Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1571 год
В ту ночь Али Джихангиру не спалось. Сперва он долго крутился в постели, затем пробовал занять себя чтением, даже сходил на кухню за травяной настойкой и наконец сдался. Али не мог точно объяснить, что его беспокоило и почему, но в груди прочно засело чувство некого страха. Джихангир решил, что на пользу ему пойдёт свежий воздух, но, выглянув в окно, тут же передумал. На улице снова поднялась жуткая метель. Снег огромными хлопьями летел отовсюду, закручиваясь в спирали и не давая увидеть абсолютно ничего в радиусе нескольких метров. Тяжело вздохнув, Али понял, что прогулке не бывать, но и сон упрямо не шёл к нему. Тогда Паша просто набросил кафтан и направился в коридор. По крайней мере, это было лучше, чем сидеть в покоях и ждать чуда. Вырисовывая в голове план, куда бы податься дальше, дабы дождаться утра, Джихангир не сразу заметил, что с другого конца коридора к нему навстречу кто-то шёл. — Али! Али! — мужской голос заставил светловолосого Пашу резко замереть на месте и сузить серые глаза. Перед ним стоял до предела счастливый Аббас Бахадир. По наброшенной на плечи накидке и красным щекам Али легко понял, что мужчина только-только зашёл с улицы. Но что делал Паша в столь поздний час в жуткую метель за пределами дворца? Джихангиру даже не пришлось вслух задавать этот вопрос, ведь ответ на него показался из-за плеча Аббаса. Рядом с Пашой оказалась Лейла. Женщина смотрела на Али из-под низко опущенного капюшона накидки. Её тёмные волосы были взъерошены, их кончики порядком намокли из-за растаявшего снега. Черты лица ведьмы казались необычно бледными, а еле заметная улыбка на устах выдавала скорее не дружелюбие, а напряжение. Али никогда не видел её такой. — Что происходит? — спросил Джихангир, медленно переводя взгляд на Аббаса. Смуглое лицо Бахадира выдало его искреннее удивление. — А ты не слышал? — переспросил Аббас, а затем, заметив выражение лица Али, схватил его за плечи и радостно добавил: — У Фатьмы Султан начались роды. Совсем скоро я возьму на руки своего ребёнка! То, что было для Бахахида неимоверной радостью, заставило Али снова почувствовать это глупое саднящее в груди чувство. Будто кинджал, который уже давно вонзили в его сердце, начали снова медленно проворачивать. — О, — Аббас даже не заметил, как резко изменился в лице его друг, — пусть Бог убережёт их обоих! Слова Бахадира тонули в пелене боли, которую, как думал Джихангир, ему удалось наконец унять, но теперь она вновь всплыла на поверхность. Тягучая и колючая, как шипы, которые то и дело пронзали его внутри. Не Аббас, а Али должен был быть рядом с ней. Али должен был радоваться рождению этого ребёнка. Али должен был заботиться о них. Джихангир шумно вдохнул и попытался улыбнуться, но всё было тщетно. Мысли начали роиться вокруг одной лишь Фатьмы и агонии, которую она сейчас испытывала. Когда этот ребёнок появится на свет, между ними окончательно всё будет кончено. Она сделала свой выбор. А он не смог противостоять своему разуму в угоду сердца. Теперь оба должны заплатить цену. — Лейла Хатун, пойдём, скорее! — вновь послышался голос Аббаса. Али не знал, говорил ли его друг ещё что-либо до этого, но сейчас ему это было и не интересно вовсе. Обернувшись к ведьме и получив от неё в ответ кивок, Бахадир начал быстро идти дальше по коридору. Джихангир прекрасно замечал, как на ходу дрожали его руки, покрытые шрамами. Но Лейла не спешила следовать за Пашой. Острый взгляд её карих глаз внимательно изучал Али. Бледность его лица. Тень, залёгшая в серых радужках. Взъерошенные светлые локоны. Сжатые в кулаки руки. Каждая черта говорила о терзаниях, которые переживало в тот момент его сердце. А самым ужасным было то, что Фатьма сейчас, наверняка, чувствовала себя так же. Лейла не одобряла их глупую игру в долг, их попытки быть счастливыми по отдельности, но и помешать этому не могла. Ведьма прекрасно понимала, что ребёнок, который появится на свет в эту самую ночь, никогда не сможет встать преградой между ними. Даже если Джихангир не знал правду, он не мог ненавидеть дитя, которое выносила под сердцем Фатьма. Будь то девочка или мальчик, Али найдёт в нём черты своей любимой девушки. Но что если ребёнок будет больше похож на него? Сможет ли Джихангир узнать в нём свои светлые локоны? Смелый, даже временами дерзкий взгляд? Эту привычку поджимать губы в напряжённый момент? Задиристый нрав и благородство? Сможет ли сама Лейла молчать до конца своих дней? А Фатьма... Сможет ли она хранить правду? Не проговорятся ли Бингюль с Мёге однажды? Лейла повидала многое на своем веку. Была свидетелем бед, отчаяния и человеческих ошибок. Как никто другой, она знала, что сколько бы Али с Фатьмой не сопротивлялись, их сердца будут вечно тянуться друг к другу, пусть разум и продолжит сопротивляться. Это было их благословение и их война одновременно. Когда Аббас отошёл достаточно далеко, Лейла положила руку на предплечье Джихангира. Её