Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год
— Боран Паша! Сперва Великий Визирь даже не хотел останавливаться. Это был явно голос Ихсана Паши, и он явно что-то хотел. Раздражающий, лживый и лицемерный, он вызывал у Борана лишь отвращение. Но сцепив зубы, мужчина всё же остановился. Один. Два. Три. Боран быстро посчитал в голове до десяти. И закончил как раз вовремя. Прямо перед ним возник Ихсан. Кривя свои губы в ухмылке, он наклонил голову немного набок, будто изучая Великого Визиря и его реакцию. Паша был одет в новенький кафтан ярко-красного цвета. Пуговицы на нем были золотыми с выгравированным замысловатым гербом. Выглядел Ихсан в этом кафтане как никогда свежо и энергично. — Я рад, что успел Вас найти до Вашего отъезда в Охотничий Домик. — Паша добродушно улыбнулся. Боран удивленно вздернул брови, но спрашивать ничего не стал. Ихсан слишком часто играл в игры, потому его уста всегда были окрашены ложью. Борану иногда даже казалось, что правда вполне могла обжечь ядовитый язык Паши. — Я должен признать, что был восхищен. — Ихсан склонил голову, будто в знак почтения. — Далеко не каждый смог бы так легко взять контроль над ситуацией. Да ещё и так, чтобы договор был заключен в нашу пользу. Поздравляю. Неожиданно для Борана, Ихсан буквально в один шаг оказался возле него и крепко обнял. Ничего непонимающий Великий Визирь сначала замер, удивленно уставившись перед собой. Затем внутри поднялась волна злобы и возмущения. Грубо оттолкнув Ихсана, Боран буквально скривился, быстрым движением отряхивая свой кафтан. Паша тем временем попятился, чуть не потеряв равновесие, но, как ни странно, не произнес ни одной колкости в ответ. Лишь в его серых глазах промелькнул немного непонятный для Борана страх. В какой-то мере Ихсан даже выглядел растерянным. — Что ты творишь? — огрызнулся Боран, наконец хоть немного придя в себя. Его всего трясло от гнева, а карие глаза заметно потемнели. — Всего лишь дружеские объятия, Паша. Ничего более. — Ихсан невинно пожал плечами, поправляя и себе кафтан. — Мы с тобой не друзья. — отчеканил Боран, предупреждающе подняв вверх указательный палец. — И не смей приближаться ни ко мне, ни к моей семье. — Ладно. Рас уж Вы уже даже похвалу не принимаете... — Ихсан согласился со всем подозрительно быстро. — Желаю Вам отлично отдохнуть, Паша. Сразу после этих слов Ихсан снова скривил губы в своей фирменной ухмылке, поклонился и направился прочь. Удивленный Боран проводил его хмурым взглядом. Ихсан врывался в его жизнь, как ураган. Без предупреждения, предварительного стука или хотя бы предупреждения, сметая всё и всех на своем пути. Это явно раздражало. Никогда невозможно было предугадать, что было у него в голове и какие цели он преследовал. Ихсан везде искал выгоду. Даже сейчас. Завернув за угол, мужчина остановился и прислушался. Пару мгновение Боран тоже стоял на месте. Затем послышались его тяжелые шаги, которые всё больше и больше отдалялись, пока не исчезли вовсе. Ихсан довольно ухмыльнулся и огляделся по сторонам. Коридор был абсолютно пуст. Выдохнув с облегчением, Ихсан прислонился спиной к холодной мраморной стене и запустил руку в карман кафтана. Пальцы нащупали холодный метал. Ихсан вытащил из кармана ключ и поднял его на уровень глаз, внимательно рассматривая. Вещице был явно уже не один год, потому метал немного потемнел. В ключе не было ничего интересного или сильно примечательного. Он почти ничем не отличался от сотни других. Ихсан вновь ухмыльнулся и крепко сжал его в руке. Может, Паша и был непредсказуемым, но вот Боран наоборот славился тем, что имел множество неизменных привычек. К примеру, носить в левом кармане кафтана ключ от своего кабинета с документами. Всё, что нужно было Ихсану, — лишь подобраться достаточно близко. А дальше уже дело ловкости рук. — Тебе будет некуда возвращаться, Боран. — произнес Ихсан самодовольно. Опустив ключ в карман, он похлопал по нему с явным удовлетворением. Эта маленькая вещица открывала ему светлое будущее. *** Мраморный Павильон был заполнен солнечным светом. День выдался достаточно жарким, но в помещении почему-то было прохладно, потому Фатьма куталась в свою теплую накидку. Ожидание неприятным липким ощущением оседало в горле. Девушка чувствовала жуткий комок, пока в голове отчаянно путались мысли. Может, она не права? Может, стоит отменить встречу, пока есть такая возможность? Облизав пересохшие губы, Фатьма более не смогла стоять спокойно на месте. Начав расхаживать по комнате взад-вперёд, девушка заметила, что Бингюль, с которой она пришла, оставила двери приоткрытыми, когда Госпожа приказала оставить её. Султанша покачала головой и еле заметно улыбнулась. Бингюль и Мёге — единственные во дворце, кто знал о её непростом положении, так беспокоились о ней. Они старались и на секунду не оставлять её одну. Даже ночью, уходя в свою небольшую комнатку, девушки никогда не запирали двери, дабы при малейшей необходимости тут же явиться к Султанше. Иногда Фатьме казалось, что они просто с детским восторгом ожидали появление на свет её ребёнка. Погруженная в свои размышления, девушка не сразу заметила, как те самые двери открылись. Вздрогнув, Фатьма быстро подняла взгляд и выпрямилась. Скорее рефлекс, нежели привычка. На пороге стоял Аббас Бахадир Паша. Высокий, крепкий, с идеально уложенными тёмными волосами и сверкающими карими глазами, он склонил голову в знак почтения. — Госпожа. — его голос звучал непривычно громко для Фатьмы, которая провела около получаса в полной тишине. Бережно закрыв за собой двери, Аббас прошел вглубь комнаты. С виду он не казался взволнованным или раздраженным, как, возможно, ожидала Фатьма. Совсем наоборот. В глазах Паши читался явный