Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год
— У меня есть к тебе разговор, дорогая. — именно с этих слов начала Мерьем Джанан, с самого утра придя в покои дочери. А поскольку Аслы никогда не была ранней пташкой, матери удалось застать её врасплох. В итоге, только что проснувшись, Гюмюшь порхала по покоям и пыталась на скорую руку привести себя в порядок, пока служанки пошли на кухню за завтраком на двоих. Как ни странно, но в этот раз Джанан не ругала Аслы за столь поздний подъемом. Хотя обычно Мерьем реагировала достаточно остро. Будучи человеком, который всегда покидала кровать чуть ли не с первыми лучами солнца, Султанша была твёрдо убеждена, что только рано начатый день может принести успех. — Хватит тебе уже, Гюмюшь. Ты и так прекрасна. — с ноткой теплоты и мягкости произнесла Мерьем, широко улыбнувшись дочери, которая тем временем вертелась у зеркала, пытаясь уложить волосы. Служанок Аслы специально отослала, полагая, что мать сразу поведает ей о том, с чем пришла, но по какой-то неизвестной причине женщина пока молчала и при этом выглядела достаточно спокойно. — Валиде, этого недостаточно. — игриво начала перечить Гюмюшь. Она с детства привыкла к тому, что Мерьем много времени уделяла её внешности. Аслы никогда не знала нужды в различных платьях и украшениях, а приход швеи был чуть ли не самым радостным событием. Айтач в таких случаях всегда с легким презрением наблюдала за счастьем сестры, перебирающей драгоценные камни и ткани. Она никогда её не понимала. — Так что Вы хотели мне сказать? — не смогла сдержать своё любопытство Аслы. Обернувшись к матери с ослепительной улыбкой, девушка вмиг подобрала подолы платья и направилась прямиком к софе. Какое-то время Джанан просто наблюдала за ней, подмечая в очередной раз, насколько же младшая дочь на нее похожа, а затем всё же заговорила: — Настало время определиться с твоим будущим. Для Гюмюшь подобная тема стала неожиданной. На мгновение девушка замерла на месте и озадачено окинула мать взглядом, но её умиротворенное выражение лица ничуть не изменилось. С опаской присев рядом, Аслы расправила юбки своего розового платья и попыталась улыбнуться краем губ. Всё же разговор "о будущем", как выразилась её мать, рано или поздно должен был состояться. Гюмюшь уже давно вошла в тот возраст, когда девушек готовили выдать замуж. Правда, Мерьем никогда с этим не спешила, а всех претендентов на руку дочери отвергала, считая их происхождение или должности слишком низкими. Давая очередной отказ, Джанан всегда заставляла Аслы краснеть. Иногда Гюмюшь казалось, что ей и вовсе с такими темпами никогда не удастся выйти замуж. Но, похоже, в Топ Капы всё же нашлась подходящая кандидатура. Невольно Аслы даже начала перебирать в голове всех Пашей, о которых уже хоть что-то знала. — Вы выбрали мне мужа? — наконец спросила Гюмюшь, неуклюже заправив за ухо прядь рыжих волос. Девушка боялась услышать приговор матери на этот счёт. — Можно и так сказать. — Мерьем хищно блеснула зелёными глазами. Ничего хорошего это явно не сулило. Как раз в этот момент в двери постучали. Вскоре вошли служанки и в течении нескольких минут Мерьем и Аслы молчали, наблюдая за тем, как девушки раскладывают еду на столе. Как только Хатун закончили, Джанан махнула им рукой в знак того, что они могут временно покинуть покои. Гюмюшь хоть и хотела очень сильно есть, но первой притрагиваться к блюдам не решалась. Да и предмет их разговора уж слишком задел девушку. Аслы не знала, что ожидать, потому о еде или чем-либо другом не могло идти и речи. Теребя в руках складку платья, девушка напряженно наблюдала за своей Валиде, которая с удовольствием сделала глоток с чашки с чаем, то ли специально мучая дочь ожиданием, то ли просто собираясь с мыслями. — Он Паша? — снова не выдержала Гюмюшь. — Он хоть молод? Мерьем загадочно улыбнулась и поставила чашку на стол. Задумчиво взглянув на дочь, женщина решила более не мучить её: — Он молод. И он не Паша, а Султан. Аслы удивлённо вскинула брови и даже от неожиданности отпрянула от матери. Мысли начали беспорядочно путаться в голове, а здравый смысл кричать о том, что это невозможно. Но сколько бы Гюмюшь не ждала, что Джанан рассмеется и скажет, что это шутка, ничего подобного не случалось. Совсем наоборот — Мерьем продолжила свою речь: — Я понимаю, что звучит неожиданно. И точных гарантий на то, что всё удастся, нету. Но нам необходимо попробовать. Аслы подскочила с софы, будто ужаленная. Но каких-либо пререканий не последовало. Девушка начала нервно бродить по покоям взад-вперёд, заламывая тонкие пальцы и прикусывая нижнюю губу. То, что она слышала, попросту не вмещалось в голове. Мать хотела, чтобы она стана женой Султана? Своего двоюродного брата? — Зачем это Вам? — выпалила девушка на одном дыхании, наконец остановившись. Мерьем, которая до этого лишь терпеливо ждала, пока поток эмоций дочери закончится, поддалась слегка вперёд и вновь улыбнулась. — Мне нужна власть, дорогая. Если ты выйдешь замуж за Султана и родишь ему наследника, который в будущем сядет на престол, наша семья станет во главе новой ветки Династии — чистой и могущественной. — на последнем слове Джанан