браслеты уже знакомо звякнули. Парень среагировал моментально. Его взгляд тут же метнулся к ведьме, но губы лишь тронула печальная ухмылка. — Снова видение? — спросил Али с иронией. Больше всего ему сейчас хотелось уйти и запереться в своих покоях. По крайней мере, остальные не увидят, как он сходит с ума. Лейла на мгновение прикрыла глаза и отрицательно покачала головой. Как же сильно правда в тот момент обжигала её язык, требуя выйти наружу. — Всё не так, как ты думаешь. — обронила женщина достаточно тихо и сжала пальцы на руке Джихангира. Али удивлённо вздёрнул брови. Лейла даже не скрывала выражение вины на своем лице. Но прежде, чем Паша успел хоть что-то спросить, она подобрала подолы платья и поспешила догнать Бахадира. На ходу капюшон постепенно сполз с головы, позволяя волосам свободно рассыпаться по плечам. Джихангир моргнул, будто пробудившись от сна. Слова Лейлы казались какой-то бессмыслицей. Когда женщина обернулась, Али всё так же стоял посреди коридора в своем наспех наброшенном на плечи чёрном кафтане. Вокруг тьму прогоняли одиноко горящие факелы. Джихангир выглядел потерянным и несчастным. Сердце ведьмы невольно сжалось. — Ты поймешь, светловолосый Али. Ты почувствуешь. — прошептала Лейла и отвернулась. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1571 год
Эке Гюленай доложили о родах ещё ночью, но к покоям дочери женщина пришла утром. И пусть ей так и не удалось сомкнуть глаз из-за нарастающего волнения, она сделала всё возможное, чтобы утром буквально сиять. Благодаря стараниям служанок Эке появилась в шелковом платье глубокого кофейного цвета. Кафтан поверх него был прозрачным и закреплялся шестью золотыми пуговицами, которые шли от высокого воротника и до пояса. Светлые волосы Гюленай завили и собрали в высокую причёску, которую венчала массивная диадема. На пальце Госпожи красовался перстень, некогда подаренный ей покойным Султаном Ахмедом. В целом Гюленай выглядела достаточно взволнованной. При этом на её лице сияла улыбка, испортить которую, казалось, не могло ничто. Аббас Бахадир, который продолжал то и дело нервно бродить под дверью, прислушиваясь к крикам и голосам, доносящимся с покоев, искренне удивлялся такому неожиданному вниманию к Фатьме со стороны её матери. Всё-таки, как известно, Валиде Султан не слишком-то жаловала собственных дочерей. Немного осторонь от них так же стояла Бирсен Султан. Она тоже пришла утром, но приготовилась явно не с таким же размахом, как её мать. В виду своего положения, Госпожа была одета в просторное белоснежное платье. Её волосы свободно ложились волнами на плечи и были украшены лишь небольшой диадемой с алмазами, которые, соединяясь посредине, создавали замысловатый узор. На шее девушки так же можно было разглядеть небольшой кулон в виде тюльпана — символа Династии. Поскольку ребёнок Бирсен так же вскоре должен был появиться на свет, с ней рядом теперь постоянно можно было увидеть Сельви Хатун, которая присматривала за Султаншей. Темноволосая служанка сопровождала Госпожу и в этот раз, поддерживая её под руку. Бирсен, как и её мать, была взволнованна, но, как заметил Бахадир, всё её внимание было сосредоточено скорее на Гюленай, нежели на Фатьме. По какой-то причине Султанша не сводила взгляд с матери. — Госпожа. — тяжелое молчание в коридоре прервал тихий голос Сельви Хатун. Аббас даже не сразу понял, что девушка куда-то указывает рукой. Когда же он, как и Бирсен, взглянул в нужную сторону, то на мгновение застыл на месте. К ним приближалась Амина Махфирузе. Шелестя юбками своего тёмно-зелёного платья, она гордо держала голову и смотрела прямо перед собой. Её появление хоть и было весьма ожидаемым, но несло в себе некое напряжение. По крайней мере, его почувствовал Бахадир, который прекрасно знал о чувствах Госпожи к себе. — Что она здесь делает? — вопрос сорвался с уст Бирсен в тот момент, как на лице Эке Гюленай расцвела улыбка. Вовсе не нужно было слышать ответ из её уст, дабы понять всё. Именно Эке позвала Амину. И пока Бирсен терялась в догадках, что могла задумать её мать, Гюленай почувствовала, как внутри неё поднимается предвкушение. Конечно же, Эке переживала за ребёнка Фатьмы, будь то девочка или мальчик — неважно. Но так же Гюленай не могла упустить возможность столкнуть сестёр между собой. Зная о маленькой слабости Амины, о том, как сильно она хотела выйти замуж за Аббаса Бахадира, Эке понимала, что рождение этого ребёнка принесёт её дочери боль. Махфирузе была достаточно вспыльчивой и нетерпеливой, как и сама Гюленай. Она не сможет промолчать. А именно её обида и нужна была сейчас Валиде Султан. Главной целью Эке в тот момент было настроить сестёр друг против друга и заставить Амину ненавидеть Аббаса Бахадира ещё больше. Взгляд Гюленай метнулся к бледному Паше. Ох, как же сильно Аббас мешал её планам. Мало того, что он женился на Фатьме и всячески оберегал её, Бахадир так же имел большое влияние на Мехмета. Да, Эке была матерью Султана и оградила его от