Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1569 год
Покои Султана Османской Империи были залиты ярким солнечным светом, коим мир озарил этот чудесный день. Эке Гюленай восседала на длинной софе, обшитой золотыми и серебряными нитями, с гордым видом, повернув голову к окну и слегка жмурясь. Госпожа в этот миг была абсолютно довольна собой. И причиной тому был совсем не ее величественный образ, состоящий из платья с тяжелой красной парчи и рубиновых украшений, среди которых в первую очередь выделялась массивная диадема в её светлых локонах. Она одержала победу в очередной своей игре, чьи правила и детали так долго продумывала, будучи заточенной в Старом Дворце. Правда, Госпожа тогда ещё и думать не могла, что благодаря слепой детской привязанности Мехмета к себе, она сможет так быстро достигать своих целей. Что касается Падишаха, то он, сидя на софе рядом с матерью, был погружен в глубокую задумчивость. Его рыжеволосая голова была опущена, а взор устремлен куда-то под ноги. Казалось, Мехмет сомневался во всем происходящем вокруг. Его резкие движения руки, поглаживающей лёгкую щетину на подбородке, выдавали нервозность. — Валиде, — внезапно обронил он как-то рассеяно, — Вы уверенны, что это правильное решение? Эке попыталась изо всех сил скрыть свое раздражение тем, что Мехмет уже в четвёртый раз задает один и тот же вопрос. Натянув на своё бледноватое лицо одобряющую улыбку, она повернулась к сыну и утвердительно кивнула. — Конечно, мой лев. Это пойдет на пользу всем. — не успела Гюленай закончить предложение, как в двери послышался стук. Мехмет среагировал на него сразу же. Выпрямив спину и сложив руки на коленях, он принял самый серьезный вид, на который только был способен. Всё таки мужчина пытался отрицать факт того, что это важное решение приняла за него его мать. Ему нравилось думать, что Эке лишь натолкнула его на эту мысль. И если он хочет, чтобы его послушали и покорно склонили голову, он должен выглядеть серьезно и уверенно, а не как растерянный ребёнок. Не прошло и нескольких минут прежде, чем двери покоев распахнулись и внутрь впорхнула радостная Амина Махфирузе. Юбки её голубого платья легко зашелестели, а счастливая улыбка озарила покои, казалось, ещё большим светом. Но удержаться на лице юной Султанши ей судилось недолго. Как только взор Махфирузе упал на Эке, ей еле удалось избежать недовольной гримасы. Получив весть о том, что брат хочет её видеть, Амина всем сердцем надеялась, что Мехмет вновь пришел в норму после бунта и готов поговорить с ней и принять её, как и раньше. Но эти грёзы разрушились, стоило появится Гюленай. Махфирузе была более чем уверенна, что всё, что не скажет сейчас ей Мехмет, было заранее нашептано ему на ухо устами их матери. Остановившись перед Султаном и Валиде, Амина присела в изящном поклоне. — Повелитель, Валиде. — пропела Махфирузе своим самым сладким тоном, пытаясь всё же натянуть улыбку и не выдать своего разочарования. — Вы хотели меня видеть? — Да, Амина. — сразу же вступил в разговор Султан, легко улыбнувшись ей краем губ. Но от взора Амины не укрылось, что эта улыбка была притворной, лишь способом скрыть что-то более глубокое. Подтверждением этой теории стал и загадочный вид Эке, в чьих голубых глазах прямо плясали озорные огоньки, даря ощущение какой-то бесовской черты во всех движениях светловолосой Госпожи. — Что же случилось? — пересохшими губами молвила Махфирузе, сцепив руки в замок, дабы скрыть их дрожь. Вся картина, которая разыгрывалась перед ней, начинала казаться чем-то подозрительным и отнюдь не доброжелательным. — Мы всё объясним тебе, Амина. — кивнул Султан каким-то своим мыслям. — Только сначала дождемся ещё кое-кого. Мысли Махфирузе начали путаться. Девушка вопросительно вздернула свои брови, но Мехмет замолчал, отказываясь давать ещё какие-либо детали, а Эке и вовсе вновь отвела взгляд к окну, наслаждаясь тем, как теплые лучи плясали на её бледном лице. Те несколько минут, что Амина стояла в неведении, показались пыткой. Не зная куда себя деть, Султанша начала нервно перебирать тонкими пальцами складки платья, не прекращая сверлить настойчивым взглядом фигуру безмятежной матери. Но, к счастью, совсем скоро вновь послышался стук. Махфирузе с любопытством маленького ребёнка резко обернулась, вцепившись взглядом золотых глаз в вошедшего. И какого же было её удивление, когда им оказался Али Джихангир Ага. Светловолосый парень казался спокойным до того момента, пока не выпрямился после поклона и не заметил перед собой Султана, Валиде и Махфирузе. Растерянность пробежалась