интерес и даже в некой мере нетерпение. Его уста были изогнуты в полуулыбке. — По правде, я не ожидал получить от Вас весточку. — Бахадир наклонил голову немного набок, будто пытаясь рассмотреть Султаншу немного под другим углом. Но Фатьме достаточно легко удалось принять привычное для себя холодное и даже немного отстраненное выражение. Девушка прекрасно знала, что Лейла была против её разговора с Аббасом. Хотя ведьма сама предложила вариант с браком, который Фатьма до сих пор считала немного провальным, но рассматривать Бахадира в роли мужа своей воспитанницы даже не желала. Лейла видела Аббаса лишь один раз, в ту ночь, когда на дворец шла толпа людей с факелами, намереваясь отомстить Фатьме за свои сожженные дома. Но даже того случая ей хватило. Султанша не понимала такой странной враждебности по отношению к Бахадиру. Он всегда был к ней внимателен и даже несколько раз её выручал. Если взять всех возможных кандидатов, то Аббас был самым приятным вариантом. — У меня есть к Вам дело, Паша. — Фатьма и сама удивилась тому, как официально прозвучали её слова. Даже если Бахадиру это и не пришлось по вкусу, вида он не подал, а лишь сдержано кивнул. Всё его внимание сейчас было сосредоточено на карих глазах Госпожи. Казалось, мужчина пытался выведать с помощью них истинные эмоции Султанши. Но Фатьма слишком хорошо научилась скрывать свои мысли и чувства от посторонних. Вздернув подбородок, девушка сцепила руки в замок перед собой. — Я очень признательна Вам за оказанную мне ранее помощь, Паша. — девушка склонила на мгновение голову, изображая благодарный жест. — Но сегодня мне бы хотелось обсудить с Вами немного другие аспекты. Более значительные. — Более значительные... — эхом задумчиво отозвался Аббас и сложил руки за спиной. — Что же, я весь во внимании. Бахадир кивнул, намекая собеседнице, чтобы она продолжала. Девушка невольно заметила, как солнце загадочно заиграло бликами в его тёмных волосах. Мотнув головой, Фатьма мысленно приказала себе не отвлекаться. — Мне известно, что Ваше положение в Диване весьма прочное. Вас уважают и почитают, как воина и прекрасного государственного деятеля. — Султанша сделала паузу и начала нетерпеливо покручивать кольцо на среднем пальцем, чем невольно и раскрыла свою нервозность. — Но даже в подобном случае лишняя поддержка не помешает. Аббас слушал Госпожу внимательно, но его удивление выдали лишь вздернутые брови и странный блеск в глазах. Фатьма даже не сомневалась в том, что Паша понял, к чему она ведет и какая фраза последует дальше. Бахадир был далеко не глупым. — Никях. — произнесли они одновременно. Фатьма испуганно поджала губы. Аббас лишь ухмыльнулся. Он явно не ожидал того, что такое предложение последует от всегда холодной и, казалось, не заинтересованной в политике, Фатьмы. И по правде, он даже и сам не знал, как ему стоило реагировать. Но ситуация набирала весьма интересные обороты. Во всяком случае, сам Бахадир чувствовал, что результат всей этой авантюры его явно устроит. — Каковы условия? — нарушил Аббас повисшее в комнате молчание. Заметив легкое замешательство на лице Фатьмы, он поспешил объяснить: — Когда такие союзы Султанша заключает лично, а не по приказу кого-то из старших членов семьи, обычно это влечет за собой обязательные условия для обеих сторон. Я готов выслушать Ваши. Девушка повернула на мгновение голову к окну, пытаясь собраться с мыслями, а затем всё же вернула свой взор к собеседнику. Её немного смущало то, как Бахадир не сводил с неё глаз. — Всё достаточно просто. — начала Султанша, наконец перестав теребить кольцо. — Вы должны быть верны мне, а я буду поддерживать Вас в Диване. С помощью меня Вы станете привязанным к столице и при необходимости сможете пробиться к более высоким титулам. Например, Второго Визиря. Или же вовсе Великого Визиря. Главное в нашем браке — искренность и взаимодействие. Большего я не требую. Аббас подозрительно сузил глаза, из-за чего по спине Фатьмы пробежались мурашки. Похоже было на то, что Паша не слишком-то верил в сказанное. Но большего девушка раскрывать всё равно не собиралась. — Это точно всё, что Вы хотите мне сказать? — вопрос с уст Аббаса слетел легко. Фатьма почувствовала, как внутри всё похолодело. — Всё. — ответила она как можно твёрже. Девушка судорожно начала прокручивать в голове весь их разговор. Не сделала ли она что-либо, что могло выдать её? Аббас задумчиво провел рукой по тёмным волосам и кивнул каким-то своим мыслям. Какое-то время он молчал, на этот раз бегая взглядом по комнате. И с одной стороны, Фатьме стоило бы радоваться, ведь он наконец перестал смотреть на неё, а значит, хоть на мгновение, но можно расслабиться. Но с другой стороны, такая реакция чем-то напоминала сомнения или вовсе недоверие. — Как скоро Вы хотите заключить никях? — задал Аббас весьма разумный вопрос. — До похода. — Фатьма заранее подготовила ответ, ведь уже сотни раз продумывала тщательно весь ход их разговора. — К чему такая спешка? — с лица Бахадира полностью сошла прежняя улыбка. Его карие глаза заметно потемнели, а черты лица немного заострились. Теперь не было сомнений в том, что Аббас не слишком-то поверил во всю эту историю. Но, тем не менее, упускать свою возможность Фатьма не хотела. Всё ещё пытаясь сохранить весьма безразличный вид, Госпожа наклонила голову набок, будто копируя манеру своего собеседника, и произнесла: — Я не знаю, сколько будет длиться поход. А уж, тем более, неизвестно, какие планы кроются в голове моей Валиде. Вполне возможно, что вскоре она пожелает найти мне мужа так же, как ранее и Амине Махфирузе. Мне бы не хотелось оказаться в затруднительном положении и связать свою жизнь с человеком, которого я едва знаю. — А меня