всех, даже от Алли Джихангира, но недооценила Аббаса. Гюленай искренне надеялась, что вскоре после приезда с войны Паша снова отправится на службу. В таком случае он сам бы исчез с игральной доски и перестал бы надокучать ей. Но вместо этого Бахадир осел в Стамбуле и начал устраивать свою семейную жизнь. И чем дольше он находился рядом с Мехметом, тем чаще Гюленай приходилось слышать его мысли с уст своего сына. Это злило Госпожу. Особенно в те дни, когда, находясь под влиянием Аббаса, Мехмет начинал перечить ей. От Бахадира следовало избавиться. Но как? Если Султан был так близок с ним, действовать напрямую Гюленай не могла. Значит, следовало применить хитрость. "Кто может быть безжалостнее, чем обиженная женщина?" — думала Эке с ноткой торжества. — Валиде. — тихо молвила Махфирузе, поклонившись. Гюленай с улыбкой на устах положила руку на плечо дочери. — Я рада, что ты пришла. Совсем скоро на свет появится твой племянник или племянница. Я посчитала, что ты тоже должна быть здесь. — произнесла женщина, бросив многозначительный взгляд на Аббаса, который продолжал смотреть на Амину. В тот самый момент даже Бирсен вздрогнула, предчувствуя что-то плохое. Но как бы Гюленай не надеялась на скандал, Махфирузе явно не собиралась играть по её правилам. Она уже давно повзрослела. Широко улыбнувшись, Амина без раздумий подошла к Бахадиру. — Паша, поздравляю Вас. Очень надеюсь, что и с моей сестрой, и с ребёнком всё будет в порядке. — при каждом новом слове дочери Эке мрачнела всё больше. В голосе Махфирузе не слышалось и тени обиды. Она смотрела на Аббаса с искренним желанием поддержать его, при этом не переходя черту. Ей было всё равно. От осознания этого факта Гюленай практически заскрипела зубами. Женщина ненавидела проигрывать. Тем более, когда дело касалось самых крупных ставок и попыток удержать в своих руках власть. — Благодарю, Госпожа. — с явным облегчением в голосе ответил Бахадир и улыбнулся ей в ответ. Что же. Возможно, любви между ними никогда быть и не могло, но они вполне могли бы стать друзьями. — Что-то не так, Валиде? — впервые с момента появления Махфирузе заговорила Бирсен. Эке быстро метнула в старшую дочь разъярённый взгляд. Она не учла, что девушка всё это время за ней наблюдала. И, кажется, была абсолютно довольна сложившейся ситуацией. По крайней мере, об этом говорила широкая улыбка на её лице. — Всё в порядке. — с губ Гюленай слетела очередная ложь, после чего она демонстративно отвернулась. Как раз в этот момент в покоях внезапно затихли все голоса и крики. Аббас побледнел ещё больше, испуганно взглянув на дверь. Бирсен покрепче схватила за руку Сельви, пока Амина насторожено замерла. Затем... послышался детский плач. С уст Бахадира сорвалась короткая молитва. Махфирузе улыбнулась и взглянула на сестру, лицо которой так же озарила мимолётная радость. И лишь Гюленай продолжала упрямо смотреть прямо перед собой, будто не видя и не слыша абсолютно ничего. Прошло долгих несколько минут прежде, чем двери покоев приоткрылись и в коридор выскользнула невысокая седоволосая лекарша. — Что там, Хатун? Всё в порядке? — поспешил тут же спросить Бахадир, подскочив к ней. Женщина обвела быстрым взглядом присутствующих и улыбнулась. — Поздравляю, Аббас Бахадир Паша, у Вас родилась здоровая дочь. — как только эти слова сорвались с уст лекарши, Аббас радостно засмеялся, прикрывая рот рукой. Его смуглое лицо озарило искреннее счастье, а карие глаза засияли от наступивших слёз. — А как Госпожа? С ней всё в порядке? — опомнившись, тут же спросил он. — Да. — ответила лекарша без промедления. — Но Госпожа очень устала. Я бы хотела попросить зайти только отца ребёнка и Валиде Султан, дабы не утомлять маму и дочь ещё больше. — То есть я могу зайти? — переспросил Бахадир так, будто до сих пор не мог поверить в то, что действительно стал отцом. Лекарша с улыбкой на устах кивнула. Этого было достаточно, чтобы Паша в ту же секунду уверенно вошёл внутрь. Эке Гюленай тем временем попросила дочерей вернуться в покои, а сама направилась следом за Бахадиром. В покоях стоял запах лекарств со сладковатыми нотками. Лекарша и её помощницы продолжали копошиться вокруг Фатьмы вместе с её служанками — Мёге и Бингюль. Сама же новоиспечённая мама сидела на кровати, крепко прижимая к себе крохотный, замотанный в одеяло комочек. При виде ребёнка сердце Гюленай сжалось. Казалось, все мысли вмиг покинули её, оставляя место тёплому потоку счастья, постепенно заполнявшему всё её тело. Её внучка. Маленькая частица её самой. Эке сделала шаг вперёд, намереваясь подойти ближе и рассмотреть малышку, но в этот самый момент двое помощниц лекарши отошли — и Валиде Султан заметила, что по правую руку от Фатьмы сидел кто-то ещё. Гюленай ошарашенно остановилась, до побеления костяшек сжимая руки в кулаки. Это была Лейла. В своём черном платье на фоне белых простыней она казалась ярким пятном. Её темноволосая голова была опущена набок, а одна рука лежала на плече Фатьмы. Не обращая