Месяц спустя, 1570 год
Граница Османской Империи.
— Али! Али! — крик Аббаса был слышен ещё задолго до того, как он забежал в шатёр. Пока удивлённый Джихангир терялся в догадках, что могло произойти, его друг оказался внутри и без раздумий бросился к нему. — Радостные вести, Али! — на лице Аббаса сияла широкая счастливая улыбка, какую Джихангиру, пожалуй ещё никогда не доводилось видеть. Его тёмные волосы были взъерошены, а карие глаза буквально сияли. Али мог поклясться, что ещё немного, и Бахадир попросту бросится плясать. Какое-то нехорошее предчувствие начало скрестись в груди Джихангира. Отчаянно игнорируя его, парень улыбнулся и взял друга за плечи, пытаясь таким образом немного успокоить его. — Тише-тише. Ты сейчас разнесешь на радостях весь шатёр. — смеясь произнёс Али. — Что стряслось-то? Услышав этот вопрос, Аббас расплылся в ещё более широкой улыбке. Шумно втянув воздух, он на одном дыхании затараторил: — Мне пришло письмо с Топ Капы. От Фатьмы Султан. Представляешь, Али? Она беременна! Я вскоре стану отцом! Ты можешь в это поверить? Несмотря на радость Бахадира и его крепкие дружеские объятья, Джихангир чувствовал себя так, будто на него вывернули ведро ледяной воды. Внутри что-то с грохотом обрушилось, придавив осколками его бешено колотящееся сердце. Нет. Это однозначно какая-то ошибка! Не могли же они действительно... — С тобой всё в порядке? Али и не заметил, как Бахадир внезапно перестал радоваться. В его карих глазах появилось беспокойство, а сам он смотрел теперь на друга в упор, удивляясь его реакции. Аббас явно ожидал, что Али разделит с ним счастье от такой прекрасной новости, но вместо этого он встретился с нездоровой бледностью Джихангира и его помутневшими серыми глазами, теперь более напоминающими ему грозовое небо. — Всё... в порядке. — сбившись, выдавил из себя Али и натянул улыбку. — Это и вправду отличные новости. Поздравляю. Дабы скрыться от пристального внимания друга, Джихангир похлопал его по плечу и по-дружески обнял. Мир внезапно дал трещину. Конечно, Али понимал, что уже давно пора было смириться с тем фактом, что Фатьма — жена Аббаса. Они теперь были семьей. Рано или поздно девушка забеременела бы. Это был лишь вопрос времени. Но что-то глубоко внутри всё равно упрямо протестовало. Всё-таки те эмоции, что они почувствовали в ночь никяха Али, та незримая связь, существовавшая между ними с самого первого дня, когда они познакомились... Всё это было не просто так. Мы можем отказаться от того, что мучает наш разум, но избавиться от того, что бережно хранит наше сердце, — никогда. — Я уверен, что ты будешь отличным отцом. — добавил Али чуть погодя, дабы скрасить паузу. А на что он собирался претендовать? Насколько Али знал, Фатьма сама выбрала себе в мужья Аббаса. Видимо, Султанша увидела в нём что-то особенное. Что-то, чего у Джихангира никогда не было и не будет. Возле Бахадира она могла чувствовать себя уверенной и защищенной. У Паши было достаточно власти, чтобы уберечь девушку буквально от всего. И, судя по всему, он готов был быть с нею рядом всё время и защищать, если понадобится, даже от Повелителя, даже от самой себя. А что мог предложить ей Али? Он даже сам себя не отстоял, когда Эке Гюленай вздумалось выдать за него замуж свою среднюю дочь. — Я, пожалуй, никогда ещё не был так взволнован. — честно признался Бахадир, устало проведя рукой по лицу. — Я никогда и представить... И подумать не мог даже, что когда-то у меня будет ребёнок. Мальчик или девочка. Веришь? Я даже не знаю, кого больше хочу. — Ты любишь её? — внезапно перебил его возбуждённую речь Джихангир. Он стоял посреди шатра с растерянным видом, пусть его губы и были растянуты в улыбке. Но Али выглядел скорее несчастным, нежели безмерно радостным. Наверное, в любой другой ситуации Аббас обратил бы внимание на эту деталь, попробовал бы разобраться в непонятной реакции друга, но его мысли были заняты совсем другим. Джихангир впервые в жизни видел его настолько ослепленным эмоциями. Воин, который всегда держал всё и всех под контролем, который руководил целой армией, который строил стратегии и убивал людей, радовался, будто ребёнок. — Я люблю Фатьму Султан больше жизни. — даже со счастливым до безумия видом эти слова слетели с уст Бахадира, как серьезное, правдивое утверждение. — Я отдам за неё всё, если понадобится. Особенно теперь. Каждое слово, каждая буква вгрызалась в сознание Али противной тупой болью. Ему было стыдно понимать, что в этот самый момент он готов был наброситься на друга. А главное, что он хотел это сделать. "Ты ведь её не знаешь! Ты не видел, насколько она потеряна, насколько разрушена изнутри. Ты не знаешь, какие цветы она любит, и что предпочитает гулять в саду по вечерам, когда там меньше всего людей. Ты не знаешь, что её волосы всегда пахнут полынью, когда она возвращается от Лейлы, но что на самом деле она очень любит запах ванили. Ты даже и не представляешь, как сильно она любит звёзды и всё, что связано с ними", — все эти