Вы знаете хорошо? — перебил её Бахадир. Его карие глаза нехорошо сверкнули. — Я... — Фатьма запнулась, понимая, что поставлена в какой-то мере в тупик, но всё же попыталась взять себя в руки. — Я надеюсь, что знаю Вас хоть немного. Не слишком это было похоже на уверенный ответ, но Бахадира, кажется, устроило. Паша немного отстранено кивнул и ухмыльнулся. — Вы хотите сами управлять своей судьбой, а не зависеть от решения кого-то. — закончил за неё Аббас, поняв, что девушка сбилась с мысли. Фатьма в ответ смогла выдавить из себя лишь кивок. Султанша понимала, что поступает несправедливо по отношению к Бахадиру. Стоило бы сразу рассказать ему о том, что брак — способ скрыть беременность. Но где гарантии, что тогда Аббас бы не ушел сразу, даже не дослушав до конца? Всё таки она собиралась навязать ему совершенно чужого ребёнка. А что сам Аббас получит взамен? Призрачную поддержку Султанши, которую брат уже давно ни во что не ставил? Бахадир прав: она слишком плохо его знала, потому не могла рисковать. А все эти разговоры о поддержке и взаимовыручке — всего лишь песок, которым девушка пыталась засыпать ему глаза. — Вы больше ничего от меня не скрываете? — эти вопросы с уст Бахадира резали не хуже ножей, но Фатьма пыталась изо всех сил не подавать виду. Он явно что-то подозревал, и девушка не собиралась так просто подтверждать все его догадки. — Нет. — Султанша ответила кратко, вложив в свой тон всю твёрдость, на которую только была способна. — Так Вы согласны или нет? Бахадир ответил не сразу. Его напряженная поза говорила сама за себя. Аббас явно до конца не верил в слова Госпожи, хоть ему, возможно, этого очень и хотелось. Бахадир испытывал глубокую симпатию к ней, что было для него весьма нетипично. Но эта темноволосая девушка с глазами цвета горького шоколада, облаченная в чёрное платье, влекла его, как недосягаемый огонёк маяка, который виднеется матросам с берега в бурю. Мужчине очень хотелось бы прочесть её, как раскрытую книгу, убрать эту пелену лжи, но девушка не поддавалась. Это пугало Аббаса в какой-то мере, но, одновременно с тем, заставляло приближаться ещё ближе. — Я согласен. — Бахадир заметил то, как его ответ вызвал на лице Султанши облегчение. Он не знал, что скрывала от него Фатьма, но готов был это выяснить. В любом случае он получит то, о чём и мечтать не мог, — её. ***| The begining of the Flashback |
Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1560 год
Бирсен Султан быстро бежала по коридорам Топ Капы, подбирая юбки своего лёгкого светло-голубого платья. Как раз сегодня её отец — Султан Ахмед, возвращался с длительной охоты. Он пробыл вдали от дворца около двух недель, хоть планировал свою поездку всего на пару дней, но ему помешала погода. Жуткие дожди обрушились на Империю, размывая дороги и уничтожая урожай. Повелитель вернулся, как только смог. Впрочем юная шестнадцатилетняя Бирсен пока не особо об этом беспокоилась. Она сильно соскучилась по отцу, а это значит, что ничто ей не могло помешать навестить его прямо сейчас. Кроме того, Султан был единственным человеком, кто мог хоть ненадолго спасти Госпожу от назойливой Мерьем Джанан, которая задержалась во дворце так же из-за дождей. Летя на крыльях радости, Бирсен уже представляла, как обнимет отца, поцелует его в щеку и расспросит о том, как всё прошло. А он засмеется, взъерошит её волосы, усадит рядом и начнет длинный рассказ о животных, которых ему удалось повстречать в диких лесах Бурсы. Но именно эти мечтания и сыграли с юной Султаншей злую шутку. Девушка не заметила внезапно возникшего впереди парня и налетела прямо на него. Вскрикнув от неожиданности, Султанше пришлось ухватиться за его руку, дабы удержать равновесие. Послышался грохот, а далее Бирсен почувствовала, как их с парнем головы столкнулись. Темноволосая Госпожа невольно скривилась и свободной рукой потерла ушибленное место на лбу, всё ещё неосознанно и неуклюже держась за руку молодого человека. Открыв глаза, Бирсен сразу же замерла. Прямо перед ней стоял молодой Боран Паша. Его тёмные волосы было взъерошены, и он тоже держался за свой лоб. Встретившись с ним взглядом, девушка невольно покраснела. Только сейчас поняв, что она сжимает его предплечье, Бирсен резко убрала свою руку и отскочила, сразу же пожалев, что не посмотрела под ноги. Зацепившись о что-то, Султанша почувствовала, что вновь близка к падению. Но на этот раз крепкие руки Борана ухватили её за кисти, позволяя снова отыскать столь желанное равновесие. — Госпожа, с Вами всё в порядке? — немного смущенно спросил Паша, не сводя взгляд своих карих глаз с Султанши. Бирсен почувствовала, что краснеет ещё больше. Опустив взгляд в пол, она невольно заметила книги, которые и были, похоже, главными виновникими её второго почти-падения. — Да. — пробормотала она. Боран бережно отпустил её руки. — Я должна извиниться. Налетела на Вас... — начала лепетать девушка, когда заметила, как Паша присел и начал собирать свои книги. Видимо, они были у него в руках до столкновения. Присев рядом, Бирсен принялась помогать ему в этом. — Всё в порядке, Госпожа. — примирительно ответил Боран. — Я тоже под ноги особо не смотрел, когда шел. Эти слова хоть и позабавили немного Султаншу, но облегчения особого не принесли. Бирсен чувствовала себя немного совестно из-за произошедшего. Когда книги были собраны, и Паша, и Султанша вновь поднялись на ноги. Держа в руках три толстых сборника законов, Бирсен скептически взглянула на Борана. Он был нагружен грудой книг, из-за которой даже не мог видеть дорогу впереди себя. Если Бирсен ещё положит эти три сборника наверх, то вероятность того, что Паша собьет по дороге кого-то ещё, была слишком велика. — Может Вам помочь