом увлечении Султана. А вместо этого направляется к Бирсен по ее приказу, чтобы, наверняка, выслушать очередные угрозы. Остановившись у входа в покои Валиде Султан, Ханде натянула на свое лицо улыбку, как делала это каждый раз, когда хотела показать, будто у нее все хорошо, не смотря ни на что. Махнув рукой служанкам, Султанша сделала шаг назад. Когда двери перед ней наконец открылись, она вошла внутрь и низко поклонилась. Бирсен стояла у софы, смотря на нее с неким превосходством. Темные волосы Госпожи были распущены и слегка подвиты. Украшала их лишь небольшая диадема с россыпью рубинов. Алое платье Султанши скрывалось под шалью, в которую она упрямо куталась. И если сначала Ханде показалось, что Бирсен просто пытается скрыть свой уже довольно заметный живот, то вскоре взгляд Хасеки пал на двери террасы, которые были слегка приоткрыт. Ханде мысленно задалась вопросом, зачем открывать двери покоев, если Госпоже так холодно? Но решив, что не так уж это важно, обернулась к Бирсен и все с той же притворной улыбкой произнесла: — Вы хотели меня видеть, Госпожа? — Рада, что ты в хорошем расположении духа, Ханде, но сейчас это изменится. — хмуро заметила Бирсен, обернувшись полностью к девушке. Взгляд Госпожи был слегка затуманен. Казалось, она действительно чем-то обеспокоена. — Что-то... — голос Ханде почему-то сорвался, а улыбка сползла с лица, — что-то случилось? — Султан узнал правду о смерти Эстель Хатун. — выпалила Бирсен, тяжело вздохнув. Ханде почувствовала, как холодок пробежался по ее спине, заползая, казалось, в самое нутро. Пытаясь внешне не выдать беспокойства, девушка вдохнула как можно больше воздуха и вновь попыталась улыбнуться. — И зачем мне эта информация, Госпожа? Я ведь невиновна. Вы это знаете. — пролепетала приторно-сладким голосом Султанша и сжала руки в кулаки, дабы не выдать нежелательную дрожь. — Уже нету смысла скрывать правду, Ханде. — Бирсен отрицательно покачала темноволосой головой. Подойдя ближе к Хасеки, она заглянула ей в самые глаза, будто пытаясь выискать там всю правду. Но кроме испуга не нашла абсолютно ничего. А страх говорил сам за себя. — Повелитель обо всем знает. Есть и улики и свидетели. — Бирсен потерла виски так, будто ее мучила головная боль. Ханде даже показалось, что Султанша растеряна и тоже не знает, как действовать дальше. Мысли Хасеки начали путаться. Она смотрела на Госпожу с ноткой обреченности и надежды одновременно. Если Султан и правда все знает, то Ханде стоило что-то предпринять: найти способ оправдаться, отыскать другие улики, в крайнем случаи убежать. — Я понимаю, что последних пару месяцев у нас были не самые лучшие отношения. — Бирсен подняла взгляд на испуганную Ханде. — Но я не могу перечеркнуть свое хорошее отношение к тебе, которое существовало раньше. Я заботилась о тебе и помогала. Ты платила мне тем же. Теперь... Я не могу бросить тебя. — Вы мне поможете? — еле слышно прошептала Ханде, в надежде округлив карие глаза. — Конечно же помогу, Ханде. Мне только нужно точно знать одну вещь... — Бирсен сделала паузу и слегка поджала губы, — как ты убила Эстель Хатун? Мне важны все детали, чтобы я знала, как помочь тебе. Ханде почувствовала панику, что комом подошла к ее горлу. Взяв Бирсен за руку, будто пытаясь таким образом убедиться, что Султанша действительно стоит перед ней, а ее желание помочь — не плод ее разыгравшееся фантазии. Прикрыв глаза, будто пытаясь собраться с мыслями, Хасеки с сомнением начала: — Я узнала, что Эстель Хатун ходила к Повелителю. А в гареме была еще и эта Мёге Хатун. Она открыто насмехалась надо мной. Я приревновала Султана. Зная о празднике и о том, что Эстель будет там, я решила ее отравить. Яд найти было не сложно. В бокал Эстель его подсыпала Хатун... Ее звали... Кажется Надя. Я заплатила ей за это большие деньги. В итоге Эстель погибла, а Надю мне тоже пришлось убить, чтобы она ничего не рассказала. Была еще торговка ядами. С ней разобрались мои люди. Я не интересовалась особо, что с ней случилось. Это все, Госпожа. Пожалуйста, только спасите меня. Ханде в отчаянии смотрела на Бирсен широко распахнутыми глазами. Ее руки тряслись. Казалось, девушку душили слёзы, судя по дрожащему голосу. Бирсен еще никогда не доводилось видеть Хасеки своего брата такой напуганной. И ей даже