Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1572 год
Не успели в Топ Капы оправиться от похорон Мерьем Джанан Султан, как в его стенах снова прозвучал плач. Айтач знало не так уж много людей, потому заработать плохую или хорошую репутацию она попросту не успела. Многие помнили её только как дочь Мерьем Джанан, насильно выданную замуж за Ихсана Пашу, и подругу Фатьмы Султан, в чей благотворительный фонд она несколько раз передавала деньги. Было ли этого достаточно, чтобы жители Стамбула чувствовали искреннюю скорбь о её потере? Определённо, нет. Её имя не будут вспоминать с благоговением и уж точно не станут рассказывать о ней следующим поколениям. Айтач поблекнет на фоне памяти о своей могущественной матери. Как это было и при жизни. Единственной, кого в то время действительно жалели, была Сенай Султан. Маленькая девочка, которой было всего несколько дней от роду, но которая уже успела потерять и бабушку, и маму. "Бедный ребёнок", — перешёптывались старые Калфы, качая седыми головами. Никто не верил в то, что Ихсан Паша способен дать дочери должный уход, любовь и ласку. Не может чёрствое сердце бывшего убийцы внезапно растаять, пусть и перед лицом собственного ребёнка. Айтач его ненавидела. Дочь, скорее всего, будет испытывать то же чувство. Дамир пока не вмешивался в этот вопрос. В его душе на тот момент царила настолько сильная буря, что временами становилось трудно дышать. Его мать жестоко убили на глазах у всего гарема, а сестру подло отравили сразу после рождения ребёнка. Люди за спиной шептались, что их семья была проклятой, но Султанзаде никогда не верил в подобное. Дамир прекрасно знал, что за каждым преступлением кто-то стоял. И этот кто-то отбирал дорогих ему людей одного за другим. Проливал их кровь и хохотал, наблюдая за страданиями, которые переживала их семья. Султанзаде не мог закрыть на это глаза. Тем более, сейчас. Убийство Мерьем Джанан поддавалось объяснению. Как бы жестоко это не звучало. Ни для кого не секрет, что у матери Дамира были давние счёты с Эке Гюленай Султан. Обе Султанши были достаточно сильны и могущественны, поэтому борьба шла на смерть. Дамир сотни раз просил свою мать остановиться, одуматься и вернуться в Египет. Но разве она слушала его? Мерьем нужна была власть и могущество, неземные богатства и признание. Роль жены наместника всегда была ей мала, будто не по размеру. Джанан мечтала о том моменте, когда снова переступит порог Топ Капы. Это её и погубило. С этой игры победителем вышла Эке Гюленай. Проворная и хитрая, она всегда выходила сухой из воды и не горела ни в каком огне. Госпожа была чудовищем, поглотившим Топ Капы и вцепившимся когтями в престол. Даже её собственные дочери не смогли с ней справиться. Эке всегда оставалась победительницей. Дамир знал, что такая чреда везения не могла длиться вечно. Рано или поздно Гюленай было суждено оступиться, но это отнюдь не утешало Султанзаде. Как бы сильно он не желал доказать причастность Валиде Султан к смерти Мерьем Джанан, это было невозможно. Все видели, как Хазан Хатун ударила Госпожу кинжалом, желая отомстить за смерть своего мужа. Гюленай попросту использовала бедняжку, манипулировала её горем и отчаяньем. Но была ли Эке причастна к смерти Айтач? Дамир уже около недели ломал над этим голову, больше всего на свете желая докопаться до истины. Всё-таки Мерьем Джанан была врагом Гюленай и постоянно ставила ей палки в колёса, желая захватить власть. В чём же была вина Айтач? Девушку никогда не интересовали интриги или престол. Её единственным желанием было иметь большую семью и свою собственную библиотеку. Тогда зачем понадобилось её устранять? Или это была случайность? Что если вовсе не Эке пожелала пролить кровь его сестры? Мысли беспорядочно путались, вызывая острую боль в висках. Дамир наклонился и сжал голову руками. Это было невыносимо. Всё. Абсолютно всё, что происходило вокруг. — Султанзаде, — тихий голос Нурине и лёгкое прикосновение её рук к плечам Дамира заставили его немного расслабиться. Фаворитка сидела подле него и обеспокоено наблюдала. Её русые волосы были туго стянуты сзади в самый обычный пучок. Чёрное простое платье без каких-либо украшений обхватывало её хрупкое тело, делая девушку похожей на призрака. В отличии от Айлын, которая даже в такое тяжёлое время носила множество украшений и на секунду не позволяла себе сбросить привычную маску горделивости, Нурине, казалось, действительно искренне горевала. Пусть она и не знала Айтач достаточно хорошо, но ей было больно смотреть на скорбь Дамира. — Всё в порядке, — Султанзаде накрыл своей рукой её ладонь и слабо улыбнулся. Нурине лишь опустила взгляд. — Я думаю, Айтач Султан... — девушка хотела было сказать Дамиру что-то утешительно, но её прервал стук в дверь. Вмиг замолчав, она замерла. Сперва Нурине подумала, что к ним пришла Аслы Гюмюшь. Сестра и брат остались одни, потому в последнее время часто приходили друг к другу за поддержкой. И пусть Нурине не до конца доверяла Гюмюшь, но выбрала