слова крутились на языке у Джихангира. Ему хотелось разорваться гневной триадой, показать Аббасу, что тот не достоин даже рядом стоять с Фатьмой. Что она — намного больше и выше, нежели просто его жена, но вместо этого... — Поздравляю, Аббас. Пусть ребёнок родится здоровым и будет счастливым на радость родителям. — вымолвил Али. На лице Бахадира снова расцвела улыбка. — Благодарю, Али. — искренне произнёс Паша. — А сейчас прошу меня простить. Я ещё не сообщил эту радостную новость Повелителю, ведь сразу прибежал к тебе. Я пришлю слугу с угощениями, а сам зайду ещё позже. — Конечно. — Джихангир с улыбкой кивнул. Но стоило Аббасу покинуть шатёр, как Али обессиленно присел на стул, закрывая лицо руками. Уж лучше бы в его сердце никогда и не было этой любви и надежды. Может, тогда он не чувствовал бы этой тягучей боли слева в груди. Али не хотел жалеть себя, не хотел думать о том, что любовь всей его жизни была в руках кого-то другого. Паша понимал, что это глупо и делу не поможет. Ему нужно было забыться. Вырезать собственное сердце, если понадобится. Когда ага занёс в шатёр вино, Джихангир резко выпрямился. Одарив слугу оценивающим взглядом, он махнул ему рукой, приказывая уйти. Молчаливый ага не стал перечить. Оставив вино на столе, будто некое предложение, он поклонился и тут же выскользнул на улицу. Али устало потянулся за чашкой. Крепко сжав её дрожащими пальцами, Джихангир поднёс напиток к губам, намереваясь залить его горечью пустоту внутри себя, но внезапно замер. Вино было идеального красного, почти алого оттенка. Джихангир смутно видел на поверхности очертания своего отражения. Это было странно, но в его голове почему-то послышался голос Лейлы Хатун: "Не пей вино. Кто бы тебе его не дал. Не пей. Только это поможет тебе вернуться живым". Али не знал почему, но он до сих пор помнил эту фразу во всех деталях и даже взгляд, которым его тогда одарила ведьма. Джихангир был далеко не суеверным человеком, а уж, тем более, его нельзя было напугать никакими предсказаниями. Паша просто считал это бессмыслицей, эффективным способом разных шарлатанов нажиться на наивности простых людей. И, возможно, если бы нечто подобное ему сказал кто-то другой, он бы попросту посмеялся, но ведь Лейла никогда не желала ему зла. Та и денег тогда за своё "предсказание" она не просила. — Это абсурд. — пробормотал себе под нос Джихангир и ухмыльнулся. Ну, неужели он действительно поверит в какую-то магию и гадания? Пусть даже он и услышал их от Лейлы. Покачав головой, Али снова поднёс чашку к губам, но что-то внутри отчаянно затрепетало, а голос Лейлы стал громче и навязчивее. Подскочив со стула, Джихангир недовольно со стуком поставил напиток на стол, проливая несколько капель на землю. Али чувствовал себя настоящим дураком в этот момент, но пить ничего так и не стал. Облизав пересохшие губы, он попросту отвернулся от злосчастной чашки и устало прикрыл глаза. Похоже, он попросту сходил с ума. *** Аббас так к нему и не пришёл, пусть и обещал. Хотя Али и не ожидал встретить его снова тем вечером, ведь видел, как Бахадира поздравляли другие Паши и как все вместе они праздновали радостное событие. Многие из государственных мужей знали о Госпоже только по наслышке, но им было всё равно. В походе было не так уж много поводов для радости, чтобы отказываться от любой причины для праздника. Конечно, Али мог присоединиться к ним, но не хотел. В тот вечер он предпочел остаться в тени, дабы полностью собраться с силами и на следующий день делать вид, что всё в порядке и новость о беременности Фатьмы Султан приносит ему исключительно только радость. К тому же, утром их ждал военный совет, который Мехмет собирал, дабы решить, как двигаться дальше, ведь пока в борьбе с венграми они сильно проигрывали. И как раз-таки из-за полного отсутствия дисциплины и контроля. Джихангир пытался не раз достучаться к Падишаху и попросить его быть более внимательным, более собранным, но Мехмет и слушать его не хотел. В итоге армия пока держалась лишь на том контроле, что имели Паши по типу Аббаса. Но в этот вечер даже они, подавленные недавним поражением, отдали предпочтение забыться в вине. Под шум голосов снаружи Али лёг спать. Сон, пожалуй, был сейчас единственным спасением для него. Его холодные объятия и перспектива провалиться в темноту были сейчас слишком заманчивыми. Но, как на зло, заставить себя забыться Джихангир не мог. Он то и дело крутился, посильнее зажмуривая глаза, но это не помогало. Рой мыслей, наполнявших в тот момент его голову, гудел, подобно большому улью. Всё казалось слишком неправильным. Джихангир с самого детства не верил в сказки, но разве встретив любовь, которая всегда так ярко в них описывается, он не имел права испить её сполна? Разве Али так много просил? Когда после полуночи светловолосый Паша наконец с трудом провалился в лёгкую дремоту, в шатёр кто-то проскользнул. Джихангир понял это по лучу лунного света, который проник сквозь щель, когда ткань у входа оттянули, дабы