1 месяц спустя
Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год
Белоснежное платья из нежнейшего шёлка, густо обшитое кружевом, идеально сидело на фигуре молодой Султанши. Драгоценными камнями был выложен его высокий воротник, а на талии красовался пояс, сделанный из чистейшего серебра. Чёрные, как вороново крыло волосы, были уложены в высокую замысловатую прическу из десятков крупных локонов. Каждый из них был закреплён шпильками с крохотными камешками на кончиках, которые напоминали капли росы. Массивные серьги на ушах чуть заметно дрожали при каждом движении, а большая диадема (подарок её брата), выложенная полностью алмазами, блестела в солнечных лучах, приковывая к себе внимание. Это был день свадьбы Фатьмы. Радостное событие во дворце, приносящее лишь счастье и веселье. Но, к сожалению, не самой невесте. Весь этот белый цвет, суета... Абсолютно всё было ей непривычно. Султанша чувствовала себя некомфортно, упрямо подавляя внутри крик отчаянья. Девушка прекрасно знала на что шла и по каким причинам. Как бы сильно ей не хотелось найти другой выход, но его попросту не существовало. Будто вечный кошмар в самую тёмную ночь года. — Ты пойдёшь со мной? — обронила наконец Фатьма, заметив в зеркале, напротив которого она сидела, отражение Лейлы. На мгновение ведьма замерла на месте, а затем повернула к ней голову, слегка сузив глаза. Именно Султанша настояла на том, чтобы Лейла в утро её свадьбы была рядом. Без неё, Фатьма была уверена, она не смогла бы собраться с силами и попросту убежала бы, куда глаза глядят, лишь бы подальше от самой себя. Лейла будто чувствовала эту тоску и, конечно же, не смогла отказать названной дочери. Женщина пришла на рассвете, как всегда, одетая в тёмно-серое платье на манер грецких. Часть её тёмных волос была заплетена в косы и уложена сзади, пока другая часть крупными локонами спадала на плечи, подчеркивая их хрупкость. — Ты же знаешь, что я не могу. — сдержано ответила Лейла, подходя к Фатьме сзади и добавляя в её причёску ещё несколько шпилек. — Почему? — пусть и зная заранее ответ, спросила Фатьма, упрямо смотря на отражение женщины в зеркале. Лейла, закончив своё дело, наклонилась к дочери ближе таким образом, чтобы их лица оказались на одном уровне. Они обе продолжали смотреть на отражения друг друга, будто не решаясь произнести причину отказа вслух. — Меня не примут, Фатьма. Я — ведьма. Мне не место во дворце. — пока Лейла произносила эти слова, Султанша невольно заметила, как в её серых глазах, подведённых сурьмой, проскользнула нотка ненависти. Женщину всегда обижало отношение людей к ней. По сути ведь, их нелюбовь была основана лишь на глупых предубеждениях. — Но у меня есть для тебя кое-что. — тёплая улыбка тронула кончики губ Лейлы, когда она наконец выпрямилась. Присев на край тахты рядом с Фатьмой, она нежно погладила названную дочь по щеке, будто пытаясь лучше запомнить её черты. Женщине не давала покоя эта болезненная тоска в глазах Султанши. Она ненавидела себя за то, что не могла ничем помочь ей. Ловко достав из небольшого потайного кармана платья мешочек, Лейла обратила всё своё внимание на него. Распутав красную ленту, которой он был завязан, женщина достала из него что-то блестящее и сразу же зажала вещицу в руке. Каждое движение ведьмы сопровождалось еле уловимым звоном многочисленных браслетов на запястьях. Эти звуки всегда напоминали Фатьме о вечерах, проведённых в домике Лейлы, когда та возвращалась из лесу с полной сумкой различных трав. Тогда она так же бережно раскладывала и сушила их под звон своих браслетов, казалось, даже не замечая его. — Это мой тебе свадебный подарок. — всё с той же тёплой улыбкой произнесла Лейла, протягивая Фатьме раскрытую ладонь. Это было кольцо. Достаточно маленькое и не очень дорогое на вид. Дабы рассмотреть украшение получше, Султанше пришлось взять его руки и поднять на уровень глаз. Само кольцо было серебряным и сделанным в форме четырёх змеиных переплетённых между собой тонких тел. Голова каждой из них с крохотными рубинами в виде глаз лежала на камне цвета морской волны. Фатьма не знала точно, что это был за камень, но подозревала, что найти его можно было лишь в горах и что он имел какое-то сакральное