помалкивать. Портить свою репутацию в глазах Султанзаде ей не хотелось. Тем более, после всего, что он пережил. Вот только в этот раз реакция Дамира указывала на то, что за дверью была явно не его сестра. Парень резко выпрямился и немного поддался вперёд. Его челюсть была плотно сжата, а карие глаза лихорадочно заблестели. Нурине вдруг стало не по себе. И вскоре её опасения подтвердились. Незадолго после стука двери покоев открылись — и на пороге появился невысокий ага в смешном чёрном чуть съехавшем набок тюрбане. Он поспешно прошёл внутрь и низко поклонился. — Султанзаде, — молвив ага, не поднимая глаз. — Говори, что узнал. — тут же потребовал Дамир стальным тоном. Нурине заметно напряглась, наблюдая за всем. — Я опросил слуг и навёл некоторые справки. — ага говорил достаточно спокойно, но то, как он неуверенно переминался с ноги на ногу, отчётливо выдавало его нервозность. — Я узнал, кто последним выходил с покоев Айтач Султан. После кого всё это... случилось. Ага запнулся, будто был не уверен, стоило ли ему озвучивать следующую мысль. И чем дольше он молчал, тем сильнее раздражался Дамир. Нурине пришлось признать, что она никогда ещё не видела Султанзаде таким. — Говори, кто это был. — бесцветным тоном бросил Дамир. Ага поднял голову, и из-под тюрбана показались его голубые глаза. Слуга был напуган. — Фатьма Султан. — выдавил бледный, как полотно, Ага. Что-то внутри Дамира больно дрогнуло, а Нурине от неожиданности прикрыла рот рукой. Внезапно перед глазами Султанзаде появилось улыбающееся лицо Айтач, которая радостно сообщила ему, что нашла себе новую подругу — Фатьму Султан. Его рыжеволосая сестра обожала Госпожу. Так неужели..? Внутри Дамира всё опустилось. Было ли это совпадением? У Фатьмы ведь есть доступ ко всем возможным ядам, так как она связана с ведьмой Лейлой. Султанзаде слышал о ней много раз. Дали бы ему власть, Дамир бы выгнал Лейлу и ей подобных с города, даже не задумавшись. Парень считал, что все, кто был связан, как они утверждали, с магией, лишь отравляли Стамбул. Им было не место здесь. Но Мехмет плевать хотел на подобные мелочи. И вот к чему всё привело. Картинка постепенно начала складываться в голове Дамира. — Это, наверное, какая-то ошибка. — внезапно нарушила тишину Нурине. — Такого быть не может. Фатьма Султан дружила с покойной Айтач Султан. Султанзаде взглянул на свою фаворитку. В её карих глазах читалась уверенность, а черты лица выдавали решительность, но Дамир принял всё это за наивность. Нурине, его чистая душой Нурине, принимала всё за чистую монету и судила всех по себе. Она бы так не поступила с подругой. А Фатьма — вполне могла. — Я не верю в совпадения. — только и процедил сквозь зубы Дамир, срываясь с места. Внутри него уже бурлила злость, которая очень быстро заполняла все пустоты, оставшиеся в душе парня после смерти матери и сестры. — Султанзаде, — Нурине подскочила вслед за ним и ухватилась за его рукав, абсолютно игнорируя испуганного Агу, который продолжал стоять, не зная, что ему делать дальше, — не нужно принимать поспешных решений. Давайте спокойно во всём разберёмся. — Жди меня здесь. — не придав никакого значения её словам, бросил Дамир через плечо. — Но... — не унималась Нурине. — Жди меня здесь! — Дамир не выдержал и повысил голос. Недовольно сбросив её руку со своего предплечья, он вылетел с покоев, не замечая, казалось, абсолютно ничего перед собой. В тот момент Султанзаде было всё равно, кто и что подумает. Он прекрасно понимал, что справедливого суда над виновниками смерти членов его семьи ждать бесполезно. Если во всём замешана Фатьма, её оправдают так же, как и Эке Гюленай. Этот дворец давно прогнил вместе с душой Мехмета, которому было плевать на всех, кроме себя. Дамир был жутко зол на них всех. Топ Капы принёс ему только горе с того момента, как он приехал. Больше так не будет. Дамир заставит их ответить за содеянное. — Фатьма! — прокричал Султанзаде, на ходу с грохот открывая створки дверей, ведущих в покои кузины. Султанша сидела возле двух колыбелей, облачённая в чёрное платье с мелкой золотой вышивкой по подолу. Её темные волосы были уложены в аккуратную причёску и скреплены невысокой диадемой. Девушка выглядела, как всегда, утончённо, но при этом немного строго. Заметив состояние брата, Фатьма поднялась на ноги. Очевидно, она только-только уложила Сафие Хюмашах и Шехзаде Альтана, но Султанзаде было плевать на это. В тот миг он не обращал внимания на подобные мелочи. — Что-то случилось, Дамир? — обеспокоенно спросила Фатьма, делая шаг в его сторону. Хоть девушке и не понравилось, что он кричал прямо в покоях, рискуя разбудить детей, виду она не подала. — Это ты, да? — прогремел Дамир, быстро сокращая расстояние между собой и сестрой. — Что я? — Фатьма удивлённо вздёрнула тёмные брови и бросила быстрый взгляд на колыбели. — Будь, пожалуйста, потише. Дети спят. — Это ты? — будто в бреду, повторял Дамир. Всё его тело содрогалось от негодования. — Притворялась ей подругой, а сама... В глазах Фатьмы читалось