абсолютно никакого внимания на Гюленай, ведьма наблюдала за ребёнком на руках у Султанши и блаженно улыбалась. — Кто посмел впустить её во дворец? — голос Эке прозвучал настолько властно, что вся суета резко прекратилась. Фатьма подняла на мать измученный взгляд, чувствуя, как Лейла сильнее сжимает её плечо. Служанки удивлённо переглянулись между собой. — Я же приказала даже на порог её не пускать. — с ненавистью процедила Гюленай. — Я привёл её. — без колебаний ответил Бахадир, подойдя к кровати Фатьмы и обернувшись. Бессонная ночь и волнение давали знать о себе. Под глазами мужчины залегли тёмные круги. — С каких это пор Вы решаете подобные вопросы, Паша? — наклонив голову набок, стальным тоном спросила Гюленай. — Фатьме Султан нужна была поддержка, Госпожа. — с напором ответил Аббас. Фатьма с ужасом заметила, как дрожали его руки от негодования. Даже не особо разбираясь, кто перед ним стоит, Бахадир защищал свою жену и ребёнка, которого считал дочерью. От этой мысли всё внутри Госпожи перевернулось. — Вы переходите границы, Паша. — Эке не собиралась отступать. Гордо вздёрнув подбородок, она продолжала смотреть Паше прямо в глаза. И кто знает, к чему бы привёл их этот разговор, если бы внезапно их не перебила Лейла: — Хватит! Карие глаза ведьмы потемнели ещё больше, когда Паша и Валиде Султан на неё взглянули. — Вместо того, чтобы заводить ссоры, Госпожа, лучше взгляни, какая красивая внучка у тебя родилась. — закончила Лейла, вновь переключив своё внимание на ребёнка на руках у Фатьмы. Эке явно была недовольна тем, что ведьма ей указывала, но отчётливо почувствовала укол совести. А ведь действительно. С Бахадиром она разберётся потом. Сейчас важно было совсем другое. С замиранием сердца Фатьма наблюдала за тем, как Аббас наклоняется к ней. Ей было больно смотреть на то, с какой любовью Бахадир берёт на руки ребёнка. Как нежно он прижимает этот крохотный комочек к себе и как не может найти слова, чтобы описать всё то, что думает в тот момент. Фатьме постоянно казалось, что вот-вот и Паша всё поймёт. Что ещё мгновение и его сердце будет разбито... Где сейчас был Джихангир? Почему не рядом с ней и их общей дочерью? Всё это было неправильно. Слишком запутанно. — Она прекрасна. — только и смог вымолвить Аббас. — Наша луноликая Госпожа. — произнесла Эке всё с той же улыбкой на устах, но внезапно испуганно убрала край одеяла, присматриваясь. На шее ребёнка было крохотное пятно, своими очертаниями напоминавшее птицу. Обернувшись к лекарше, женщина тут же нахмурила брови и требовательно спросила: — Что это, Хатун? Ты ведь сказала, что девочка здорова. — Всё в порядке, Госпожа. — поспешила убедить её лекарша. — Это родимое пятно. Оно никак не повредит девочке. — Пусть её бережет Аллах. — облегченно вздохнув, произнесла Эке. Но даже настолько сильно волнуясь о внучке, Гюленай не замечала то, с какой тревогой Фатьма, не отрываясь, наблюдала за Бахадиром. Мужчина то и дело рассматривал черты лица дочери, целовал её в лоб и, радостно улыбаясь, что-то нашёптывал. Ребёнок казался ему буквально чудом, которое не хотелось выпускать из рук. Такая крохотная и милая. Счастье во плоти. Госпожа задавалась вопросом, любил бы он её так же сильно, если бы знал правду? Отвернулся бы от неё? Прижимал бы к себе и называл своей драгоценнейшей жемчужиной? Фатьма знала, что обманывает и себя вместе с ним. Но что ей следовало делать? Это было единственным способом спасти и себя, и свою дочь. Фатьма внезапно почувствовала, как Лейла накрыла её руку своей и крепко её сжала. Когда девушка обернулась к ней, женщина улыбнулась краем губ. Фатьма знала, что она чувствовала то же самое. Что её сердце болело не меньше. — Всё будет хорошо, дорогая. — прошептала ведьма, целуя названную дочь в лоб. — Мы справимся. ***Несколько дней спустя.
Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1571 год
Айтач сидела на бархатной подушке, внимательно прислушиваясь к голосам Аслы Гюмюшь и Айлын. Устроить совместный ужин было идеей Мерьем Джанан, но сама она на нём так и не появилась, ссылаясь на срочные дела. Айтач прекрасно знала, что этими делами был обряд имянаречения новорождённой дочери Фатьмы Султан и Аббаса Бахадира Паши. И пусть Мерьем было совсем не обязательно там присутствовать, но она не могла упустить такую редкую возможность показать свою заботу и любовь, которую, в сущности, никогда не испытывала к своим племянникам. Айтач до сих пор гадала, как матери удавалось так удачно лицемерить: сначала она улыбалась Мехмету в лицо и поддерживала его, а затем шла строить планы по его свержению и возведению на престол Дамира. Это было каким-то безумием. Но, впрочем, даже такие выходки можно было понять. Пока Джанан не получит власть, она напрямую зависит от Султана и его семьи. — А почему вы с Дамиром не заведёте второго ребёнка? — вопрос Аслы прозвучал беззаботно и даже отчасти легкомысленно. — Я бы с большим удовольствием покачала на руках ещё одного своего племянника или