по его лицу так же стремительно, как это случилось и с Аминой. Али метался взглядом между всеми тремя, казалось, пытаясь найти связь и причину, по которой все собрались здесь. Но, видимо, не найдя объяснения, всё же остановился на Мехмете, будто ища у него поддержку, и произнес: — Повелитель, Валиде, Госпожа. Мне сказали, что вы хотите видеть меня в срочном порядке. Странное предчувствие чёрной кошкой заскреблось где-то в душе у Амины. Девушка наконец перестала смотреть на Али и вновь вернула всё внимание к Султану. Махфирузе ожидала, что наконец получит ответ. И он действительно вскоре последовал: — Мы с Валиде недавно разговаривали и пришли к одному важному решению. Мехмет сделал паузу, внимательно всматриваясь в сестру и друга перед собой, в то время как Эке самодовольно покручивала на пальце кольцо, некогда подаренное ей покойным Султаном Ахмедом. Госпожа стремилась надолго запечатлеть реакцию молодых людей на то, что им сейчас сообщат. — Амина, — когда Султан обратился к сестре, она заметно напряглась, — ты уже трижды была вдовой. К сожалению, каждый твой брак заканчивался трагично. Мы с Валиде как никто понимаем, насколько сложно тебе в этой мире и насколько одиноко ты себя чувствуешь. Именно поэтому мы приняли решение выдать тебя замуж. Махфирузе застыла на месте, как статуя. Её золотистые глаза расширились, а вся краска вмиг ушла с лица. В тот момент девушка была больше похожа на каменное изваяние, нежели на живого человека. Внутри неё поднималась волна негодования, но по каким-то причинам, Амина не могла её выплеснуть. Слова застревали где-то в горле, создавая ощущение, будто девушка задыхается. — Мужем для тебя мы выбрали Али Джихангира. — торжественно закончил Мехмет, улыбнувшись и направив взгляд на Агу. Джихангира, казалось, поразило молнией. Его серые глаза потемнели, а черты лица обострились. Вся его внутренняя сущность вмиг запротестовала. В голове почему-то возник образ Фатьмы Султан, так резко удаляющийся и рассыпающийся, будто замок из песка. Женитьба? Но ведь это невозможно! Да еще и на Амине Махфирузе! — Вы оба всё это время были одиноки. Мы с Валиде решили... — начал было вновь Мехмет, но Амина, наконец придя в себя, резко его перебила: — Вы решили?! А спросить меня вы забыли?! Гнев исказил её прекрасные черты, а тонкие пальцы сжались в кулаки. Казалось, девушка готова была наброситься и на брата, и на всё это время молчавшую мать. — Я не могу выйти за Джихангира и не хочу! — Амина топнула ногой, будто ребёнок, требовавший выполнить её условия. — Вы не можете меня заставить. Это же полный вздор! — Повелитель, — попытался вставить и свой пятак Али, но более мягко и спокойно, нежели это сделала Амина, — мы не имеем права осуждать Ваше решение, но, может, всё же стоит ещё немного подумать и взвесить все "за" и "против"? Внутри у Али всё дрожало. Джихангир отчаянно пытался не закричать, как ему этого хотелось. Но он прекрасно знал, что если Амине простят несдержанность, то ему это явно с рук не сойдет. И всё же, спокойно смотреть на происходящее парень не мог. Он всегда всецело доверял Мехмету, называл его братом. Они понимали друг друга буквально с полуслова. А тут оказывается, что Султан за его спиной принял одно из важнейших решений, которое в корне поменяет всю привычную жизнь Али. Ага считал это, как минимум, несправедливым, а в самой большей мере — предательством. — Никто не будет ничего обдумывать. — твёрдо заявила Эке, наконец нарушив молчание. Её лицо приобрело нотки строгости и бескомпромиссности. — Решение принято и это не обсуждается. Мехмет послал матери благодарный взгляд, ведь почувствовал, что не может более найти мотивов для оправдания себя. Правда, Гюленай на это никак не среагировала. Её голубые глаза всё ещё светились чувством мнимого триумфа. Махфирузе от такого заявления была готова рвать волосы от негодования. Её грудь то и дело вздымалась и опускалась в попытке набрать достаточно воздуха и снова возразить, пока Али стоял молчаливый и хмурый. Он прекрасно видел, что спорить сейчас было бессмысленно. Пока Эке находилась возле Мехмета, он был неспособен думать сам. Гюленай, будто змей искуситель, обвила его разум и диктовала, что Повелитель должен говорить и делать. А Султан даже не сопротивлялся. Он был доволен, что нашелся кто-то, кто принимал решения за него и на чье плечо он мог с легкостью опираться. Но образ Фатьмы Султан всё ещё отчаянно пульсировал в сознании Али. Джихангир понимал, что должен что-то сделать. Если он женится на Амине, никогда ему более не видать того счастья, которое он бывало