Танец Ведьм // Witches' Dance

Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год

Али казалось, что внутри него мучительно разрывалась каждая клетка. Что ещё немного, и он попросту не выдержит всю эту боль. В таких случаях люди обычно плачут, но Джихангир ощущал лишь пустоту. Эмоции с такой силой накатывали внутри, что выплеснуть их, было бы невероятным облегчением, но он не мог. Во дворце было полно людей (почему-то ему казалось, что даже больше, чем обычно), все они сновали туда-сюда и праздновали. Не каждый ведь день объявляют о том, что Фатьма Султан выходит замуж. Каждый раз при упоминании этого факта или при виде улыбающихся слуг, которым уже раздали деньги и сладости в честь столь прекрасного события, Джихангиру хотелось кричать до хрипоты. Но он ведь Паша и женат на Амине Махфирузе Султан. Он не может показать, что это решение Фатьмы зацепило его. Возникало ощущение, будто все сговорились. Али горько ухмыльнулся. Пока он весь день бегал по всем усюдам, пытаясь найти хоть какой-то способ помочь Борану Паше, девушка, которую он так сильно любил, строила планы на предстоящую свадьбу. Да еще и с кем? С Аббасом Бахадиром — человеком, которого Джихангир считал своим единственным другом. Наверное, именно потому Али не смог сдержать истерический смешок, когда один из аг сообщил ему новость о свадьбе. Как же это романтично: его любимая девушка и лучший друг. И хоть глубоко в душе Джихангир и понимал, что это рано или поздно должно было произойти, но поделать ничего со своими чувствами не мог. Он пытался найти способ разорвать брак с Аминой, но каждый раз приходил в очередной тупик. Али проклинал тот день, когда этот никях был заключён, но его проклятия всегда оставались без ответа. Всё это сводило с ума, выворачивало наизнанку. Али готов был волосы на голове рвать от чувства полной безысходности. Если это именно то, что называют разбитым сердцем, то Джихангир бы предпочёл и вовсе не иметь его. Сколько бы он не пытался найти оправданий Фатьме, в голову не приходило ни одно. В отличии от Джихангира, брак которого был приказом Султана, Госпожа согласилась на всё сама. Не видя ничего перед собой, Али и сам не заметил, как дошёл к своим общим с Аминой покоям. Всегда, заходя внутрь, он нащупывал в кармане гребень Фатьмы с ониксами, который она забыла у него после их первой и последней ночи. Приятный холод метала давал Али силы и надежду. Но теперь украшения в кафтане не было. Джихангир бросил его на рабочий стол в кабинете, когда услышал от аги о свадьбе. Теперь гребень был скорее символом боли, нежели напоминанием о минутах счастья. Али он больше не был нужен. Фатьма поставила точку. Теперь настал черёд Джихангира сделать то же самое. Али толкнул дверь и вошёл в покои. Но картина, оказавшаяся перед его глазами, заставила его замереть почти у самого порога. В покоях был самый настоящий погром. На полу валялись фигурки, ранее выстроенные над камином, тарелки с фруктами, перья, книги, зеркала, шкатулки и в целом всё, что ранее находилось на поверхностях шкафов и столов. Кроме того, на ковре расползлось свежее пятно от вина, а радом лежала белоснежная скатерть. И посреди всего этого хаоса стояла Амина Махфирузе. Девушку трясло. Её светлые волосы были взъерошены, а золотистые глаза горели ненавистью. Зелёное платье Госпожи было испачкано чернилами по подолу, прозрачные рукава были надорваны. Амина то и дело то сжимала кулаки, то разжимала. Её прекрасные черты лица исказила гримаса злости, но одновременно с тем казалось, что она готова была разрыдаться. Девушка чувствовала себя разбитой и потерянной, а так же до ужаса напуганной. Она даже не пыталась скрыть эту смесь эмоций, так сильно выедающих всё внутри. Когда они с Али встретились взглядами, им не нужны были какие-либо объяснения. Сердца Джихангира и Махфирузе кровоточили одинаково. Они оба потеряли тех, кого любили. Упустили свой единственный шанс быть счастливыми. Али в два шага оказался возле супруги и впился поцелуем в её губы. Была не была. Но Амина его не оттолкнула, как ожидал Джихангир. Вместо этого Султанша покрепче вцепилась ему в плечи, будто он был единственным, что всё ещё удерживало её, и ответила на поцелуй. Она была согласна. На мгновение они отстранились друг от друга, тяжело переводя дыхание. Джихангир насчитал оглушительных три удара собственного сердца прежде, чем Махфирузе снова прильнула