значение. Лейла всегда любила такие вещи. Работа была очень тонко выполнена, а сама по себе задумка была уникальной. И хоть выглядело кольцо до боли просто и вряд ли могло привлечь внимание кого-то достаточно богатого, но для Фатьмы оно казалось буквально произведением искусства. — Оно очень красиво. — искренне произнесла девушка. — Спасибо большое, Лейла. Зажав кольцо в руке, Фатьма обняла названную мать, зарываясь лицом в её тёмные волосы и вдыхая терпкий запах полыни. Почувствовав крепкие объятия в ответ, Султанша прикрыла глаза, желая запечатлеть этот момент где-то глубоко в своей памяти. — Я прошу тебя, Фатьма, — отстранившись от дочери, но сжав её руки в своих, тихо сказала Лейла, — пока ещё не поздно, прислушайся к своему сердцу. Не позволяй разуму заглушить его зов. Оно лучше знает, что тебе нужно. Султанша поджала губы. Лейла до сих пор была уверена, что счастье Фатьма могла найти лишь рядом с Али Джихангиром. Возможно, где-то в глубине души, девушка была согласна с ней, но существовало слишком много "но". Самое первое — это брак Джихангира с Аминой, который разбил её сердце на крохотные осколки. Этого было вполне достаточно. — Ты же знаешь, что я не могу. — почти прошептала Фатьма, прикоснувшись рукой к своему животу. — Однажды оно уже почти погубило меня. Перед глазами сами по себе всплыли моменты с того вечера, когда, пожалуй, единственный раз в своей жизни Султанша была поистине счастлива. Каждое прикосновение Али, каждое его слово, каждый взгляд... Они до сих пор бережно хранились в её памяти, одновременно даря покой и пытаясь свести её с ума. Фатьма так и не могла решить, является ли он её благословением или скорее проклятьем. Не дожидаясь ответ названной матери, Султанша отвела от неё взгляд и встала. Лейла неодобрительно покачала головой и горько улыбнулась. — Он мне не нравится, Фатьма. — честно призналась Лейла, наблюдая за тем, как Фатьма смотрит на себя в зеркало в полный рост. — Этот Аббас Бахадир. В нём есть что-то тёмное. Что-то... — И, тем не менее, я выбрала его. — перебила её Фатьма. — Аббас не знает о ребёнке, но я уверена, что даже если правда откроется, он ему не навредит. Я и дитя будем под защитой, если рядом будет он. Краем глаза Султанша заметила, как поза Лейлы стала более напряженной, и как женщина вмиг нахмурилась. Даже если она хотела запротестовать, то не стала. Медленно поднявшись с тахты, Лейла сложила руки в замок. — Я приму любой твой выбор, Фатьма. — серые глаза женщин блестели. — Пусть будет так. Губы Фатьмы растянулись в еле заметной улыбке. Повернувшись к Лейле, она не смогла скрыть свою неловкость, связанную со следующими словами. — Как я тебе? — спросила девушка робко. — Как самый прекрасный цветок этого мира. — с блаженной улыбкой ответила ей Лейла. Женщина вновь подошла к воспитаннице и положила руки на её предплечья, внимательно рассматривая её лицо. — Не нужно даже быть ведьмой, чтобы с уверенностью сказать, что Аббас Бахадир Паша — счастливчик. После этих слов Лейла поцеловала Фатьму в лоб в неком жесте благословения. Султанша улыбнулась. — Ты ведь приготовила то, что я тебя просила? — спросила девушка, когда Лейла выпрямилась и взглянула на неё. Пальцы женщины чуть сильнее сомкнулись на предплечьях дочери, но она кивнула. — Да. Пришлёшь ко мне Мёге или Бингюль. — в голосе Лейлы слышалась тревога. — Не хочу отдавать сейчас на случай, если ты передумаешь. — Не передумаю. — тут же отрицательно замотала головой Фатьма. — Иначе он не поверит. Лейла вновь кивнула, поджав губы. И как раз в этот момент в двери послышался стук. Всего мгновение — и на пороге появилась светловолосая Эке Гюленай. Одетая в прекрасное голубое платье, густо расшитое драгоценными камнями, с высокой диадемой, чьи острые уголки напоминали горные ледяные пики, женщина вошла вглубь покоев, улыбаясь. Но её радость длилась недолго. Как только голубые глаза Султанши заприметили возле Фатьмы Лейлу, Эке сменилась на лице и остановилась. — Что она здесь делает? — отчеканила Валиде Султан, сцепив руки в замок перед собой. Её черты явно не выражали дружелюбия, а совсем наоборот. В них читался звериный оскал и нотки отвращения. Лейла среагировала на выпады Султанши спокойно и лишь