вздернула гордо подбородок. Её зелёные глаза сияли так, будто то, о чем она говорила, было мечтой всей её жизни. Да, Гюмюшь знала, что неспроста её мать решила вернуться в Топ Капы, и что вскоре все они будут втянуты в её очередные планы. Но Аслы даже не могла представить, что именно ей предложит мать. Да, девушка была готова на многое ради семьи, но ведь этот брак сразу осудят в народе. Брат и сестра, пусть даже двоюродные, не могут жениться. — А почему... — Гюмюшь запнулась, пытаясь собрать в кучу мысли и самообладание, — почему не Дамир? Он мальчик — Султанзаде. Логичнее было бы посадить его на престол. И всё. Губы Мерьем еле заметно дрогнули в насмешке. Отведя взгляд в сторону, женщина задумчиво теребила кольцо на указательном пальце. — Дамир никогда не станет слушать меня, Гюмюшь. Он постоянно на своем уме. С приездом в Топ Капы это стало ещё сложнее контролировать. — вновь повернув голову к Аслы, Мерьем внезапно поднялась и направилась прямо к ней. — Но ты... Ты всегда была мне верна, дорогая. Да и не только мне, а нашей семье в целом. Ты послушная и кроткая. Тебе не нужно объяснять, ведь ты всегда всё и так понимаешь. — Но это неправильно, Валиде. — Аслы увернулась от попытки матери протянуть к ней руки. Девушка не хотела нарываться на конфликт, но она слишком многого не понимала в этой истории. — Не выдумывай, Гюмюшь. Я сразу знала, что у тебя будет большая судьба... — Мерьем не успела закончить предложение, как вдруг Аслы её перебила: — То есть Вы сразу планировали связать меня с Мехметом? Потому Вы отказывали всем, кто просил моей руки? Вам нужен был зять-Султан. Джанан сложила руки в замок перед собой и вздохнула. Женщина понимала, что сложно было принять то, что она предлагала, но, тем не менее, отступать не собиралась. Она вынашивала и лелеяла этот план слишком долго, чтобы бросить всё на полпути. — Аслы, ты слишком напугана сейчас. Я предлагаю тебе время, чтобы подумать. Ты должна понять, что этот брак — лучшее, что ты можешь сделать для своей семьи. — голос Мерьем был спокойным, но весь её вид выдавал лёгкую взволнованность. Женщина явно ожидала большей покладистости со стороны дочери. Видимо, она всё же не так и хорошо знала своих детей. — Но как я это сделаю? — в голосе Гюмюшь промелькнула истерическая нотка. Будто загнанный зверёк, она бросилась к зеркалу, где и застыла, молча уставившись на своё отражение. Да, она была молодой, имела правильные черты лица, блестящие рыжие волосы, глубокие серые глаза, получила отличное образование и научилась, благодаря отцу, который никогда ничего для своих детей не жалел, не только ездить верхом, но и играть в шахматы, танцевать и даже играть на некоторых музыкальных инструментах. Но ведь этого было недостаточно! — Я его сестра, Валиде. Одна из многих. Он никогда не будет воспринимать меня, как свою жену. Да и... — Аслы устало провела руками по лицу, — да и как я могу о чём-то подобном думать? — Он долгие годы не видел тебя, Гюмюшь. Да и в детстве он лишь два или три раза получал возможность с тобой встретиться. — Мерьем подошла к ней со спины и встала так, чтобы Аслы могла увидеть и её отражение тоже. Девушка в который раз удивилась тому, насколько они были похожи. Вот только красота Джанан в связи с возрастом уже стала увядать, в то время как красота Аслы была в самом расцвете. — Думаете, это имеет значение? — Аслы сглотнула тяжелый комок, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Девушке отчаянно захотелось на свежий воздух в надежде, что он хоть как-то поможет прояснить её разум. — Он — мужчина. Достаточно непредсказуем и не привыкший следовать правилам. Если он чего-то захотел, он это получает на правах Султана. Ведь это именно он простил свою мать, хотя она и была сослана в Старый Дворец за попытку переворота и связь с врагами Империи. Так чего тебе бояться, дорогая? — Джанан говорила почти шёпотом. Её глаза горели лукавством, а большая диадема поблескивала в рыжих волосах. Гюмюшь невольно задалась вопросом: всегда ли её мать была такой расчетливой? — Я не думаю, что у меня получится. — пробормотала Аслы просто потому, что чувствовала, что ей нужно что-то ответить. — А ты не думай, Гюмюшь, — Мерьем обняла её за плечи и наклонилась к самому уху, — а делай. Ты ведь у меня умная девочка. *** Басак Калфа напряженно наблюдала за вошедшей Ханде Султан. Женщина никогда ей не доверяла. На это попросту не находилось никаких причин. Коварная, кровожадная, жестокая и... невероятно глупая. Но при всем этом Ханде всегда умудрялась выйти сухой из воды. Какой бы проступок она не совершала, как низко не пала бы, но всегда находились некие высшие силы, которые спасали её. И хоть былое расположение Султана Ханде давно утратила, но у нее всё ещё был титул Хасеки, который, Басак была уверенна, Султан считал своей самой огромной ошибкой. — Чего тебе нужно, Ханде? — тишину наконец прервал голос Хасибе. Басак перевела на неё обеспокоенный взгляд. Женщина уже успела привыкнуть к своей Госпоже. Хасибе была достаточно спокойной и относилась к слугам строго, но справедливо. Правда, за её внешне ангельской оболочкой скрывалось нечто больше, более коварное и готовое идти по