непонимание. Гордо вздёрнув подбородок, она сложила руки в замок перед собой и нахмурилась. Девушка знала, что смерть сестры и матери сильно ударили по Дамиру, но неужели он совсем утратил рассудок? — О чём ты? — слетело с уст Фатьмы — и в следующее мгновение Султанзаде больно схватил её за предплечье. Госпожа зашипела от боли и на этот раз не смогла скрыть в своих глазах испуг. Дамир грубо дёрнул её, заставляя тем самым подойти к себе. — Пусти, мне больно. — потребовала девушка, отчаянно пытаясь свободной рукой освободить себя от цепкой хватки брата, но он даже не среагировал на это. — Ты последняя выходила с покоев Айтач. Это ты её отравила! — слова Дамира были похожи на пощёчину. Девушка от неожиданности даже прекратила свои попытки освободиться. Она убила Айтач? Он действительно сошёл с ума. Хоть Фатьма даже и не предполагала в первую свою встречу с кузиной, что она станет для неё так важна, но они смогли подружится. Девушка искренне переживала за Айтач, оберегала её, как только могла, и поддерживала. Рыжеволосая отплачивала ей тем же. Её смерть стала для Фатьмы такой же большой потерей, как и для Дамира с Гюмюшь. Султанша была одной из немногих, кто плакал на похоронах Айтач, а теперь Дамир всерьёз обвинял её в убийстве девушки? — Не неси ерунду, Дамир. Я ни за что не причинила бы Айтач вред. — бросила Фатьма, пытаясь защититься, но хватка Дамира на её предплечье стала лишь сильнее. — Вы с вашей матерью одинаковые. — выплюнул Дамир с ненавистью. Фатьма почувствовала, как страх парализует тело, когда в следующее мгновение Султанзаде свободной рукой схватился за её шею. Султанша невольно вскрикнула, но было уже поздно. В карих глазах Дамира в тот момент читалось безумие. Безумие человека, убитого горем. Он не был в состоянии здраво мыслись и, уж тем более, не понимал, что творил. Его пальцы сильнее смыкались на тонкой шее девушки, которая была для него в первую очередь убийцей. И даже плачь проснувшейся от криков Хюмашах не мог привести Дамира в чувства. Он желал отмщения. Воздух начал покидать лёгкие Фатьмы. Султанша в ужасе забилась в руках брата, как птица, но он был выше и сильнее неё. Больно царапая Султанзаде ногтями, девушка утопала в отчаянии. Её карие глаза округлились, а в их уголках проступили слёзы. Когда сознание постепенно начало ускользать, Султанша заметила мужскую руку на плече брата. Из последних сил широко распахнув глаза, она увидела Бахадира. С ненавистью в глазах он потянул Дамира на себя и ударил его со спины. Султанзаде застонал и от неожиданности ослабил хватку. В следующее мгновение Аббас оказался между ним и Фатьмой и резким движением убрал его руки с шеи супруги. Воздух хлынул в лёгкие Госпожи, обжигая их. Султанша попятилась и непременно упала бы, если бы рука Бахадира внезапно не оказалась на её талии. С трудом устояв на ногах, Фатьма инстинктивно схватилась за рукав тёмно-фиолетового кафтана супруга и замерла, судорожно дыша. В её карих глазах всё ещё был страх, но теперь между ней и нападавшим Султанзаде неприступной стеной встал Аббас. В колыбели продолжала плакать Хюмашах, что разбудило и Альтана. — Паша, — процедил сквозь зубы Дамир, сделав несколько шагов назад. Он продолжал сотрясаться от злости, но его взгляд теперь был стеклянным. Осознал ли Султанзаде, что только что натворил, и жалел ли об этом? Фатьма не знала. Но то, что удар Аббаса между лопаток не прошёл незамеченным, можно было легко понять по гримасе боли на лице её брата. — Если Вы попытаетесь ещё хоть пальцем притронуться к Госпоже, я не посмотрю, что Вы — Султанзаде, и убью Вас. — стальным тоном отчеканил Бахадир. Фатьма подняла на него испуганный взгляд. Профиль супруга в свете свечей, казалось, был высечен из мрамора. Его черты не выдавали никаких эмоций, кроме искренней ненависти. Будто почувствовав её внимание, Аббас прижал Султаншу ближе к себе. Фатьма поддалась, сильнее цепляясь тонкими пальцами за его кафтан. Всё было похоже на страшный сон. К удивлению Паши и Султанши, Дамир более не стал ничего говорить. Хмуро взглянув на супругов, он лишь недовольно оскалился, а затем, пошатываясь, направился к выходу. Что-то в его выражении лица говорило о том, что это далеко не конец. Когда двери за Султанзаде закрылись, Аббас расслабил плечи. Фатьма отчётливо почувствовала это. Её дыхание немного выровнялось, а дрожь до конца покинула тело. Лишь рука инстинктивно потянулась к шее, на которой начали проступать красные следы. — Вы в порядке? — тут же спросил Бахадир, оборачиваясь и бережно беря жену за плечи. Фатьма кивнула и прикрыла на мгновение глаза, дабы немного взять себя в руки. Разум отказывался принимать случившееся. — Да. Спасибо. — произнесла девушка слабо. Аббас какое-то время внимательно вглядывался в её черты, будто ища там подтверждение озвученным словам, а затем аккуратно поцеловал Султаншу в лоб и крепко обнял её. Объяснять, что произошло, было последним, чего она сейчас хотела. Бахадир это понимал. Госпожа, в свою очередь, не стала отталкивать мужа и обняла его в ответ. Впервые Фатьма чувствовала безопасность и спокойствие рядом с ним. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1572 год