ухмыльнулась. В её серых глазах промелькнул огонёк самодовольства. — Я пригласила её. — Фатьма ответила достаточно сухо, делая шаг вперёд и таким образом будто отделяя мать от ведьмы. Карие глаза девушки потемнели, а на лице уже не было той улыбки, что прежде. Султанша искренне жалела, что Эке отбирает у неё последние секунды пребывания Лейлы во дворце. Заметив в позе Фатьмы напряжение и даже некие нотки агрессии, ведьма тихо подошла со спины и положила руку на её плечо. Султанша вздрогнула от неожиданности. — Не стоит, Фатьма. Я всё равно собиралась уходить. — примирительно произнесла Лейла, не сводя взгляд с Гюленай, которая в этот момент лишь наклонила голову набок, следя за каждым движением незваной гостьи. — Тебе и вовсе не стоило приходить, Лейла. — вставила Эке, подбирая подолы своего голубого платья и направляясь ближе к дочери. При этом Валиде Султан не теряла своего величия, которое, как иногда казалось Фатьме, было вшито ей прямо под бледную кожу. — Как же ты гостеприимна, Эке. — с ухмылкой бросила через плечо Лейла, подходя к двери. Как бы сильно Фатьме не захотелось остановить её и умолять остаться, но она знала, что это бессмысленно. — Колдуньям не место во дворце. — заключила Гюленай, повернув к ней голову. Лейла замерла на мгновение у двери, будто тень, и сверкнула глазами в сторону Валиде Султан. — Помниться, когда-то ты думала совсем иначе. — оставив за собой последнее слово, Лейла выскользнула в коридор. Гюленай недовольно фыркнула. Ведьма помнила молодую и глупую Эке, которая пыталась выжить, полагаясь на помощь других. Сейчас же Гюленай твёрдо знала, что вся её сила в ней самой. — Фатьма. — черты лица Гюленай немного смягчились, когда она наконец переключила внимание на дочь. — Валиде. — ответила ей девушка, смотря на мать с ноткой враждебности. Это не укрылось от внимания Эке, но она не стала заострять внимание на этом моменте. Гордо вздёрнув подбородок, Валиде Султан улыбнулась. — Я очень удивилась, когда ты не захотела, чтобы я была с тобой в утро твоего никяха, — в тоне Эке звучала нотка упрёка. — Неужели? — перебила её Фатьма с обманчивой улыбкой. Гюленай стоило больших усилий, чтобы не съязвить ничего в ответ. Женщина лишь одарила дочь предупреждающим взглядом голубых глаз. — Но я не могла оставить тебя без свадебного подарка. — продолжила Эке, как ни в чём не бывало. Позвав служанку, Гюленай дождалась, пока Хатун подойдёт к ней. В руках девушки была большая деревянная шкатулка. Гюленай взяла её и приказала служанке уходить. Как только они вновь остались в покоях вдвоём, Эке открыла шкатулку. Как оказалось, там лежало достаточно массивное ожерелье, выложенное по кругу алмазами. Каждый камешек ярко блестел, когда на него падали солнечные лучи. Украшение выглядело действительно величественно и ярко свидетельствовало о титуле своей будущей владелицы. — Оно сделано под заказ. — проследив за взглядом дочери, направленном на шкатулку, произнесла Гюленай, довольная тем, что смогла вызвать интерес. — Его изготовили лучшие мастера Стамбула. Я хочу, чтобы ты была в нём на своей свадьбе. Сегодня. Взгляд карих глаз Фатьмы вцепился в мать, но Эке не пошевелилась. На её устах застыла улыбка, пока черты лица выражали искреннее умиротворение. Женщина ни на секунду, казалось, не сомневалась, что дочь примет её подарок и что сегодня это ожерелье будет блестеть на её шее весь день. — Садись. Я помогу тебе. — непривычно для себя мягко произнесла Гюленай, размещая шкатулку на небольшом столике. Вытащив ожерелье, Султанша сделала шаг в сторону Фатьмы, но девушка внезапно подняла вверх раскрытую ладонь, останавливая её. Гюленай замерла в недоумении. — Нет, Валиде. — ледяные нотки в тоне Фатьмы больно вонзались в зачерствелое сердце Эке. — Я благодарна Вам за подарок, но это ожерелье не подойдёт к моему платью. Конечно же, это была отговорка. Обе Султанши это понимали, но Гюленай более не двинулась с места, наблюдая за тем, как Фатьма не сводит с неё глаз и надевает на палец кольцо, подаренное ей Лейлой. Что-то внутри у Эке с болью дало трещину. — Увидимся на праздновании, Валиде. — обронила Фатьма, уверенно направившись к выходу. При разговоре с матерью ни один мускул на её лице не дрогнул, будто ей