искренне стало жаль Ханде. Но только было слишком поздно. Двери с террасы распахнулись слишком резко, ударившись с характерным треском о стену. Ханде направила испуганный взгляд туда и вовсе побледнела. Бирсен тем временем с чувством выполненного долга убрала руку Хасеки и сделала шаг назад, так же обратив внимание на Султана, который стоял в дверях террасы ужасно разоренный. Его черты лица искались яростью. Он то сжимал кулаки, то разжимал, чем и выдавал свои намерения прямо в это же мгновение бросится на Ханде. Бирсен понимала, что поступила достаточно подло с Хасеки, но иного выбора у нее не было. Джихангир обвинил ее в смерти Эстель, Султан дал время сестре оправдать себя или же она отправилась бы в ссылку. Бирсен должна была найти выход до приезда Мехмета с Эдирне. К счастью, он задержался, а следовательно, у Госпожи появилось больше времени на то, чтобы придумать план, как разоблачить Ханде. Убедить Мехмета зайти на террасу и ждать было сложно. Но, кажется, оно того стоило. Ханде сама признала свою вину. Даже без малейшего напора со стороны Бирсен. А это означало лишь то, что сестра Султана официально оправдана и что одинокие вечера во дворце у Ипподрома не прошли зря. — Как ты могла врать мне, Ханде? — Султан подошел к Хасеки максимально близко и, схватив ее за предплечья, грубо встряхнул. Девушка невольно зажмурилась и взявшись в ответ за руки Падишаха тихо произнесла: — Я все могу объяснить, Повелитель. Абсолютно все. Но Султан уже не слушал Ханде. Он чувствовал предательство, которым разило от нее, казалось, за несколько километров. После убийства Эстель она приходила к нему. Мехмет рассказал ей об Агнесс Хатун о причастности ко всему Бирсен, позволил себе показать всю боль, что испытывал в тот момент. И она слушала его, кивала, говорила слова поддержки, но так и не решилась признаться. Трусливо поджимала хвост и убегала от ответственности за совершенное. Мехмет не хотел видеть Ханде, не хотел более прикасаться к ней и слушать. Именно поэтому он грубо оттолкнул девушку, и она, не удержавшись, упала на пол, в слезах переводя взгляд с Падишаха на Бирсен, которая даже не удостоила ее хоть толикой внимания. Валиде Султан продолжала смотреть куда-то перед собой, казалось, вовсе не замечая того, что творилось прямо перед ней. — Стража! Заберите ее немедленно! — крикнул со всей силы Мехмет, чувствуя насколько наложница стала противна ему буквально в мгновение. Бирсен невольно вздрогнула, так как никогда прежде не видела брата в таком состоянии, а Ханде бросилась к его ногам, целуя подол кафтана и рыдая. — Повелитель, нет. Не лишайте меня возможности видеть Ваш лик. Я совершила ошибку. Я каюсь! — запинаясь, почти стонала она. Но Мехмет был непреклонен. Он отвел взгляд от Ханде, считая, что девушка недостойна даже этого. И пока она пыталась вымолить себе прощение, в покоях появились аги. Они подхватили ее под руки и потащили к двери, не обращая никакого внимания на сопротивление. И даже когда вместе с Хасеки аги оказались за дверью, еще какое-то время были слышны ее отдаленные крики и всхлипы. Бирсен чувствовала, что поступила с Ханде жестоко. Но она не привыкла прощать предательства и столь наглого самовольства. Хасеки сама выбрала свой путь. За свой же выбор и поплатиться. — Бирсен, — подавленный голос Султана с запинками послышался со стороны, заставив Султаншу обернутся к нему, — я хотел... извинится за все это. Зеленые глаза Мехмета наполнились некой болью. Он чувствовал свою ничтожность. Так просто обвинил сестру в то время как истинная убийца нежилась у него на ложе. Раньше ему следовало во всем разобраться. Возможно, тогда не попал бы он в столь нелепую ситуацию. — Ты прощен. — с легкой улыбкой произнесла Бирсен. И хоть обида все еще и грызла ее изнутри, но Султанша была готова работать над этим. Она вернула доверие брата к себе. Пока что этого было достаточно. В какой-то момент Мехмет вновь разомкнул уста, дабы спросить сестру еще и о письме насчет Байбарса, которое оказалось лишь клеветой, которую неизвестно за что возвела она на Пашу, но Султан вовремя остановил себя. На сегодня и так было достаточно драмы. И хоть для Бирсен этот жест со стороны брата и оказался загадкой, но задавать лишних вопросов она так же не стала. Мехмет покинул ее покои в молчании.