Османская Империя. Близ Анкары, 1569 год
Прошло несколько мучительных недель, за которые войско Султана всё же смогло добраться ближе к Амасье и встретить врага практически на выезде с Анкары, где самозванец-Шехзаде запасался провиантом. Как бы Мехмету не хотелось надеяться, что его войско всё же мало и особой угрозы не несет, но это было не так. За оружие взялись самые разные сословия общества. Среди них были и янычарские корпуса, стоявшие на тот момент в Амасье для защиты границ. Это создавало большие проблемы и сулило много жертв в случаи схватки. Разбив лагерь, войско Султана осело на пустынной территории на довольно долгое время. Самозванец тоже, кажется, не спешил ввязываться в бой. Заняв оборонительную позицию перед городом, он стал выжидать. Султан тем временем, собрав Пашей, начал размышлять над дальнейшими действиями. Мехмет хотел идти в бой. Он считал, что внезапное нападение застанет самозванца врасплох и бунт будет быстро подавлен, но Метин Паша, как и Атмаджа Батур Паша, отозвались об этой идеи не слишком одобрительно. По их мнению таков шаг был рискованным и мог означать провал, так как они до конца не знали возможностей врага. Мехмет попытался найти поддержку у Али Джихангира, но тот тоже отрицательно покачал светловолосой головой. Тогда Султану ничего не осталось, кроме как спросить о возможных решениях. Паши дали ему несколько вариантов, но самым приемлемым Мехмет выбрал последний. Они решили потянуть время и заодно попытаться договориться мирно. Пока шпионы пытались узнать какую-либо информацию о войске, количестве бунтующих и тех, кто помогал самозванцу финансово или идеями, Падишах отправил к вражескому войску гонца с предложением о переговорах. Самозванец согласился достаточно быстро, что выдалось Атмадже Батуру Паше странным, но Султан посчитал это лишь хорошим знаком. И вот, в условленное время на рассвете Мехмет в сопровождении Али Джихангира и Метина Паши вышли на условную точку посредине, между лагерям. Атмаджа Батур Паша тем временем наблюдал издалека, вместе с Кара Куюджу Агой взяв командование над войском. — Он опаздывает. — недовольно процедил Мехмет, бросив быстрый взгляд на пасмурное небо над своей головой, готовое в любой момент разразиться дождём над их головами. — Потерпите. — вежливо отозвался Али, стоявший по правую руку от Повелителя. Метин, находившейся слева, как-то неодобрительно покачал головой. Как раз в этот момент с лагеря врага выехало три человека на лошадях (это так же было предусмотрено договором). С обоих сторон от мужчины посредине ехали янычары с того самого корпуса, находившегося до этого в Амасье. Мехмет невольно сжал зубы. Они предали его ради буквально первого встречного. Что касается человека посредине — ему было примерно лет тридцать. Высокий, с острыми чертами лица и тёмными волосами, он ехал на коне гордо. Его дорогой кафтан и брошь на тюрбане выдавали его достаток. Этот мужчина был явно не из простых. Но больше всего Мехмета цепляло то, что он абсолютно не был похож на его брата Рустема. Тот был высоким, из-за чего всегда сутулился, и худым. Его русые волосы (прямо как у отца) постоянно завивались в аккуратные кудри, а карие глаза светились лёгкой хитринкой. Имея от природы мягкие черты лица и бархатный голос, Рустем всегда был любимцем девушек. — Приветствую Вас, Повелитель. — бросил самозванец с ухмылкой, останавливая свою лошадь. Двое янычар застыли рядом. — Я требую немедленно развернуть войска назад. — сразу же с напором бросил Мехмет. Метин Паша недовольно поджал губы. Они договаривались с Султаном на мирные переговоры, а вместо этого Падишах не может контролировать эмоции и срывается в первом же предложении. — Ни