прорисовывал у себя в голове подле младшей сестры Султана. Всё будет навсегда перечеркнуто. Внезапно для себя Али заметил, что Махфирузе смотрит на него. И взгляд её золотистых глаз, казалось, выражал ненависть уже не к брату и к матери, а к новоиспеченному жениху. Не понимая такой перемены, Джихангир удивленно вздернул брови, но как раз в этот момент Амина заговорила: — Я не могу выйти за него замуж! Он обычный Ага! Девушка гордо вздернула подбородок, указывая изящной рукой на Джихангира с такой претензией, будто он прокаженный. Это невольно задело гордость Али. Он понимал, что сейчас в отчаянии Амина пытается зацепится за что бы то ни было, лишь бы спастись от этого брака, но тем не менее, таким странным образом делать виноватым Джихангира она не имела права. Али тоже не хотел этого союза. Он был загнан в узкие рамки точно так же, как и она. Так в чём же была его вина?! — Хватит этого ребячества, Амина! — не выдержав, крикнул Мехмет. И даже Эке, сидевшая рядом и, казалось, полностью контролировавшая ситуацию, вздрогнула от столь резко перемены. — Если проблема только в этом, то тебе стоит уже начинать готовиться к свадьбе! С горящими зелеными глазами, Султан подскочил с софы. Махфирузе почему-то на мгновение показалось, что сейчас Мехмет подбежит к ней и попросту ударит её, настолько большим был его гнев. Но вместо этого он широкими шагами пересек комнату и, оказавшись у рабочего стола, достаточно быстро достал что-то со шкатулки. Джихангир в этот момент невольно обратил внимание на до этого спокойную Гюленай, но женщина где-то растеряла всю уверенность. Валиде наблюдала за сыном с таким же недоверием и удивлением, как и его друг, и сестра. Тем временем Мехмет в два шага оказался возле Али, грубым движением схватил его руку и сунул прямо другу в ладонь печать. — Я дарую тебе титул Паши, Али. Займешь в Диване место Байбарса Паши. — выпалил на одном дыхании Султан. Лишь холод печати в руках дарил Джихангиру ощущение реальности и уверенность в том, что это ему не снится. Али испуганно уставился на Султана, не зная даже, что сказать. Да, глубоко внутри он всегда мечтал стать чем-то большим, нежели просто Хранителем Покоев и прислугой. Но не таким способом. — Довольна? — выпалил Мехмет, взглянув на Махфирузе, готовую расплакаться прямо здесь и сейчас. Руки девушки затряслись, а сознание затуманилось. Она была похожа на дикого зверя в клетке, который метался из угла в угол, пытаясь найти выход, но его попросту не существовало. Амина была напугана и предана. И единственное её желание в этот момент — провалится под землю. — Подготовка к свадьбе начинается с сегодняшнего дня. — Мехмет вернулся на прежнее место на софе, расправив небрежным движением кафтан. — А сейчас вы свободны. И Амина, и Али покидали покои в полном молчании и смятении. И пока Султан наблюдал за ними с нескрываемым волнением, но всё ещё прочной твердостью, Эке смотрела на сына, казалось, даже не моргая. В её планы не входило спонтанное решение Мехмета подарить Джихангиру должность Паши. Потому сперва Госпожа растерялась и даже разозлилась. Она пыталась продумать, как отговорить Султана от этого поспешного решения и забрать у Али титул, ведь с ним Джихангир становился намного сильнее. Но затем Эке взяла себя в руки. К счастью, даже в таких ситуациях Гюленай удавалось сохранять крохи здравого смысла и изворотливости. Пусть Али радуется приобретению высокого положения. С ним Эке будет ещё проще избавится от него. "Мне стоит лишь уговорить Мехмета отправить его в дальнюю провинцию вместе с Махфирузе и там убить", — поспешно размышляла она. И эта внезапная идея вновь развеселила Госпожу. Её лицо просияло, а страх перед полным крахом вновь сменился уверенностью. — Ты поступил правильно, мой лев. Они свыкнутся с этой мыслью очень скоро. Просто сейчас это было немного неожиданно. — произнесла Гюленай тихим тоном и положила свою руку на плечо сына. Мехмет в свою очередь не ответил ей ничего конкретного, а лишь хмуро кивнул. ***Османская Империя. Стамбул, Благотворительный Комплекс Эке Гюленай Султан, 1569 год