донести их к Вашему кабинету? — предложила Бирсен, прижимая книги к груди. Они оказались достаточно тяжелыми. В ответ Боран как-то загадочно улыбнулся, но отрицательно покачал головой. — Негоже Госпоже носить книги за Пашей. — произнес он достаточно мягко. Одной рукой пытаясь не упустить груду книг, он протянул другую Султанше, намереваясь забрать ещё три экземпляра у Бирсен. Девушка нехотя подчинилась и сразу же вздрогнула, когда их пальцы случайно соприкоснулись. — Так непременно сказала бы моя тётя. — выпалила Бирсен первое, что пришло в голову, чувствуя, что нужно заполнить чем-то возникшую неловкость. Боран неуклюже прижал эти три книги к себе, чуть не уронив другую стопку. Затем взгляд его карих глаз остановился на лице Султанши. Паша улыбнулся. — Для меня честь, что, не смотря на возможное осуждение со стороны тёти, я оказался тем единственным Пашей, кому Вы всё же предложили помощь с книгами.| The end of the Flashback |
***Османская Империя. Близ Варны, Охотничий Домик Борана Паши, 1570 год
Сладко потянувшись на шелковых простынях, Бирсен открыла свои прекрасные каре-зелёные глаза. Небольшие покои в Охотничьем Домике были залиты солнечным светом, который мягко очерчивал каждую деталь интерьера. Султанша села на постели и блаженно улыбнулась. Её тёмные волосы были взъерошены, а весь вид выдавал сонливость. Бирсен явно не была готова пока покидать свое надежное тихое убежище, но её привлек солёный запах моря. Пригладив небрежным движением свои пышные локоны, Госпожа перевела взгляд на террасу. Двери были немного приоткрыты, потому в комнату врывался прохладный ветерок, который шевелил прозрачную занавеску. Только сейчас Бирсен заметила, что её мужа рядом не было. С террасы послышался шум, после чего последовало тихое бормотание Борана. Бирсен не смогла сдержать улыбку. Он был там. Видимо, проснулся раньше и не захотел её будить. Быстро встав, Султанша проскользнула к зеркалу и бережно расчесала волосы. Натянув одно из платьев, уже подготовленное служанками, Бирсен на скорую руку его застегнула и, не теряя больше ни минуты, направилась на террасу. Невольно Госпожа поймала себя на мысли о том, что снова чувствует себя ребёнком. Когда Бирсен приоткрыла двери террасы, в лицо сразу же ударил приятный морской ветерок. Охотничий Домик находился близ Варны, у моря. К сожалению, с террасы увидеть его волны было невозможно, так как мешали деревья, дарующие столь желанную в жарких день тень, но легко слышался его запах. — Мама! — голос Рамиля вернул Бирсен в реальность. Мальчик радостно засмеялся, когда понял, что мама заметила его, сидевшим на стуле. Султанзаде сильно подрос за всё это время. С каждым днём Бирсен отмечала, что в нем появлялось всё больше черт Борана, начиная от формы лица и заканчивая тёмным цветом волос и столь манящими карими глазами. — Мой храбрый львенок. — Бирсен не смогла сдержать улыбку при виде сына. Подойдя к нему, женщина подняла мальчика на руки и поцеловала в лоб. Рамиль радостно захлопал в ладоши. — Доброе утро. — голос Борана прозвучал нежно, но немного озадачено. Когда Султанша обернулась к нему, мужчина стоял по другую сторону террасы, держа в руках большой поднос с различными фруктами, что было весьма непривычно для него. — Видимо, мы с Рамилем всё же не успели закончить вовремя. Мы ведь тебя не разбудили? Султанша отрицательно покачала головой, всё ещё сохраняя на лице выражение искреннего счастья. Присев на стул, на котором только что располагался Рамиль, она посадила сына себе на руки. Мальчик взглянул на отца, после чего потянулся к большому гранату, лежавшему на столе. — Всё в порядке. — произнесла Султанша, погладив сына по голове. — Я бы сказала, что даже прекрасно. Боран улыбнулся жене и, поставив фрукты на стол, где уже был накрыт завтрак, сел на стул напротив. По какому-то молчаливом согласию, они приступили к еде, наслаждаясь прекрасным утром. — Я очень рад снова видеть твою улыбку. — признался Боран, делая глоток кофе. Откинувшись на спинку стула, он выглядел достаточно расслабленным. Честно говоря, Бирсен давно не видела его таким. Всегда погруженный в работу Великого Визиря, мужчина казался натянутым, как струна, готовая вот-вот лопнуть. Он всегда рано уходил и поздно возвращался, редко находя время просто на отдых. — Пожалуй, только здесь, с вами я могу чувствовать себя действительно спокойно. — Бирсен улыбнулась, отправив в рот ложку риса. Рамиль у неё на руках с интересом рассматривал гранат, к которому всё таки сумел дотянуться. Поев ещё до пробуждения мамы, он выглядел абсолютно довольным. И только его карие глазки выдавали крайнюю степень озадаченности, когда он крутил фрукт, казавшийся просто огромным против его крохотных ручек. — Ты всё ещё обеспокоена присутствием Мерьем Джанан Султан в столице? — догадался Боран, нахмурившись. Бирсен поджала губы и задумчиво положила столовый прибор на стол. — Да. — Султанша наклонила голову немного набок, всё ещё одной рукой придерживая Рамиля. — Недавно у нас с ней состоялся не очень... приятный разговор. Плечи Борана заметно напряглись. — Что за разговор? — Паша не любил, когда у Бирсен были от него секреты. Но проблема состояла в том, что множеством своих проблем Султанша не делилась с ним, считая их не очень важным. Кроме того, Бирсен привыкла решать всё сама. Она твёрдо была убеждена, что со всем легко справится без чьей-либо помощи. — Мерьем Джанан пыталась мне угрожать. — слова слетели с уст немного надорванно, и как раз в этот момент с рук Рамиля выпал гранат, глухо ударившись о пол, что заставило Госпожу вздрогнуть. Мальчик какие-то мгновение смотрел на фрукт, а затем перевел невинный взгляд на маму. Он будто почувствовал напряжение, повисшее на