головам. Впрочем, Басак воспринимала это не как её порок, а скорее как вынужденную меру. В гареме ведь не выживешь, если не станешь бороться. — Нужно поговорить. — ответила Ханде почти сразу, делая шаг вглубь покоев. По правде, Хасеки никогда не понимала, что Султан нашел в Хасибе. Возможно, девушка была симпатичной, но не красавицей. К многим деталям её внешности можно было придраться. Да и характером она явно не вышла, как заметила Ханде. Для всех в гареме Хасибе была и осталась серой мышкой, которая, родив двух девочек, заперлась в покоях в надежде, что её более никто не тронет. Об этом гудел весь гарем, но не так сильно, конечно, как об Мехрангиз. Ах, Мехрангиз. При воспоминании об этой девушке, Ханде почувствовала, как внутри поднимается волна негодования. Эта Хатун так быстро выкарабкалась на пьедестал, что Хасеки невольно начала ей завидовать. Асия ещё толком ничего из себя не представляла, а Султан уже носился с ней так, будто ценнее сокровища в своей жизни не имеет. А она ведь всего-навсего просто беременна! Ханде ведь тоже недавно носила его ребёнка, да и Хасибе — тоже. Но к их ногам он не собирался был положить весь мир. Хасеки готова была поклясться, что Мехрангиз кто-то помог попасть в покои Падишаха. И что-то подсказывало ей, что это была Бирсен Султан. Только она всегда так умело проворачивала планы, о её роли в которых никогда и никто не узнавал. — Нам не о чем говорить. — отрезала Хасибе достаточно жёстко. — А мне кажется, что совсем наоборот. — Ханде сделала ещё один шаг вглубь покоев и наконец заметила две колыбели, которые стояли у большой кровати. Очевидно, там спали Эмине и Бану — две маленькие Султанши, которым только предстояло познать всю жестокость жизни. Две маленькие птички, которым лишь формально дана свобода и право выбора. — Госпожа, Вам лучше покинуть покои. — заметив то, как Хасеки приближается к колыбелям, заговорила Басак, проходя немного вперёд, дабы при необходимости первой добраться к дочерям Падишаха. Ханде лишь одарила её испепеляющим взглядом. — Оставь её, Басак. — снова отозвалась Хасибе, поднимаясь с софы. Её светлые волосы были просто распущены и волнами лежали на плечах, что создавало впечатление, будто и сегодня она не собиралась выходить со своих покоев. Но, тем не менее, Хасеки заставила её волноваться, судя по тому, как мать Бану и Эмине начала теребить платок, который и до этого был в её руках. Ханде остановилась, довольная тем, что справила должный эффект. Потеряв всякий интерес к маленьким Султаншам, она подошла ближе к Хасибе, шурша юбками своего невероятно дорогого тёмно-синего платья. — Говори, чего хочешь, и уходи с глаз долой. — процедила Хасибе, бросив быстрый взгляд на колыбели. Только сейчас Ханде поняла, что вызвала интерес у своей светловолосой соперницы только потому, что начала приближаться к детям. — Я пришла поговорить насчёт Мехрангиз Асии. — выпалила Ханде, не желая тянуть. — Ты ведь понимаешь, что она потенциально опасно и для тебя, и для меня? — И чем же? — Хасибе насмешливо вскинула бровь. Она никогда не считала Мехрангиз особо опасной. Девушка была наивна и вряд ли вообще собиралась с кем-то воевать за внимание Султана. Она купалась в роскоши, подарках и любви Падишаха. А большего её детскому разуму, кажется, и не нужно было. Именно поэтому Хасибе даже с трудом не могла представить её матерью наследника престола. Или она родит Шехзаде и быстро падет в гаремных интригах, чем обречёт на смерть и сына, или родит очередную девочку (чего, впрочем, и желала всем сердцем Хасибе) — и Султан сам к ней остынет так же, как остыл и к остальным фавориткам. При мысли о собственной ненужности, светловолосая мотнула головой, будто пытаясь выбросить это из головы. Но всё равно сей факт был правдой — Султан потерял к ней интерес. Они с Басак, которая продолжала стоять и наблюдать за всем, недавно даже обсуждали это. — Султану она сильно нравится. Он уже чуть ли не возвёл её в Султанши, хотя она просто беременна. — Ханде недовольно фыркнула, но тут же осеклась, понимая, что не стоит показывать свои истинные эмоции. — Представь, что будет, если она родит сына. Змею нужно душить в зародыше. — Ты права. — неожиданно быстро согласилась Хасибе, чем вызвала даже у Басак удивление. Но заприметив триумф на лице соперницы, светловолосая тут же добавила: — Но я не участвую в разборках в гареме. Свои проблемы решай сама. Развернувшись на каблуках, Хасибе зашагала прямо к своим дочерям, оставляя Ханде в лёгком замешательстве. Присев на край кровати, девушка кивнула Басак, дабы та подошла ближе, при этом полностью игнорируя присутствие Хасеки. Ханде это явно не понравилось. Гордо вздёрнув подбородок, Хасеки разомкнула уста, намереваясь что-то сказать, но Хасибе тут же её перебила: — Тише. Не разбуди моих дочерей. — Вот именно, что дочерей! — не обратив внимание на замечание Хасибе, на повышенных тонах бросила Ханде. — Ты и дальше хочешь вот так сидеть в покоях, как мышь в норе, и покорно ждать милости Падишаха? Это ведь глупо. Амина Махфирузе Султан тебя уже не поддерживает и считает разочарованием. — При чем тут Амина Махфирузе Султан? — Хасибе резко повернула голову в сторону Ханде