войти. Сперва Али захотел встать и спросить, что нужно этим людям, но они начали шептаться между собой. — Он точно спит? — послышался низкий грубый голос. — В его вине было столько снотворного, что я сомневаюсь, что его можно будет даже утром разбудить. — бросил кто-то другой в ответ. Лёжа с закрытыми глазами, Джихангир обомлел. Снотворное? В вине? В голове снова отдаленно зазвучал голос Лейлы. Этого быть не может! — Давай быстрее закончим начатое, получим наше вознаграждение от Госпожи и уедем отсюда подальше. Армия Султана всё равно долго не устоит под натиском венгров. Не хотелось бы остаться здесь в разгар битвы. — когда шёпот затих, Али услышал шорох. Судя по всему, эти двое начали подходить к нему. Судорожно пытаясь понять, что ему делать, Джиханир нащупал под подушкой свой кинжал. В походе он всегда старался держать при себе хоть какое-то оружие, ведь никогда не знаешь, что случится в следующий момент. А эти двое явно пришли не с хорошими намерениями, судя по их разговорам о снотворном. — На один, два... — начал считать тот первый с грубым голосом, но Али не дал договорить им слово "три". Резко перекатившись на бок, он карем глаза заметил, как прямо над ним мелькнуло лезвие кинджала. Для нападавших это явно стало неожиданностью. Этим Джихагнгир и воспользовался. Пока они не опомнились, Али метнул свой кинджал в одного из нападавших. Поскольку в шатре было темно, ему не удалось убить его, но судя по сдавленному хрипу, он, по крайней мере, попал в цель. — Что за...? — выругался вслух один из нападавших. Неуклюже подскочив на ноги, Джихангир не стал терять ни минуты и бросился к сундуку, возле которого находился его меч. Но достигнуть цели Паша не успел, ведь его грубо толкнули в бок. Али не смог удержаться на ногах и упал на пол, больно ударившись спиной. — Не уйдешь. — прохрипел над ним один из аг и наклонился, дабы вонзить ему в груди меч, но Али как раз в этот момент со всей силы ударил его ногой в колено. Мужчина взвыл от боли, роняя свое оружие. Джихангир тут же схватил его меч. Переводя дыхание, он присмотрелся. Поскольку глаза привыкли к темноте, он смог разглядеть очертания мужчин, но, к сожалению, на них были маски, потому узнать кого-либо у Джихангира шансов не было. — Кто вы и зачем вы здесь? — спросил он достаточно громко, но аги, как и ожидалось, не ответили. Али встал в защитную позицию и умудрился вовремя отразить атаку одного из нападавших. В пылу их своеобразного спарринга Джихангир заметил кровавое пятно на предплечье противника. Похоже, это был тот самый, в которого Али так удачно метнул кинджал. И пусть рана казалась не очень глубокой, но было ясно, что нападавший не мог теперь давать на поврежденную руку слишком больших нагрузок. Сделав выпад вперёд, Али попытался задеть мечом его ногу, но мужчина умело отразил атаку. — Уходим! — услышал Джихангир хриплый голос аги, который до сих пор держался за свое колено. — Никуда вы не уйдете. — процедил сквозь зубы Али, снова переходя в нападение. Нанося всё новые и новые удары противнику, он специально выматывал его. Сперва Джихангир получал довольно сильный и настырный ответ, но затем рука мужчины начала порядком уставать, а использовать вторую он не мог из-за ранения. В конечном итоге Али загнал его в угол. — Кто прислал вас? Говори! — потребовал светловолосый. — Многие желают тебе смерти, Паша. — процедил мужчина, сплевывая кровь. В следующее мгновение прямо у уха Джихангира что-то просвистело. От неожиданности Али отскочил в сторону. Первая его мысль была о том, что это был брошенный кинджал и он предназначался ему. Но затем, взглянув на другого нападавшего, который всё это время держался за своё колено, Джихангир понял, что в шатре его больше нету. Ужасающая догадка пронзила сознание светловолосого Паши. Стоило ему повернуть голову к мужчине в углу шатра, как она подтвердилась. Тот был мёртв. Убит тем самым брошенным кинджалом. Кто бы не хотел избавиться от Джихангира, он явно приказал не разглашать своё имя. И его наемники предпочитали убить друг друга, нежели выдать заказчика хоть чем-то. Али недовольно зарычал и бросил меч на землю, зарываясь руками в светлые волосы. В груди бешено колотилось сердце, подгоняемое страхом, который до сих пор держал Пашу в своих стальных тисках. Одно было ясно точно: если бы Джихангир выпил вино, он был бы уже мёртв. ***Османская Империя. Стамбул, Благотворительный комплекс Мерьем Джанан Султан, 1570 год