террасе, потому его глаза погрустнели. — Мерьем Джанан Султан ранее имела власть, ведь была сестрой правящего Султана. Теперь же она во дворце скорее гость, нежели полноправный житель. А это отнюдь не дает ей права разбрасываться угрозами. — Боран отреагировал остро. Его карие глаза потемнели. Впрочем, такой реакции и опасалась Султанша. Боран имел вспыльчивый характер, что редко заканчивалось чем-то хорошим. Вспомнить хотя бы историю с Байбарсом Пашей. У Бирсен до сих пор пробегали мурашки по коже, когда она вспоминала те ужасные события казни Паши. — Не волнуйся. Она мне ничего не сделает. — Бирсен успокаивающе накрыла своей ладонью руку мужа. — Все эти угрозы — пустые слова. Беспокоиться не о чем. — Но так не может продолжаться. — Боран не хотел верить в слова супруги. Сам он лично не особо был знаком с Мерьем Джанан, но слышал о ней достаточно слухов, чтобы быть уверенным, что слов на ветер она не бросает. Это и беспокоило Пашу. Бирсен и так тяжело переживала потерю титула Валиде. Её сердце до сих пор было полно желания отомстить. Если же когти начнет выпускать ещё и Мерьем, вполне возможно, что Султанша и вовсе запутается в сетях интриг. Бирсен ведь хоть и осуждала Борана за импульсивность, но сама была ничем не лучше: в гневе, как и в любви, она всегда доходила до самой крайней точки. — Боран, всё действительно хорошо. — Бирсен улыбнулась, пытаясь скрыть легкую нервозность. Нет, она совсем не боялась Мерьем Джанан. Просто её слова до сих пор эхом отзывались в голове, а воспоминания из детства, в которых Госпожа пыталась её "воспитывать", сами по себе вставали перед глазами. — Сейчас имеет значение только то, что мы здесь. — Бирсен обвела взглядом вид с террасы. — Ты, я, Рамиль и прислуга. Всё. Здесь нету ни Мерьем Джанан, ни моей матери, ни даже брата-Султана. Давай насладимся этим вместе. Хорошо? Боран какое-то время всё же напряженно смотрел на жену. В его глазах читалось явное сомнение, но перечить мужчина не стал. Тяжело выдохнув, он кивнул. Рамиль тем временем вновь радостно засмеялся. Но не из-за согласия родителей или их слов. Мальчик увидел птицу, севшую на перила террасы. Её перья были серыми, но как-то необычно отливали на солнце. Животное заинтересовано наклонило голову набок, а когда мальчик потянулся к нему, птица упорхнула. Рамиль удивленно округлил глаза и начал испуганно оглядываться в её поисках, запрокидывая голову к небу и жмурясь от яркого солнца. Эта картина не смогла не позабавить его родителей. Всего мгновение — и терраса наполнилась смехом, пока маленький Султанзаде всё ещё не мог понять, куда подевалась птица. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год
Эке Гюленай Султан сидела на тахте, прижмурив свои голубые глаза и сложив руки на коленях. Её уста расплылись в блаженной улыбке, пока Кютай Хатун бережно массировала виски Госпожи. С самого утра Султаншу мучила головная боль, от которой никакие настойки не спасали. Ёзге строгим тоном утверждала, что Гюленай просто нужно успокоиться. Правда, для самой Эке эта задача была невыполнима. Мысли светловолосой Султанши то и дело возвращались к недавней выходке Мерьем Джанан со змеей. До сих пор Эке чувствовала жуткую злобу, стоило ей лишь взглянуть на то место, где стояла злополучная шкатулка. Гюленай была уверена, что именно та шкатулка и именно та корона были выбраны для этого дела неспроста. Мерьем знала, как сильно Султанша дорожила этим украшением и насколько большое значение оно для нее имело. Еще больше приводил в ярость факт того, что в записке Джанан написала "Хатун" — титул, который уже давно был в прошлом. Эке перестала так зваться, как только взяла на руки своего дорого и ценнейшего первенца — Мехмета. А после его восшествия на престол она и вовсе стала величаться Валиде Султан. Обращение к ней с приставкой "Хатун" было наивысшей степенью неуважения. Оставлять этот удар без ответа Гюленай в любом случае не собиралась. Погруженная в свои мысли, Эке даже позабыла о том, что в покоях, помимо неё, была ещё и Хасибе. Светловолосая фаворитка расположилась на софе вместе с дочерьми. Маленькая Бану Султан уже успела уснуть, а вот Эмине всё ещё радостно играла с локонами матери. Но Хасибе отнюдь не выглядела весёлой. По мрачности она полностью подходила сейчас Эке Гюленай. И дело было даже не в том, что с самого утра Хасибе случайно налетела на Ханде, которая не упустила возможность отпустить колкость. Все мысли девушки были заняты промахом, который постиг её совсем недавно. Хасибе хотела отравить Мехрангиз Асию. Девушке отнюдь не нравилось то, что фаворитка заняла так много места в мыслях и сердце Султана. Её боготворили и чуть ли не на руках носили, чего сама Хасибе никогда не испытывала, даже будучи беременной. К ней тот же Мехмет был более равнодушным. В отличии от Асии Хасибе днями сидела в покоях, лишь ожидая такого большого внимания и любви к себе. Девушка мечтала положить конец счастью соперницы, но, одновременно с тем, сделать это так, чтобы на неё никто и подумать не посмел. Мехрангиз яд не убил бы. Этого Хасибе не нужно было. Вся сила Асии была сосредоточена в ребёнке под её сердцем. Если бы яд проник в организм девушки, у неё случился бы выкидыш. Лекари легко определили бы в крови отраву. Далее последовало бы длительное разбирательство насчёт того, кто и зачем навредил фаворитке. Всё, что оставалось бы Хасибе, — подослать уже доверенных людей, дабы те рассказали об откровенно выдуманном конфликте, недавно произошедшем между Хасеки Падишаха и его беременной наложницей. Таким образом Мехмет наконец избавился бы от Ханде, но и на Мехрангиз более не посмотрел бы. Султану всё ещё были важны наследники, а Асия явно не оправдала бы ожидания в таком