племянницу. Айтач подняла заинтересованный взгляд на сестру. Между слугами шли разговоры о том, будто бы Аслы сильно поссорилась с Мерьем, после чего они ни разу так и не встречались и не разговаривали. Конечно же, Госпожа в это не особо верила, ведь Гюмюшь всегда шла на поводу у матери, но ведь дыма без огня не бывает. И этот ужин подтверждал данный факт. Как бы Аслы не пыталась скрыть свои переживания за смехом и беззаботностью, её серые глаза, полные печали и отчаянья, выдавали её с головой. — Я бы с удовольствием, Госпожа, но... — после секундной паузы ответила Айлын, положив на стол свою ложку. Девушка грустно опустила взгляд в пол, пусть наконец и дошла к желанной теме, которую ей и хотелось изначально обсудить. Этот ужин был небольшим обманом. Айлын позвала к себе сестёр мужа через служанок Мерьем, дабы иметь гарантию, что они точно придут. А всё дело в том, что после разговора с Джанан девушка чувствовала, что действительно пора что-то менять. Возможно, ей ещё не удалось до конца освоиься в Топ Капы, но, по крайней мере, верные люди под рукой у неё были, а, значит, она могла избавиться от соперницы, так внезапно возникшей на её пути. Оставалось только узнать её имя. Но кого бы Айлын не спрашивала и как бы не старалась, новое увлечение Султанзаде оставалось загадкой. Такое чувство, будто Дамир прятал её в карман и носил с собой. Совсем отчаявшись, Айлын внезапно осознала, что был ещё один источник, который она ещё не испробовала — сёстры Дамира. Аслы и Айтач были очень дороги её мужу. Он нередко гулял с ними и делился секретами. Айлын была практически на сто процентов уверена, что одна из них как раз-таки и скрывала всю нужную для неё информацию. Оставалось только добыть её. — Что-то не так? — обеспокоенно спросила Аслы, заметив грусть Айлын. — Мне не хотелось бы об этом говорить. — уклончиво ответила жена Султанзаде и, почувствовав, что Гюмюшь накрыла её руку своей, подняла на неё взгляд. — Не волнуйся. Ты же знаешь, что можешь довериться нам. — искренне произнесла Гюмюшь. Айтач насмешливо фыркнула и взяла со стола чашку, дабы сделать ещё один глоток щербета. Кто бы и что не говорил, а она не верила жене своего брата. Айлын всегда была отличной актрисой и с помощью этого могла добиться всего, что захочет. Ей очень сильно повезло, что Гюмюшь имела в своем характере эти наивные нотки и до сих пор ей верила. — Спасибо. — Айлын благодарно улыбнулась, сжимая руку Госпожи в ответ. В свете свечей её карие глаза при этом стали более тёмными. — Не знаю, стоит ли говорить об этом вам и беспокоить, но, мне кажется, что... мы с Султанзаде немного отдалились. И причиной тому — другая женщина. Грубый смешок, слетевший с уст Айтач, звучал уж слишком противоречиво на фоне удивлённого выражения лица Аслы. Такая реакция удивила даже Айлын. Девушка с надеждой взглянула на старшую из сестёр, гадая, означало ли всё это, что желанные ответы прячет именно она. Но Айтач так и не стала раскрывать что-либо. Изогнув губы в ухмылке, девушка со стуком поставила на стол чашу и с интересом наклонила набок голову. — А ты боишься конкуренции, Айлын? — спросила Айтач и тут же снова залилась хохотом. Айлын вся побледнела, чувствуя одновременно и негодование, и растерянность, пока Гюмюшь нетерпеливо дернула сестру за рукав. — Что ты такое говоришь, Айтач? Совсем разум потеряла? — прошипела на неё Аслы. Тогда Айтач с ненавистью взглянула на сестру и обняла руками свой живот. — Это кто ещё разум потерял, сестра. — процедила сквозь зубы рыжеволосая. — Айлын, ты разве не знаешь? Девушка с вызовом взглянула на жену брата, но та сидела в недоумении, нахмурив тёмные брови. Айлын и раньше было известно, что между сёстрами установились не самые простые отношения, но теперь, как оказалось, здесь крылось что-то ещё. — Бедняжка. — с наигранной жалостью пропела Айтач. — Тогда я тебе расскажу. Взгляни на Аслы. Взгляни. Давай. Айтач нетерпеливо указала рукой на сестру. Гюмюшь враждебно на неё покосилась. — Перед тобой сидит потенциальная жена Султана Мехмета. Вернее бывшая потенциальная жена. — заявила Айтач, переведя своё внимание на Айлын. — Так хотела наша Валиде. Великая Мерьем Джанан Султан всем сердцем желала, чтобы её младшая дочь соблазнила Падишаха и получила титул Хасеки. — Что ты болтаешь? — прошипела на неё Аслы, заливаясь румянцем. — Это полный бред. — Правда? А мне кажется, что нет. — Айтач мотнула рыжеволосой головой и пожала плечами. — Именно от этого тебя всё это время и пытался защитить Дамир. Чтобы ты в очередной раз слепо не пошла за Валиде и навсегда не испортила себе жизнь. На этих словах Гюмюшь буквально вскипела от злости. Подскочив с места, она гордо выпрямилась и вздёрнула подбородок. — Я сама приняла решение не подыгрывать матери. Ясно тебе? — заявила Аслы, смотря на сестру сверху-вниз. И пусть это не было правдой, но Гюмюшь не собиралась терпеть насмешки Айтач. Да, Дамир просил её быть терпеливой с сестрой, но разве означало это, что она обязана забыть о своей