— Не нравится мне это, Онур. — пробормотал Атмаджа Батур, поднимаясь по лестнице. Савас одарил товарища быстрым взглядом, но ничего так и не ответил. Конечно же, получив от Мерьем Джанан приглашение на личную встречу, сперва Онур хотел отказаться. Что ему там делать и о чём говорить? Даже сама по себе идея была достаточно глупой. Но затем Савас всё-таки рассказал о намерениях Госпожи Эке Гюленай Султан. Его покровительница сильно удивилась такому повороту событий, но посоветовала Савасу не отказываться. Ей было любопытно узнать, что же хочет Мерьем от человека, который уже много раз доказал верность Валиде Султан. Онур думал, что будет на встрече один, но приехав в назначенное место — благотворительный комплекс Мерьем Джнана Султан, заметил у входа Второго Визиря. "Ну, если нас убьют, то хоть умру не в одиночку", — иронично подумал Савас. Атмаджу нельзя было назвать слишком разговорчивым. Он всегда был в каких-то своих мыслях и никогда не болтал без особой надобности. Но теперь Батур заметно нервничал. И хоть ему явно не нравились сложившееся обстоятельства, он упрямо шёл по лестнице, стараясь не отставать от Саваса. — Как бы там ни было, нам стоит выслушать её. — нехотя бросил Онур, остановившись у двери комнаты на втором этаже. Атмаджа бросил на него быстрый взгляд и пожал плечами, будто показывая таким образом своё согласие. На всякий случай нащупав под накидкой меч, Онур толкнул тяжёлые створки. К счастью, в комнате не оказалось ни ловушек, ни стражников, как того ожидал Савас. С окна лился яркий солнечный свет, заполняя всю территорию и не оставляя в тени ни одного уголка. Сперва Паша даже подумал, что они ошиблись и внутри нету абсолютно никого, но из-за ширмы послышался женский голос: — Проходите. Атмаджа за спиной у Онура заметно напрягся, но всё же вошел вглубь покоев. Оба мужчины встали по другую сторону ширмы, держа между собой расстояние. — Я очень рада, что Вы всё же приняли мое приглашение. — голос явно принадлежал Мерьем Джанан, но разглядеть её Савас не мог. Ничего так и не ответив, он покосился на Атмаджу, чьи карие глаза выдавали беспокойство, а лицо было нахмуренным. — Что Вам нужно? — в своей привычной ленивой манере отозвался Онур, наклонив голову набок. Эта вся загадочность со стороны Мерьем его порядком раздражала. Паша пока не понимал ни мотивацию Госпожи, ни её целей. Насколько он знал, Эке Гюленай Султан удалось загнать рыжеволосую в рамки. Мерьем бы сейчас позаботиться о том, как спасти свою шкуру до приезда Султана, а она вместо этого вызвала их. Здесь явно крылся подвох. — Вы оба верны Эке Гюленай Султан. — голос из-за ширмы звучал жёстче, когда дело дошло к имени Валиде Султан. — Я не присягал ей на верность. — уверенно отозвался Атмаджа. Онур еле сдержал ухмылку. Все знали, что Батур находился под влиянием своей жены — Хазан Хатун. А та, в свою очередь, была очень близка с Эке Гюленай. Возможно, Атмаджа и отрицал факт своего подчинения Гюленай, но Госпожа умело управляла им через его супругу. Мерьем тоже знала это, но реплику Паши просто проигнорировала. — Я хочу предложить вам выгодный договор. — заключила Джанан свою мысль. Савас мог поклясться, что в этот момент на её лице расцвела ухмылка. — Я хочу, чтобы вы перешли на мою сторону и помогли мне. В таком случае вы останетесь при власти и будете щедро вознаграждены. — И зачем же нам Вам помогать? — голос Аббаса прозвучал достаточно властно. Онур даже не ожидал такого отпора с его стороны. — Кроме того, — вставил под горячую руку Савас, — Ваш корабль уже тонет, Госпожа. Мы трое знаем о том, что произошло в гареме. Ваши дни во дворце сочтены. — Неужели? — всего одно слово с уст Мерьем — и по телу Онура побежали мурашки. Встретившись взглядом с Атмаджой, он вопросительно вздернул брови, но Батур тоже не понимал, откуда у Госпожи взялась такая самоуверенность. Казалось, она даже не рассматривала вариант со своим отъездом. — Разве у Вас есть доказательства Вашей невинности? — Онур пытался говорить ровным тоном, но чувствовал некоторое напряжение. Мысли в голове начали беспорядочно путаться. Мужчина пытался сложить воедино пазл происходящего и неотрывно смотрел на Атмаджу, чьи карие глаза внезапно стали задумчивыми. В какой-то момент Савас даже начал бояться, что Батур действительно размышлял о том, чтобы перейти на сторону Мерьем. — У меня есть кое-что получше. — уклончиво ответила Джанан. — По правде, я не хочу убирать вас с игральной доски. Вы оба имеете достаточное влияние в Совете Дивана и могли бы принести мне больше пользы живыми. — Это угроза? — насторожился Онур. — Это всё ещё дружеское предложение и мне нужен чёткий ответ: перейдете ли вы на мою сторону или нет? — в голосе Мерьем послышались стальные нотки. Она явно не шутила. Савас облизал пересохшие губы и шумно вдохнул. Будто по какой-то негласной договоренности, они с Атмаджой одновременно начали осматривать покои. Пусть Джанан и отрицала, но её "предложение" звучало как альтернатива: верность ей или смерть. Впрочем, Онур и ожидал нечто подобное, что нельзя было сказать об Атмадже, лицо которого было бледным, как полотно. Савас снова нащупал рукоятку меча, ища в себе уверенность и хоть какую-то опору. Всё-таки осознание того, что при тебе оружие, давало хоть толику спокойствия: можно хотя бы попытаться отбиться. — Наш ответ — нет. — прогремел Атмаджа, опередив Саваса, который как раз разомкнул уста, дабы ответить. Онур удивлённо уставился на него, но взгляд Батура был направлен куда-то вперёд. Бледность ушла с его лица, сменяясь