случае. У Хасибе всё было продуманно до мельчайших деталей. Девушка давно вынашивала этот план, подыскивала подходящий яд и момент. Но всё было разрушено из-за одной единственной... Августины Хатун. Хасибе легко узнала о том, что некая русоволосая рабыня, одна из новеньких, оказалась в центре скандала в гареме. Об этом тогда говорили абсолютно все, ведь эта новость была связана, снова таки, с злосчастной Мехрангиз Асией. Разгневавшись из-за сорванного плана, Хасибе сама решила взглянуть на виновницу своих разрушенных планов. Но спустившись в темницу, она не заметила ничего особенного. Августина была достаточно худой и измученной, явно не похожей на чью-либо шпионку. Хасибе она не увидела, но фаворитка наоборот отлично рассмотрела её. Но как бы после того светловолосая мать Султанш не пыталась выведать, кому прислуживала Августина, никаких фактов невозможно было найти. Она была новенькой. В гареме о ней мало что знали. Та и ни с кем из Султанш или фавориток она ранее не была замечена. Августина была вполне чиста. Это сбивало с толку. Ведь зачем тогда она так рьяно спасала Мехрангиз? И как вообще она узнала о том, что щербет Асии отравлен? В двери внезапно послышался стук. И Гюленай, и Хасибе были вырваны со своих тяжелых раздумий. Махнув рукой служанке в знак того, что та может впустить гостя, Эке послала быстрый взгляд обеспокоенной Хасибе, после чего попросила Кютай продолжать массировать виски. Но Валиде Султан никак не ожидала, что в её покои буквально влетит Дамла Хатун. Из-за того, что девушка всё ещё хромала, её движения были достаточно неуклюжими. Быстро пробежавшись взглядом по покоям, бывшая фаворитка Султана заметила Хасибе с детьми и как-то странно скривилась. Остановившись напротив Гюленай, девушка поклонилась, немного скривившись из-за боли в ноге. — Госпожа, донесение очень срочное. — голос Дамлы звучал весьма строго, но в какой-то мере обеспокоенно. Девушка еле переводила дыхание. Похоже, она бежала к Валиде максимально быстро. Гюленай удивленно вздернула брови и нехотя приказала Кютай отойти. Темноволосая рабыня тут же поклонилась и подчинилась, чего нельзя было сказать о Хасибе. Малышка Эмине на её руках будто и вовсе не обращала внимание на вошедшую Хатун. Она радостно играла с волосами матери, постоянно улыбаясь. Сама же фаворитка явно заинтересовалась произошедшим. Дамла неодобрительно покосилась на неё. — Хасибе Хатун, не могли бы Вы с детьми покинуть покои? — Дамла пыталась придать голосу уважительных ноток, но это у нее слабо получалось. Девушка прекрасно знала правило, установленное Эке Гюленай: даже к фавориткам, которые не имеют титул Султанши, но родили Султану дочь, обязаны обращаться на "Вы" и с должным уважением. А гневить Гюленай Дамле не особо хотелось. — Валиде? — Хасибе выглядела абсолютно безмятежной, обращаясь к Эке Гюленай. Девушка не желала подчиняться просьбе бывшей фаворитки. Лишь получив кивок от Валиде, светловолосая девушка поднялась с софы, беря Эмине на руки. Маленькая Султанша запротестовала тихим хныканьем, так как её игра была прервана. Хасибе тем временем кивнула одной из служанок, которая тут же оказалась у софы. Взяв спящую Бану Султан, девушка последовала за своей Госпожой к двери. Оказавшись в коридоре, Хасибе остановилась и подставила ногу так, чтобы двери за ней закрылись не до конца. Убедившись, что между створками осталась щель, фаворитка довольно улыбнулась. Подозвав другую свою служанку, которая ждала в коридоре, Хасибе передала её Эмине и приказала возвращаться в покои. Сама же фаворитка расположилась возле двери. Конечно, щель не давала возможности полностью видеть покои, но, по крайней мере, Хасибе отлично могла рассмотреть Эке Гюленай, что нельзя было сказать о Дамле. Облизав пересохшие губы, фаворитка прислушалась. — Что уже стряслось, Дамла? Не тяни. — недовольно произнесла Эке, крепче сжав между собой руки. Очень редко Дамлу можно было увидеть настолько возбужденной какими-либо новостями. — И где Ёзге? — Не было времени, Госпожа, искать Ёзге Хатун. — тут же затараторила Дамла. Из-за того, что девушка резко понизила голос почти до шёпота, Хасибе пришлось приложить большие усилия, чтобы хоть что-то расслышать. — Дело действительно срочное. Оно касается сестры Саадет Хатун. — Что с ней? — Гюленай заметно занервничала. Хасибе попыталась вспомнить, кто такая Саадет Хатун, но память подводила. — На домик, где мы её держали, было совершено нападение. — не успела Дамла закончить, как Гюленай резко подскочила с тахты. Её голубые глаза горели гневом, а руки были сжаты в кулаки. — Как это? Как вы только это позволили?! Я же говорила беречь эту девчонку, как зеницу ока! — Эке повысила голос. Но как бы Хасибе не пыталась разглядеть реакцию Дамлы, у неё это не получалось. — Где девчонка? Только не говори мне, что вы её упустили! Хасибе ещё никогда не доводилось видеть Валиде Султан в такой ярости. Девушке даже стало как-то не по себе. А навязчивая мысль о том, что гнев Госпожи может переключиться на неё, если вдруг она заметит, что та подслушивает, и вовсе гнал фаворитку прочь, но девушка всё же упрямо продолжала стоять. Пытаясь не издавать ни звука, Хасибе собственное дыхание казалось подобным раскатам грома. — Ничего вам нельзя доверить! — прошипела Эке после ответа Дамлы, который Хасибе не удалось расслышать. Валиде Султан начала расхаживать по покоям взад-вперёд, недовольно заламывая пальцы. Бывшая фаворитка Султана тем временем стояла молча, лишь наблюдая. — Это, наверняка, Фатьма постаралась. — Эке резко остановилась. Хасибе наконец поняла, о какой Саадет шла речь. — Неужели эта ничтожная рабыня всё ей разболтала о яде? — Я сразу говорила, Госпожа, что это не сработает. Фатьма Султан слишком