Вечер окрашивал Стамбул в мягкие оранжевые оттенки. Всё вокруг буквально тонули в них и навевало какую-то дремоту. Люди потихоньку заканчивали свои дневные хлопоты и спешили скрыться в уютных домах до захода солнца, что было весьма разумно, ведь ночи становились всё холоднее, оповещая о приближающееся зиме. Но мысли Эке Гюленай были заняты совсем другим. Женщина сидела в одной из тайных комнат на втором этаже своего Благотворительного Комплекса, прислушиваясь не столько к гулу голосов внизу, где по её приказу нищим раздавали еду в честь новости о предстоящей свадьбе Амины Махфирузе Султан и Али Джихангира Паши (о чьем новом титуле уже толковал весь рынок), сколько к речам своих верных людей, которые наперебой выражали свою радость от того, что истинная Госпожа наконец вернулась. Отведя взгляд голубых глаз от окна, Гюленай улыбнулась Шебнем, которая оказалась последней, кто восхвалял Эке. — Я вновь рада быть среди вас. — мягко произнесла Валиде, поправляя свою меховую накидку. На неё с интересом смотрели сразу пять пар глаз. По правую руку стоял Онур Савас Паша с лукавым выражением в карих глазах. Его рыжеватые волосы окрашивались почти в медный в лучах заходящего солнца, хоть и были скрыты под капюшоном плаща. Сразу возле него расположился Карадюман Ага. Как всегда веселый и предельно счастливый он перебирал пальцами золотые пуговицы своего кафтана. Казалось, оптимизм этого невысокого мужчины не иссякает никогда. Место возле Карадюмана занял Карталь Бей. Его присутствие здесь оказалось результатом стечения обстоятельств. Поскольку он является санджак-беем Бурсы, ему уже давно следовало уехать. Но Гюленай пришлось немало потрудится, дабы уговорить Султана оставить его в Стамбуле, ведь здесь он пока что был для неё нужнее. По левую руку от Госпожи с безмятежным видом стояли две прекраснейшие девушки — Хазан Хатун и Шебнем Хатун. Правда, лик первой был слегка озадачен и искажен нотками усталости. А всё из-за того, что муж Хазан — Атмаджа Батур Паша был ранен во время бунта и всё никак не мог поправится. Девушка всё своё время проводила возле него, хоть и знала, что ничем особо это не поможет. — Я очень довольна тем, как вы поработали ради моего возвращения. — произнесла Эке, переходя ближе к сути. Все в комнате вмиг склонили головы, выражая таким образом своё уважение, но Султанша легко махнула им рукой, призывая отойти от формальностей. — Но у нас есть ещё очень много работы. — Вы, конечно же, говорите о своих дочерях. — предположил Онур Савас достаточно спокойным тоном. — Не только. — поправила его Эке, изящно вздернув подбородок и легко улыбнувшись. — Мне нужно вновь поднять верных людей для контроля абсолютно за всем, как это было раньше. Только когда в моих руках будут собраны все нити влияния, я смогу спокойно отомстить и с легкостью выслать своих дорогих дочерей. — Верные Вам люди остаются верны до смерти. — заметила Хазан, слегка мотнув русоволосой головой. — Вновь заставить их работать на Вас не составит никаких проблем. — Некоторые проблемы всё же могут возникнуть. — встрял в разговор Карталь, не сводя взгляд с Эке. Почему-то в этот самый момент он поймал себя на мысли о том, что Амина Махфирузе Султан очень похожа на свою мать внешне. — Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо переспросила Хазан, которая никогда не любила, когда её перебивают или перечат ей. — Карталь хочет сказать, что многих верных мне людей мои дочери убили или выслали. — ответила вместо Бея Эке, недовольно скривив губы. Да, пожалуй, Бирсен, Амина и Фатьма отлично усваивали уроки, которые им иногда объясняла Гюленай. Вот только тогда женщина надеялась, что это поможет ей сделать с дочерей опору для себя. А оказалось, что она собственными руками взрастила свое разрушение. — Мы найдем новых. — пожал плечами Онур Савас так, будто это было привычным делом. — Это не так просто. — пропела своим бархатным голосом Шебнем. — Доверять наши секреты всякому встречному не станешь. Каждый человек, претендующий на звание верного, должен пройти проверку. — Наша маленькая птичка права. — закивал Карадюман Ага. Он часто называл Шебнем маленькой птичкой из-за её низкого роста и ангельского облика. Поначалу это даже обижало девушку, но мужчину это не волновало. Ему всегда казалось странным, что столь юная особа умела так хорошо плести интриги и размышлять не хуже мужчины-политика. — У нас достаточно времени на это. — спокойно произнесла Эке и еле заметно пожала плечами, когда все взгляды вновь обратились к ней. — В любом случаи, у нас остается влияние во всех сферах. Пусть и достаточно мизерное в некоторых. Для дополнительного укрепления позиций и сглаживания этого острого угла я бы хотела ввести Карталя в Совет Дивана. На этих слова Онур Савас хрипло засмеялся, из-за чего получил недовольный взгляд со стороны Хазан и Шебнем. — Госпожа, не сочтите за дерзость, но Боран Паша никогда не впустит его в Совет Дивана. Всем известно, что Карталь Вас поддерживает. — поспешно объяснился Онур. Это действительно казалось проблемой, потому по комнате прошелся ропот. Карадюман измерил странным взглядом Карталя, а Шебнем и Хазан быстро о чем-то зашептались. Лишь Карталь и Онур Савас хмуро смотрели прямо перед собой. Эке наблюдала за всем с неким загадочным видом, а затем медленно поднялась со стула, на котором всё это время сидела. Все вмиг замерли. Гюленай быстро отбросила назад светлые локоны и застегнула брошку на своей накидке, будто собиралась сейчас же покинуть комнату. — Если Боран Паша не захочет делать так, как велим ему мы, — Султанша сделала многозначительную паузу, выпрямляя спину и упирая взгляд в Карталя, — значит мы его сместим. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1569 год