Ихсан сидел над колыбелью дочери с хмурым видом. Малютка Сенай только-только уснула. Служанки весь день тщетно пытались её успокоить, но без мамы девочка продолжала беспрерывно плакать. Ихсан не мог этого выдержать, потому около полудня попросту ушёл из покоев и вернулся только поздно вечером. К счастью, служанки и Калфы, которых по просьбе Султанзаде Дамира подобрала Айлын Султан, к тому моменту успели кое-как накормить и успокоить ребёнка. Сенай была ещё слишком маленькой, чтобы понять произошедшее, но она отчётливо чувствовала отсутствие матери. Девочка проживала эту боль по-своему. Вот только отец понять её чувства не мог. Сильно ли задела Ихсана смерть Айтач? Он бы соврал, если бы ответил "да". С Султаншей они никогда не были близки. Все эти чёрные одеяния и скорбный вид — лишь игра на публику. Ихсан давно получил то, что хотел, — место в Дивание и покровительство членов Династии. Айтач ему была не нужна. Но Сенай нуждалась в матери. Эти мысли не покидали голову Паши уже который день подряд. Его вряд ли можно было считать образцовым отцом, но Сенай не была ему безразлична. Мужчина прекрасно понимал, что если руки убийц дотянулись к Айтач — Султанше Династии, то и Сенай угрожала опасность. Её легко могли использовать против Ихсана. Сможет ли он хладнокровно бросить дочь, если его станут шантажировать? Паша сомневался. И за это он себя ненавидел. С дня смерти Айтач он много думал о дальнейшей судьбе их дочери. Оставлять её в Топ Капы было опасно. Ихсан мог потерять всё, если его враги (а их насчитывалось уж слишком много) решат использовать девочку. Приставить к Сенай стражу? Любого человека можно подкупить. Из раздумий Ихсана вывел тихий стук в дверь. Мужчина выпрямился и перевёл взгляд с колыбели на вход, но ничего не сказал. В тот вечер ему не слишком-то хотелось видеться с кем-либо. Вот только гость оказался настойчивым. Через пару мгновений двери распахнулись — и на пороге появилась Аслы Гюмюшь, облачённая в чёрное платье, густо украшенное мелкой россыпью алмазов. Её рыжие волосы были заплетены в косу, а голову, на удивление, не венчала даже крохотная диадема. — Ихсан, — молвила девушка, на что Паша лишь приложил указательный палец к губам и указал взглядом на колыбель. Гюмюшь кивнула в знак понимая и уже немного тише продолжила: — Я хотела поговорить. Ихсан не ответил ничего. Смерив сестру покойной жены взглядом, он вновь направил всё свое внимание на колыбель. Уперев локти в колени, мужчина заметно сгорбился. Асы поджала губы, но злиться не стала. Подобрав подолы платья, она неспешно подошла к софе, на которой сидел Паша, и встала рядом. Взгляд её серых глаз зацепился за Сенай. Девочка была ещё такой крошкой. Будет ли она похожа внешне на свою мать? Станет ли такой же жестокой, как её бабушка? Будет ли обладать хитростью и смекалкой своего отца? Удивительно, как много существовало вариантов будущего для этого маленького ребёнка. У неё ещё был шанс на счастье. А вот у Аслы его забрали. — Мы отомстим, Ихсан. — внезапно произнесла Гюмюшь и положила руку на плечо мужчины. Паша вмиг напрягся. — И за Валиде, и за Айтач. Аслы была уверена в том, что Ихсан действительно скорбел. Он был настолько подавленным и задумчивым, сидя над той колыбелью. Не могла ведь Гюмюшь предположить, что в тот момент Паша думал лишь о своей выгоде. Сенай была теперь единственной его связью с Династией и, одновременно, рычагом давления на него. Ихсан размышлял, как ему всё исправить и не потерять девочку. Удивительно, но что бы мужчина не делал, ему всегда приходилось балансировать над пропастью. — Я должен забрать Сенай отсюда. — задумчиво обронил Паша. Рука Гюмюшь внезапно сжалась на его плече. — Нет. Ты не должен. — уверенно отчеканила Аслы. Ихсан не выдержал и удивлённо взглянул на неё. В свете свечей рыжие волосы Гюмюшь приобрели медно-красный оттенок. Он сильно подчёркивал бледность её кожи. Большие серые глаза девушки при этом лихорадочно сияли, а губы изогнулись в чуть заметной улыбке, которая, с учётом обстоятельств, казалась отнюдь не уместной. Гюмюшь была невероятно красивой в той момент, но эта красота ощущалась, как обжигающий огонь. — Мы останемся в Топ Капы. — уверенно заявила Аслы и забрала свою руку с плеча Ихсана. — Мы сделаем Стамбул своим домом. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1572 год