уверенностью. — Предательство Валиде Султан означает предательство правящего Падишаха. Я не согласен пойти на это. Я ни за что не стану причиной падения Династии. — каждое слово Атмаджи было наполнено сталью. Твёрдой и несокрушимой. Он явно не собирался отступать и желал показать Госпоже, что она не может просто так указывать ему. Что никто не может. — Поддерживаю. — встрял Савас, буквально чувствуя, как Мерьем по другую сторону ширмы буквально скрежет зубами от злости. Первых пару секунд ничего не происходило. Онур слышал лишь шумное вдохи и выходи Атмаджи, затем, судя по шороху, Мерьем начала идти. — Я дала вам шанс. — с упрёком высказала Госпожа на удивление спокойно. Увидеть её выражение лица Савас не смог — только прядь выбившихся из-под платка рыжих волос и край тёмно-зеленого платья, когда Султанша покидала комнату. — Пойдём. — Савас нетерпеливо дёрнул Атмаджу за рукав, молнией бросившись к двери. — Что...? — лишь успел выдавить из себя Батур, следуя за другом. — Чем раньше мы уберемся отсюда, тем больше вероятность, что наемники не успеют отрезать нам головы. — прорычал Онур, толкнув дверь. К его разочарованию, комплекс, как он и ожидал, оказался пустым. Встав на балконе, нависающем над главным залом, Савас обеспокоенно оглянулся по сторонам, пересчитывая возможные выходы. — Это безумие, Онур. Не станет же она убивать нас прямо здесь. — попытался как-то разрядить обстановку Атмаджа, но тоже на всякий случай начал оглядываться в поисках выходов. — Сегодня она убьет нас здесь, а завтра раздаст на наших костях беднякам еду. — процедил сквозь зубы Савас. Когда Батур взглянул на него, то невольно провёл в голове параллель с лисом. Онур стоял на балконе, наклонившись над перилами. Солнечные лучи падали на волосы Паши, придавая им рыжеватый оттенок. В то же время его карие глаза быстро бегали в поисках выходов и возможных путей к спасению. Видимо, он даже не рассматривал вариант покинуть комплекс через главный вход, что было весьма разумным решением, ведь, если их действительно хотели убить, то его перекрыли самым первым. — Туда! — внезапно объявил Савас, указав пальцем на непримечательную дверь в углу. — По крайней мере, с той стороны комплекса есть лес. Если вырвемся туда, то сможем спрятаться. Не теряя ни минуты, Онур метнулся к лестнице. Атмаджа не горел желанием больше оставаться в комлпексе и направился за ним. Но когда они уже почти добрались к подножью, Батур внезапно заметил какой-то блеск в другом конце зала. — Савас! — лишь успел крикнуть Атмаджа и резко потянул друга за плечо на себя. Онур неуклюже схватился за перила и испуганно округлил глаза, когда прямо возле него в стену вонзилась стрела. Переведя взгляд на противоположную сторону комплекса, он заметил лучника, который снова решительно натягивал тетиву. — Вот чёрт. — процедил сквозь зубы Савас. — Посмотри на главный вход. — мрачно бросил Атмаджа, вытаскивая свой меч. Онур подозревал, что ему предстояло увидеть у входа, и мысленно произнес молитву. — Видимо, тихо уйти не получится. — иронично заметил он, крепко сжимая в руках меч и пересчитывая наемников, волной хлынувших в зал с главного входа. — Радуйся, если нам и вовсе удастся уйти. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год
"Злость" — слишком слабое слово, чтобы описать эмоции Дамира в тот момент. Он долго думал о том, стоило ли заводить этот разговор с Аслы Гюмюшь. Она намного больше, нежели Айтач, была похожа на их мать. Для Гюмюшь, как и для Мерьем Джанан, не существовало преград или каких-то предостережений. Их Валиде так часто этим пользовалась, что Дамир даже сосчитать не мог. Султанзаде был более, чем уверен, что в этот раз без Мерьем тоже не обошлось. Но о чём вообще думала Гюмюшь? Разве она не понимала, что за собой тянет вся эта история? Тот факт, что Эке Гюленай Султан, похоже, до сих пор ничего не знала об этом, казался буквально чудом. — Аслы! — крикнул Дамир, распахнув двери. Испуганная Гюмюшь подскочила с софы. Сперва она хотела улыбнуться брату, но заметив его выражение лица, тут же побледнела. — Что-то случилось? — дрожащим голосом спросила она. — Выйдите все. — обратился Султанзаде к двум служанкам Аслы, которые удивлённо застыли возле Госпожи. — Вон! Как только двери за девушками закрылись, Дамир сделал ещё один шаг в сторону сестры. Его карие глаза буквально пылали злостью и негодованием. — Я видел вас с Султаном в саду. В день, когда Повелитель уезжал в поход. — процедил сквозь зубы Султанзаде. Гюмюшь вмиг изменилась в лице. Отведя взгляд в сторону, она гордо вздёрнула подбородок, наблюдая за своим отражением в большом зеркале. — Это тебя не касается. — кратко бросила девушка в ответ. — Нет. Касается. — запротестовал Дамир и, обойдя сестру, встал между ней и зеркалом. Теперь Султанзаде оказался в тени, потому цвет его глаз стал немного темнее обычного, хотя это, пожалуй, сделало его образ ещё более зловещим. Гюмюшь невольно отметила, что раньше не видела Дамира таким злым. Конечно, она была свидетелем его