за что. — ответил самозванец абсолютно спокойно. — Я займу свой по праву престол. — Свой престол? — хмыкнул Мехмет, посильнее сжимая руки на поводьях. — Ты выдаешь себя за моего брата — Шехзаде Рустема, но ты жалок. Я не знаю, какой глупец может тебе поверить, ведь все прекрасно знают, что Шехзаде умер несколько лет назад и его гроб был вынесен с Топ Капы и помещен в усыпальницу. Его бедная мать после того сошла с ума. Али резко втянул воздух, окидывая взглядом двух янычар. Они выглядели непоколебимыми. Хоть Джихангир и надеялся на позитивный исход этих переговоров, он всё равно мысленно начал прорабатывать возможные пути отхода или нападения. В принципе, два янычара — это ничто. Они с Метином легко смогут их уничтожить, если нападут внезапно. Самозванец тем временем блеснул своими карими, почти чёрными глазами. — Какая разница? Люди мне верят. Это главное. — самодовольно покачал он головой. — Они тебе верят только потому, что... — не успел Мехмет закончить, как самозванец его перебил: — Потому что Вы не можете справится с властью, дарованной Вам. Вы сейчас мне угрожаете, хотя в сущности боитесь. Империя и так разваливается на куски. Вы понимаете, что если так и продолжится, Вы потеряете все. А я и те, кто захотят на костях теперешней Династии построить свою собственную, придут как только запахнет кровью. Султан удивлённо уставился на самозванца, до глубины души потрясённый услышанным. Как бы Мехмет не хотел отрицать его слова, в глубине души он знал, что это правда. У Падишаха невольно затряслись руки, а вся былая уверенность разлетелась на кусочки, будто сброшенная на пол фарфоровая ваза. Мехмет почувствовал себя ничтожеством. Правителем без короны. Он унаследовал титул, стал Султаном. Но лишь на бумагах. Разве при его отце — Султане Ахмеде, кто-то смел так выступать? — Как ты смеешь так говорить? — послышался грубый низкий голос Метина. — Перед тобой Падишах мира. — встрял так же и Али. Мехмет слушал всё через какую-то пелену, будто находился далеко отсюда и наблюдал со стороны, как в театре. — Я смею, — самозванец гордо вскинул подбородок, казалось, пытаясь дотянуться носом к самому солнцу, — потому что этой Династии пришел конец. В следующее мгновение названный Шехзаде Рустем поднял вверх руку. Его янычары издали какой-то клич, сбивающий и Мехмета, и Метина с Али с толку. Пару мгновений ничего не происходило, но затем гул голосов перекрыл все посторонние звуки. Из вражеского лагеря на них двинулось войско. Мехмет потянул было лошадь назад, дабы вернуться к своим янычарам и дать отпор, но его перебил голос Метина Паши: — Повелитель... Когда Султан обернулся, он заметил ещё несколько тысяч воинов, окружающих их и их армию обширным кругом. Мехмет невольно обратил взор к Али, но тот даже не скрывал своего искаженного гримасой страха лица. За то время, что они стояли здесь, самозванец придумал изощренный план. Он имел достаточно людей для того, чтобы взять в кольцо весь их лагерь. Это он и сделал. Тихо и неторопливо. Потому он так быстро и согласился на переговоры. Это был шанс для него выманить Султана из лагеря и убить его лично. И тогда даже те, кто ему не верили и не признавали его, покорятся, увидев у него на мече голову правящего Падишаха. А остальных он возьмет в любом случаи, если не силой, то хотя бы количеством. Самозванец хоть и был обманщиком, но в хитрости тоже сильно преуспел. — Вы же не думали, что я прихватил с собой только людей с Амасьи? — напыщенно произнес самозванец, обнажая свой меч. На него одновременно посмотрели Султан, Метин и Али. — Сегодня ваша Династия падёт. Самозванец ударил лошадь в бока и замахнулся мечом . Животное понеслось вперёд с бешеным