Бирсен сильно расстроилась и разозлилась из-за того, что у неё не вышло избавиться от Ихсана. "У него девять жизней", — процедила она накануне вечером, нервно измеряя шагами покои. Пусть девушка и не признавала этого, но Боран прекрасно понимал, что решение об убийстве Айтач далось ей нелегко. Султанша убедила себя, что это вынужденная мера и другого выхода попросту нет. Возможно, Бирсен удалось бы сохранить свое спокойствие, если бы план действительно сработал. Но всё пошло наперекосяк. Никто ведь не предполагал, что Фатьма Султан решит нанести Айтач неожиданный визит. Эта небольшая деталь спутала все карты и сделала смерть рыжеволосой Госпожи напрасной. Это и мучило Бирсен. Ихсан был везунчиком и прямых подозрений в убийстве так и не получил. Но Боран знал, как помочь супруге. Да, Великому Визирю не под силу вернуть время вспять и оставить Айтач Султан в живых. Вся наша жизнь состоит из решений и их последствий. Если мы ошибаемся с первым, нам, непременно, приходится справляться со вторым. Так произошло и с Бирсен. Девушка думала, что теперь на время придётся отступить, что Ихсан воспользуется шансом и найдёт, чем ей ответить. Отчасти это даже пугало Султаншу, стоило ей взглянуть на своих детей. Но у Борана ещё был припасён козырь в рукаве. — Метин Паша, — произнёс Великий Визирь, заходя в одну из комнат Мраморного Павильона. Метин Паша, облачённый в угольно-чёрный кафтан, стоял у стены. Измученный и печальный он за последнюю неделю, казалось, постарел на несколько лет. Глубокие морщины на лбу и в уголках глаз придавали ему некой суровости, но карие глаза выдавали рассеянность. Мужчина был влюблён в Айтач Султан. Боран прекрасно знал об этом. Он несколько раз замечал их вместе и даже предупреждал Пашу, что подобная связь ни к чему хорошему не приведёт. Вот только сердце Метина, зачерствевшее много лет назад, внезапно снова забилось ради рыжеволосой Госпожи, потому слова были бессильны. Боран никогда не переставал удивляться тому, насколько же могущественной была любовь. Она пробуждала весенние сады там, где столетиями царила пустошь и вечная зима. Любовь была силой. А любую силу можно использовать, как оружие. — Боран Паша, — Метин поклонился, когда мужчина оказался возле него. Он выглядел жалко. — Прими мои соболезнования. — обронил Боран. Метин удивлённо на него взглянул. В глазах людей Айтач была для Паши никем. Он не должен был даже смотреть на неё, не то что разговаривать или влюбляться. Всем плевать на эмоции, когда существуют определённые правила и формальности. Потому Метин даже не имел права горевать. Боран это понимал, но специально выразил свои соболезнования, дабы создать ощущение, что ему не безразличны чувства собеседника. Метину больше не было смысла убегать. Айтач умерла. — Спасибо. — только и выдавил из себя Паша и опустил взгляд в пол. Великий Визирь тяжело вздохнул. Боран осознавал, что, возможно, неправильно было использовать Метина в своих грязных целях. Но ведь это казалось самым коротким путём к победе. Обезумевший от любви Паша, которому больше нечего терять. Разве это слишком большая жертва? — Зачем Вы хотели меня видеть? — спросил Метин, наконец взяв себя в руки. — Я слышал, что ты пытался сам искать виновного в смерти Айтач Султан. — Боран говорил чётко, не увиливая и не скрывая ничего. Сейчас они были одни, потому маски излишни. — Если Вы хотите сказать, что это неправильно... — начал Метин, но Великий Визирь тут же его перебил: — Ты имеешь на это право. В карих глазах Метина проскользнуло удивление. Потеря Айтач настолько сильно ударила по нему, что Паша утратил счёт времени. Иногда он даже был уверен, что сходит с ума. Из-за этого слова Борана казались просто глупой игрой воображения. — Это Ихсан Паша. — ложь легко слетела с языка Великого Визиря. — Он убил Айтач Султан. Поскольку служанка, которая отнесла яд по приказу Бирсен, уже давно была за пределами Стамбула с большим мешочком золотых монет, Боран даже не сомневался в том, что никто не сможет докопаться до сути дела. Госпожа отлично позаботилась о том, чтобы спрятать все концы в воду. Ни Метин, ни кто-либо другой никогда даже подумать не посмеет, что она как-то к этому причастна. Именно потому лгать было так просто. Отчаянный человек готов поверить во всё, что звучит хотя бы немного правдоподобно. Вот только Метин вовсе не казался удивлённым. — Я знаю. — сокрушенно произнёс он. Великий Визирь вопросительно приподнял брови, и Метин поспешил объяснить: — Ко мне подходила Фатьма Султан вчера. — Фатьма Султан? — переспросил Боран. Его сердце пропустило удар. Неужели темноволосая Госпожа о чём-то догадалась? Она была в покоях, когда принесли отравленный отвар. А поскольку девушка училась у Лейлы Хатун, она наверняка знала очень многое о ядах. — Айтач Султан будто чувствовала, что Ихсан Паша что-то замышляет против неё. — глаза Метина почернели, а руки сжались в кулаки. — Незадолго до смерти она попросила Фатьму Султан найти меня, если вдруг с ней что-то случится. Боран облегчённо выдохнул и растерянным движением поправил воротник своей меховой накидки. — И что тебе сказала Госпожа? — Великий Визирь сохранял ровный тон, но продолжал внимательно наблюдать за Метином. Действовать стоило осторожно, чтобы не спугнуть мужчину. Всё-таки когда человек доведён до крайности, от него можно ожидать чего угодно. Но с другой стороны, очень важно понять, насколько много знал Паша и насколько серьёзно был настроен. Если он разговаривал с Фатьмой Султан, которой Метин доверял из-за её дружбы с Айтач, следовало