ссор с матерью, но никогда не смотрела на него при этом настолько близко. Этот блеск в глазах, эти напряжённые плечи, острые черты лица... Они пугали Аслы и уж слишком сильно напоминали ей об отце. — Это Валиде настояла, да? Зачем ей нужна ты в роли жены Султана? — требовательно начал задавать ей вопросы Дамир. — Это её запасной план? Рас уж я отказался от её глупой затеи с возведением меня же на престол, она решила тебя сделать Хасеки? — Она имеет на это право! — вступилась за мать Гюмюшь. Теперь и её прекрасные черты исказила гримаса злости. — Она делает это ради нас. Ради своей семьи. — Семья — это не абстрактное понятие, Гюмюшь! — выкрикнул Дамир, беря сестру за плечи и встряхивая её, будто пытаясь отогнать сон. Султанзаде до последнего не хотел верить в то, что их мать действительно решила сделать свою дочь Хасеки Султан. Он даже не знал, что было хуже: самому сесть на престол или видеть, как каждый день Аслы увядает рядом с Султаном, пытаясь бороться с его фаворитками за право быть подле Падишаха. Это ведь безумие. Мерьем не имела права поступать подобным образом ни с кем из них. — Пойми наконец, Аслы. Семья — это ты, я, Айтач, наша Валиде. Должны учитываться интересы всех, а не только амбиции нашей матери. — пусть Дамир и пытался придать своему голосу более спокойных ноток, но у него это слабо получалось. Султанзаде был буквально в отчаянии. Он смотрел в серые глаза своей сестры, но не видел в них ни капли понимания. Дамиру и вовсе казалось, что она боролась с желанием оттолкнуть его прямо сейчас, закрыть уши и убежать. — В том-то и дело, Дамир. Мы — одна семья. — запротестовала Гюмюшь, всё же недовольно сбросив с плеч его руки. — Наша Валиде хочет возвести нас ещё выше. Она хочет счастья для всех нас. — Счастья? — с издёвкой повторил Дамир и захохотал. — Кто из нас счастлив, Гюмюшь? Айтач? На ней с дня никяха лица нет. Она постоянно ходит невесёлая, почти ничего не ест. Да что там говорить? Её силой заставили выйти замуж за Ихсана. Она даже не знала его. Гюмюшь на какой-то миг задумалась, неуверенно поджав губы. Спорить об Айтач было бессмысленно. Она действительно превратилась в призрака. И пусть раньше Гюмюшь думала, что со временем это пройдет, что её сестра привыкнет к Ихсану и на этом всё закончится, но теперь стало ясно, что этого никогда не произойдет. Какие бы у них с Айтач не были натянутые отношения, но Аслы было искренне жаль её. — А ты? — быстро вставила Султанша. — Ты ведь счастлив, у тебя есть семья. Дамир горько ухмыльнулся и отвёл взгляд в сторону. Черты его лица наполнились болью. Впервые за очень долгое время он даже не пытался этого скрыть. Сжав руки в кулаки, Султанзаде сложил их за спину и тяжело вздохнул. — Любой, кто так думает, глубоко ошибается. — начал Дамир более уравновешенно. Но это спокойствие скорее пугало, нежели дарило желанное облегчение. — Да, я счастлив, что у меня есть сын. Я люблю его всей своей душой. Но это единственная доступная мне любовь. Я не чувствую к Айлын даже малейшей симпатии. Она груба, коварна и жестока. Для неё не существует границ или препятствий. Мать подобрала невестку подобную себе. Я прекрасно знаю, что если посмею полюбить... Дамир непроизвольно сделал паузу. В его мыслях как раз в этот момент проскользнуло улыбающееся лицо Нурине. Тот калейдоскоп эмоций, который он чувствовал к этой хрупкой на вид девушке, был для него чем-то новым и неизведанным. В какой-то мере Султанзаде даже боялся того, к чему это могло его привести. Гоня от себя прочь эти мысли, Дамир продолжил: — ...то несчастная девушка падёт от ревности моей жены, как бы я её не прятал. Я обречён, Аслы. Ты тоже хочешь повесить на себя эти оковы? А всё ради чего? Чтобы угодить амбициям матери? Что-то внутри у Гюмюшь спешило согласиться с братом. Именно та маленькая часть, которая всё это время сомневалась в правильности принятого решения. Она то и дело цеплялась за слова Дамира, ища и, к своему удивлению, находя в них смысл, находя правду. Но с другой стороны, есть ведь ещё множество "но". Аслы не хотела признаваться себе в этом, но на самом деле всю свою жизнь она шла на поводу у матери. Мерьем вела её на поводке, давая цели и надежды. Гюмюшь даже если бы постаралась, то ни за что не смогла бы вспомнить хотя бы одно решение, которое она придумала для себя сама. Что бы не происходило в её жизни, рядом на заднем плане всегда присутствовала Джанан, хитро улыбаясь и шепча ей на ухо очередные наставления. Именно она внушила Гюмюшь, что та невероятно красива и что она, непременно, должна воспользоваться этой красотой. Именно из её уст девушка впитала веру в себя и свои действия. Именно Джанан навязала ей мечты о будущем Хасеки, а впоследствии и Валиде Султан. Сама бы Гюмюшь на подобное ни за что не пошла бы. Но хотела ли Аслы всё это признавать? Хотела ли отречься от матери? Вряд ли. — Гюмюшь, — голос Дамира наконец прозвучал мягко, но Аслы будто и не слышала его. Она перевела на брата испуганный взгляд своих серых глаз, продолжая