выражением в глазах. Но нанести смертельный удар Султану он не успел. Путь ему преградил Али, успевший выхватить свой меч и встать перед Падишахом. За спиной у Джихангира тем временем послышался хриплый тон Атмаджи Батура и звуки битвы. Армия самозванца спереди неумолимо приближалась. С неба упали первые одинокие капли холодного дождя, когда Мехмет наконец пришел в себя и крепко сжал в руках оружие. Но к тому времени земля на пустыре уже начала покрываться алой кровью. Единственное, о чём мог молить Султан в тот момент — выжить. Но при сопоставлении сил и возможностей двух армий это было почти невозможно. Липкое чувство тревоги заползло под кожу, когда Султан убил первого нападающего. Его взгляд метался по полю, пытаясь найти своих людей. Но все смешивалось в единую непроглядную массу из живых и мёртвых тел. Мехмет чувствовал дрожь в липких от крови руках. Ему хотелось, чтобы всё это закончилось. Но реальность нельзя просто так выключить. Мехмет понял это слишком поздно, когда его лошадь с проткнутой грудью уже падала на землю. Султан почувствовал удар печем, а затем и рёбрами о твердую почву. Но подталкиваемый какой-то неведомой силой, он всё же умудрился схватить выпавший с рук меч и выставить его перед собой как раз так, чтобы нападавший мужчина лет сорока в простой одежде напоролся на него. Мехмет проткнул его насквозь, видя в глазах умирающего последние тлеющие огоньки жизни. Султану стало жутко. Кое-как поднявшись на ноги, он всё же вытащил свой меч и стал в защитную позу. Один из армии самозванца был убит, вокруг него оставались ещё тысячи. Они кругом стали вокруг Султана, каждый желая его крови. Мехмет видел это по их горящих глазах. Падишах обернулся по сторонам, только сейчас замечая, что где-то потерял свой тюрбан, и теперь его рыжие волосы сильно намокли под проливным дождём. Помочь было некому. Али Джихангир до сих пор отчаянно противостоял главе бунтующих, уже порядком выбиваясь из сил судя по сбитому дыханию. Метин Паша пытался отбиваться сразу от двух нападавших. Он тоже где-то потерял лошадь. Кара Куюджу Ага самозабвенно боролся плечом к плечу со своими подопечными янычарами. А Атмаджа Бату Паша с напряженным видом, но не теряя своей грациозности и шарма, верхом на лошади разбрасывал по сторонам вражескую армию, отсекая без разбору головы и другие конечности. Мехмет остался один на один. И он не готов был к этому бою.Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1569 год
Двери гарема с грохотом распахнулись. Наложницы, каждая из которых до этого занималась своими делами, подняли головы с неким испугом наблюдая за невысокой темноволосой женщиной. Она вошла гордо, вздернув кверху подбородок, и измерила всех слегка презрительным взглядом карих глаз. Её и без того острые черты исказились. Женщина фыркнула и, подобрав подолы своего зелёного платья с мелкими пуговицами на кафтане и неброской желтоватой вышивкой, прошла вглубь. — Почему сидите и ничего не делаете? Гарем сам себя не уберет! — крикнула она что есть силы, недовольно махнув рукой. Наложницы переглянулись между собой, не понимая всего происходящего. — Вы оглохли? — женщина снова фыркнула. — Если вздумали не повиноваться приказам, никого не пожалею: пятнадцать ударов по пятам без разбору. На многих наложниц это подействовало. Встав со своих мест, рабыни как-то неуверенно направились за необходимыми для уборки принадлежностями. — Нужно так же, чтобы кто-то убрал в покоях нашего Повелителя, а так же Валиде Султан. — громко объявила женщина, провожая взглядом повиновавшихся наложниц. — Ты пойдешь в покои Султана. Ещё ты. И ты. Женщина шла уверенно вдоль ряда наложниц, указывая на выбранных. Девушки