выяснить, о чём именно тогда шла речь. Может, это удастся использовать в их с Бирсен целях. — Она думает, что в смерти Айтач Султан виноват Ихсан Паша. — произнёс Метин, вздёрнув подбородок. Казалось, невозможно ненавидеть так же сильно, как он в тот момент ненавидел мужа покойной Госпожи. — Я тоже об этом думал раньше, ведь нету больше никого, кто желал бы Айтач Султан смерти. Мне казалось, что я схожу с ума. А потом, когда пришла Фатьма Султан... Я не могу поверить. Метин в отчаянии закрыл лицо руками. Великому Визирю на мгновение стало его искренне жаль. Мужчина потерял любимую, с которой никогда не мог быть вместе, а теперь Боран собирался ещё и обречь его на смерть. Метин давно потерял дорогу, а он, вместо того, чтобы помочь ему найти свет, собирался сбросить бедолагу в самую тьму. Но разве был другой выход? Нет, если он планировал довести начатое Бирсен дело до конца. — Метин, — Боран подошёл ближе к собеседнику и по-дружески положил руку ему на плечо. Паша выпрямился и заглянул прямо в глаза Великому Визирю, будто ища в них надежду. Борану даже стало как-то не по себе. — Метин, я понимаю твою боль и не осуждаю тебя. — продолжил он. — Делай то, что считаешь нужным. Я как Великий Визирь на всё закрою глаза. Будь в этом уверен. В карих радужках Метина проскользнуло удивление. Мужчина, казалось, не верил ни своим ушам, ни глазам. Его плечи напряглись, а на лице застыло непонимание. В какой-то момент Боран даже предположил, что Паша откажется и обвинит его в безумии, ведь предложение звучало достаточно неоднозначно. — Что Вы имеете ввиду? — переспросил Метин, покосившись на дверь. Он будто ожидал, что сейчас кто-то ворвётся и услышит их, но Мраморный Павильон был пуст. Боран побеспокоился о том, чтобы по периметру дежурили верные ему люди, которые не давали даже мухе пролететь без ведома. Никто и ничто не должно было испортить его планы. — Каждый имеет право отплачивать людям так, как он считает нужным, Метин. — уклончиво ответил Боран, складывая руки за спиной и задумчиво проходя к окну. Яркие солнечные лучи упали на его тёмные волосы, выбившиеся из-под тюрбана, делая их на пару тонов светлее. — Разве мир не погрязнет в жестокости и боли, если каждый будет поступать, как ему вздумается? — слова Метина эхом разлетелись по комнате. Боран на мгновение задумался. Конечно, подобные высказывания не были лишены смысла. Как-никак, а Метин много повидал в своей жизни. Его опыт ни за что не даст поступить безрассудно и уподобиться молодым людям, чьи вены ещё полны бурлящей крови и энергии. Те годы для Метина давно прошли. Он бы ни за что не достиг такой высокой должности, если бы каждый раз поддавался эмоциям. Метин знал, где стоило надавить, а где — отступить. Мужчина умел просчитывать свои шаги наперёд и учитывать последствия. Единственное, что мог в этой ситуации сделать Боран — доказать, что месть того стоит, и что возмездие действительно должно свершиться. — Мир уже давно невозможно спасти. — ответил наконец Боран. — Но ты всё ещё можешь спасти свое сердце из агонии. Если бы Айтач Султан не хотела мести, разве стала бы она передавать тебе имя убийцы? Подумай над этим. Закончив, Боран обернулся к Метину, но тот не нашёл, что ответить. На его лице снова появилась некая отстранённость и скорбь, а в глазах застыла печаль. Любое упоминание имени Госпожи становилось новым ударом для Паши. — Я закрою глаза на всё. — вновь повторил Боран и сделал шаг в сторону Метина. — Но решение останется за тобой. Похлопав собеседника по плечу, Великий Визирь поспешил покинуть комнату, а вместе с ней и Мраморный Павильон. Лишние слова сейчас могли только навредить. Необходимо было, чтобы Метин обдумал всё. Он примет правильное решение. В этом Боран не сомневался, ведь любовь была не менее эффективным оружием, чем меч или стрелы. ***Османская Империя. Стамбул, Топ Капы, 1572 год
Топ Капы никогда не был дворцом слёз. Какие бы ужасные события не происходили в его стенах, сколько бы боли и стенаний не скрывали его башни, всегда наступал момент, когда радость проникала под высокие своды, заполняя всё вокруг. Тогда чёрные одеяния прятались далеко в сундуки, а повсюду слышался звон монет — благодарность за пришедшую в Султанскую семью весну. Так случилось и в этот раз. С дня похорон Айтач Султан прошло всего-то пару недель, как вдруг по всему Стамбулу разнеслись радостные вести: Бейхан Хатун, фаворитка Султана Мехмета, беременна. Ещё никогда, пожалуй, люди не были настолько счастливы, услышав подобную новость. После стольких месяцев горя и траура, затянувших весь Стамбул подобно грозовым тучам, на улицах наконец играла музыка и слышался смех. Эке Гюленай Султан, как всегда, позаботилась о том, чтобы новость о ребёнке узнали все. Она щедро одаривала наложниц в гареме дорогими подарками и деньгами, а всем нищим и нуждающимся приказала раздавать еду. Валиде Султан ни на секунду не сомневался в том, что на свет появится мальчик — ещё один наследник, которого она, непременно, возьмет под