сохранять тягостные молчание. Пусть на девушке и были драгоценности, выложенные алмазами, пусть её рыжеволосую голову венчала высокая диадема, пусть она была одета в самые дорогие шелка, а у её ног лежала половина мира... Она была ребёнком. В этот самый момент Дамир понимал это, как никогда. Она стояла перед ним напуганная, со склоненной набок головой. Её завитые рыжие волосы отливали медью, стоило солнечным лучам лишь коснуться их. А голубое платье, купленное ещё в Египте, как никогда подчеркивало хрупкость её тела. Дамир легко коснулся предплечья сестры. — Гюмюшь, позволь мне тебя спасти. — прошептал он, заглядывая девушке в глаза. Но ответить Аслы так и не успела. В двери послышался стук. Дамир прикрыл на мгновение глаза и обернулся, готовый накричать на слугу, который посмел ослушаться приказа и прервать их, но мужчина выглядел крайне озадаченным. Быстро поклонившись, он без промедления затараторил: — Прошу прощения, Султанзаде, Госпожа. Я и вправду не хотел вас тревожить, но случилась беда. Большая беда. Дамир вопросительно приподнял брови. По правде, с такими словами слуги приходили к нему по несколько раз на день, стоило Султану покинуть столицу. Всё дело в том, что Мехмет оставил именно Дамира управлять Империей в свое отсутствие. Для Султанзаде это стало своеобразным вызовом. С одной стороны, он обучался тонкостям управления в Египте у своего отца, но, с другой, он никогда даже не думал о целой Империи. Это, однозначно, было куда сложнее, нежели поддерживать порядок в санджаке. Та и вся система управления была куда сложнее и многограннее. Дамиру приходилось очень сильно стараться, чтобы обходить все острые углы. Получалось это не всегда. — Говори же скорее. Что-то с документами? — властным тоном ответил ему Дамир, но мужчина лишь побледнел ещё больше. — С Вашей сестрой, Султанзаде. — дрожащим голосом произнёс слуга. — Айтач Султан стало плохо. Ихсан Паша в походе. Мерьем Джанан Султан во дворце тоже не оказалось. Мы решили, что нужно сообщить Вам... Но Дамир уже не слушал. Промчавшись мимо слуги, он распахнул уверенным движением двери и скрылся в коридоре. — Час от часу не легче. — пробормотала испуганная Гюмюшь и засеменила следом за братом, неуклюже подбирая подолы платья. Иногда Аслы просто казалось, что их семья проклята. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1570 год
Эке Гюленай Султан в этот вечер пожелала остаться одна. От Онура Саваса Паши пока не было никаких новостей, что отчасти пугало Госпожу. Всё-таки он уехал ещё рано утром. Неужели это действительно было ловушкой? Хотя что она ещё ожидала от Мерьем Джанан? Рыжеволосая Госпожа пыталась бороться из последних сил, но знала наперёд, что это бессмысленно. У Эке были прямые доказательства того, что она собиралась убить Валиде Султан. Этого вполне достаточно, чтобы выслать Мерьем со столицы навсегда. Но ведь не зря же Джанан после целого месяца тишины решила вдруг начать действовать. — Не стоило мне всё-таки отпускать Саваса. — пробормотала себе под нос Эке, в очередной раз прохаживаясь по покоям взад-вперёд. Нервно заламывая пальцы, Госпожа мысленно отсчитывала минуты. Ей бы поспать, но сон никак не хотел забирать её в свои объятья. Сотни мыслей и нехорошие предчувствия терзали душу Гюленай, заставляя её метаться, подобно раненному зверю, который хоть и был пойман, но намерен был защищаться до последнего. Потерять Онура Саваса Пашу было бы для Госпожи слишком большим проигрышем. Мужчина хоть и был ещё тем пронырой, но он занимал важную позицию в Диване. А с учётом того, как распределялись силы и сколько людей претендовало на власть, иметь в Совете хотя бы одного союзника было огромной удачей. Из тяжелых размышлений Гюленай вырвал шум, доносящийся с коридора. Замерев на месте, Госпожа прислушалась. Казалось, спорились девушки. Пожалуй, не самое экстраординарное событие в гареме, но... сейчас ведь была ночь. Только Эке хотела выйти и разобраться во всем, как двери её покоев распахнулись. — Госпожа! — истерический голос Хазан разнесся эхом по покоям. Девушка стояла перед ней растрёпанная и заплаканная. Её покрасневшие от слёз глаза заметно распухли, а черты лица исказила боль. Хрупкое тело Хазан всё время содрогалось, будто от жуткого холода, пусть она и была одета в платье и накидку, которую явно набросила на скорую руку. Даже пышные русые волосы девушки не смотрелись идеально уложенными, как это было обычно. Вместо этого они растрепались и торчали в разные стороны, наталкивая Госпожу на мысль, что, возможно, Хазан всё это время бежала. Такое состояние девушки пугало Эке и настораживало одновременно. Служанки, дежурившие у двери, ринулись было к Хазан, дабы забрать её, но Валиде Султан поднял вверх раскрытую ладонь, призывая их остановиться. — Оставьте нас. — вымолвила Госпожа, не сводя взгляд с Хазан. Даже не дождавшись, пока служанки уйдут, девушка бросилась к Султанше. — Они убили его! Вонзили ему нож прямо в сердце! Вот сюда. — карие глаза Хазан отчаянно