к нему. Она была настойчивой, но при этом казалась нежным шёлком в его руках. Джихангир не мог не признать, что с Фатьмой чувствовал себя иначе. Что младшая сестра Амины была не такой терпкой. Что её поцелуи настолько не горчили на его губах. Он не хотел о ней думать. Пусть она наконец уйдет с его головы! Пусть... Джихангир с Аминой замерли у самой кровати. Это был последний шаг, после которого пути назад уже не будет. Оба это понимали, но были слишком ослеплены злостью и отчаяньем, чтобы отступить. Тяжело переводя дыхание, Али взглянул в глаза Амины, но нашёл там лишь решимость. По правде, он и не хотел встретить противоположную реакцию. Время жечь мосты. Не отрываясь друг от друга, они опустились на мягкие подушки. Тонкие пальцы Амины скользнули к пуговицах на кафтане Али, расстегивая одну за другой с невероятной лёгкостью, пока Джихангир с ноткой раздражения распутывал шнуровку на её платье, которая никак не поддавалась. Они понимали, что делают это не из любви. Эта ночь не изменит в их жизни абсолютно ничего. И все последующие — тоже. Они лишь хотели найти друг в друге желанное успокоение. Ведь в это мгновение каждому из них казалось, что в этом огромном и холодом мире лишь они понимают друг друга. Махфирузе хотела, чтобы Джихангир стал её панацеей, а Али мечтал о том, чтобы Амина заглушила это странное жжение внутри. Но возможно ли излечить раны друг друга, если вы оба больны? *** Мехмет сидел на софе и издалека отстранено смотрел в огонь. В его руках была чаша с недопитым вином, но он не чувствовал её тяжесть. Зелёные глаза Султана выдавали задумчивость, хоть и были затянуты лёгкой дымкой. Он из последних сил боролся со сном, пока мысли беспорядочно путались под действием вина. Как же Султану хотелось в это самое мгновение оказаться далеко от Топ Капы. Он был Падишахом мира, но какое это имело значение? Все эти люди вокруг, все эти тысячи лиц казались ему чужими. Мехмет хотел иметь рядом кого-то, с кем бы он мог поговорить, как когда-то с Джихангиром. Воспоминания о давно забытом прошлом начали сами по себе проноситься в голове. Когда он был Шехзаде, он мечтал о том, что однажды взойдёт на престол и станет новым Султаном, что сможет делать всё, что захочет. Но по сути, ограничений стало ещё больше. Мехмет постоянно был под пристальным колпаком то матери, то тёти, то Хранителя Покоев, то ещё кого-то. Эта атмосфера душила его. Султан мечтал вырваться, потому и позволял Эке Гюленай столько вольностей. Да, Мехмету было выгодно свалить все обязанности на мать. Она этого хотела, а он боялся ответственности. В детстве у него были лучшие учителя, которые преподавали и географию, и историю, и искусство политики, но Мехмета интересовало не это. Он рвался бороться на мечах и идти с отцом в поход. Мехмет мечтал когда-то получить прозвище "Завоеватель", как его прадед. — Повелитель. — приятный женский голос донёсся со стороны входа в покои. Мехмет резко выпрямился, понимая, что на какое-то мгновение уснул. Когда Султан повернул голову, то заметил Аслы Гюмюшь. Девушка замерла в поклоне, не поднимая на него глаз. Сегодня она была одета в тёмно-синее платье, подхваченное на талии золотым поясом. Его узкие рукава доходили до самых запястий, где на концах были украшены толстой белой лентой. Рыжие волосы Султанши были уложены в замысловатую высокую прическу, которая удачно подчёркивала овал её бледного лица. На украшения Мехмет особо не засматривался, но краем глаза заметил брошь в виде цветка и диадему, блеснувшую в свете свечей. — Вы хотели меня видеть? — Аслы улыбнулась краем губ и выпрямилась. Султан ещё какое-то время наблюдал за ней, а затем кивнул. — Да. Проходи. Садись. — обронил Мехмет и указал на место на софе подле себя. Пока Гюмюшь удобно размещалась, Султан добавил себе в чашу вина и сделал ещё глоток. Жидкость приятно обожгла горло. — Что-то случилось? — спросила Аслы, не выдержав долгую паузу. Её серые глаза выражали интерес и легкую нервозность. Султану это почему-то показалось милым. — Я просто почувствовал себя одиноким. — честно признался Мехмет и откинулся на спинку софы, внимательно наблюдая за собеседницей. — Мне захотелось поговорить с кем-то. — Почему я? — произнесла Гюмюшь и тут же осеклась. Девушке показалось, что она задает слишком много вопросов. Её Валиде всегда делала ей замечания по этому поводу. Валиде... Вспомнив о матери, Гюмюшь