Амина попросту терялась в догадках о том, что могло происходить в голове у её матери. Девушка была более чем уверенна в том, что идея брака — сугубо решение Эке. Но почему? Она ведь клялась Махфирузе, что не выдаст её замуж без её на то согласия. Что изменилось? Как назло, поговорить с матерью с глазу на глаз Амине не удалось. Всё утро и день девушка пыталась успокоиться и тщательно всё обдумать. Но остаться одной ей так и не удалось. То служанки, то Калфы, то ещё невесть-кто оказывались рядом. Амину это ужасно раздражало и отвлекало от сути. В итоге под вечер Госпожа решила отправится к матери, дабы она объяснилась, но у самых покоев Валиде её остановили аги, сообщив, что Эке отправилась в свой Благотворительный Комплекс. Гонимая тяжелыми мыслями и желанием побыть наедине, молодая Султанша отправилась в Хамам. К счастью, там никого не оказалось. Но и желанного спокойствия Амина не нашла. Девушка сидела на мраморной скамейке, замотанная в полотенце и лишь смотрела на поднос с различными фруктами. Ей и кусок в горло не лез, хоть угощение и выглядело достаточно аппетитно. Удушливый пар немного расслабил Госпожу и полностью уничтожил остатки её прически. Завитые светлые волосы выпрямились и теперь небрежно лежали на оголенных плечах. Махфирузе смотрела прямо перед собой, время от времени опуская тонкие пальцы в горячую воду. Служанки, стоявшие неподалеку, лишь как-то неуверенно переглядывались между собой. Очень давно они видели Амину в подобном состоянии и это не на шутку их беспокоило. — Лале Хатун, — всё ещё не отводя взгляд от своего отражения в безмятежной горячей воде, внезапно произнесла Махфирузе. Темноволосая девушка в желтом платье тут же подскочила к Госпоже. — Слушаюсь. — пролепетала она. Амина как-то неуверенно покосилась на неё, будто всё ещё сомневаясь насчет того, что она собиралась сказать далее. Но Лале продолжала терпеливо ждать. — Найди мне Карталя Бея и скажи, что я хочу с ним встретится. Пусть решит, когда ему удобно и сообщит мне. — золотистые глаза Махфрузе как-то нехорошо блеснули, когда она заметила, что лицо Лале удивлённо вытянулось. Это справило должный эффект на бедную Хатун. Опустив темноволосую голову, она с поклоном удалилась, не задавая никаких вопросов, хоть парочку всё же и крутились в голове. Амина проследила за ней и лишь на мгновение задержала взгляд на другой служанке, которая, казалось, уже начала чувствовать себя нехорошо из-за пара. Но поскольку Махфирузе это сейчас ничуть не волновало, она равнодушно отвернулась. Так уж вышло, что Госпожа имела лишь одного человека, который служил её матери и которому она одновременно могла довериться — Карталь Бей. Его мужественный образ до сих пор возникал у неё в голове, когда она вспоминала ужасные картины бунта в Эдирне, когда разъяренные люди напали на её карету. Махфирузе прекрасно понимала, что её мать, наверняка, не расскажет всех своих планов, даже если она спросить у нее напрямую. Амина так же не могла быть уверенна и насчёт Карталя, но он казался ей более искренним. В его характере присутствовало сострадание и милосердие. Если не с чувства долга, то хоть из жалости он должен был поведать Амине истинные мотивы матери. Всё таки именно Махфирузе в этой ситуации оказывается жертвой, пешкой в столь выгодной партии. Эти мысли не на шутку разозлили Амину. Мало того, что её используют, так она теперь ещё и должна вызывать жалость, дабы добиться правды. От нахлынувших чувств, Махфирузе резко ударила рукой водную гладь, в которой отражались её прекрасные черты. Мелкие капли разлетелись в стороны, а по поверхности воды пошли беспорядочные круги. Нет. Пусть её разразит гром, если она ещё хоть когда-то будет настолько доверчивой! Со стороны входа в Хамам послышались чьи-то тихие шаги. Это отвлекло Махфирузе от её тяжелых мыслей. Девушка недовольно покосилась в ту сторону. Прошло пару мгновений прежде, чем в проходе появилась