свое крыло. Сама Бейхан лишь улыбалась. Все её молитвы теперь тоже были за то, чтобы под сердцем у неё оказался сын. Новость о беременности стала для их семьи настоящим благословением и отличным поводом наконец забыть о смерти Мерьем Джанан и Айтач. Теперь никто не сможет забрать у Эке Гюленай власть. Фатьма не знала, что именно праздновала её мать в тот день: возможное появление на свет ещё одного наследника в будущем или же собственную победу над Мерьем Джанан. Впрочем для большей части жителей дворца это было не так важно. Наложницы веселились в гареме под громкие мелодии, Калфы и Аги что-то обсуждали между собой, радостно улыбаясь, а члены Династии наблюдали за всем, горделиво восседая на тахтах и вышитых золотом бархатных подушках. Конечно же, Султанзаде Дамир и Аслы Гюмюшь отказались приходить на празднование, посчитав его самым настоящим оскорблением в период траура по их матери и сестре. Вот только Эке Гюленай Султан было плевать на их мнение. Облачившись в нежно-голубое платье из парчи и надев одну из своих самых высоких и изысканных золотых корон, она пришла в гарем с множеством подарков в сопровождении виновницы торжества — Бейхан Хатун. Раздав украшения, ткани и наряды наложницам, женщина с удовольствием выслушала лестные слова и благодарности в свой адрес, после чего разместилась на тахте в самом центре гарема и усадила возле себя фаворитку. Бейхан хоть и выглядела на её фоне намного скромнее в своем тёмно-красном платье, но вся буквально сияла. Многие видели в её идеальной осанке, жестах и взгляде желание подражать матери Султана. Благодаря ребёнку под своим сердцем она теперь была очень близка к своим целям. Из членов Династии на праздник так же пришла Бирсен Султан в темно-синем платье с полупрозрачными рукавами. Несмотря на недавний промах с Ихсаном, её уста были изогнуты в мягкой улыбке. Никто и никогда не должен был догадаться о том, насколько жестокие и кровавые планы наполняли её голову. Прежде, чем расположится на подушках подле матери, Госпожа поздравила Бейхан и подарила ей тонкий золотой браслет, выложенный по всей длине гранатами. Светловолосая фаворитка с радостью приняла украшение, считая такое внимание со стороны Бирсен благоприятным знаком. Вслед за сестрой в гарем вошла Амина Махфирузе. Утром девушка уже успела заглянуть к Бейхан и поздравить её, потому сейчас не стала привлекать к себе слишком много внимания. Поздоровавшись со всеми, юная Султанша присела на одну из подушек и расправила юбки нежно-зелёного платья. Вид у неё был достаточно задумчивым, что не укрылось от внимания Эке Гюленай. Бейхан заметила, как Валиде покосилась на младшую дочь, но говорить ничего ей не стала. Видимо, не желала портить себе настроение. Но больше всего негодования у Эке вызвала Фатьма. Султанша пришла последней, когда праздник был практически в самом разгаре. Но несмотря на радостные новости о беременности Бейхан, которые и привели её сюда, Госпожа была облачена в чёрное платье с высоким воротником. Поскольку Фатьма всегда носила подобные цвета, многие сочли это за её нежелание изменять привычкам, но Эке Гюленай прекрасно поняла истинные мотивы дочери. Траур по Айтач ещё не закончился, а девушка считала её своей подругой. Чёрное платье стало своеобразным вызовом Валиде Султан. Напоминанием, что не все во дворце разделяли мнение Гюленай и готовы были так просто забыть произошедшее. Голубые глаза Валиде Султан злобно сверкнули, когда Фатьма присела на подушку возле Бирсен, но сжатые уста не дали вырваться колким словам. Позже она непременно поговорит с дочерью об этой её выходке. Сейчас было не время и не место. Вместо вспышки гнева, Госпожа внезапно улыбнулась ещё шире и подала знак верной Ёзге Хатун, которая стояла по правую руку от неё и внимательно за всем наблюдала. Через мгновение по приказу Главной Калфы музыка в гареме стала ещё громче, а с кухни начали приносить ещё больше сладостей. Сегодня Гюленай хотела лишь праздновать. Но даже без колких фраз и острых взглядов матери Фатьме было не по себе. Госпожа не понимала почему, но в какой-то момент прямо посреди праздника внутри неё закопошилось чувство тревоги, будто что-то плохое должно было вот-вот произойти. Девушка то и дело обводила взглядом своих карих глаз присутствующих, прислушивалась к звукам, доносящимся с коридора, но вокруг царило лишь веселье и смех. Даже её верная служанка — Мёге, вовсе не казалась настороженной и с удовольствием разговаривала с остальными рабынями. — Всё в порядке? — Фатьма настолько сосредоточилась на своих ощущениях, что внезапно прозвучавший голос Бирсен заставил её вздрогнуть. Обернувшись, девушка встретилась с обеспокоенным взглядом старшей сестры. Внутри внезапно всё похолодело. — Ты вся побледнела. — добавила Бирсен, наклоняясь ближе. Фатьма сглотнула тяжёлый ком и выдавила улыбку. — Нет. Всё в порядке. Я просто устала. — соврала девушка. Не было похоже, что Бирсен ей поверила, но, во всяком случае, спорить она не стала. Кратко кивнув, Султанша вновь