и нахмурилась, чувствуя легкое покалывание страха прямо под кожей. Ни она, ни, тем более, Госпожа никогда и никому не говорили о своей связи. — Об этом гудит весь гарем, Хасибе. Все, кому не лень, ведь Амина Махфирузе Султан не очень-то умеет прятать все концы в воду. — Ханде, почувствовав, что это зацепило Хасибе, решила пойти в наступление, пока девушка приходила в себя. — Поскольку у тебя нету ни поддержки Госпожи, ни любви Султана, ты не имеешь ничего. Дочери? Их отдадут на воспитание кому-либо другому, если вдруг тебя не станет или ты наскучишь Падишаху. У тебя связаны руки. Но пока у тебя ещё есть шанс родить наследника. Представь, как возрастёт твой авторитет, если ты будешь носить на руках Шехзаде. Но если Мехрангиз плотно засядет в сердце Султана — и он не захочет более никого видеть подле себя, кроме неё, конечно, это будет конец. Для всех нас. Так что, Хасибе? Ты хочешь стать Султаншей? — А ты разве мне это позволишь? — Хасибе резко поднялась с кровати, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. — Я помогу тебе избавиться от Мехрангиз, а после ты избавишься от меня. Так ведь и поступают в гареме. — Это отказ? — Ханде сцепила руки в замок, тщетно пытаясь скрыть нотку гнева в своем тоне. Разговор проходил определенно не по её плану. — Ты стала слаба, Ханде. — вместо ответа произнесла Хасибе, вызывая непонимание у соперницы. — Когда я только попала в гарем, мне рассказывали истории о сильной наложнице, которая смогла добиться титула Хасеки и даже родить сына Падишаху. О девушке с неисчерпаемой энергией, готовой на всё ради собственных желаний и целей. А что я вижу теперь? Ты даже от соперницы самостоятельно избавиться не можешь, не говоря уже о чём-то более серьезном. — Это неправда! — попыталась протестовать Ханде, задыхаясь от ненависти. — Ты прекрасно знаешь, что я не лгу! — Хасибе повысила голос и тут же пожалела, так как с одной из колыбелей послышался плачь. И пока светловолосая отвлеклась на детей, к которым уже наклонилась Басак, Ханде в два шага оказалась прямо напротив неё, сжимая руки в кулаки. Её карие глаза были наполнены отчаянием, а черты лица искажены гневом. Но это отнюдь не пугало. Ханде больше напоминала загнанного в ловушку зайца, нежели хищную лису, коей пыталась казаться. — У меня всё ещё есть и власть, и титул, Хасибе. Я — официальная жена Султана Мехмета. Между нами был проведён никях. Я его супруга не только перед людьми, но и перед Всевышним. И никто и никогда этого не изменит. — Ханде цедила слова сквозь зубы, сдавливая крик, который рвался с груди. Где-то в глубине души девушка понимала, что, возможно, Хасибе права, но признаваться себе в этом не желала. Она и так была разбита, но вновь поднялась. Хасеки сильно сомневалась в том, что сможет склеить себя по кусочкам снова. — Ты слаба, Ханде, — вновь повторила Хасибе, наконец почувствовав свое превосходство в этой перепалке, — потому просишь помощь у всех, но где-то в глубине души понимаешь, что больше никогда и ничего добиться не сможешь. Смирись, пока не погубила и себя, и свою дочь. Держа на руках плачущую Бану Султан, Басак Калфа резко обернулась, услышав звук громкой пощёчины. Хасибе, присев на кровать, держалась за щеку, пока разъяренная Ханде, наклонившись к ней, прожигала её взглядом. В колыбели заплакала маленькая Эмине. — Если ещё хоть раз скажешь что-то подобное, я отрежу тебе язык. — это был последние слова Хасеки прежде, чем она стремительно вылетела с покоев, оставляя после себя лишь приторный запах ароматических масел. — Госпожа... — Басак с Бану на руках бросилась было к Хасибе, но та жестом велела ей остановиться. — Со мной всё в порядке. — мрачно ответила светловолосая, убирая руку от лица. На её бледной щеке всё ещё оставался небольшой красноватый след. — Как она только посмела, Госпожа? — Басак вся затряслась от нахлынувшей злости, из-за чего Бану на её руках заплакала пуще прежнего. — Это ведь уже ни в какие ворота не лезет. Она не имела права даже прикасаться к Вам. Её место в темнице. Вы должны немедленно обратиться к Валиде Султан или к самому Султану. Она... — Хватит! — рявкнула на неё Хасибе с раздражением. — Лучше успокой детей. Поднявшись с кровати, Хасибе отошла к окну, обняв себя руками. Мысли в голове путались, а в голове пульсировала одна единственная мысль — найти и придушить эту несносную горделивую Хатун, заставить её умыться своими слезами. Но, тем не менее, гнев достаточно быстро уступил место холодной расчетливости. Однажды она уже приказала напасть на Хасеки, в следствии чего у Ханде начались преждевременные роды. Тогда Хасибе искренне надеялась на то, что её соперница умрёт вместе с ребёнком, но их спасло чудо. "Теперь я не промахнусь", — подумала светловолосая с ухмылкой. Трогать маленькую Айше Эсмахан девушке не было смысла. Она всего лишь Султанша, которая не является угрозой ни для кого. А вот Ханде... — Басак! — не оборачиваясь, обратилась Ханде к своей верной служанке. Калфа, которая как раз с помощью двух других служанок успокоила маленьких Бану и Эмине, поспешила к своей Госпоже. С опаской поглядывая ей в спину, женщина остановилась лишь в нескольких шагах, боясь приблизиться