девушка на вид шестнадцати-семнадцати лет. Хоть Амина не припоминала, чтобы видела её раньше, но Хатун была поистине красива даже не смотря на отсутствие дорогой одежды и украшений. Девушка была невысокой и при этом не слишком худой. Её формы были округлыми и достаточно привлекательными. Светлая нежная кожа и копна шелковистых каштановых волос выгодно оттеняли карие, как корица, глаза со слегка раскосым вырезом. Особой нежности лицу придавал вздернутый широкий нос и пухлые губы, которые Хатун приоткрыла, будто будучи не до конца уверенной, стоит ли поприветствовать неизвестную ей светловолосую Султаншу. Но не смотря на всю красоту и ангельские черты, что-то во взгляде и виде этой особы говорило о скрытой гордости и даже высокомерии. Возможно, она не была испорченной и жестокой, но определенно знала себе цену. — Кто ты, Хатун? — решила заговорить первой Амина, прищуривая золотистые глаза и не прекращая всматриваться в черты девушки. Хатун неуверенно покосилась на служанку Султанши и открыла рот, чтобы ответить, но её тут же перебила внезапно возникшая в проходе Ёзге Хатун. — Юстина, не задерживайся. Бегом проходи. — велела Калфа строгим тоном, а затем, повернувшись на каблуках, оказалась лицом к Амине и низко поклонилась. Махфирузе нахмурила светлые брови, недовольная тем, что Ёзге не дала Хатун ответить. Да и появление верной служанки матери снова вернуло Амину в неприятные воспоминания. — Госпожа, извините, если мы Вам помешали. — почтительно произнесла Ёзге. — Кто эта Хатун? — проигнорировав извинение Ёзге и проследив за тем, как темноволосая девушка удаляется, спросила Махфирузе, зачесывая назад свои мокрые светлые волосы. Калфа, казалось, на пару мгновение замешкалась. Затем, овладев собой, она натянула улыбку и произнесла: — Это новая наложница нашего Султана. А сейчас извините, Госпожа. Я бы с удовольствием задержалась и ответила на все Ваши вопросы, но я спешу. Вновь поклонившись, Ёзге исчезла так же быстро, как и появилась. Это показалось странным Амине, но девушка не стала зацикливаться на этом, что было невероятным счастьем для Калфы. Поспешно проходя вглубь Хамама, Ёзге мысленно благодарила Всевышнего, что ей удалось ускользнуть. Калфа действительно не ожидала, что они с Юстиной застанут в Хамаме кого-то из Султанш, а уж тем более, что они заинтересуются молодой наложницей. Ёзге только вернулась во дворец. Ей не очень хотелось уже сейчас с него вылететь. — Эке Гюленай Султан не будет зла из-за того, что мы не смогли избежать встречи с этой девушкой? — сразу же услышала в свою сторону вопрос Ёзге, когда оказалась в глубине Хамама. Юстина смотрела на неё с интересом и неким любопытством. Калфа в ответ недовольно фыркнула. — Не с "девушкой", а с Госпожой, Юстина. Это Амина Махфирузе Султан. Ты должна проявлять к ней должное уважение. — тихим тоном отругала наложницу Ёзге, всё ещё опасаясь, что их может кто-то услышать. — Амина Махфирузе Султан? — повторила Юстина с удивлением, потянувшись за мочалкой. — Я почему-то сразу так и подумала. Она очень красива. Девушки в гареме так её и описывали. — Уф, Хатун. Меньше болтай языком! — недовольно бросила ей Ёзге, скрещивая руки на груди. — Мойся поскорее. Тебя на Халвет отправляют, а ты копаешься так, будто тебя там будут ждать всю ночь. Юстина недовольно надула свои пухлые губки, но всё же молча начала мыться. Ёзге покачала головой. Юстина была неплохой девушкой. Калфа не знала, какой она появилась впервые в Старом Дворце, но то, что Эке Гюленай воспитала с неё отличную кандидатуру на роль жены Падишаха было бесспорным. Юстина была буквально воплощением грации, чистоты, разумности и целомудрия. За её милым личиком скрывался богатый внутренний мир и невероятная смекалка. Но вместе с тем, она была способна на обман и лукавство. Ёзге прекрасно помнила, как впервые увидела Хатун и сразу же спросила Эке о том, уверенна ли она, что Юстина будет верна ей. Но светловолосая Валиде лишь лукаво улыбнулась. "У неё слишком обострено чувство благодарности", — это именно то, чем женщина объяснила свой выбор. — Я уверенна, что Эке Гюленай Султан научила тебя всему необходимому, Хатун. — Ёзге недовольно подобрала подол платья, на который случайно попало несколько капель воды. — Но я всё же хочу напомнить, чтобы ты постаралась и выполнила свою задачу как можно быстрее. Юстина блеснула в её сторону своими карими глазами и легко улыбнулась. — Я сделаю всё возможное. — промурлыкала девушка. — И невозможное тоже. — настойчиво перебила её Ёзге. Юстина недовольно скривилась. — Ты — надежда нашей Госпожи. Если всё