***
Одинокая фигура стоит в центре широкого, украшенного к празднику двора. Жаль, что все труды священных орудий оказались напрасными. В этом году новогодний фестиваль в главном храме Тсукиеми не состоится. Не откроются ларьки с карамельными яблоками и прочими вкусностями, не зажгутся праздничные фонари, не распустятся в небе ровно в полночь огненные цветы фейерверков. Ведь те, кто с таким усердием готовил новогодний фестиваль, больше никогда не вернутся в этот храм. Но однажды, в этом дворе снова зазвучит музыка фестиваля. И желания каждого, кто придет на праздник, неприменимо исполнятся в новом году. Хозяин храма устремляет взгляд к горизонту, где несмотря на глубокую ночь, разгорается желто-оранжевое зарево. Нарастает ритмичный гул барабанов вдали, возвещая о приближении небесных карателей... От рядов божественного воинства отделяется одинокая фигура. - Значит, это ты мой палач. - Без удивления произносит хозяин храма, глядя в глаза опустившемуся перед ним Такемикадзучи. - Ну и скандал Вы учинили, Тсукиеми-сама. - Без пренебрежения, а скорее даже с восхищением произносит бог молний. - Впустить в мир Еми через доверенный Вам вход человека, который сумел вернуться живым. Живым из царства смерти! Неужто он настолько свят, что смог возродиться к жизни? Или наоборот, столь грешен, что Ваша почтенная матушка вышвырнула его прочь из своего царства? - Он тот, кто любит играть с богами. - Коротко отвечает Тсукиеми. - И тот, кто сильнее всего презирает богов. - Занятные, однако, у Вас знакомые. - Небрежно замечает Такемикадзучи. Если бы не небесные каратели за его спиной, со стороны могло бы показаться, что бог молний явился сюда только ради дружеской беседы. - Но то, что произошло, нарушило главнейший договор между небесными богами и богами загробного мира. Священный, незыблемый договор, который поддерживает круговорот Жизни и Смерти. "Живым людям не позволено входить в мир Еми. А вошедший уже не сможет вернуться назад". Даже наша невозмутимая Небесная госпожа была глубоко потрясена, когда услышала, что какой-то человек нарушил это правило. - Настолько потрясена, что не посчитала нужным прийти ко мне лично? - Усмехается лунный бог. - Я бы мог сказать, что владычице было бы слишком тяжело видеть смерть собственного брата. Но не осмелюсь приписать ей подобную слабость. Сейчас госпожа готовится спуститься в подземный мир, чтобы лично уладить все с тамошними богами. Конечно, все было бы проще, если бы мы смогли отыскать Вашего знакомого. - Понятно. Значит, он сумел скрыться от Небес. - Тихо произносит Тсукиеми. - Вы ведь понимаете, какой это риск. Даже если все пройдет благополучно и госпожа вернется из царства Еми, она, скорее всего, будет сильно ослаблена скверной.- Голос бога молний становится вкрадчивым. - Ослаблена настолько, что в конце концов может отправиться на перерождение. Что же тогда будет с Небесами? Ваш уважаемый брат, Сусано но Микото, не заинтересован во власти. Единственный, кто сможет взять на себя бразды правления в такое неспокойное время это Вы, владыка Тсукиеми. Вы, второй по старшинству, можете стать регентом при перерожденной небесной госпоже. У Вас есть все права на это.... - Не сотрясай воздух бесполезными разговорами. - Прерывает Такемикадзучи хозяин храма. - Скорее делай то, зачем явился. Рука бога молний, дрожащая о плохо скрываемого нетерпения медленно тянется к рукояти меча чтобы сомкнуться на ней железной хваткой. Меч покидает ножны неохотно, словно противясь желанию хозяина. - Хоть госпожа и велела Вас обезглавить, честно говоря, приказ этот мне не по душе. Вы, один из верховной троицы, заслуживаете более уважительного