заметно помрачнела. Её слова о том, что Аслы должна влюбить в себя Султана до сих пор слишком навязчиво крутились в голове. Мерьем ожидала от неё повиновения, давила на то, что Гюмюшь должна в первую очередь думать о семье. И Аслы была согласна на это, но... что-то внутри отчаянно сопротивлялось. Девушка не любила своего брата в том понимании, которое требовала от неё Джанан, и сомневалась в том, сможет ли он взглянуть на неё, не как на сестру. Гюмюшь была убеждена, что с этого ничего не выйдет. Все эти внутренние метания давили на неё. Аслы не знала, что делать и как отказать матери. А стоило ли вообще отказывать? Всё-таки роль Хасеки выглядела достаточно заманчиво, но для чего она ей? Гюмюшь ведь и так была Султаншей. А особого стремления к власти Аслы никогда не чувствовала, ведь она была дарована ей по праву рождения. Это всё превращалось в нелепый замкнутый круг. — Мне показалось, что ты понимаешь меня. — произнес Мехмет с полуулыбкой. Султан невольно засмотрелся на то, как блики путались в рыжих волосах Аслы. Он не знал, вино ли тому виной или нет, но это показалось ему очень необычным и красивым. Гюмюшь, тем временем, от таких слов покраснела. Девушка сильно сомневалась в том, заслуживала ли она такого доверия. — Мой покойный отец всегда говорил, — начала Аслы, теребя кольцо на пальце, — что лучше всего человек понимает себя в моменты одиночества, когда говорит его сердце, а не разум. Гюмюшь неуклюже пожала плечами и улыбнулась. Девушка не была уверенна, правильно ли Мехмет поймет её. Впрочем-то, это было и не важно сейчас. Аслы в какой-то мере льстило, что позвал он именно её в такой момент. — Как бы мне хотелось, чтобы мой отец тоже говорил мне нечто подобное. — протянул Мехмет с горькой усмешкой и опустошил свою чашу. Гюмюшь непонимающе нахмурилась. — Что Вы имеете в виду? — девушка проследила за тем, как Мехмет положил голову на спинку софы и направил взгляд своих зелёных глаз в потолок. Султан хоть и выглядел абсолютно расслабленным, но в его тоне читались нотки сожаления и даже разочарования. — Мой отец — великий Султан Ахмед, которым все так восхищаются, был несправедлив даже к своим детям. — Мехмет вновь ухмыльнулся и на этот раз повернул голову к своей собеседнице. — Для него всегда существовал лишь Осман и Рустем. Он готовил их к восшествию на престол, а меня всегда отталкивал. Отец не верил в то, что когда-либо я смогу управлять Империей. Как бы мне хотелось, чтобы он увидел меня сейчас. Гюмюшь слушала, не перебивая. И с каждым словом у неё внутри всё буквально переворачивалось. Мехмет говорил о прошлом с ноткой ненависти. Будто там вовсе и не было радостных воспоминаний, достойных его улыбки. Аслы раньше и подумать не могла, что Мехмета действительно не воспринимали никогда всерьез. Это многое объясняло теперь. Будучи Шехзаде, он стремился к признанию отца. Когда же он умер, у Мехмета пропал стимул стараться и кому-либо что-либо доказывать. Он достиг вершины, до которой, как все пророчили, он никогда даже дотянуться не сможет. Мехмет доказал всем, что это ему под силу. А далее началось затянувшееся празднование с вином и по-детски простыми радостями. "Он никогда не чувствовал себя Султаном. Он всё ещё остаётся несмышленым Шехзаде", — промелькнуло в голове Гюмюшь. Девушка внезапно поняла по взгляду Султана, что пауза затянулась. Нужно было что-то сказать, но слова упрямо отказывались покидать её уста. — Ты меня осуждаешь? — во взгляде Мехмета проскользнула нотка боли. — Н-нет. — запнувшись, произнесла Гюмюшь. Хоть она и понимала, что Султан был под действием вина и вряд ли на утро вспомнит весь их разговор в деталях, но он был таким искренним с ней. Аслы просто не могла себе позволить врать или игнорировать его. — Я бы тоже себя осуждал, если бы слушал со стороны. — Мехмет вновь посмотрел в потолок и устало потёр глаза. — Всегда ведь трудно поверить в то, что родители не любят своё дитя. — Ну, как же? — Гюмюшь подалась немного вперёд, переполненная до краев эмоциями. — Ваша Валиде ведь всегда души в Вас не чаяла. Это заметно и сейчас. — Валиде. — протянул Мехмет и улыбнулся. — Да, она всегда была рядом со мной, оберегала, целовала на ночь в лоб и готова была защищать любым путём. Но... Я иногда задумываюсь о том, любила бы она меня так же сильно, если бы я родился девочкой? Взгляд Мехмета вцепился в Аслы, вызывая по телу девушки мурашки. Ей