близка со своими тремя служанками. — вставила свой пятак Дамла. — А ты поучать меня будешь? — возмущенно бросила ей Гюленай. Дамла умолкла. Какое-то время в покоях стояла полная тишина, нарушаемая лишь тихими шагами Эке. Хасибе стало даже как-то не по себе. Когда фаворитка уже захотела было уходить, Гюленай вновь заговорила: — Немедленно беги и прикажи подать мне карету. Я, кажется, знаю, где их искать. Испуганная Хасибе отскочила от двери. Она уже не слушала ответ Дамлы. Судорожно осматриваясь по сторонам, девушка оценила расстояние к ближайшему повороту. Она не успеет скрыться. В ужасе Хасибе прикрыла рот рукой. Шаги Дамлы в её сторону всё приближались. Подчинившись первой пришедшей в голову мысли Хасибе постучала. Как раз в этот момент двери распахнула Дамла. Застыв с поднятой рукой, светловолосая фаворитка со всей силы попыталась подавить свой страх, пока Дамла весьма скептически окинула её взглядом. У девушки явно в голове возникли подозрения. Хасибе в панике улыбнулась и как можно более легкомысленно произнесла: — Я кое-что забыла в покоях Валиде. Дамла недовольно фыркнула и покосилась на Эке Гюленай. Выглядела бывшая фаворитка явно не лучшим образом. Она была недовольна тем, что за весь провал приказа Валиде ей пришлось отдуваться одной. Это читалось не только на её лице, но и в глазах. — Только не зли Госпожу ещё больше. — бросила Дамла через плечо и быстро проскользнула мимо Хасибе. Девушка почувствовала, будто камень с её души свалился. Выдохнув, она бросила быстрый взгляд на Валиде Султан, уже надевающую накидку у зеркала. Гюленай даже внимание не обратила на неё. Кажется, Хасибе могла выдохнуть с облегчением. Ей удалось выпутаться. ***Османская Империя. Стамбул, 1570 год
Воздух на пристани был пропитан запахом соли и рыбы. Но даже не смотря на это небольшое неудобство и жару, здесь толпилось множество людей: женщины, мужчины и даже дети. Все они спешили, о чем-то разговаривали и гневались, когда кто-то случайно толкал их или наступал на ногу. А все это время за ними наблюдали моряки с палуб своих огромных кораблей, величественно возвышающихся над землёй. — Здесь мы и попрощаемся. — холодный тон Фатьмы прозвучал в толпе, заставляя Саадет резко остановиться. Её Госпожа стояла у края пристани, с долей презрения наблюдая за порядком возбужденной толпой. Дабы не особо бросаться в глаза прохожим, Султанша предварительно надела достаточно простое чёрное платье, а все дорогие украшения и отделки на нем скрыла под того же цвета накидкой, капюшон которой накинула на голову. За спиной Фатьмы стояла Бингюль, насторожено осматриваясь по сторонам. Девушка не один раз уговаривала Госпожу остаться во дворце, ведь в городе было опасно и для нее, и для ребёнка, но Султанша настояла на необходимости лично провести Саадет вместе с её маленькой сестрой. Элиф, к слову, всё ещё была напуганной. Она провела несколько месяцев в роли узницы Эке Гюленай. И хоть Султанша приказала ни в коем случае ей не навредить, но Элиф всё равно чувствовала опасность. А единственная встреча с сестрой это прекрасно доказала. В итоге девочка долго жила взаперти, а впервые солнечный свет увидела только сегодня, когда нанятые Фатьмой люди всё же выследили место, где держали Элиф, и буквально вырвали её из лап слуг Эке. — Госпожа, — произнесла Саадет в раскаянием в голосе, — если Вы когда-либо сможете меня простить... — Возвращайся домой, Саадет. — перебила её Фатьма, отрицательно покачав головой. Девушка не была настроена сейчас выслушивать откровения своей бывшей служанки. Её сердце и так разрывалось от боли и тревоги, ведь Саадет, Мёге и Бингюль были единственными, кому она доверяла на все сто процентов и кто был готов умереть за неё. Наверное, потому предательство так сильно ранило Госпожу. И теперь она мечтала с этим покончить. Саадет в ответ на слова Госпожи лишь поджала губы и крепче схватилась за руку сестры, которая всё это время стояла, крепко к ней прижавшись. — Мы безумно благодарны Вам, Госпожа, за то, что помогли. — Саадет почтительно склонила голову. — Я не в праве быть прощенной Вами за совершенное, но я, по крайней мере, могу искренне покаяться и уповать на то, что когда-то Ваше сердце смягчится по отношению ко мне. Мне действительно жаль. — Ни о чём не жалей, Саадет. — Фатьма взглянула на Элиф. — Прошлого уже не воротишь. Уезжай с сестрой. Начните новую жизнь. Хоть Элиф и была всего на десять лет младше Саадет, но со стороны их можно было принять за мать и дочь. Причиной тому было скорее всего состояние старшей из сестёр. За всё время, когда Эке угрожала Саадет, она заметно похудела и осунулась, стала немного рассеянной и более бледной. Это добавляло девушке года, хоть сама она того, кажется, и не замечала. Но даже при таких значительных изменениях во внешности они с Элиф всё ещё были очень похожи. Те же каштановые пышные локоны, большие карие глаза, немного вздёрнутый кверху нос. Единственная разница состояла в том, что лицо Элиф имело резкие черты и было более вытянутым, нежели у её сёстры. Смотря на них, Фатьма почему-то невольно попыталась нарисовать в голове портрет своего будущего ребёнка. Будет ли он или она светловолосым, как Али? Унаследует ли карие, почти чёрные глаза своей матери? Будет высоким или низким? Будут ли у него пухлые или тонкие губы? А нос? Он будет прямым или немного вздёрнутым кверху? Все эти вопросы наполняли голову юной Султанши, немного отвлекая её от реального мира. Может, Лейла была права, и этот ребёнок — это спасение, а не проклятье? Фатьма привыкла сжигать мосты, по которым не собиралась возвращаться. В её жизни это давно стало закономерностью. Весьма болезненной и тягостной, ведь пепел воспоминаний обычно становился комом в