было абсолютно всё равно. Когда двери за дочерью закрылись, Эке со злостью бросила ожерелье в шкатулку, проклиная тот день, когда она сама же привела Лейлу в их жизнь. — Твой выбор, дорогая. — выплюнула в пустоту светловолосая Госпожа. *** Лейла услышала чужие шаги до того, как этот человек появился в коридоре. Ведьме не очень-то хотелось сталкиваться с кем-либо, но путей для отступления не было. Натянув пониже капюшон своей накидки, которую Лейла не забыла лишь благодаря вовремя появившейся Мёге, женщина надеялась незаметно проскользнуть, но что-то внутри неё тревожно зашевелилось, заставляя её поднять взгляд. Прямо ей навстречу шёл Али Джихангир. Он был одет в дорогой чёрный кафтан с золотой вышивкой, который, стоило признать, отлично на нём сидел. Его светлые локоны непослушно ложились волнами, время от времени падая ему на лицо. Серые глаза при этом были каким-то задумчивыми, но ведьма сомневалась, что Али хоть что-то видел перед собой. Беспокоила Лейлу и бледность лица Джихангира. Он был сам не свой. — Али, — неожиданно даже для самой себя обратилась Лейла к парню, хоть и знала, что ей нечего ему сказать. Джихангир её будто не услышал и среагировал, лишь когда женщина схватила его за предплечье, поравнявшись с ним. Али остановился, растерянно моргнув. Казалось, он только сейчас заметил женщину и был до глубины души удивлён. — Лейла, — вымолвил он, когда пауза затянулась. Ведьма убрала руку с его предплечья и еле заметно улыбнулась. Она всегда смотрела на Джихангира с особым интересом не только потому, что в него была влюблена Фатьма, пусть даже девушка это отчаянно отрицала. Просто от Али всегда исходил свет. Такой яркий и тёплый, который мог посоревноваться с летними солнечными лучами. Этим парень и привлекал к себе внимание. Вот только сегодня этот свет будто кто-то у него украл. Али выглядел мрачно и даже отчасти болезненно. Без труда можно было заметить круги под его глазами, которые красноречиво говорили о том, что парень, скорее всего, всю ночь не сомкнул свои серые глаза. Лейла даже не сомневалась, что причиной была свадьба Фатьмы. Эти двое постоянно разбивали друг другу сердца. Как же это было трагично. — Я не знаю, имею ли право что-то говорить в защиту Фатьмы... — начала Лейла как-то неуверенно, чувствуя, что пауза затянулась. — Не стоит. — мягко перебил её Али, опуская взгляд в пол. — Я не имею никакого отношения к Госпоже. Всё так, как должно быть. Лейла почувствовала боль в монотонных нотках голоса Джихангира. Если кто-то и украл свет Али, то это была Фатьма. От этой мысли ведьме стало не по себе. — Я не знаю, что говорят в таких случаях, — продолжила Лейла, улыбнувшись краем губ, — но ты должен помнить, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Ты всё ещё ей нужен, Али. Как бы сильно она не сопротивлялась, как бы громко не кричала о том, что справится со всем сама, ты ей нужен. Вы связаны дальше больше и крепче, чем можете это осознать. Ты непременно узнаешь правду, но не сейчас. Джихангир удивлённо взглянул на Лейлу, но ничего ей не сказал. Её слова ещё сильнее вонзались в сознание Али, парализуя его. Ведьма вновь улыбнулась. — У тебя золотое сердце, Али. — женщина положила раскрытую ладонь ему на грудь, там где как раз билось его полуживое, разваливающееся на кусочки сердце. — Оно поможет тебе принять правильное решение. Глаза Лейлы внезапно испугано расширились. Топ Капы исчез, а вместо него перед ней начали мелькать отрывки, будто вырванные с книг страницы, подхваченные ветром. Джихангир еле успел подхватить женщину и уберечь от падения, когда она сделала неловкий шаг назад и её ноги подкосились. — Лейла. — позвал испуганно Али. Ведьма зажмурилась на долгих пару секунду, собираясь с силами, а затем выпрямляясь. Мир всё ещё кружил в бешеном танце. — Не пей вино в походе, Али. — дрожащим голосом произнесла Лейла, повернув голову к парню. Её серые глаза были затуманены, а руки она сцепила в замок, прижав в груди, будто отчаянно пытаясь больше не касаться светловолосого Пашу. Джихангир растерянно и сам отпустил её. — Я не понимаю. — произнёс он в изумлении, наблюдая за тем, как Лейла начала кутаться в накидку, будто в коридоре вмиг стало холодно. — Просто послушай, — помотав