сделаешь правильно, Повелитель окажется в абсолютной власти нашей Валиде. И тогда ты получишь всё, что пожелаешь и даже больше. Тебе не станут в сравнение даже сестры Султана. — Я помню, Ёзге. — мягко заметила Юстина, открывая флакон с ароматными маслами и лукаво поглядывая на Калфу. — Я сделаю всё, чтобы не разочаровать Госпожу. Не сомневайся. *** — Девушки! — громкий голос Синана Аги прозвучал с Этажа фавориток. — Потом не говорите, что не слышали! Наложницы подняли свои удивленные взгляды на Агу, который стоял с широкой улыбкой, энергично размахивая руками. Его карие глаза хитро сияли, а карманы дорогого кафтана провисали под тяжестью двух мешочков в золотом, данных Синану, очевидно, за новость, которую он сейчас так же стремился поведать всему ташлыку. Девушки в предвкушении бросили все свои занятия, подходя ближе. Синан торжественно окинул взглядом гарем, довольный тем, что ему удалось привлечь всеобщее внимание. — Девушки, радуйтесь и молитесь каждый день за здоровье Амины Махфирузе Султан, ведь вскоре между ней и Али Джихангиром Агой, которому наш великий Падишах щедро даровал титул Паши, будет заключен никях! — его голос громко пронесся над гаремом и вмиг вызвал перешептывания. — В честь этого радостного события Валиде Эке Гюленай Султан приказала раздавать деньги и сладости. Радостные дни настают в Топ Капы! Синан нетерпеливо махнул руками и возле него появилось еще пятеро слуг. Раскрыв мешочки, они начали бросать в ташлык монеты. Радостные девушки рванули вперед и, присев, принялись собирать золото, которые яркими вспышками разлетались по каменном полу. Не до смеха было лишь Фатьме Султан. Девушка как раз направлялась в сад, когда её внимание привлек громкий голос Синана Аги. Пользуясь тем, что рабыни были полностью заинтересованны энергичным евнухом, Фатьма стала наблюдать за происходящим. Саадет и Бингюль, всё это время следовавшие за ней, так же остановились, с любопытством выглядывая из-за плеча Госпожи. Но стоило только прозвучать этой радостной для всех новости, как и без того хмурые черты Фатьмы стали темнее тучи. Девушка уперла твёрдый взгляд в Синана Агу, не в силах даже пошевелится. Каждую клеточку тела сковала непередаваемая боль, а сердце сжалось до острого покалывания. Фатьма судорожно втягивала воздух, пытаясь сохранить безмятежное выражение, но маска спокойствия была расколота пополам. Руки Султанши затряслись. — Всё хорошо? — заметив реакцию Султанши, спросила Бингюль, обеспокоенно смотря на Фатьму, но темноволосая лишь отрицательно покачала головой, не зная, по-настоящему, что она имела в виду. Это сбило с толку Бингюль, которая тут же обратила взгляд к Саадет, надеясь найти у нее поддержку, но Хатун так же поджала губы, не понимая, что происходит. — На сегодня вы свободны. — наконец выдавила из себя Фатьма и отчаянно бросилась идти дальше по коридору. Бингюль и Саадет переглянулись и по какому-то немому согласию начали было идти за ней, но Султанша, услышав их шаги, лишь зло бросила через плечо: — Не смейте идти за мной! Фатьма не понимала, почему новость о свадьбе сестры и Али Джихангира так задела её. Но Госпоже было больно даже от самого упоминания этого факта. Что-то внутри отчаянно скреблось, а глаза наполнялись горькими слезами. Девушке хотелось бежать прочь со дворца, покинуть Стамбул и навсегда уехать с Османской Империи. Она чувствовала себя диким зверем, посаженным на цепь. Ей нужен был воздух. Нужно было избавиться от мыслей. Ей нужно было избавится от мыслей... об Али Джихангире. Забежав в свою комнату, Фатьма плотно закрыла двери и прислонилась спиной к стене. Ноги всё ещё были ватными, а сердце трепетало, намереваясь вырваться с груди. Раньше ей казалось нормальным то, что Али Джихангир всегда оказывался рядом, когда ей это было нужно. Он поддерживал её, помогал и оберегал, будто самое ценное сокровище дворца. Фатьма всегда могла рассчитывать на его плечо, на то, что он окажется рядом в самый сложный и безнадежный момент. И она поняла это только теперь, когда... когда он будет принадлежать другой. Эта мысль плотно вцепилась в сознание Фатьмы, заставляя её сердце кровоточить всё больше. Султанша обессиленно осела на пол. Почему? Почему она об этом думает? Почему её это волнует? Почему ей не безразличен светловолосый парень, с которым они ничем не связаны? Почему она не может принять факт того, что он женится на её сестре? Почему? Почему? Почему?! Фатьма почувствовала, что не в силах больше сдерживать слёзы. Солёными потоками они посыпались по её щекам. Девушка закрыла рот рукой, чувствуя, что ещё