горле, не давая дышать. Но девушка всегда убеждала себя, что стоит лишь немного перетерпеть — и всё закончится. По такому же принципу она сожгла и мост ведущий к Али, но их общий ребенок (ей всё ещё непривычно было об этом думать) выстроил новый. И Фатьма сомневалась в том, что будет в силах когда-либо разрушить его. — Госпожа, я хочу кое-что Вам оставить. На память. — слова Саадет заставили Фатьму вздрогнуть и наконец снова вернуться из раздумий на душную пристань. Бингюль за спиной у своей Госпожи заметно напряглась. Хоть они с Саадет раньше и были очень хорошими подругами, но вся эта история с Эке показала, что она совсем её не знала. Бингюль никогда не было известно об истинных её переживаниях, даже о сестре она ничего не ведала. И хоть в какой-то мере девушка и понимала бывшую подругу, которая лишь пыталась спасти свою семью, но, одновременно с тем, она презирала её за предательство. "Верность превыше всего", — таков был девиз Бингюль. Элиф нехотя отпустила руку Саадет, когда та потянулась к своей шее. Открыв крохотный замочек, девушка сняла с себя цепочку вместе с небольшим круглым медальоном. Украшение было серебряным и немного потемнело от времени, но на нем всё ещё можно было чётко разглядеть пять крохотных изумрудов, выстроенных наискосок по лицевой стороне. — Этот медальон я привезла из дома. — в голосе Саадет послышалась горечь. Девушка пару мгновений смотрела на украшение с некой болью в глазах, а затем протянула его Госпоже. — Возьмите. Фатьма сперва замешкалась, но всё же позволила бывшей служанке взять свою руку. Когда медальон опустился в её ладонь, он начал приятно холодить кожу. Султанша опустила на него взгляд и замерла, будто ожидая какой-то подвох. — Я хочу, чтобы он был у Вас, Госпожа. Чтобы Вы обо мне помнили. — карие глаза Саадет защипало от слёз. Она вновь крепко схватила Элиф за руку и поспешным движением убрала с лица выбившуюся прядь волос. — Я не хочу говорить "прощайте". Я искренне надеюсь на то, что мы ещё встретимся. Хоть слова и звучали весьма трогательно, но Фатьма в этот момент ничего не почувствовала. Ей бы, может, стоило выдавить из себя хоть слезу, но внутри была полная пустота. Тёмная и непроглядная. Девушка внезапно поняла, что не хотела находиться на этой пристани. Что то, что она настояла на своем присутствии здесь, было скорее зовом долга, а не искренних намерений. Да, ранее она сильно злилась на Саадет. Что скрывать, Фатьма была почти что в ярости. Но затем все её эмоции затихли. Госпожа попросту перегорела. Она не испытывала к этому человеку больше ничего. И даже спасение Элиф было ничем большим, кроме как способом насолить матери за попытку своего отравления и отплатить Саадет за года верной службы. И всё. Но в отличии от Фатьмы, сердце Бингюль растаяло. Хоть и весьма сухо, но девушка всё же подошла к Саадет и заключила её в крепкие объятия. — Береги себя. — прошептала она ей на ухо и отстранилась, пытаясь незаметно смахнуть рукавом платья слезу со щеки. Всё таки года дружбы не проходят бесследно. Они столько лет шли плечом к плечу, а теперь весьма вероятно, что никогда вовсе и не встретятся больше. — Спасибо. — одними лишь губами прошептала Саадет и перевела взгляд на Фатьму, но Султанша всё ещё оставалась непроницаемой. Гул голосов разорвал громкий крик одного из матросов. Молодой мужчина зазывал зевак на борт, так как их корабль вот-вот должен был отплыть. — Нужно торопиться. — произнесла Саадет, погладив сестру по волосам. Элиф понимающе кивнула ей в ответ. Саадет вновь взглянула на Госпожу с какой-то мольбой в карих глазах. Девушка очень сильно хотела хотя бы услышать на прощание доброе слово или обещание того, что Фатьма её действительно не забудет. Но темноволосая Султанша лишь молча кивнула, до побеления костяшек сжав в руке медальон. Саадет и Элиф достаточно быстро поднялись на корабль. Поскольку личных вещей у них было немного, их пропустили без лишних вопросов. Люди на пристани ещё больше засуетились тем времени. Откуда-то послышался плачь. Уже невозможно было разобрать, кто и куда направлялся. Через несколько минут Фатьма с Бингюль стояли на пристани и смотрели вслед уходящему кораблю, чьи белоснежные паруса надувал ветер, а мачты золотило солнце. Служанка Султанши уже хотела предложить вернуться во дворец и даже обернулась к своей Госпоже, но внезапно побледнела. Без какого-либо сожаления Фатьма разжала пальцы и бросила медальон. Украшение в последний раз блеснуло на солнце и издало характерный булькающий звук, ударившись о поверхность воды. Султанша еще пару мгновений наблюдала за тем, как медальон опускался на дно, где он навсегда будет погребён под толстым слоем ила и водорослей, а затем обернулась к всё ещё ошарашенной Бингюль. Фатьма не захотела объяснять причины своего поступка, хоть и чувствовала, что это необходимо. Нет. Не сейчас. Проигнорировав вопросительно-тревожный взгляд служанки, девушка хотела направиться дальше, но внезапно заметила прямо перед собой знакомые рыжие кудри, выглядывающие из-под капюшона накидки. — Это было очень грубо с твоей стороны, Фатьма. — произнес бархатный голос. Когда рыжеволосая подняла голову, Фатьма окончательно убедилась в том, что её догадка верна. Это была Мерьем Джанан. Что-то внутри невольно сжалось. Машинально Фатьма сцепила руки в замок на животе, будто в попытке защитить ребёнка, хоть и знала, что её тётя вряд ли догадывалась о его существовании. Бингюль насторожено положила руку на спину своей Госпоже, давая таким образом знак, что она всё ещё рядом и готова защищать её. — Нужно поговорить. — произнесла Мерьем на удивление спокойно, а затем её прекрасное лицо исказила такая привычная для неё улыбка, более напоминающая почему-то оскал.