горели. Девушка била себя кулаком в грудь, будто наглядно показывая, что произошло. Её губы дрожали, а ноги, казалось, вот-вот и более не смогут держать её. — Что произошло? — требовательно спросила Эке, нахмурившись. Из несвязной речи Хазан она мало что понимала. — Атмаджа... — захлебываясь собственными слезами, простонала Хазан и схватила Госпожу за предплечья. Девушке уже было всё равно на какие-либо правила или манеры. — Она убила его. Хазан наклонила голову, всхлипывая. Её тело вновь начало дрожать, пока Гюленай с ужасом за ней наблюдала. Атмаджа? Неужели... — Он там был? Он тоже ездил на встречу с Мерьем Джанан? — растерянно переспросила Эке и подхватила Хазан за плечи в ответ. Сколько бы Госпожа не пыталась заглядывать в глаза девушки, но они были полностью наполнены слезами. Казалось, в их глубинах не осталось места ни для чего, кроме безутешного горя. — Я отговаривала его, — запинаясь, продолжила Хазан, — говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет. А он поехал. Я будто чувствовала... Чувствовала, что... Девушка разразилась новым приступом рыдания, практически задыхаясь в собственной панике. Эке неуверенно поджала губы и в один миг оказалась возле столика. Налив в стакан воды, она подала его дрожащей Хазан. Сперва девушка не хотела делать даже глоток, но по настоянию Гюленай, все же выпила немного. — Мерьем убила Атмаджу? — пусть эти слова и прозвучали жестоко, но Эке должна была знать наверняка. Происходящее казалось ей безумием. Зачем женщина топила сама себя, убивая Пашей из Совета Дивана? Что она задумала? — Они вонзили ему нож в сердце. — Хазан посмотрела на Эке абсолютно пустым взглядом и снова ударила саму себя в грудь. — Они вонзили ему нож прямо в сердце! Стакан выпал из рук девушки, с грохотом разбиваясь о пол. Вода разлилась по ковру, пока Хазан обессиленно схватилась за голову. Гюленай, опасаясь, что девушка может чем-то навредить себе, подошла ближе и взяла её за руки. — Тише. Тише, дитя. — практически прошептала Эке, но её слова вызвали у Хазан ещё больший поток слёз. На самом деле Госпожа никогда не умела успокаивать других. Она и сама не всегда могла справиться с собственными эмоциями, а когда дело доходила к другим, это и вовсе казалось ей непосильной задачей. Чаще всего Эке брала контроль над ситуацией с помощью приказов и строгого тона, но здесь это вряд ли сработает. Гюленай всерьез считала, что если сейчас отпустит Хазан, то она просто спрыгнет с ближайшей башни — настолько потерянный и безумный был у девушки вид. — А что с Онуром Савасом Пашой? Его тоже убили? — решилась спросить Гюленай, когда Хазан вновь взглянула на неё. — Он ранен. — выдавила хриплым голосом Хазан. — Но жив. Именно он и пришёл ко мне, чтобы сообщить... чтобы показать, что... Закрыв рот руками, девушка подавила в себе очередной приступ паники. Вся эта боль чувствовалась так, будто из её груди вырывали серце. При чём очень медленно и безжалостно. Хазан до безумия любила мужа. Для неё Атмаджа Батур был буквально всем. И что теперь? Его отобрали. Подло убили. И все его улыбки, счастливые моменты, проведенные вместе... Хазан остались только воспоминания. Горькие и болезненные. Те, что теперь никогда не всплывут в её сознании без образа её убитого мужа, распростёртого на траве, куда его оттащил Онур Савас, кровоточащие раны которого явно не сулили ничего хорошего. — Я ненавижу её. — простонала Хазан. — Я ненавижу! Она убила его. Она забрала его. Гюленай не успела опомниться, как ноги девушки перестали её держать. Осев на пол, Хазан обняла саму себя руками и согнулась пополам. Русые волосы упали ей на лицо, не позволяя видеть ничего, кроме дорогого ковра под ногами. Это был конец. Хазан не находила более смысла жить. Силы бороться иссякли. Всё, что у неё было — её прошлое, и всё, что она планировала — её будущее. Абсолютно всё было связано с Атмаджой. А теперь его не было. Теперь её оставили ни с чем. Хазан почувствовала объятья Гюленай, но сопротивляться не стала. Её тело попросту перестало её слушаться. Всё ещё затуманенный от слёз взор был направлен куда-то вперёд, но девушка не видела абсолютно ничего. От Эке, сидевшей рядом, пахло чем-то приторным. Может, жасмином, сиренью? Она похлопывала её по плечу в попытке успокоить и что-то тихо приговаривала, но боль от этого не становилась меньше. Хазан всё ещё хотелось кричать до хрипоты, хотелось плакать и биться в агонии, которую она испытывала, но по законам мира после шторма всегда наступает штиль. Темнота потихоньку начала обволакивать сознание Хазан. И девушка даже не пыталась бороться. Забыться сном, провалиться в его пучину... Может, тогда всё окажется просто дурным кошмаром? Может, по-настоящему, она спит? Может, утром, когда откроет глаза, рядом будет Атмаджа? Как всегда улыбнётся ей и признается, как же сильно любит. — ... я дам всей твоей боли выйти, Хазан. — это были последние слова Гюленай, которые услышала девушка. — Обещаю. Затем Хазан попросту обмякла в руках Эке, потеряв сознание.