показалось, что он выглядит моложе, чем обычно. — Посмотри на то, как она относится к моим сёстрам. — Султан пожал плечами. — А всё из-за того, что они не могут унаследовать престол. — Это неправда, Повелитель. — запротестовала Гюмюшь, сама удивляясь тому, откуда в ней взялось столько смелости. — Родители всех своих детей любят одинаково, независимо ни от каких обстоятельств. Просто иногда они не показывают этого. С позиции ребёнка говорить просто. Если родитель ведёт себя немного не так, как нам бы хотелось, мы говорим, что он плохой. А как только получаем желаемое, то забываем обо всём и снова целуем ему руку. А что родители дают в ответ? Лишь любовь. Всегда. Как бы плохо мы себя не вели. Аслы запнулась, почувствовав, что в лёгких уже не хватает воздуха. Сделав глубокий вдох, девушка взглянула на Султана с надеждой увидеть в его глазах понимание, но эмоции Мехмета было сложно распознать. Какое-то время они оба молчали, погруженные в свои мысли. Единственным источником звука был лишь камин, в котором потрескивали поленья. — Что, если у меня снова родится дочь? — вопрос Мехмета застал Аслы врасплох. Девушка удивленно захлопала ресницами. — Ханде родила Айше Эсмахан, Хасибе подарила мне Эмине и Бану. Что, если Мехрангиз тоже родит девочку? — Султан вновь смотрел в потолок. При этом его веки были немного опущены. Ощущение сна, медленно сковывающее его, становилось уж слишком настойчивым. — А что будет? Ещё одна чудесная Султанша будет бегать по дворцу и радовать всех нас. — ответила Гюмюшь с улыбкой на лице, представляя эту картину. — Мир не рухнет, если у Падишаха мира будет четыре дочери. — Но мне нужен наследник. — прохрипел Мехмет, а затем откашлялся. — Продолжение рода Османов. Без наследника наступит хаос. — Вы ещё молоды, Повелитель. — мягко произнесла Гюмюшь. — У вас ещё столько всего впереди. Кто-то из наложниц обязательно родит Вам Шехзаде. И даже не одного. — А что, если я не успею? — в тоне Мехмета сквозило тревогой. — Вскоре начнётся поход. Я вполне могу там погибнуть. Что тогда? Ведь ни одна из четырёх моих дочерей занять престол не сможет. "А тогда моя мать побеспокоится о том, чтобы на престол сел мой брат — Дамир", — крутилось у Гюмюшь на языке, но она промолчала. А ведь это было правдой. Случись что с Мехметом, Аслы тут же отойдёт на второй план, ведь важную роль она играет лишь в случае никяха. Тогда Мерьем всерьез возьмется за кандидатуру Дамира на престоле. И Гюмюшь почему-то даже не сомневалась, что матери удастся натянуть на него шапку Султана, пусть даже и силой. — Не думайте об этом сейчас. — Аслы не знала, кого больше успокаивала в этот момент: себя или Султана. Накрыв своей ладонью руку Падишаха, она попыталась улыбнуться. — Вы ещё попадёте в историю, как один из самых великих правителей. А Ваши Шехзаде будут достойным продолжением нашей Династии. Чувствовать теплоту кожи Гюмюшь на своей руке было немного непривычно, но это невольно дарило ощущение некого спокойствия и умиротворения. Мехмет даже не смог сдержаться и улыбнулся краем губ. Он не помнил точно, о чём они говорили дальше и сколько времени ещё провели вместе. Но Мехмет совершенно точно мог воспроизвести в голове тихий голос Гюмюшь, которая рассказывала ему что-то о Египте, когда он уже почти уснул. *** Приход Фатьмы Султан был для Мехрангиз очень неожиданным. Девушка как раз разбирала со служанками новые ткани у себя в покоях, когда они услышали стук. И, конечно же, когда на пороге появилась Госпожа, все дела были брошены, и наложницы, как одна, опустились в поклоне. Асия слышала о Фатьме многое, как и о её сестрах и о всех членах Династии в целом. Девушка ещё толком не умела отличать вымысел от правды, потому ей сложно было избавиться от чувства некого напряжения при появлении младшей дочери Эке Гюленай Султан. Тем более, когда Фатьма всем своим внешним видом будто специально подтверждала саме безумные предположения, сказанные в её адрес. Впрочем, Мехрангиз хотела и даже пыталась верить в то, что сестра Султана вовсе не ведьма и далеко не бессердечна. — Оставьте нас с Мехрангиз наедине. — обронила Фатьма своим строгим тоном. Служанки не стали испытывать судьбу и сразу же поспешили исполнить приказ. Оставшись вдвоем с фавориткой, Фатьма вышла на средину покоев. Конечно же, Госпожа и сегодня не изменила своим привычкам. На ней было чёрное платье из тяжелой парчи с еле