переглядывались между собой, нервно теребя складки платьев. Но что-то во взгляде карих глаз женщины было страшное. Что-то, что вызывало мороз по коже. Это заставляло повиноваться, потому что хоть и негласно, но рабыни подозревали, что она не просто угрожает. — А ты пойдешь в покои Валиде. — бросила женщина светловолосой рабыне, которая тут же скорчила недовольную гримасу. — Почему мы должны Вам повиноваться? — воскликнула девица уже вслед женщине, которая быстро переместилась к другой наложнице. На мгновение в гареме все затихло. Девушки замерли на местах, с испугом и интересом наблюдая за тем, как лицо женщины искажает гнев и раздражение. Медленно повернувшись, она красноречиво вздёрнула тонкие тёмные брови. — Потому что перед вами Ёзге Хатун! — властный голос Эке Гюленай Султан девушки научились узнавать издалека. — Новая Главная Калфа! Рабыни бросили всё, чем занимались до этого и быстро выстроились в два ряда, низко кланяясь. Темноволосая женщина сделала то же самое, блаженно улыбаясь. Эке дождалась, когда весь гарем склонит перед ней головы, и властной походкой прошла вглубь ташлыка, сосредоточив взгляд своих холодных голубых глаз на Ёзге. — Неповиновение ей — неповиновение мне. — изрекла Гюленай гордо, складывая руки в замок так, что стал легко заметен перстень с гранатом на её тонком пальце. — Потому ты отправляешься в темницу, Хатун. — вступила в разговор Ёзге, обращая взор к светловолосой наложнице. — Стража! — Извините, пожалуйста. — пролепетала светловолосая, с ужасом смотря на приближающуюся стражу. — Я же не знала. Я не хотела... Но все мольбы девушки были произнесены зря. Двое стражников схватили её за руки и потащили прочь с ташлыка. Между наложницами началось перешептывание. Только сейчас они заметили стоящую у входа Захиру с опущенной головой в обычной одежде Калфы. Ей как будто было весьма неудобно заходить в гарем. — Приступайте к той работе, которую вам дала Ёзге Калфа. — строго отчеканила Эке. Девушки, будто заведённые, вмиг бросились к вёдрам и тряпкам. Султанша тем временем одобрительно улыбнулась и одним лишь движением руки поманила за собой Ёзге, направляясь в коридор. Калфа ещё раз измерила недовольным взглядом гарем и поплелась следом. Оказавшись за пределами ташлыка, Эке уже с более мягкой улыбкой взглянула на приближающуюся Ёзге. — Я так рада тебя видеть, дорогая. — искренне произнесла Султанша, обнимая Калфу. — Как ты добралась? — Всё хорошо. — отпуская Эке, произнесла Ёзге с улыбкой. Так уж вышло, что они с Эке познакомились ещё в далеком прошлом, когда Султанша только начинала свой путь в роли наложницы. Ёзге тогда было всего 15 лет. Она старалась особо не выделятся в гареме, боялась всего, но Гюленай взяла её себе в услужение, так как должна была вскоре родить. Девушки неплохо сдружились. С того времени Ёзге служила верой и правдой своей Госпоже, нередко спасая её со сложных ситуаций. Они с Эке стали хорошими подругами. Гюленай даже нередко прислушивалась к её советам. Ей нравился бойкий характер Ёзге и её уверенность в завтрашнем дне, даже когда сегодня всё рушилось. Но когда дочери Эке подставили свою мать, Султаншу отправили в ссылку. Всех её слуг тоже выгнали. И Ёзге была в том же числе. Поскольку сёстры боялись, что мать сможет выбраться с помощью своих верных слуг, с ними её разлучили. Эке уехала в Старый Дворец, а Ёзге отправили прислугой во дворец санджак-бея в Трабзоне. Это было временное решение. Бирсен, занявшая тогда титул Валиде Султан, хотела выдать Калфу замуж, дабы окончательно уничтожить эту проблему. Но затем в Топ Капы начались более серьезные неприятности и Госпожа отступила от этих желаний, оставив всё как есть. И это было счастьем