гордости. — Я не понимаю. — попыталась встрять в разговор Айлын, чувствуя, что они зашли слишком далеко. В голове девушки буквально не укладывалось всё то, о чём спорили сёстры. Неужели Мерьем Джанан Султан действительно хотела использовать свою дочь ради того, чтобы получить власть? Да ещё и таким низким способом. — А что здесь понимать? — не стала упускать возможность Айтач, продолжая сидеть на подушке. — Валиде хотела использовать Аслы, но она отказалась становиться женой Султана. На этом сказка для Гюмюшь заканчивается, но начинается для Дамира. — Айтач! — предупреждающе бросила Аслы. — Валиде хочет возвести на престол Дамира. — голос Айтач утонул в оглушающей тишине. Удивлённо округлив карие глаза, Айлын уставилась на сестру мужа. В горле всё пересохло, а руки начали дрожать, потому их пришлось крепко сцепить в замок. Внутри всё перевернулось вверх дном. — Не слушай её. — Гюмюшь мотнула головой и подошла к Айлын. — Не делай вид, что не знаешь! — перебила её Айтач, не сводя взгляд с темноволосой собеседницы. — Ты всегда была близка с Валиде. Она, наверняка, уже рассказала тебе о своих планах. Иначе ты бы так не беспокоилась. — Вы не правы, Госпожа. — с трудом опомнившись, прошептала Айлын. — Я не знала об этом. Айлын даже не понимала точно, что чувствовала. С одной стороны, её возмущало то, что Мерьем не стала делиться с ней столь серьёзными планами. Как бы там ни было, а положение Айлын и Ферхата зависело в первую очередь от Дамира. Джанан играла с их судьбами и при этом даже не удосужилась предупредить об этом. Теперь всё стало на свои места. Вот к чему были разговоры о том, что Мерьем в опасности, и просьбы наладить отношения с Султанзаде. Но с другой стороны, злость Айлын быстро сменялась странным ощущением удовлетворения. Девушку пугала мысль о перспективе переворота, но вместе с тем она пробуждала спящие внутри сердца Султанши амбиции. Быть женой Султанзаде было мечтой и честью. А стать Хасеки Султан и получить власть над всей Империей? Иметь возможность в будущем возвести на престол своего сына и стать Валиде Султан? У Айлын буквально закружилась голова от этих идей. Это ведь даже больше, чем девушка всегда хотела. Это шанс заявить о себе. Шанс выйти из тени. — Вот видишь. — сухо бросила Айтач. По её коже пробежались мурашки при виде постепенно вспыхивающего огня в карих глазах Айлын. — Ты сейчас, наверняка, ещё больше захочешь найти эту несчастную девушку. Если Дамир станет Султаном, тебе лучше уже сейчас избавиться от соперницы. Пока она не родила наследника. — Айтач, это уже слишком. — Аслы с ужасом заметила, что Айлын даже не перечила её сестре. Она никогда не считала девушку безобидной овечкой, но жестокая складка, залёгшая в уголках её губ, заставила Гюмюшь вздрогнуть. Надвигалась буря, которую рыжеволосой следовало остановить, пока не поздно. — Вставай. — Аслы грубо схватила сестру за руку и потянула вверх, дабы поднять её на ноги. Айтач возмущенно покосилась на неё и с большим усилием освободилась от её цепкой хватки. — А я не буду молчать, Гюмюшь. — выплюнула Айтач, выпрямляясь. — Мы сейчас сидим тут и беседуем так, будто ничего не происходит. Я замужем за человеком, которого ненавижу. Ты должна была стать разменной монетой и потакать во всём Султану-пьянице. А что волнует в это время Айлын? Взгляд рыжеволосой снова вцепился в жену брату. Каждое её слово, каждое движение было наполнено ненавистью. Аслы невольно задавалась вопросом: как долго Айтач копила в себе все эти эмоции и как ей удавалось все эти годы покорно склонять голову? Ещё их покойный отец заметил, что в его старшей дочери живёт мятежный дух. Но он никогда не учитывал, что Айтач была слишком слаба, чтобы выпустить его. Любая попытка пойти против тут же пресекалась их матерью. — Айлын беспокоит, не появилась ли у Дамира другая девушка, — продолжила тем временем Айтач, — хоть ей известно, что Дамир её никогда не любил. Рано или поздно встретилась бы та единственная, которая запала бы в сердце моего брата. Но даже при таких условиях вы не хотите дать ему возможность быть счастливым. Гюмюшь эти речи задели за живое, но она не смогла найти слов, чтобы что-то ответить. Закусив губу, девушка отвернулась. Но в этот раз вовсе и не было необходимости для неё говорить, ведь на свою защиту пришла Айлын. Гордо вздёрнув подбородок, темноволосая медленно поднялась из-за стола. Черты её лица заострились, а движения стали более резкими. — При всём моем уважении, Госпожа, — процедила сквозь зубы Айлын, — Вы не имеете права так со мной разговаривать. Султанзаде Дамир — мой муж. У нас с ним есть сын. Его единственная возможность быть счастливым — это мы. Аслы удивлённо округлила глаза, смотря на жену брата. Айлын была не подарком, но прежде она никогда не смела перечить Султаншам. В самых острых ситуациях девушка предпочитала промолчать, дабы не накликать на себя гнев Династии. Но теперь, видимо, её терпение лопнуло. И самым пугающим был тот факт, что ни Гюмюшь, ни Айтач, несмотря