заметным серебряным угловатым узором, разбросанным по юбке и длинным двойным рукавам. Спереди оно застегивалось на десять маленьких пуговиц, начиная от высокого воротника и заканчивая талией, где завязывалась кружевная лента. От наряда веяло строгостью, но в нём присутствовал и своеобразный шарм. Дополнила Госпожа свой образ массивной диадемой, поблескивающей в её чёрных распущенных волосах и аккуратными серьгами продолговатой формы. На её фоне Мехрангиз невольно почувствовала себя неуютно в своём простеньком бежевом платьице, которое лишь в очередной раз подчёркивало её хрупкость. — Госпожа, проходите, садитесь. — опомнилась Асия и неуклюже указала на софу. Но Фатьма лишь подняла руку, призывая её не беспокоиться, и улыбнулась карем губ. — Не нужно. Я пришла ненадолго. — Султанша сложила перед собой руки в замочек. — Хотела поблагодарить тебя. — Поблагодарить? — эхом отозвалась Мехрангиз. В её карих глазах отразилось непонимание. — Я по поводу разговора с Повелителем. — Фатьма поджала на мгновение губы, вспоминая пережитый кошмар. — Я даже не знаю, согласился бы он на мой никях с Аббасом Бахадиром Пашей, если бы не ты. На лице Асии тут же появилась широкая улыбка, а щеки девушки покраснели. — Ну, что Вы, Госпожа. Это ведь пустяки. — попыталась отмахнуться Мехрангиз. В этот момент она снова напомнила Фатьме ребёнка. Султанше даже стало жаль Асию, ведь, чем дольше она представляла, что её жизнь в стенах дворца — сказка, тем больнее ей потом будет расстаться с этой иллюзией. — Для меня это не пустяк. От этого никяха зависело... — Фатьма запнулась, вовремя остановив себя от того, чтобы взяться за живот, — от этого зависело слишком многое. Я теперь твоя должница. — Нет-нет-нет. — Мехрангиз протестующе мотнула головой, из-за чего её русые завитые локоны упали с плеч на спину. Девушка без каких-либо сомнений подошла ближе к Султанше и взяла её руки в свои, внимательно наблюдая за реакцией. Казалось, Асия готовилась к тому, что Фатьма её оттолкнет, но Госпожа не двигалась с места. Лишь в её карих, почти чёрных, глазах проскользнула нотка растерянности. — Не берите это за долг. Ни в коем случае. — Мехрангиз радостно улыбнулась. — Мой ребёнок вскоре должен появиться на свет, потому я не хочу враждовать ни с кем из Династии. Его тёти должны быть рядом с ним, а не против него. Какой бы наивной не казалась Асия, но в её словах Фатьма чувствовала семя правды. Ещё ни от одной наложницы Султанша не слышала подобных высказываний. Все стремились к власти, к тому, чтобы заполучить место подле Султану, к рождению сына, при этом даже не особо задумываясь о методах достижения своих целей. Мехрангиз казалась иной. Такой чистой и свободной от всех амбиций. Но это как раз больше всего и настораживало Фатьму. Ведь, как известно, остаться невинным в Топ Капы невозможно. В Асие обязательно должен был быть какой-то подвох. Нечто, что разрушит её ангельский образ. Во всяком случае, Госпожа решила не думать об этом сейчас. Асия не была для неё проблемой и казалась весьма дружелюбной, потому Фатьма не хотела вдаваться в излишние подозрения. Об этом у неё ещё будет время подумать. — Я уверена, что ты будешь прекрасной мамой. — произнесла Фатьма, впервые улыбнувшись так мягко, что Асия даже не смогла скрыть удивление. — Кто бы ни родился, ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Не успела Мехрангиз ответить, как Фатьма забрала от неё свои руки, и её лицо вновь приобрело привычные холодные нотки спокойствия. Асия неуклюже сделала шаг назад и неловко улыбнулась, обняв себя руками. — Спасибо Вам, Госпожа. — произнесла Мехрангиз искренне. Фатьма кивнула ей и, подобрав юбки платья, плавно покинула покои. — Асия! — голос одной из служанок не дал Мехрангиз расслабиться. Как только фаворитка села на край кровати, в покои тут же влетела светловолосая Себкати. С размаху приземлившись на кровать рядом с Мехрангиз, девушка тут же продолжила тараторить: — Как ты могла отказаться? Асия! У тебя в должниках могла быть сама Фатьма Султан! Знаешь, как это полезно для твоего будущего и будущего ребёнка? — Ты что подслушивала? — Мехрангиз была скорее шокирована, чем возмущена. Себкати смущённо улыбнулась и пожала плечами. — Мне было очень интересно. — пролепетала она. — Тем более, мы же подруги. Какие у нас могут быть секреты? Себкати всегда была любительницей поболтать. И её внешность под эту