головой, настояла ведьма, — не пей вино. Кто бы тебе его не дал. Не пей. Только это поможет тебе вернуться живым. Без каких-либо более объяснений, Лейла направилась прочь, всё ещё немного дрожа. Али оставалось лишь провести её удивлённым взглядом. Во всём этом не было смысла. *** Несмотря на всё произошедшее утром в покоях Фатьмы, Эке Гюленай не могла позволить другим видеть своё разочарование или даже боль, которая хоть и была незначительной, но всё равно эхом отзывалась в грудной клетке Госпожи. Её родное дитя выбрало называть матерью ведьму — чужую, по сути, женщину, а не её. Эке считала, что не заслужила такого отношения. Но во всяком случае, пока можно было отложить эти странные споры и недомолвки. Фатьма сделала свой выбор, и Гюленай даже не думала ей перечить. Её младшая дочь всегда была такой — бунтовала и не соглашалась, оставляя за собой последнее слово. Она ведь даже мужа себе сама выбрала, что, конечно же, не обрадовало Эке. Стоило признать, что Валиде даже пыталась отменить эту свадьбу, но Мехмет не захотел ничего слушать. Скрипя зубами, Эке пришлось признать поражение. А теперь, сидя на высокой тахте в гареме на празднике в честь свадьбы Фатьмы, ей оставалось лишь ждать, как хищнику своё время. Гюленай улыбалась так беззаботно и весело, как только могла, при этом думая о следующем своём шаге. И касался он, конечно же, Мерьем Джанан. Рыжеволосая Госпожа сидела неподалёку. Она была одета в зелёное платье и с улыбкой пила щербет, делая вид, что увлечена танцами наложниц. Мерьем праздновала, ведь ей удалось избежать последствий после попытки убить Борана Пашу. Пусть документ и нашли у неё в покоях, но она смогла переубедить Султана, что её пытались подставить. Женщина даже нашла агу, на которого всё повесили. И пусть мужчина признал, что будто бы это он подложил настоящий документ в покои Госпожи, но в его истории было слишком много дыр. В конечном итоге, ага покончил с собой прямо в темнице, а Мехмет, который должен был копать дальше и добираться до истины, оставил это дело. Эке была искренне удивлена и сначала подумала, что Султану была выгодна концовка со смертью слуги, ведь он просто не желал тратить на это силы, потому быстро закрыл это дело и попытался о нём забыть. Но затем Гюленай начала всё чаще замечать Мехмета в обществе Аслы Гюмюшь. Дочь Мерьем, конечно же, сидела рядом с ней на празднике. В её серых глазах читался интерес, а на губах застыла улыбка, пока Айлын — темноволосая жена Султанзаде Дамира, что-то ей оживленно рассказывала. Аслы на первый взгляд могла показаться немного легкомысленной, но, зная Джанан, Гюленай не спешила с выводами. Валиде Султан чувствовала что-то неладное в попытках Аслы быть ближе к Султану. Её присутствие в его жизни злило Эке, ведь ничего хорошего это не сулило. Гюленай пусть и отрицала у себя в голове возможность отношений между ними, но прекрасно знала, что Мерьем была готова на всё. Но что делать в такой ситуации? Тянуть и ждать, пока Мехмет к ней привяжется, нельзя, а действовать сейчас бессмысленно, ведь нету достаточных причин, чтобы сослать ненавистную рыжеволосую девчонку. Что снова задумала Джанан? Неужели, не заполучив власть с помощью старшей дочери, она хотела рискнуть всем и попытаться добиться большего, используя младшую? Айтач. Эке удивилась, когда поняла, что рядом с Мерьем не было её старшей дочери. И какой же был для женщины сюрприз, когда она обнаружила другую рыжеволосую Госпожу возле Фатьмы. Главная виновница торжества сидела по правую руку от Валиде Султан, направив взгляд своих карих глаз на танцующих девушек. На её лице была фальшивая улыбка, выдававшая счастье, которая ярко контрастировала с бледностью, свидетельствующей о том, что Султанша жутко волновалась. Айтач сидела рядом с ней. И не сразу можно было заметить, что рыжеволосая Госпожа держала Фатьму за руку. Они разговаривали лишь вскользь. Айтач не улыбалась, в отличие от подруги, и даже не пыталась надеть маску счастья. С самого дня заключения никяха с Ихсаном Пашой, на лице старшей дочери Мерьем никто не видел и намёка на радость. Она, будто призрак, бродила по дворцу и очень часто оставалась в покоях, прогоняя от себя всех. По правде, Гюленай даже