ещё больше и полагая, что Хасибе всё ещё в ярости, но голос фаворитки прозвучал достаточно спокойно: — Всё готово? Басак заметно занервничала, услышав этот вопрос. Наверное, уж лучше Хасибе бы сейчас крушила всё подряд и кричала, нежели вот так вот спокойно говорила о том деле, которое недавно поручила Басак со строгим предупреждением держать язык за зубами. — Вы о..? — закончить женщина не успела. — Да, о своей просьбе. — уклончиво перебила её Хасибе, недоверчиво покосившись на других служанок. Басак побледнела ещё сильнее, чувствуя, как предательски подгибаются ноги. — Да, Госпожа. Всё готово. — склонив голову, произнесла Калфа с ноткой обречённости. — Но я надеялась, что Вы всё же отступитесь. Подумайте ещё раз хорошенько: стоит ли оно того? — Да. — ответила Хасибе, даже не задумавшись. Развернувшись к Басак, она кривовато ухмыльнулась, а её карие глаза блеснули. — Зачем же мне отказываться от того, что может убить двоих зайцев одним выстрелом? *** После заседания Совета Дивана Боран Паша направился в покои Падишаха, дабы сообщить ему свое желание на время покинуть столицу. Конечно, Мехмета это вряд ли обрадует, но и не расстроит в любом случае. Он никогда не был особо благосклонен к Борану, потому его отсутствие, возможно, даже станет праздником для молодого Султана, ведь хоть какое-то время ему не придется слушать поучительных речей Великого Визиря насчёт политики. С одной стороны, и для Паши это было облегчением. Он наконец-то мог хоть ненадолго отдохнуть с семьей. Но с другой, у Борана было некое предчувствие, какая-то непонятная тревога в душе, будто что-то плохое непременно должно случиться, как только он ступит за порог Топ Капы. Но поскольку суеверным мужчина никогда не был, а уж тем более не верил ни в какие шестые чувства, то он решил списать это на небольшое волнение. Всё таки Боран очень давно не покидал дворец надолго. Не успел мужчина завернуть за угол, как у самых покоев заметил свою жену. Бирсен выглядела немного обеспокоенной. Потирая между собой руки, она явно кого-то ждала, измеряя коридор шагами вдоль и поперёк. Драгоценные камни на её кафтане, наброшенном поверх изумрудного платья, поблескивали в солнечных лучах, как и большая диадема в тёмных волосах. Султанша настолько была погружена в собственные мысли, что не сразу заметила мужа. — Бирсен. — обратился он к ней, когда оказался достаточно близко. Бирсен вздрогнула и резко обернулась, но всё же улыбнулась. — Боран, я ждала тебя. — такое заявление со стороны Султанши удивило Пашу. Заложив за спину руки, он вопросительно выгнул брови. — Что-то случилось? — терпеливо спросил он. Бирсен облизала пересохшие губы и, бросив быстрый взгляд на стражу у покоев Султана, подвела мужа ближе к окну. — Ты уверен, что сейчас хорошее время для поездки? — вопрос прозвучал немного резко, о чём Бирсен сразу же пожалела. Она не хотела вкладывать в свой тон ни грубость, ни какие-либо другие негативные эмоции. Но идея Борана отправиться в Охотничий Домик в скором времени показалась ей достаточно необдуманной. Паша нахмурил брови и шумно выдохнул. Это был первый признак его недовольства, потому Бирсен поспешила исправить саму себя: — Ты не подумай ничего. Я хочу поехать с тобой и Рамилем в Охотничий Домик, но сейчас много всего происходит. Как ни странно, но гнев Борана быстро сменился лёгким непониманием, а затем и улыбкой. Он совсем и забыл, что его супруга тоже давно не была за пределами дворца. — Вот именно, что происходит. — Боран взял руки супруги в свои. — Твоя мать вернулась во дворец, Мерьем Джанан Султан решила тоже навестить племянника-Султана, ты потеряла должность Валиде... Мне кажется, нам действительно необходимо отвлечься от всего этого. — Но я слышала, что ситуация в Диване нестабильная. — понизив тон почти до шёпота, произнесла Бирсен, только после слов мужа осознав, сколько всего произошло за один единственный год. — Она была нестабильной с момента восшествия на престол твоего брата. — так же почти шёпотом произнес Боран. — Тем более, что в ближайшее время Султан не планирует проводить заседание. Не смотря на предстоящий поход, Повелитель решил на несколько дней отправиться на охоту. Хоть Паша и пытался сохранять серьезность и даже безразличие, но Бирсен чётко увидела в его карих глазах негодование и злость. Хоть прошло уже достаточно времени с момента восшествия на престол Мехмета, но Великий Визирь до сих пор не мог смириться с его безрассудством и легкомыслием. Перед походом Султану стоило бы посетить корпус янычар, проверить всё ли готово к предстоящей войне, обсудить ещё раз с Пашами план действий. А вместо этого он собирается на охоте подстрелить парочку уток. "Султан Ахмед никогда бы себе этого не позволил", — именно на такой мысли поймал себя Боран, когда двери главных покоев внезапно распахнулись. Но на пороге оказался не рыжеволосый Падишах, как ожидалось, а Ихсан Паша собственной персоной. Заметив Борана и Бирсен он, кажется, ничуть не удивился, а даже ухмыльнулся. Великий Визирь шёпотом выругался, отпуская руки супруги и надеясь на то, что Паша пройдет мимо. Но стоило уже привыкнуть к тому, что Ихсан всё и всегда делает совсем