на её уверенный вид, не знали, чего стоило ожидать. — Ваш брак — прихоть моей Валиде. — тон Айтач был спокойным, ведь девушка знала, на что стоило давить. Вот только Айлын не хотела давать ей повод злорадствовать. Посильнее сжав тонкими пальцами ткань своего тёмно-фиолетового платья, жена Султанзаде ухмыльнулась. — Может, это действительно так. Я не стану отрицать. — ответила Айлын без каких-либо колебаний. — Но и я, и Султанзаде смогли принять свою участь и выйти из этой ситуации с гордо поднятой головой. Возможно, я никогда не дождусь ответной любви к себе. Голос девушки предательски дрогнул, но она уверенно продолжила, глотая удушающий комок слёз, неумолимо подступавший к горлу: — Но между нами всегда будет уважение. Я — мать Ферхата. Мы связаны не только клятвами и обетами, но ещё и нашим сыном. Что бы ни случилось, я буду защищать своего мужа, а он — меня. Вы сами это прекрасно понимаете. — Айлын сделала шаг вперёд, приближаясь к Айтач. — Несмотря ни на что, я всегда боролась и буду продолжать бороться за свое счастье и за свою любовь. А Вы не смогли этого сделать. Не потому, что Вам помешала Мерьем Джанан Султан или ещё что-то. А потому что Вы просто слабы. Вы не в силах сказать "нет" и пойти кому-то наперекор. И, по правде говоря, мне Вас жаль. От звука звонкой пощёчины Аслы вздрогнула. Ошарашенная Айлын сделала неуклюжий шаг назад, хватаясь за щеку. Очевидно было, что девушка не столько страдала в тот момент от боли, сколько от уязвлённой гордости. — Так значит я не борюсь за свое счастье? — голос Айтач звучал практически безумно. Несмотря на свое положение, Султанша в один шаг оказалась возле жены брата и, схватив её за руку, потянула к себе. — Значит ты думаешь, что всё так просто? Считаешь, что я могла что-то сделать?! Считаешь меня слабой?! Видя эти безумные нотки в глазах сестры и то, как она со слезами нещадно трясла Айлын, Гюмюшь подскочила к ним. Заставив силой Айтач отцепиться от темноволосой, которая даже не сопротивлялась, Аслы встала между ними. — Прекратите это! — строго бросила она. — Ты ещё пожалеешь о том, что доверилась моей матери. — в очередной раз проигнорировав слова сестры, бросила Айтач, обращаясь к Айлын. И в следующее же мгновение, круто развернувшись на каблуках, вылетела с покоев. Аслы облегченно вздохнула, когда за сестрой закрылись двери. Устало убрав за ухо выбившиеся пряди, она обернулась к до сих пор растерянной Айлын. На темноволосой лица не было. Её тонкие пальцы дрожали, а ладонь всё ещё была прижата к щеке. — Всё в порядке? — обеспокоенно спросила Гюмюшь, но ответа так и не дождалась. Айлын отвернулась от неё и молча направилась в сторону. Их семья с каждым днём всё больше разваливалась на кусочки. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1571 год
В тот вечер Фатьма чувствовала себя немного неуютно в окружении семьи. Держа на руках свою крохотную дочь, девушка с трудом могла поверить в то, что всё это произошло с ней. После появления на свет маленькой Султанши Аббас стал ещё больше оберегать и её, и свою жену. Его бесконечное внимание и этот мягкий взгляд сводили Султаншу с ума. Бороться с собственной совестью, с желанием рассказать правду оказалось ещё сложнее, чем она думала. Фатьму постоянно мучило чувство, что она не заслуживает этого. И, возможно, девушка уже давно сорвалась бы и открыла правду, если бы не этот крохотный комочек счастья на её руках. Девочке было всего пару дней от роду, а Фатьма уже не могла представить своей жизни без неё. Пока что было непонятно, на кого малышка похожа больше, какие черты характера ей передались от родителей. Для Султанши всё это было и неважно вовсе. Каждый вздох её ребёнка, каждая гримаса, каждый взгляд... Фатьма любила абсолютно всё в своей дочери. Даже её запах казался девушке особенным. И больше всего в тот вечер Султанше хотелось, чтобы рядом был Джихангир. Чтобы он оказался на месте Аббаса по левую руку от неё. Чтобы взглянул на свою прекрасную дочь и тихо сказал что-то Фатьме на ухо. Он должен был увидеть это дитя. Должен был почувствовать... Наверное, именно потому Султанша вздрагивала каждый раз, когда открывалась дверь. Взгляд её карих глаз то и дело скользил к порогу, но надеждам девушки было не суждено сбыться. Сначала пришёл Султан. Одетый в тёмно-синий кафтан, обшитый по воротнику мехом, он выглядел весьма свежо. Поговаривали, что Карталь Бей, как и Али Джихангир в своё время, начал жёстко контролировать всю еду, которая поступала в покои Падишаха. В том же числе были и напитки. Иногда Хранитель Покоев даже вопреки приказам Султана не давал слугам проносить вино. Это не на шутку злило Мехмета, но приносило свои плоды. Карталь взялся за весьма благородное дело, вот только бессмысленное. Рано или поздно Султану всё равно надоест и в момент гнева, кто знает, как он прикажет обойтись с Беем. Следом за сыном в покоях появилась Эке Гюленай Султан. На лице женщины сияла широкая улыбка. Одета она была в дорогое жёлтое платье из