злорадствовала, видя Айтач в таком состоянии, ведь это означало, что Джанан проиграла не только за счёт того, что Ихсан Паша не справился со своей задачей, но и утратила дочь. — С каких это пор Фатьма и Айтач дружат? — прошептала она на ухо Ёзге Калфе, когда та подошла ближе по приказу Госпожи. — Почти с самого приезда Мерьем Джанан Султан с детьми. — ответила Ёзге достаточно спокойно, бросив взгляд своих хитрый карих глаз на двух Султанш. — И почему я узнаю об этом только сейчас? — прошипела ей в ответ Эке. Ёзге съежилась и поджала губы, неуклюже пожимая плечами. Гюленай недовольно фыркнула и махнула служанке рукой, давая понять, что та может быть свободна. Ёзге не стала испытывать терпение Султанши. Значит, теперь её дочь ещё и водится с Айтач. Это насторожило Валиде Султан. И пока Гюленай просчитывала риски этой дружбы, взгляд её голубых глаз упал на старшую и младшую дочь. Они сидели слева от неё. Бирсен, казалось, наслаждалась вечером, улыбаясь и покачивая головой в такт музыке. Одна её рука лежала на животе, пока другой она брала с тарелки на столике кусочки лукума и с удовольствием ела их. Сельви Хатун — её верная служанка, находилась рядом и время от времени рассказывала что-то, что вызывало у Бирсен ещё большую радость. Беременность, определённо, была к лицу Госпоже. Её щеки горели румянцем, а в глазах пылал огонёк. Но Эке знала, что Бирсен не столь проста и легкомысленна, как казалась в этот момент. Другое дело было с Аминой. Светловолосая Султанша сидела на подушке у ног своей матери, наблюдая за всем немного отстранено, хотя при этом вся её поза говорила о спокойствии. Махфирузе думала о чём-то, время от времени делая глоток щербета и облизывая губы. В её поведении не было ни намёка на нервозность или злость, хотя Гюленай и ждала их, ведь, заключая союз с матерью, условием девушки была свадьба с Аббасом Бахадиром. — Ты слишком молчаливая, дорогая. — наконец обратилась Эке к дочери с улыбкой на лице. Махфирузе подняла на неё взгляд, но ничего не ответила. Её губы растянулись в улыбке, а золотистые радужки глаз стали будто ярче обычного. — Я понимаю, что, возможно, ты расстроена из-за того, что Аббас Бахадир Паша... — не унималась Эке, не заметив нужную реакцию, но Амина её перебила. — Что было, что прошло, Валиде. — слова Махфирузе звучали сухо и даже безразлично. Подобная перемена в ней сбила с толку Гюленай. Но сколько бы женщина не смотрела на дочь, испытывая её на искренность сказанных слов, Амина даже не замечала этого, улыбаясь беззаботно, пусть и с нотками натянутости. — И ты ничуть не злишься? — недоверчиво переспросила Валиде, покосившись в сторону Фатьмы, которая вряд ли могла услышать их разговор. — Ничуть. — Амина перевела взгляд на гарем. — Это Вы не выполнили своё обещание, а не она. Лицо Гюленай на мгновение исказила гримаса возмущения, но, понимая, что вокруг неё всё ещё десятки людей, Госпожа снова натянула улыбку, пытаясь скрыть истинные эмоции. Значит, вот как. Амина считала, что Эке не выполнила свою часть их давней сделки. Что же, с этим было сложно поспорить. — Это означает, что ты разрываешь со мной союз? — в голосе Гюленай промелькнула сталь, пусть на дочь она больше и не смотрела. — Этого я не говорила. — было похоже, что ответ в голове Махфирузе был подготовлен заранее, но Эке не нашла более, что сказать. Поджав губы, женщина сцепила руки в замок. В словах Амины Валиде Султан отчётливо услышала подвох. *** Когда Фатьма вошла в свои новые, общие с Аббасом Бахадиром покои, она сразу же почувствовала секундное облегчение. Весь шум и суматоха были позади. Теперь она могла вдохнуть полной грудью. Но приятное ощущение одиночества тут же сменилось мыслями о том, что ждало девушку впереди. Страх липкими щупальцами сковывал горло Госпожи, не давая вздохнуть. Впервые за весь день Фатьма почувствовала панику. Это было странное ощущение, которое захлёстывало с головой и рисовало в воображении самые ужасные картинки. План девушки уже не казался ей настолько надёжным. А если и вовсе не сработает? Что тогда? Прижав руку к животу, Фатьма какое-то время бродила по покоям взад-вперёд, не особо заостряя внимание даже на изысканной мебели, которую подобрала сама Эке Гюленай. Это всё сейчас