для Ёзге, которая знала, что Эке рано или поздно выйдет со Старого Дворца, а значит, что и она вернется в Топ Капы. — Я рада, что теперь рядом со мной есть родной человек. — с нескрываемым счастьем произнесла Эке, провожая острым взглядом парочку наложниц, семенивших в сторону покоев Валиде Султан. — Я всегда готова служить Вам, Госпожа. — протянула Ёзге, слегка склоняя голову в знак почтения. Как бы они не были близки, но девушка всегда помнила черту, которую нельзя переходить при посторонних. — Это мне и нужно, Ёзге. — Эке утвердительно кивнула, из-за чего яркая диадема в её светлых волосах блеснула. — Первая и главная твоя обязанность — держать в узде гарем. Я теперь Валиде Султан. Поскольку этот титул забрали от Бирсен, она наверняка попытается как-то навредить мне, очернить в глазах сына. Ты понимаешь? Ёзге утвердительно кивнула, хмуря тёмные брови. — Я сделаю все возможное, чтобы и муха без Вашего ведома по ташлыку не пролетела. — уверенно заявила Калфа. — И ещё одно, — Эке внезапно напрягла свои хрупкие плечи, будто делая акцент на густой золотой вышивке на изумрудном платье с тяжелой парчи, — к сожалению, у меня нету возможности вернуть всех своих бывших слуг. Мне необходимы новые. Верные, умные, достаточно хитрые и проворные. Ёзге поджала свои тонкие губы, на секунду задумавшись. Посомневавшись пару мгновений, она всё же кивнула. — Это будет сложно, Госпожа. Мне нужно присмотреться, так как я никого здесь ещё не знаю. — Ёзге сделала паузу. — Но я справлюсь. Эке слушала Калфу с напряжением, а затем довольно улыбнулась. Это то, за что Гюленай особо ценила её — уверенность. — Тогда приступай сейчас же. — Султанша вновь гордо вздернула подбородок, вернув себе былую холодность. — Чем раньше я соберу вокруг верных людей, тем раньше избавлюсь от своих недругов, в том числе и дочерей. *** Ханде сидела на кровати, укрытая белоснежным одеялом в окружении того же цвета подушек. Хоть прошло уже и достаточно много времени с дня родов, но лекари всё равно не позволяли Хасеки много двигаться и напрягаться. Трижды в день они приходили к ней, дабы проверить её нестабильное состояние и осмотреть ребёнка. Ханде была более чем уверенна, что Бирсен Султан уже успела приказать в первую очередь спасать ребёнка, а не её. Это было заметно по тому, что даже если Хасеки жаловалась на плохое самочувствие, всё равно в первую очередь обращали внимание на маленькую Султаншу. Нельзя сказать, что Ханде ненавидела свое дитя, но и в особом восторге не была. Для Хасеки важно было родить мальчика. Шехзаде. А вместо этого она получила маленькую Султаншу, от которой проку ровным счётом никакого. Ханде чувствовала к ней любовь, но понимала, что привязываться к малышке было бы глупо. Их разлучат. Хасеки это знала, поскольку недавно случайно услышала перешептывание лекарей. Её держали здесь только потому, что у Ханде было достаточно молока, чтобы выкормить дочь. Для недоношенного ребёнка это сейчас было очень важно. С некой грустью наблюдая за крохотной Султаншей в колыбели, Ханде пыталась размышлять о том, что же ей делать дальше. Но любые тщетные попытки спастись казались чем-то безумным и невозможным. Её поймают и уничтожат в любом случаи. Если Бирсен решила, значит добьется своего. Наверное, именно потому Хасеки даже не сомневалась, что нападение на неё заказала именно старшая сестра Султана. Кто-то тихо постучал в двери. Ханде даже не сразу услышала. Но когда стук вновь повторился, Хасеки слегка напряглась, рассеянно приглаживая свои растрепанные русые волосы. — Входи. — произнесла девушка не слишком громко, дабы не разбудить маленькую Султаншу. Двери распахнулись. Сначала Ханде увидела дорогое платье