наоборот. — Госпожа, Паша, рад вас видеть. — произнес он сладким, почти приторным тоном, низко кланяясь. — Да-да, Ихсан Паша. У тебя наверняка много дел, а у нас с Бирсен Султан важный разговор. — в тоне Борана послышалась нотка предупреждения, но Ихсан никак на неё не среагировал, будто и вовсе пропустив все слова Паши мимо ушей. — Мне нужно поговорить с Вами, Боран Паша. — заявил Ихсан достаточно самоуверенно, но затем осёкся и, повернувшись к Бирсен и почтительно склонив голову, добавил: — Если, конечно, Вы позволите, Госпожа. Бирсен одарила его рассеянным взглядом, но перечить не стала. Госпожа была немного недовольная тем, что их разговор прервали, но всё же, Боран во многом был прав. Они уже многого натерпелись вместе. Да и Мехмет сам по кусочку разрушал Империю. И ни Боран, ни кто-либо другой из Пашей никак не мог на него повлиять. Единственным способом всё закончить и спасти ситуации был наследник. Но, как на зло, у Мехмета рождались одни девочки. Это выглядело буквально насмешкой, но поделать они ничего не могли. Так что может случиться, если пару дней они побудут вдали от Топ Капы? Хуже уж точно не станет, верно? В ответ на слова Ихсана, Бирсен одобрительно кивнула и, не сказав более ни слова, направилась назад в гарем, предварительно одарив мужа многозначительным взглядом. Темноволосый Паша дождался пока Султанша отойдёт достаточно далеко, а затем выпалил, даже не задумавшись: — Ты слышал разговор Пашей на свадьбе Амины Махфирузе Султан? В частности Али Джихангира, Аббаса Бахадира и Онура Саваса? Боран, провожавший жену взглядом, удивленно выгнул брови, только сейчас обратив своё внимание на собеседника. — Опустился уже к собираниям слухов, Ихсан? — едко произнёс Великий Визирь. По отношению к Ихсану у него никогда не исчерпывались колкие фразы. Паша же в ответ ухмыльнулся, но не так самодовольно, как прежде. Очевидно, слова Борана всё же задевали его. — Я бы не был таким беспечным, Боран. — в их общении один на один уже стало традицией переходить на "ты": Борана это раздражало, а вот Ихсана его реакция наоборот веселила. — Я собственными ушами всё слышал. Боран недовольно закатил глаза и скрестил руки на груди. Паша считал, что людские разговоры слушать не стоит, ведь они всегда о чём-то болтают. Всем никогда не угодишь. Кому-то Боран нравился, а кому-то — совсем наоборот. Кто-то его восхвалял, а кто-то ненавидел. Для кого-то он был объектом зависти, а для кого-то — подражания. Мужчина никогда не стремился быть хорошим для всех. Это бессмысленно. — И что же они говорили? — без особого интереса спросил он, надеясь, что Ихсан поскорее выплеснет весь яд и оставит его в покое, но этот разговор, кажется, ещё больше подзадорил молодого Пашу. — О должности Великого Визиря. — с неким удовольствием заключил Ихсан. — Кажется, все трое присматривают твоё место. — Не удивил. — выпалил Боран со скукой в тоне. — Мой титул манит многих. Но "хотеть" не означает "иметь". Ты ведь, как никто другой, знаешь это. — Да. — протянул Ихсан, слегка сузив свои серые глаза. — Но не думаешь ли ты, что эти трое действительно могут представлять для тебя опасность? Онур Савас — верный пёс Эке Гюленай Султан, которая уже и так крепко вцепилась своими когтями в Совет Дивана. А Аббас Бахадир и Али Джихангир — близкие друзья Султана. Какую власть имеешь ты при этом? Боран невольно нахмурился. Конечно, он понимал, что Ихсан пытается таким образом им манипулировать, но, с другой стороны, в его словах была доля правды. Во времена правления Султана Ахмеда Боран поддерживал своё положение не только за счёт собственных достижений, но и за счёт родства с Султаном. Всё таки брак с его младшей дочерью многое значил. После смерти Ахмеда власть перешла в руки Мехмета, которому Бирсен приходилась родной сестрой. И пока нынешний Султан был окружен лишь сестрами, беспокоиться было не о чем. А теперь... Теперь Падишахом управляет Эке Гюленай Султан. И Бирсен, и Фатьма, и даже Амина Махирузе, которую всегда считали любимицей своего брата, отошли на второй план. В случае непредвиденной ситуации, вряд ли супруга могла замолвить за него слово, которое действительно повлияет на Падишаха. Но ведь и Боран получил титул не только за счёт брака с Бирсен! Он — Великий Визирь этой Империи, который добился многих побед самостоятельно. Более того, Боран не был глупым и никогда не давал Султану даже малейшего повода засомневаться в своей верности. Так с чего бы ему чего-то боятся? — Это всё? — требовательно спросил Боран после краткой паузы. Ихсан, очевидно, ожидал от него более бурной реакции, потому на мгновение замешкался, но достаточно быстро нашёл, что ответить: — Это всё. Я не враг тебе, Боран, ничего не подумай. Просто хотел предупредить. Не дожидаясь реакции Великого Визиря, Ихсан откланялся и засеменил прочь. Боран, прожигая его взглядом, подождал, пока Паша скроется за углом, а затем тяжело выдохнул. Великому Визирю всё ещё не было понятно, в какую игру играл Ихсан, но это уже начинало казаться немного опасным. — Пусть Всевышний тебя покарает. — бросил Боран себе под нос с долей злости и приказал страже доложить Султану о своём приходе. ***Османская Империя. Стамбул, 1570 год