тяжелой парчи с широкими рукавами и высоким воротником. Её золотые локоны были уложены в высокую прическу, которую венчала массивная диадема. Одним словом, Госпожа, как и всегда, сияла. И пусть Фатьма могла припомнить матери множество различных обид, но уличить её в нелюбви к внучке не могла. Гюленай буквально души не чаяла в маленькой Султанше. Вскоре после Эке пришли Бирсен и Амина Махфирузе. Старшая сестра была в сопровождении Сельви. Выглядела она бледной и немного измученной, но не стала упускать шанс побывать на обряде имянаречения племянницы. Фатьма была даже рада тому факту, что именно Бирсен была первой, кто после Гюленай пришёл поздравить её. Амина, судя по её внешнему виду, чувствовала себя не в своей тарелке. Пусть на лице девушки и сияла улыбка, но взгляд у неё был несчастным. Почему-то смотря на свою племянницу, Махфирузе то и дело вспоминала свой разговор с Мехметом насчёт Айше Эсмахан. Султан так и не дал разрешение ей взять на воспитание маленькую Султаншу. Амина снова оставалась одна. И особенно остро это чувствовалось в такие вот моменты. Когда все самые близкие люди собрались в покоях, Мехмет взял на руки новорождённую девочку и хотел уже было начать обряд, как вдруг двери покоев снова открылись. Присутствующие, выстроившиеся в ряд справа от Султана, удивлённо оглянулись. Фатьма с надеждой в карих глазах вцепилась в руку Аббаса, за которую он продолжал держать её, но внутрь вошёл не Али Джихангир. — Надеюсь, я не опоздала. — звонкий голос Мерьем Джанан разлетелся по покоям. Женщина поклонилась Падишаху и, подбирая подолы платья, направилась к племянницам. Прекрасное лицо Эке Гюленай перекосила недовольная гримаса. Шумно вдохнув, женщина взглянула на Мехмета, но тот не сказал ни слова против. Без малейшего стеснения, шелестя юбками своего бирюзового платья, густо обшитого жемчужинами, Джанан нетерпеливо подвинула Бирсен, которая стояла в ряду сразу после своей матери, и расположилась возле Эке Гюленай. Такое поведение Мерьем явно раздражало Валиде Султан. И женщина, непременно, взорвалась бы недовольной триадой, если бы в тот самый момент Мехмет не начал читать молитву. В покоях повисло тяжёлое напряжение. Пока Аббас, ослеплённый счастьем, наблюдал за Султаном, крепко сжимая руку Фатьмы, сама Султанша чувствовала одновременно и счастье, и жуткую тоску. Ей не хотелось отпускать руку Паши, но вместе с тем она мечтала сорваться с места и побежать к Джихангиру. Схватить его и привести сюда, дабы он тоже посмотрел. Эти терзания сводили с ума. Дабы не натворить глупостей, Султанше приходилось буквально цепляться за мужа, как за единственную опору. Гюленай тем временем, не подозревая о мучениях дочери, то и дело косилась на Мерьем Джанан, которая с видом полного триумфа прислушивалась к словам Падишаха. Бирсен, которая теперь расположилась после неё, так же чувствовала раздражение, но предпочитала не подавать виду, как и Амина Махфирузе. Никто не был рад видеть в этих покоях Мерьем, но её это ничуть не заботило. Наоборот. Женщине даже нравилось. — Твое имя Сафие Хюмашах. — трижды повторил Мехмет и поцеловал девочку в лоб. Сердце Фатьмы затрепетало в груди, как птица. Девушка невольно обменялась взглядами с Аббасом Бахадиром. Сафие Хюмашах. Имя казалось удивительно подходящим для девочки. — Пусть Аллах дарует ей долгую и счастливую жизнь. — заключил Мехмет. — Аминь. — хором повторили присутствующие. Затем Султан передал маленькую Сафие её отцу. Аббас бережно взял дочь на руки и счастливо улыбнулся. Фатьма поспешила подойти к нему, дабы поправить одеяльце Хюмашах. С уст присутствующих посыпались искренние пожелания. За общей суетой Гюленай даже не сразу заметила, что в покои вошёл кто-то ещё. — Госпожа. — взволнованный голос Ёзге привлёк внимание Эке, и женщина обернулась. Калфа стояла перед ней с поджатыми губами, нервно заламывая пальцы. Это был плохой знак. Быстро взглянув на присутствующих, Валиде Султан взяла служанку под руку и отвела в сторону. — Что стряслось? — прошептала она, убедившись, что их никто не слышит. — Боюсь, что что-то плохое. — Ёзге не стала скрывать. Её карие глаза при этом лихорадочно блестели. — Говори же. — нетерпеливо процедила сквозь зубы Эке. — Не я скажу. — Калфа сцепила руки в замок перед собой. — Онур Савас Паша. Он просил срочно встретиться с Вами. На лице Гюленай промелькнуло удивление. Женщина вопросительно приподняла брови, но, очевидно, что у Ёзге не было ответов на её многочисленные вопросы. В голову невольно начали закрадываться самые ужасные мысли. И они подтвердились, стоило Гюленай встретиться взглядом с Мерьем. Джанан была единственной, кто тогда наблюдал за ней и Ёзге. Тогда-то к Эке и пришло осознание, что Мерьем на самом деле ничуть не интересовала новорождённая Султанша или обряд имянаречения. Она пришла сюда, дабы насладиться шоу. И реакция Гюленай явно понравилась ей, судя по хищной ухмылке. — Что ты снова натворила, дьяволица? — прошипела Эке. Её главный враг не терял времени зря.