было неважно, пусть даже Султанша понимала, что эти покои должны были стать для неё "домом" на долгое-долгое время. Так прошло около двадцати минут. Затем Фатьма заставила себя остановиться и выдохнуть. Пути назад не было. Она сделала это. Никях заключён. Просто нужно сосредоточиться и сделать всё так, как она обсуждала с Лейлой. Если бы ведьма не была уверена, то, непременно, придумала бы что-то другое, пусть до конца и надеясь в душе, что Фатьма в самый последний момент откажется. Но намерения девушки всё ещё были непоколебимы. Сев на край кровати, Султанша решила ждать. Прикрыв глаза, она долго сидела, не шевелясь. Затем в коридоре послышались шаги. Фатьма распахнула в ужасе глаза, но её муж зашёл не сразу. Он будто замешкался на мгновение, а затем послышался тихий стук. И лишь после этого Аббас Бахадир, одетый в праздничный тёмно-синий кафтан, появился на пороге. Его карие глаза тут же нашли супругу, которая, как натянутая струна, сидела на кровати, смотря на него в ответ. Бахадир остановился, пару секунд восхищаясь тем, насколько же она была прекрасна. Аббас впервые за долгое время чувствовал себя мальчишкой, пойманным в сети. Каждый раз при виде Султанши он не мог думать ни о чём другом. Бахадир удивлялся, как Всевышний мог создать кого-то подобного. Фатьма ведь была идеальна, начиная от черт лица и заканчивая мягкими тёмными волосами. Аббасу даже не верилось, что именно в его руки попало это сокровище. Но во всяком случае, он собирался её сохранить, чего бы ему это не стоило. — Госпожа, — наконец нашёл в себе силы заговорить Паша, — я даже не знаю, с чего начать. Мужчина сел на край кровати возле девушки, лишь краем глаза заметив её дрожь. Но Аббас принял её скорее за робость, присущую всем молодым девушкам, нежели за страх. — Я хочу, чтобы Вы знали, — собрав мысли в кучу, начал Бахадир, с наклонённой набок головой наблюдая за Фатьмой, — что этот брак мне вовсе не в тягость. Пусть обстоятельства сложились именно так, но я ничуть не жалею. Для меня большое удовольствие называть Вас своей женой и быть рядом с Вами. Фатьма искренне желала, чтобы он не говорил ей этого. Каждое его слово было наполнено нежностью, которая была так нехарактерна для него. Паша смотрел на неё с неким обожанием, пусть даже оно было немного подавлено его сдержанностью и какими-то не понятными внутренними противоречиями. Казалось, Бахадир испытывал к ней некое влечение, выстроенное на искренних чувствах. Это сводило Фатьму с ума. Она всё больше убеждалась, что поступает с ним нечестно. Аббас поцеловал её. Немного настойчиво, но при этом будто боясь спугнуть. Фатьме пришлось сдержать себя, чтобы не оттолкнуть его. Девушка замерла. В её голове снова всплыл образ Али Джихангира. Его поцелуи были мягче. — Давайте... — Фатьме не хватило воздуха, чтобы закончить вопрос, когда она оторвалась от губ Бахадира, — давайте для начала выпьем вина. Госпожа попыталась улыбнуться как можно мягче. Аббас не сразу понял, зачем это, но перечить не стал. Фатьма, тем временем, встала и подошла к столику, на котором стоял кувшин и две чаши. Налив в обе вино, Султанша достала с рукава платья маленький пузырёк и на миг застыла. Внутри снова начало копошиться это назойливое сомнение, вонзая в душу девушки свои острые зубы и когти. К счастью, Аббас этого не заметил. Когда Фатьма вылила содержимое пузырька в его чашу и повернулась, Бахадир как раз снял свой кафтан, сложив его на краю кровати. Теперь он оставался в просторной рубашке с закатанными рукавами. Упрямо прогоняя от себя образ Джихангира, который навязчиво то и дело всплывал в её голове, девушка подала Паше чашу с улыбкой на устах. Без малейшего подозрения он принял её. Фатьма невольно заметила шрамы на предплечье Аббаса. Они были давними и уже превратились лишь в бледные линии, хранившие в себе легенды о далёких подвигах. Каждый из них был очередным напоминанием, что Бахадир — воин. Тот, кто выиграл десятки битв, но в этот самый момент собирался проиграть одну. Женщине, которой имел неосторожность довериться. Фатьма сделала лишь глоток, в то время, как Бахадир опустошил чашу до самого дна. Сердце девушки пропустило удар. Когда Паша снова целовал её, на его устах всё ещё чувствовался