из шелка кофейного оттенка, затем обомлела, когда подняла взгляд к лицу вошедшей. — Д-дамла. — еле слышно произнесла Ханде, часто моргая, будто она могла избавится от девушки, как от назойливого кошмара. Вошедшая фаворитка была абсолютно довольна произведенным впечатлением. Слегка прихрамывая, она мотнула головой так, чтобы убрать с лица каштановые пряди. — Успокойся, Ханде. Сегодня я с добрыми намерениями. — ответила Дамла достаточно спокойно, бросая быстрый взгляд на колыбель. Хасеки заметила это, потому напряглась, с силой сжимая тонкими пальцами край одеяла. — Что тебе нужно? — процедила сквозь зубы Ханде. Девушка прекрасно знала, что она попытается отомстить. Хоть Хасеки и не чувствовала мук совести по поводу того, что бросила подругу на верную смерть, но Дамла-то всё помнила. Её серые глаза горели какой-то ненавистью, а ухмылка была до боли лукавой и острой. Ханде пока не знала, что её сдерживает от мести, но подозревала, что это ненадолго. — Я пришла от лица Валиде Эке Гюленай Султан. — с гордостью заявила Дамла, останавливаясь возле кровати и вздёргивая подбородок. Ханде недоверчиво вскинула брови. — От лица Эке Гюленай Султан? — переспросила Хасеки. Ей это казалось каким-то смешным. Дамлу должны были казнить. При чем здесь новая Валиде Султан? — Госпожа спасла меня от смерти, которой ты, наверняка, была бы рада. — процедила Дамла как-то не слишком дружелюбно. — Ты ведь даже не обернулась, когда я в темнице звала тебя. Ханде прикусила губу. В тоне Дамлы чувствовалась обида. Её невозможно было осуждать за это. Но Хасеки невольно почувствовала себя не комфортно в своих же покоях. Взгляд девушки почему-то упал на шкатулку в руках Дамлы. Она была деревянной, с густой росписью на крышке, достаточно небольшая и не толстая. Ханде почувствовала волнение. А вдруг внутри ядовитая змея? Или яд? Или скорпион? Вдруг таким образом от неё решили избавится? — В любом случаи, Эке Гюленай Султан передала тебе подарок. — после долгого молчания со стороны Хасеки произнесла Дамла, протягивая девушке шкатулку. — В честь рождения дочери. Дамла специально выделила последнее слово, будто издеваясь над Хасеки. Ханде прекрасно это услышала, но молча проглотила обиду, слегка прикрывая глаза. Девушка хоть и не выходила в гарем, но уже подозревала о том, что о её "неудаче" не говорил лишь ленивый. — Открой шкатулку сама. — облизав пересохшие губы, твёрдо заявила Ханде. Дамла вопросительно вздернула брови и внезапно засмеялась. Для неё слова Хасеки были буквально паранойей. И как же приятно и сладостно было осознавать Дамле, что она и являлась главной причиной этому. Немного успокоившись, темноволосая показательно раскрыла шкатулку и резко подсунула её Ханде, которая сразу же отпрянула, будто там действительно сидела змея. Но по-настоящему на мягкой подушке лежало колье. Оно было достаточно красивым, потому не смотря на смех Дамлы, Ханде всё же засмотрелась. Три ряда изысканных тёмно-синих сапфиров в серебряной оправе и достаточно большой голубой аквамарин в виде капли посредине. Ханде не верилось, что такая красота могла быть смертоносной, но из соображений собственной безопасности всё же трясущимся голосом произнесла: — Возьми его в руки. Дамла снова засмеялась. На этот раз достаточно громко, чтобы маленькая Султанша проснулась и заплакала в своей колыбели. Ханде среагировала на это моментально. Повернув голову в сторону малышки, девушка упустила из виду Дамлу, которая вдоволь повеселившись, с грохотом захлопнула шкатулку, ставя её на прикроватную тумбочку и наблюдая за тем, как Хасеки быстро слезла с кровати и подбежала к дочери. — Советую тебе избавится от этого чувства преследования. — обронила