По сравнению со дворцом, домик Гюлер Хатун казался невероятно тесным и неухоженным. И хоть явного бардака здесь не было, но всё было каким-то серым и невзрачным. Даже мебель в доме не пестрила цветами, хотя обычно даже самые бедные хозяйки старались привнести в свой семейный очаг немного тепла и света. Может дело в том, что для Гюлер Хатун это место явно не было очагом? — А-а-а, — протянула женщина, выходя из тёмной комнаты, которая служила ей, предположительно, чем-то вроде спальни, — Нурай Хатун, ты всё же пришла. О, а это, наверное, подруга, о которой ты говорила... Женщина задумчиво потёрла подбородок, пытаясь вспомнить имя. Гюлер нельзя было назвать симпатичной, но и слишком уж неприметной тоже. Большие карие глаза и тёмные волосы с легкой сединой создавали неплохой образ, а вот морщинистые черты лица выдавали то, что хозяйке было уже за сорок лет и она многого натерпелась в этой жизни. Гюлер не была ни высокой, ни низкой, но при этом немного полноватой. В ней не оставалось ничего особо примечательного. Она была из разряда людей, которых, увидев на улице, даже не пытаешься запомнить. — Сезен. — помогла ей Нурай. И в этот момент предположительная Сезен сняла капюшон. Гюлер сразу же обратила внимание на копну её волос цвета вороньего крыла, которую девушка предварительно стянула в тугую косу, и слегка испуганные карие глаза на бледном лице. — Отлично. Проведи её в комнату, Нурай, и помоги раздеться. А я всё подготовлю. — быстро затараторила Гюлер и направилась в какую-то каморку сбоку, но на полпути резко остановилась и обернулась: — Ты же не забыла плату? Карие глаза Гюлер подозрительно сузились, но Нурай в ответ лишь кивнула. Довольно улыбнувшись, хозяйка дома засеменила туда, куда до этого и направлялась. Тем временем Нурай за руку привела Сезен в комнату. Конечно же, Фатьма не могла назвать своё настоящее имя, как и Мёге, которую она отправляла за день до этого договариваться в Гюлер Хатун о предстоящей встрече, поэтому служанке пришлось на скорую руку подобрать псевдонимы. Раньше это казалось Султанше выходом из положения и отличным планом, но теперь, стоя в тесной комнатушке, Фатьма поняла, насколько плачевна её ситуация. — А если она меня всё таки узнала? — шёпотом спросила Султанша у своей служанки. — Совершенно точно — нет, Госпожа. Вас в городе не знают в лицо. А даже если бы и знали, Гюлер Хатун за достаточно большую сумму готова навсегда прикусить свой длинный язык. — поспешила успокоить Фатьму Мёге, помогая ей снять накидку. Комната, в которую их отправила Гюлер Хатун оказалась совсем крохотной. В ней помещалась лишь кровать и небольшие стул со столом прямо возле неё. Постель была чистой, даже белого цвета, поэтому не вызывала никаких подозрений. Правда сам каркас и другая мебель, очевидно, повидали лучшие времена. — Где Бингюль? — голос Фатьмы внезапно дрогнул. — Тише, Гос... Сезен. — Мёге на мгновение запнулась и перешла на шёпот. — Нам всё же лучше использовать только придуманные имена и историю. Мёге не могла прийти к Гюлер Хатун с правдой. В принципе, хозяйка уже разных историй наслышалась в своей жизни, но в основном все они были на один мотив: женщины приходили к ней после неосторожных связей с мужчинами (в основном вне брака) и просили помочь избавиться от ребёнка. Гюлер, наверняка, уже даже не вслушивалась в детали. Потому, наверное, Мёге и решила особо не выдумывать ничего необычного. По её словам она — Нурай — подруга бедной Сезен, которая поддалась чувствам и имела связь с парнем до вступления в брак, уже имея при этом жениха. Дабы не допустить позора семьи, Сезен теперь нужно избавиться от ребёнка, иначе она потеряет не только потенциального мужа, но от нее так же отречется вся семья, и она станет зваться в народе падшей женщиной. Никто и никогда больше и не взглянет на неё, как на человека, а вполне возможно, что и вовсе попытаются убить — хотя бы тот же жених, чья честь была опорочена. — Где она? — голос Фатьмы прозвучал уже жестче. Нервы Султанши и так были на пределе, а Мёге злила её ещё больше. — На улице. — покорно ответила Мёге. — Я буду оставаться в доме, дабы следить за Вами, а она будем ждать на улице, дабы предупредить об опасности, если такая появится. Фатьма напряженно кивнула. Вся эта затея казалась ей безумием. — Но Вы уверенны, что оно того стоит? — голос Мёге вырвал Фатьму с кратких раздумий. — Я имею ввиду всё... это. Вы же понимаете, чем рискуете? — Понимаю. — кратко ответила Султанша, хотя в душе у нее вовсе и не было уверенности. — Но ты ведь сама говорила, что Гюлер Хатун лучшая в городе по делам... избавления от ребёнка. — Говорила. — прикусив губу, призналась Мёге. — Но бывает разное... — А ты молись, чтобы не было. — отрезала Фатьма. — И поменьше болтай, чтобы не услышали. Да, Фатьма всё же решилась на это. И хоть девушке было невероятно страшно и даже больно, хоть она знала, что всё это — огромный риск, но другого выхода не видела. Сказать обо всем Али Джихангиру? А каков толк? Да, он непременно будет уговаривать её оставить дитя, возможно, даже поклянется в любви, но какой с этого прок, если он — муж Амины Махфирузе? Джихангир никогда уже не женится на Фатьме. А