черту тоже подходила. В целом Себкати всегда напоминала Асие маленькую птичку. Она была невысокой, худощавой, имела светлые кудрявые волосы и серо-голубые большие глаза. Кроме того, девушка могла похвастаться прямым носом, пухлыми губами и резкими чертами лица. Весьма неплохое сочетание, но привлечь внимание Султана оно пока не помогло. — А если бы тебя поймала Фатьма Султан? — попыталась пристыдить её Асия. — Но не поймала ведь. — Себкати легонько толкнула локтем подругу в бок. — А вообще, мне стоило бы остаться в покоях, дабы ты не упустила такой прекрасный шанс. — Шанс? — Мехрангиз немного нахмурилась, всё ещё наблюдая за подругой. Себкати недовольно закатила глаза. — То, о чём я тебе и говорила: у тебя в должниках могла быть сама Фатьма Султан. — повторила Себкати. По её глазам было видно, что девушка просто невероятно взволнована. — Я не буду держать никого в должниках. — уверенно произнесла Асия, поднимаясь с кровати. Заложив руки за спину, она подошла к небольшому окну и выглянула на улицу. Погода снова испортилась. Небо было затянуто тяжёлыми серыми тучами. Девушка устало вздохнула. — Не понимаю я тебя, Мехрангиз. — Себкати покачала головой, но продолжила сидеть на своём месте. С Асией они попали в гарем примерно в одно и то же время. На тот момент ни одна, ни другая абсолютно не были знакомы ни с кем. Друг к другу они тоже отнеслись сперва с подозрением. Но вскоре их общение наладилось и, как оказалось, у девушек было много общего. Правда, Мехрангиз восприняла эту дружбу более буквально, нежели Себкати. Для Асии светловолосая действительно была собеседником и опорой. Она верила в искренность её чувств. А вот Себкати совсем наоборот. Девушка с первого дня мечтала о титуле фаворитки, а вскоре и Султанши. В её грезах она была матерью Шехзаде, а Асия — её верной служанкой. Себкати считала, что это весьма справедливо и честно. Вот только получилось совсем наоборот. Себкати узнала, что Мехрангиз попала в гарем не в роли простой наложницы, а уже фаворитки, которую Султан привёз с Эдирне. И теперь именно Асия носила под сердцем дитя Падишаха, а Себкати была вынуждена выполнять её прихоти. Вот только мириться с таким положением светловолосая не желала. Она с большим удовольствием согласилась на предложение Хасибе Хатун за отдельную плату докладывать ей обо всём, что происходило с Мехрангиз. Таким образом Себкати имела достаточно средств на покупку всяких безделушек и милых платьиц, будучи уверенной, что они помогут ей привлечь к себе внимания Султана, пока тот приходит к беременной Асие. Таким образом девушка использовала обоих для достижения одной единственной цели — власти. — Долг — это одноразовая помощь, Себкати. — терпеливо объяснила Мехрангиз, повернувшись к подруге. — Я же хочу получить постоянную поддержку Фатьмы Султан и её доверие. Себкати удивлённо вздернула светлые брови и издала смешок. — Зачем тебе Фатьма Султан? Тебя ведь поддерживает Бирсен Султан. Именно она отправила тебя в покои Падишаха. — светловолосая задумчиво начала накручивать на палец прядь своих светлых волос. — У Ханде Султан тоже когда-то была поддержка Бирсен Султан. — Мехрангиз заметно помрачнела при этих словах. — А что с ней сейчас? Мечется из стороны в сторону, пытаясь найти кого-либо, кто будет ей благоволить. Вот только беда в том, что в ней все разочаровались. — Ханде Султан совершала слишком много глупостей. — обронила Себкати почти равнодушно. — Ты ведь не собираешься идти по её стопам. — Нет, конечно. — Мехрангиз отрицательно мотнула головой. — Но если я не хочу остаться одна в итоге, то должна поддерживать доверительные отношения со всеми. Так будет лучше и для меня, и для ребёнка. — Для всех хорошей не будешь. — бросила Себкати и, оставив наконец в покое свою прядь, подскочила с кровати. — В любом случае, делай, как знаешь. Я иду на кухню. Принести чего-нибудь? Мехрангиз задумалась на мгновение, а затем с улыбкой ответила: — Немного лукума. Себкати подморгнула Асие, хоть внутри и преобладали совсем другие эмоции. — Будет сделано. — пролепетала светловолосая и выскользнула с покоев. Мехрангиз провела её добродушным взглядом и покачала головой. Себкати хоть уже и была давно взрослой, но её выходки всегда походили на детские шалости. Асия даже предположить не могла, что её подруга всё это время держала за спиной острый кинжал. *** Постучав в двери, Айтач мгновение