выпрямилась и сосредоточила свое внимание на чём-то другом. Какое-то время Фатьма ещё продолжала сидеть, чувствуя себя, как на иголках. Затем тревога стала и вовсе невыносимой. Тогда Госпожа резко поднялась со своего места. — Уже уходишь? — удивлённо спросила Гюленай. Её голубые глаза выдавали недовольство. — Да. Я вернусь к детям. Прошлой ночью Шехзаде Альтан капризничал и долго не мог уснуть. Хочу проверить, как он. — соврала Фатьма, подбирая подолы своего чёрного платья. Султанша прекрасно знала, что Эке сильно раздражало любое упоминание о старшем наследнике, потому, если заговорить о нём, Валиде не станет задавать лишних вопросов. Гюленай до сих пор сильно злилась из-за того, что после смерти Мехрангиз Асии Мехмет отдал мальчика на воспитание сестре, а не ей. Опекая маленького Шехзаде, Эке могла обеспечить себе светлое будущее, ведь когда-то обязательно наступит день — и Альтан станет Султаном. А она окажется подле него, его главным советником и правой рукой. Возможно, даже регентом. Не об этом ли Госпожа всегда мечтала? Фатьма, сама того не желая, спутала ей все карты. — Хорошо. — кратко ответила Валиде Султан, скривив губы в улыбке. Дольше ждать Фатьма не была намерена. Поклонившись матери, девушка поспешила покинуть гарем. Идя по коридорам, Султанша нервно теребила перстень на указательном пальце и прислушивалась к тому, как постепенно отдалялись звуки музыки. Мысли Фатьмы беспорядочно путались. После рождения Сафие Хюмашах девушка чувствовала себя постоянно на стороже. И пусть обычно её опасения не оправдывались, избавиться от этого она никак не могла. Фатьме постоянно казалось, что Сафие в опасности, что кто-то мог узнать имя её настоящего отца, что Аббас Бахадир начал что-то подозревать. Что бы сделал Паша, если бы ему стало известно о лжи Фатьмы? Чем бы это грозило тогда Али Джихангиру? Султанша в отчаянии мотнула темноволосой головой. Стоило ей вспомнить о Джихангире, как перед глазами тут же всплывал его светлый образ. Сколько раз она уже думала о том, чтобы рассказать ему всё? Смог бы Али понять её и оправдать? Возненавидел бы за то, что она, считай, отобрала у него дочь? Нет. Фатьма рисковала слишком многим. Ложь пока казалась единственным правильным выбором. Пусть Сафие Хюмашах подрастёт и окрепнет. Что бы им не уготовила судьба, они справятся. Тишина коридоров немного успокоила тревогу в сердце Фатьмы, но ровно до того момента, как Госпожа подошла к покоям. Стражников у двери не оказалось. Сердце Госпожи пропустило удар. Она ведь точно помнила, что двое коренастых мужчин оставалось у двери, когда она уходила. Где же они были теперь? Может, кто-то должен был их сменить? Или они куда-то пошли? Но ведь не могли же слуги так просто бросить Шехзаде Альтана и Сафие Хюмашах! Холодок пробежался по позвоночнику Госпожи. Ноги отказывались слушаться Фатьму, но она заставила себя подойти ближе и осторожно приоткрыть створки. Сердце бешено колотилось в груди, а тревога поднялась с новой силой. Внутри было тихо. Сперва девушка подумала, что это хороший знак. Значит, Бингюль уложила детей и сама уснула рядом с ними. Бояться нечего. Но стоило Фатьме открыть двери шире и заглянуть внутрь, как страх парализовал её. В покоях были видны следы борьбы: разбросанные по полу вещи, сброшенные подсвечники, перевёрнутая тахта, кинжал Бингюль у ножки кровати, чье лезвие блестело в тусклом лунном свете... Бингюль. Фатьма в ужасе бросилась к детской. Спотыкаясь о собственное платье, девушка даже не заметила, что ковёр под её ногами был весь в липких алых пятнах. Резким движением распахнув двери детской, Фатьма не смогла сдержаться и вскрикнула. Посреди комнаты лежало бездыханное тело Бингюль, обтянутое платьем из тончайшего голубого шелка, которое у самой шеи было полностью пропитано кровью. В ужасе закрыв рот рукой, Фатьма почувствовала, как по её лицу катятся слёзы. Упав на колени возле служанки, она попыталась нащупать пульс на её тонком запястье, хотя где-то в глубине души прекрасно понимала, что это бессмысленно. В карих глазах девушки уже не было жизни. — Бингюль, — прошептала Фатьма, в ужасе уставившись на кровь на своих пальцах. Осознание случившегося обрушилось на неё тяжёлым грузом. Бингюль. Её верная служанка и подруга, пережившая с ней множество моментов радости и печали, была мертва. Её убили прямо в этой комнате, перерезав горло. Бингюль до последнего осталась верной своей Госпоже. Судя по тому, что в покоях был кинжал и следы борьбы, она защищала детей ценой собственной жизни. Мысль о детях внезапно ворвалась в сознание Фатьмы, прогоняя шок. Страх липкими щупальцами сжал сердце Госпожи. — Сафие, Альтан... — будто в бреду начала повторять Султанша. Полностью позабыв о служанке, девушка с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла к колыбелям. В тот момент больше всего на свете она боялась заглянуть в них. И её страх был оправданным. Одна из колыбелей была пустой. — Хюмашах, — одними лишь губами прошептала Фатьма, оседая на пол. Мир для неё вдруг померк.