Дамла в спину Ханде, медленно берущую дочь на руки и прижимающую её к груди. — Иначе ты скоро сойдешь с ума. — Госпожа взяла тебя себе в услужение? — внезапно серьезно спросила Ханде, укачивая ребёнка и так и не глядя на соперницу. Дамла остановилась, складывая руки за спину и медленно оборачиваясь. — Да. — ответила темноволосая после недолгой паузы. — Мне казалось раньше, что ты никогда не станешь прислуживать кому-либо. — Ханде взглянула на соперницу с вызовом. Но Дамла в ответ лишь хмыкнула. — Иногда нужно менять приоритеты. Тем более что Эке Гюленай Султан спасла меня. Я обязана ей жизнью. — Дамла пожала плечами. — Да и это принесет мне больше сил и власти, дабы воплотить в жизнь свою самую заветную мечту. — Мечту? — на этот раз Ханде хмыкнула, всё ещё продолжая качать на руках плачущую Султаншу. — Мне казалось, ты разучилась мечтать уже давно, оставив себе лишь цели, а не пустые грёзы. — Пусть будет так. — снова пожала плечами Дамла, хищно ухмыльнувшись. — Цель или мечта, но мое желание отомстить тебе остается неизменным. И уж поверь: я тебя не пожелаю так же, как и ты меня. *** Вечер опускался на Стамбул медленно и плавно. Улицы заполнялись все большим количеством теней, небо укрывалось простыней из ярких звёздочек, а люди тем временем поспешно зажигали факелы и свечи, прячась от холода и мрака мира. Боран сидел в своем небольшом кабинете у окна за рабочим столом, подпирая голову рукой. Какая-то странная усталость который день делала его тело тяжелым, а мысли путанными. Всё в один миг как-то резко навалилось на него, пытаясь сбить с ног. Сначала спасение Бирсен с рук Байбарса, далее этот бунт, потом угрозы Эке Гюленай, а теперь ещё и требования Ихсана дать ему титул. Боран понимал, что он запутался. Весь его мир с каждым днём становился всё более хрупким. Паша был вторым человеком в Империи после Султана, но в сущности терял всё больше власти, нежели получал. Боран был уверен, что всё было бы по-другому, если бы Мехмет слушал его. Султан и Великий Визирь должны работать слажено, дабы в Империи был порядок и спокойствие. Но Мехмет отказывался доверятся опыту Паши. Он считал, что сам может со всем справится. И пока Султан самоуверенно совершал всё больше ошибок, Боран бежал следом за ним, пытаясь всё исправить. И всё равно не был угоден. Такой расклад начинал сильно осложнять жизнь. Паша чувствовал давление и растерянность. Он просто не знал уже, как доказать, что верен Падишаху, что не желает зла. Двери в кабинет резко распахнулись, что заставило Борана испуганно подпрыгнуть на стуле от неожиданности. Паша нахмурил брови и, убрав руку от лица, взглянул на вошедшего. Им оказался Аббас Бахадир Паша. Мужчина выглядел не слишком хорошо, стоя посреди покоев со взъерошенными тёмными волосами и сбитым дыханием. Очевидно, Аббаса даже не беспокоило то, что он ворвался в кабинет Великого Визиря без стука, ведь лицо Паши было искажено гримасой какой-то растерянности. — Что это значит? — хмуро бросил Боран, выпрямляя спину. — Великий Визирь, — только сейчас опомнился Бахадир и низко поклонился. — Извините за беспокойство, но дело срочное. Боран откинулся на спинку стука и махнул Паше рукой в знак того, что тот может говорить. Переведя дыхание и поправив воротник своего кафтана, будто тот душил его, Аббас уверенным тоном начал: — Прибыли послы от Повелителя. К сожалению, с плохими вестями. Войско Султана попало в засаду. Многие погибли. — А Повелитель? — перебил его Боран, резко вскакивая со стула. — К счастью, Всевышний сохранил жизнь нашему Султану. Он вместе с Али Джихангиром Агой, Метином Пашей и Атмаджей Батуром Пашей смогли кое-как вырваться, но двух последних ранили. — затараторил