подождала, а затем уверенно вошла. Покои её брата были достаточно большими, но всегда неизменными. Всё та же кровать с балдахином, рабочий стол у окна, софа, две тахты у камина и алые ковры на полу. Дамир был явно не из тех, кто очень большое значение придавал деталям, но, тем не менее, в его покоях всегда царил полный порядок. Айтач застала Султанзаде за рабочим столом вместе с его сыном — Ферхатом. Они раздвинули все книги и бумаги по сторонам и поставили между собой шахматную доску. Партия явно была в самом разгаре, но её исход был, кажется, очевидным, ведь чёрные фигуры, которые находились в распоряжении Дамира, явно превосходили по количеству белые. — Ой, Дамир, я не знала, что ты не один. — произнесла Айтач, не решаясь пройти вглубь покоев. — Я, наверное, зайду позже. Султанзаде и его сын были настолько увлечены игрой, что только сейчас, казалось заметили Айтач. На лице Дамира тут же появилась улыбка, прогоняя остатки глубокой задумчивости и серьезности, а Ферхат буквально расцвёл. — Тетушка Айтач! — радостно выкрикнул мальчик, опередив ответ отца. Спрыгнув со стула и совсем позабыв о шахматах, он подбежал к тёте и крепко обнял её, насколько это позволял его рост. Айтач не смогла не улыбнуться в ответ. Взъерошив его русые волосы, Султанша присела рядом с племянником и взяла его за руки. — Мой дорогой львенок, как ты? — Айтач заглянула ему прямо в карие глаза, встретив там лишь безграничное счастье. — Всё хорошо. — Ферхат кивнул в ответ. — Вот мы с отцом решили сыграть в шахматы. Он мне давно обещал. Мальчик обернулся на Дамира. Султанзаде в ответ кивнул в подтверждение слов сына. — Давай мы с тобой тоже сыграем партию. — хоть эта идея и пришла ему в голову спонтанно, но он буквально был в восторге от неё. — Пожалуйста, тётя Айтач. Вас ведь учил дедушка. Отец рассказывал мне, что он был буквально непобедимым соперником. — Ферхат, тебе и так пора на урок. — впервые заговорил Дамир. Мальчик грустно обернулся на него. — Ну, отец. Пожалуйста. Всего одна партия с Вами и тётей. — попытался выпросить Ферхат, но Дамир отрицательно покачал головой. Айтач всегда удивлялась тому, как её брат умудрялся улыбаться сыну и при этом сохранять настолько внушительную строгость. — Ферхат, мой львенок, — обратилась к нему Айтач, чувствуя, что стоит как-то загладить ситуацию, — давай ты сейчас пойдешь на крок, а мы позже обязательно сыграем с тобой в шахматы. Идёт? Ферхат взглянул на тётю с недоверием, но его губы всё же расплылись в улыбке. Очевидно, его не совсем устраивал такой вариант, но он нравился ему больше, чем ничего. — Ты обещаешь? — переспросил Ферхат, подозрительно сузив глаза. — Обещаю. — Айтач кивнул в подтверждение своих слов и вновь взъерошила волосы племянника. Ферхат довольно засмеялся и вновь обернулся на Дамира. — Не убирайте шахматную доску, отец. После урока я приду — и мы закончим эту партию. — уверенно и даже с ноткой гордости заявил Ферхат и, попрощавшись с Айтач, поспешил покинуть покои. Султанша провела его взглядом и вновь улыбнулась. — Какой он всё-таки славный у тебя, Дамир. — произнесла рыжеволосая, подходя ближе к брату. Султанзаде тем временем откинулся на спинку стула и пригласил её сесть напротив, где только что размещался Ферхат. Султанша с удовольствием воспользовалась этим предложением. Сев поудобнее, Айтач с интересом взглянула на игральную доску. — По-моему, партию в шахматы у своего сына ты уже выиграл. — задумчиво произнесла Султанша. Дамир улыбнулся карем губ. — Ферхат тоже понимает, что обречён, но, тем не менее, не сдается. Это достойно уважения. — Султанзаде пожал плечами и начал вертеть в руках одну из поражённых фигур сына. — Он очень похож на тебя, Дамир. И этим, и всем остальным. — подметила Айтач, заглянув в глаза брата. Дамиру понравилось услышанное, но виду он не подал. Ему всегда хотелось иметь сына. И какие бы не были у него отношения с Айлын, он всегда был бесконечно благодарен ей за Ферхата. — Мне кажется, ты тянешь время, Айтач. — задумчиво предположил Дамир. — Что стряслось? Айтач неуверенно поджала губы и тяжело вздохнула. Заправив за ухо прядь рыжих волос, она начала нервно теребить складку своего нежно-оранжевого платья. Начинать этот разговор было сложно. Айтач даже казалось неправильным то, что она сидела здесь и собиралась просить Дамира о помощи. Всё-таки они были уже не детьми, и девушка могла бы сама справиться