родить ребёнка вне брака означало опозорить не только себя, но и Династию. Младшая сестра Султана попросту будет выгнана со столицы в самую дальнюю провинцию, а её имя запретят произносить вслух. Да и ребёнка у нее отберут. Нет, допустить такого Султанша не могла. Но если шла она к Гюлер Хатун с твёрдым намерением, то сейчас в душе буквально кошки скреблись. Фатьма чувствовала, как её сердце отчаянно стучит о рёбра, а воздуха в лёгких катастрофически не хватает. Из последних сил девушке удавалось сдерживать дрожь во всем теле, но с каждым мгновением любое движение давалось всё сложнее, а перед глазами появлялись фиолетовые пятна. Она была в панике. И даже не пыталась этого отрицать. — Ты же останешься здесь? — произнесла Фатьма, схватив Мёге за предплечье, когда служанка уже собиралась вынести с комнаты сложенную накидку Госпожи, ведь в этой маленькой комнате оставить её было негде. Мёге замерла на месте, всматриваясь в испуганные карие глаза своей Султанши, и попыталась одобрительно улыбнуться, хотя, это вряд ли вышло у неё правдоподобно. Девушка была так же бледна, как и Фатьма, чувствуя в какой-то мере ответственность за то, что сейчас будет происходить в комнате. — Гюлер Хатун не разрешит мне остаться с Вами. — ответила Мёге честно. — Но я буду в соседней комнате. Пришлось, правда, приплатить Гюлер, чтобы она позволила мне это, ведь обычно она никого не оставляет в домике, когда... работает. Фатьма слушала её молча, не замечая даже, как её собственные пальцы начали ещё сильнее сжимать руку Хатун. Только когда Мёге не выдержала боль и скривилась, Султанша пришла в себя и отпустила её. — Но обещай, что ни за что не покинешь этот дом, пока всё не будет готово. — голос Фатьмы предательски сорвался. — Даю слово. — поспешила уверить её Мёге. В следующее мгновение послышались шаги — и в комнате достаточно быстро возникла сама Гюлер Хатун. В руках она бережно держала какую-то ткань. Фатьма не сразу поняла, что это и были её инструменты. Лишь когда Гюлер аккуратно разложила их на небольшом столике и откинула ткань, всё стало ясно. Проследив за взглядом девушки, хозяйка поспешила выпрямиться и даже широко улыбнуться. — Ох, не волнуйся, дитя. Всё абсолютно чистенькое. — в подтверждение своих слов женщина взяла одно из странных приспособлений и покрутила его почти у самого носа Фатьмы. — Видишь? Начищено до блеска. А теперь ложись, если хочешь, чтобы мы быстрее со всем закончили. Султанша почувствовала приступающую к горлу тошноту и в поисках спасения бросила взгляд на Мёге, но служанка пустым взглядом смотрела на немногочисленные инструменты Гюлер Хатун и выглядела, скорее как призрак, а не как живой человек. Прошла пара долгих мгновений прежде, чем Фатьма сделала неуверенный шаг к кровати. Оставшись лишь в своей ночной сорочке, девушка чувствовала себя немного неуютно. Её платье Мёге предусмотрительно оставила на маленьком подоконнике, так как знала, что Султанша наверняка сразу захочет одеться. Дабы никто ничего не заподозрил, Фатьма не решилась взять один из своих нарядов. Все они были слишком дорогими и вычурными. Только бросив один взгляд на них, Гюлер Хатун наверняка поняла бы, что вся их история — ложь. Потому Госпожа решила одолжить платье у Бингюль. Но поскольку служанка была немного ниже неё и с более округлыми формами, Фатьма не смогла найти подходящее. В итоге на помощь пришла Мёге. Конечно, платье пришлось Султанше не как раз, ведь её служанка была немного шире в талии и бёдрах, но этот недостаток был исправлен с помощью пояса. Когда Фатьма наконец легла на постель, она невольно начала искать взглядом Мёге, но служанки уже и след простыл. Госпожа почувствовала, как по её спине катится холодный пот. Привстав на локтях, она пытливо взглянула на Гюлер Хатун, которая как раз копошилась у своего столика. Заметив взгляд девушки, женщина кривовато ухмыльнулась, но дальнейшие её слова звучали вполне чётко и даже серьезно: — Это не моё дело, но я всегда перед началом процедуры спрашиваю это у всех женщин. — Гюлер откашлялась. — Ты осознаешь весь риск? Действительно ты этого хочешь, Сезен? Я делаю всё быстро и аккуратно, но случится может всякое. Как Нурай объяснит всё твоей семье, если вдруг ты погибнешь? Фатьма застыла на мгновение, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Она уже столько раз задавала себе эти вопросы, что даже и не знала, стоит ли ей отвечать. Девушка понимала, что со стороны женщины это совсем не беспокойство, а скорее дежурная фраза. Но она настолько въелась в её подсознание, что, казалось, отбивалась эхом внутри черепной коробки. — Если что-то пойдет не так... — Фатьма запнулась. — Мне уже будет всё равно. — Ну, как знаешь. — пожалуй, уж слишком безразлично бросила Гюлер Хатун. — А теперь согни ноги в коленях. Фатьма легла полностью на жесткую постель и подчинилась приказу. Уставившись пустым взглядом в потолок, девушка, казалось, перестала что-либо чувствовать. Время начало тянуться безумно долго, а отчаянный шум в голове только увеличивался. Пришлось сжать пальцами до побеления костяшек простынь, чтобы не выдать рыдания, когда Гюлер прикоснулась к ней. "Я должна это сделать... Должна".