далее Аббас, не сводя пристального взгляда своих темно-карих глаз с Борана. — Уцелело меньше половины войска. Выживших с огромным усилием вывел Кара Куюджу Ага. Боран закрыл лицо руками, резко втягивая воздух. Мир, казалось, начал сходить с ума. В покоях вновь повисло напряжение. Тяжелое и угнетающее, не дающее Великому Визирю здраво мыслить. Боран понимал, что ему стоило принять быстрое, а главное — правильное решение. Всё таки сейчас от него зависит безопасность не только Стамбула, но и всей Империи. Паша судорожно размышлял, пытаясь просчитать все риски. — Как далеко сейчас армия самозванца? — Боран резко убрал с лица руки, опуская их по швам. Его уже более твёрдый взгляд вцепился в тёмную фигуру Аббаса напротив. — Они подходят к Изнику. Вскоре будут у ворот Стамбула. — без промедления ответил Бахадир. — Я думаю, что Вам нужно собирать армию, Боран Паша, и стать в её главе. — У нас слишком мало сил. — на выдохе произнес Боран. Он видел в словах Бахадира зерно истины, но пока его идея казалась не до конца продуманной. Начав мерить шагами покои, Паша пару мгновений размышлял, пока Аббас хмуро наблюдал за ним из-под лба, перебирая в правой руке небольшие чётки (это всегда помогало ему лучше думать). Оба знали, что права на ошибку у них нету. Если армия Султана будет разбита, это будет означать полный крах. Не спасётся никто. — Вот как мы поступим. — изрёк наконец Боран, останавливаясь у окна и резко оборачиваясь на пятках к Аббасу. Глаза Великого Визиря буквально пылали каким-то странным энтузиазмом, хоть его лик и дальше выражал смятение с лёгкой долей паники. — Я встану во главе армии. Какими бы не были наши силы сейчас, они всё же есть и какое-то время сдерживать вражеские войска мы сможем. — Боран сложил руки за спину, слегка хмурясь. — Но прямо сейчас мы отправим гонцов во все ближние провинции. Пускай санджак-беи берут свои войска и присоединяются к нам, а так же к Повелителю. Мы возьмем вражескую армию в кольцо. — Они могут догадаться, ведь поступили точно так же с армией Повелителя. — неодобрительно покачал головой Бахадир, поджимая губы. — У нас нету другого выхода, Аббас Паша. — отчеканил Боран. — Времени продумывать другие планы нету. На данный момент это лучшее, что мы может сделать. — Как быть с жителями дворца и города? — Бахадир сделал шаг вперёд, вновь судорожно перебирая чётки. — Пусть все, кто может, берутся за оружие. Остальные должны быть готовы к эвакуации. — Боран сделал паузу. — Если всё произойдет так, как я задумал, в глубь города враги не пройдут. — Не нравится мне всё это. — протянул Бахадир, качая головой. — Мне тоже, но выхода другого нету. — Боран провел рукой по своим русым волосам, устало прикрывая глаза. — Займись гонцами. Пусть отправляются уже сейчас. И собери охрану для дворца. Вместе с ней ты останешься в Топ Капы. — Я могу выйти на поле боя. — уверенно перебил Великого Визиря Аббас, протестуя, за что получил от него недовольный взгляд. — Нужен кто-то, кто сможет защитить дворец в случаи нападения, Бахадир. — процедил Боран, заставляя Аббаса слегка съежится, но всё же склонить голову. В Бахадире играла молодая кровь. Он был смелым и уверенным в себе. Это и принесло Османской Империи победу в Крымской войне. Но сейчас Боран считал, что стоит действовать более осторожно. Аббас был прекрасным стратегом и знал как действовать в столкновении с профессиональным войском, но на Стамбул сейчас шел разъяренный народ во главе с псевдо-Шехзаде. — Пусть дарует нам Всевышний силу и победу. — наконец бросил Бахадир, будто выражая свое согласие в связи в ситуацией. Боран не ответил ничего, чувствуя на спине неприятный холод приближающихся смертей и разрухи.