горький вкус напитка. Не позволяя себе плакать, Фатьма отвечала ему взаимностью. Где-то в глубине души она понимала, что если скажет, что не хочет этого, то Аббас не станет настаивать. Он не был похож на человека, который был способен на принуждение, но Фатьме нужно было не это. Она хотела, чтобы он поверил. Аббас должен был признать ребёнка, которого она носила под сердцем, своим. Паша не должен сомневаться в своём отцовстве. И только тогда она будет спасена. И только тогда ребёнок будет в безопасности, даже если с Фатьмой что-то случится. Султанша чувствовала его руки на своём теле. Каждое прикосновение было обманчиво нежным, ведь его кожа была покрыта бесконечными рубцами и мозолями от оружия. В перерывах между поцелуями его глаза смотрели на Фатьму немного затуманено, будто он не до конца верил в то, что происходило. Его дыхание сбивалось, а тёмные волосы были взъерошены уже из-за её прикосновений, каждое из которых было для Султанши неким усилием. Лейла сказала, что Фатьма почувствует, когда настойка начнёт действовать на Пашу. И девушка почувствовала. Его движения стали более медленными, он окончательно запутался в шнуровке её платья, но, казалось, даже не заметил этого. Смотря в глаза девушки, Аббас был где-то на границе сна и реальности. Фатьме даже показалось, что он догадался обо всём. Но достаточно быстро после этого настал тот момент, когда Бахадир, сам того не понимая, отправился в царство Морфея. Фатьма ещё пару секунд ждала, опасаясь, что он проснётся. Но ничего не происходило. В покоях царила полная тишина. Дрожащими пальцами Султанша прикоснулась к плечу Паши, но тот не среагировал. Девушка выдохнула. Её лёгкие жгло чувство страха и отчаяния. Убрав с себя руки Бахадира, Фатьма неуклюже прошла к комнате служанок и постучала. Оттуда выглянули Бингюль и Мёге. Их взгляды были перепуганными. — Помогите мне. — произнесла Фатьма с надрывом. Девушек не прошлось просить дважды. Они прекрасно знали свою задачу. Пока Бингюль помогала Султанше переодеться в ночную рубашку и разобрать сложную причёску, Мёге убрала вино и подошла к кровати. Задумчиво взглянув на Пашу, а затем вновь на Фатьма, служанка на мгновение поджала губы, сомневаясь, а затем взяла со столика ножик для нарезки фруктов. Убрав одеяло в сторону, Мёге сделала тонкий надрез на своей ладони, скривившись от боли. Оставив на белоснежной простыне несколько капель крови, служанка поспешила вытереть нож и положить его на место, при этом наспех перемотав себе руку заранее подготовленным куском ткани. — Госпожа, Вы уверены, что это сработает? — обеспокоенно спросила Мёге, возвращаясь к Бингюль и помогая той побыстрее справиться с причёской Фатьмы. По мере того, как девушки работали, локоны Султанши один за одним свободно падали волнами на плечи, пока сама Госпожа смотрела на себя в зеркало пустыми карими глазами. — Лейла сказала, что утром он не будет ничего помнить. Он не будет знать, что точно произошло, но мы дадим ему выгодные для нас намёки. — голос Фатьмы дрогнул и она прикрыла на мгновение глаза. Затем на плече девушки сомкнулись пальцы Бингюль. Взглянув на служанку, Султанша заметила, что она сидит возле неё на корочках, смотря снизу-вверх как-то умоляюще. Мёге так и оставалась у неё за спиной, с жалостью поглядывая то на отражение своей Госпожи, то на лежащего на кровати Аббаса, признаки жизни которого выдавала лишь размеренно поднимающаяся и опускающаяся грудь. — Вы же знаете, что не должны. Мы можем остановиться здесь. — прошептала Бингюль. — Вы переночуете с нами в комнате служанок или вернётесь в свои старые покои. Фатьма измученно улыбнулась, но в ответ отрицательно покачала головой. — Он должен поверить. — повторила она, чтобы убедить то ли служанок, то ли саму себя. Когда Бингюль с Мёге послушно скрылись за дверью комнаты служанок, Фатьма подошла к кровати. Бахадир всё так же неподвижно лежал. Султанша накрыла его одеялом и сама легла рядом. Положив руку Паши себе на талию и придвинувшись к нему как можно ближе, Фатьма тут же зажмурила глаза, пытаясь игнорировать нарастающее внутри чувство пустоты. Впервые за весь вечер девушка заплакала. Беззвучно, задыхаясь от собственных слёз, но не в силах позвать кого-либо на помощь.