немного и она попросту закричит от того отчаяния, которое начало клубится внутри. — Госпожа. — голос Саадет прозвучал настолько внезапно, что Фатьма невольно вздрогнула. Быстро утирая рукавом своего темно-синего платья слёзы, девушка недовольно рявкнула: — Я же просила не идти за мной! — Бингюль говорила мне то же самое. — Саадет попыталась улыбнутся, при этом закрывая двери за собой. — Но Вам нельзя оставаться одной. — Мне нужно остаться одной. — Фатьма сделала ударение на втором слове, смотря на мокрый от слёз рукав. Девушка не хотела показаться слабой даже перед своими служанками. Она не понимала, почему сейчас плакала и что именно так сильно её зацепило, но остановить это не могла. У нее болела не какая-то часть тела. Что-то болело внутри. Глубоко-глубоко, под слоем пыли и льда. — Госпожа, — Саадет присела возле Фатьмы, не слишком заботясь о том, что её новенькое зелёное платье может смяться, — я понимаю, что Вы сейчас чувствуете. Фатьма горько усмехнулась, отводя взгляд в сторону. — Я даже сама не понимаю, что чувствую. — с каким-то упреком обронила Госпожа, чувствуя себя невероятно глупо, сидя на полу в покоях и разговаривая со служанкой на тему своего внезапного порыва эмоций. — Вы влюблены в Али Джихангира Агу. — без лишних предисловий заявила Саадет. Фатьма повернула к ней испуганный взгляд, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Она даже не успела понять, чувствует ли гнев по отношении к служанке за такое прямое заявление, но язык отказался слушаться, дабы Султанша могла как-либо оправдаться. — Хотя, возможно, Али Джихангира Пашу. — Саадет сморщилась. — Я теперь даже не знаю, как правильно его называть. Хатун пару мгновений молча раздумывала, будто вопрос титула сейчас был самым важным. Всё это время Фатьма на неё упрямо смотрела, ожидая объяснений. Но Саадет этого даже не замечала. В её взрослых чертах читалось что-то детское и даже забавное. Вскоре девушка пожала плечами и мотнула головой с копной каштановых волос. — А Вы будете отрицать? — Саадет вопросительно выгнула брови в ответ на реакцию Фатьмы и продолжила всё так же лукаво смотреть на свою Госпожу. — Возможно, Вы этого не замечали, но Али Джихангир был единственным человеком, которым не смотря на Вашу холодность, никогда не бросал Вас. Он заботился и хранил внутри надежды. Это можно было видеть даже по его взгляну. Ах, Вы же никогда даже не замечали, как томно он провожает Ваш силуэт. Думаю, каждая девушка мечтает, чтобы на неё смотрели точно так же. Али Джихангир всегда ставил выше Ваше благополучие, а не своё. Для него никогда не существовало других девушек. А если и появлялись, то были лишь временными вспышками эмоций. Попытками заглушить Ваш голос и Ваш образ. Но это не получалось. Он думал, что никто не замечает, но стоило лишь внимательнее присмотреться к тому, насколько сильно он Вами опекался, как всё становится предельно ясно. Вы влюбились в него. Не так быстро, как он в Вас, но всё же. Он стал для Вас семьей. Той, которую Вы всегда искали. И теперь Вы попросту не хотите его потерять. Для Вас он стал смыслом. Саадет наконец замолчала, переводя дыхание. Она и вправду давно наблюдала за Фатьмой и Али, как и Бингюль. Но если Бингюль постоянно отрицала чувства со стороны Султанши, то Саадет совершенно точно видела двустороннюю связь. И эта реакция на свадьбу подтвердила её убеждения. Али был влюблён в Фатьму, а Фатьма — в Али. Всё было просто. Пусть даже Госпожа и отрицала это, а Бингюль не раз ругала свою подругу за подобные предположения. Султанша тем временем слушала служанку молча и всё больше мрачнела. Что-то слева в груди тянуло и ныло, когда Саадет озвучивала всё эти мысли, будто подсказывая, что это правда. Что каждое слово — это то, что чувствовала и думала Госпожа все эти годы. Но здравый рассудок упрямился. Нет. Она не может любить Али. Это невозможно. Это безумие. — Не упрямьтесь и не заглушайте голос своего сердца. — заключила Саадет, замечая испуг Фатьмы и улыбаясь. — Возможно, я и не много смыслю в любви, но совершенно точно знаю, что это нормально, что Вы так реагируете на этот факт, встретившись с ним лицом к лицу. Фатьма взглянула на неё растерянным взглядом своих карих глаз и устало обняла свои колени. — Мне очень больно, Саадет. — это всё, что смогла выдавить из себя Фатьма. Но Саадет не стала её больше мучить лишними словами. Девушка молча обняла Госпожу, пытаясь таким образом успокоить. Фатьма почувствовала, что слёзы снова потекли по её лицу. Наверное, Саадет всё же была права. Наверное, сердце Фатьмы в этот вечер всё же было разбито.