со своей проблемой. Но... всё было не так просто. Что бы Султанша не предпринимала, каждый раз она оказывалась в тупику. Дамир был её единственной надеждой. Её последним шансом. — Я хотела поговорить насчёт моей свадьбы с Ихсаном. — выпалила на одном духу Айтач и неуверенно подняла взгляд на Дамира. Султанзаде выглядел озадаченным. — Вернее, моего нежелания становиться женой Ихсана. Дамир невольно выпрямился. На его лице читалась растерянность, а в глазах скользила нотка некого гнева, будто он уже наперёд догадывался, о чём дальше будет рассказывать его сестра. Но Айтач молчала. Она никогда не одобряла конфликты, которые время от времени возникали между Дамиром и Мерьем. Их отношения невозможно было назвать идеальными. Но, тем не менее, причиной ссор никогда не была ни Аслы, ни Айтач. А тепер девушка чувствовала, что реакция брата на её слова, станет причиной грандиозного скандала. Хотя был ли у неё другой выбор? — Валиде сказала, что ты сама призналась в своих чувствах к Паше и хотела эту свадьбу. — наконец нарушил тишину Дамир, наклоняясь и упирая локти в стол. — Я даже толком его не знаю. — Айтач отрицательно покачала головой. Но не успела она продолжить фразу, как Дамир недовольно фыркнул. — Валиде снова решила затеять игру. — выплюнул он, отводя взгляд в сторону. По напряженным плечам брата Айтач поняла, что он очень зол. — Дамир, — Султанша заметно нервничала, — пожалуйста, успокойся. — Успокоиться? — вспылил Султанзаде. — Айтач, насколько я понимаю, она хочет насильно выдать тебя замуж за человека, которого ты едва знаешь. Как я могу сохранять спокойствие? В карих глазах Дамира пылал огонёк ненависти. От счастливой улыбки и спокойствия, которые недавно присутствовали на его лице, не осталось и следа. Султанзаде был раздражён поведением матери. Айтач даже поймала себя на мысли, что, возможно, её слова стали лишь последней каплей, а не основной причиной этой ненависти. — Дамир, я пришла сюда не для того, чтобы настроить тебя против нашей Валиде. — дабы обратить на себя внимание брата, Айтач протянула руку и крепко сжала его ладонь. Это сработало. — Я прошу тебя лишь помочь мне отменить этот никях. Большего не нужно. Дамир слышал сестру через слово. Внутри него бурлило негодование. Он позволял своей матери чувствовать себя главной в семье, лишь пока она не переходила границы. Мерьем принимала все решения насчёт похорон Селима Паши. Она продумала когда и как они переедут в Стамбул, даже не спросив, хотят ли её дети этого, и ещё множество мелких вещей, которые особо ни на что не влияли. Дамир даже был согласен на то, что именно Джанан заявила о никяхе Айтач, ведь, он, как и все, верил в сказку о том, что сестра сама призналась в чувствах к Ихсану и попросила об этом. Но теперь, когда Айтач поведала ему правду, Султанзаде не мог дальше оставаться в стороне. Когда-то он опустил голову перед Мерьем и теперь был на всю жизнь связан с женщиной, которую ни один день не любил по-настоящему. Тогда он ждал поддержку от отца, ведь его "нет" могло всё решить. Но так и не дождался. Теперь Дамир не желал того же для своих сестёр. Нет. Время Джанан умерить свои аппетиты и перестать искать власть, путём несчастья собственных детей. — Айтач, — перебил Султанзаде сестру и сжал её руку в ответ. — Я знаю, насколько ты была близка с нашим отцом. Девушка при этих словах заметно помрачнела. В её серых глазах проскользнули тоска и боль, так хорошо знакомые Дамиру. — Я уверен, что будь он жив, то непременно встал бы на твою защиту. Он ни за что не позволил бы, чтобы ты или Гюмюшь плакали. — Султанзаде хотел было улыбнуться, но не смог выдавить из себя даже намёк на какие-либо радостные чувства. Он любил Селима Пашу не меньше, чем Айтач, пусть даже в своё время у них и были разногласия. — Может, сейчас его рядом нету, но зато здесь я. И я не дам тебя в обиду. Обещаю. На бледном лице Айтач появилось удивление, а серые глаза наполнились надеждой. Девушка не выдержала. Встав со стула, она обошла рабочий стол и, оказавшись возле брата, присела, крепко его обнимая. И в этот раз Султанзаде не смог сдержать улыбку. Обняв сестру в ответ, он зарылся лицом в её рыжие волосы, вдыхая еле уловимый аромат корицы. Айтач казалась ему в этот самый момент такой беззащитной. Дамир, определенно, не собирался оставлять её в беде, пусть даже основную опасность для них составляла их родная мать.