обращения. Было бы слишком неучтиво просто снести Вам голову. Поэтому, пусть Вы и приговоренный преступник, будет справедливо дать Вам возможность защищаться. Скрестите со мной мечи. Если победите, я нарушу приказ госпожи и не стану приводить приговор в исполнение. Если же проиграете, то, хотя бы, умрете в бою, как подобает богу-воителю. В ответ на это насквозь фальшивое заявление Тсукиеми снисходительно улыбается. - Ничего не получится. Во-первых, как видишь, я безоружен. В этом храме сейчас нет ни одного священного орудия. - Значит, даже Ваши священные орудия Вас покинули. Чтож, такова участь преступника. - Пренебрежительно произносит бог грома. - Во вторых, Такемикадзучи, не пытайся выдать собственное навязчивое желание за проявление благородства. И в третьих, если бы мы сразились сейчас, ты бы не смог победить меня. Не с этим дрожащим мечом, боящимся собственного хозяина. Лицо бога молний искажается яростью. - Даже от Вас я не готов стерпеть подобные слова! - Мое нынешнее воплощение скоро лишится головы. Оно не сможет выполнить твое желание. - Невозмутимо продолжает бог луны. - Если так сильно хочешь скрестить со мной мечи, попроси об этом мое следующее воплощение. Но если ты всерьез хочешь победить, то научись перед этим ладить со своими священными орудиями. Однажды мы обязательно сразимся. Даже если это будем уже не мы. Тсукико невыносимо захотелось зажмуриться и закрыть уши, чтобы не слышать свист меча и не видеть то, как голова Тсукиеми падает на землю. А потом - повисла невыносимо долгая, как принято говорить, "мертвая" тишина, от которой до боли зазвенело в ушах. То был оглушительно-безмолвный крик луны. Крик боли, и одновременно - крик с которым в этот мир пришло новое воплощение лунного бога. Я придумал тебе хорошее имя. Ябоку. Тебя зовут Ябоку и с твоей помощью я буду вершить судьбу мира людей. Я ведь говорил, что мы еще встретимся, о владыка.Прегрешение и Искупление
19 августа 2018 г. в 22:35
От зияющего черного провала отделяется силуэт человека. Его шаги в тишине пещеры кажутся оглушительно громкими.
- Человек, вернувшийся из загробного мира. Кто же ты такой?
Сквозь прорези маски синие глаза лунного бога смотрят холодно-беспристрастно. Ни гнева, ни удивления.
- К чему это притворство, владыка? Вы ведь уже все поняли.
Неуловимое движение монаха и в сторону Тсукиеми летит откупоренная склянка.
Бам
Белоснежная маска падает на землю. За считанные секунды ее блестящая, лаковая поверхность полностью становится черной. Пещеру наполняет тошнотворный гнилостный запах.
Лицо бога луны искажается болью. В его синих глазах больше нет и следа прежней беспристрастности.
- Вернись, Суйсей.
Кожа священного орудия уже почти полностью покрыта скверной. И чернота уже наполовину поглотила иероглифы имени в центре лба.
- Больно... Так больно, господин! Прошу, помогите! - Суйсей почти срывает голос от отчаянного крика.
- Вы не сможете ее спасти. Даже если перенесете к Вечному зеркалу. - Произносит монах равнодушно глядя на Тсукиеми, склонившегося над своим священным орудием. - Несчастная душа. Она так и смогла полностью побороть чувство преклонения перед Вами. А Вы так и не смогли по-настоящему стать для нее отцом, а не господином.
В следующий миг пальцы лунного бога смыкаются на шее монаха.
- Ты поднял руку на то, к чему не имел права прикасаться. Поднял руку на мою семью.
- Семью? - С усмешкой переспрашивает человек. - Если бы вы были настоящей семьей, она смогла бы переродиться и стать благословенным сосудом.
Хватка Тсукиеми становится сильнее.
Суйсей издает новый сдавленный крик, в котором уже невозможно разобрать слова.
- Вот так уже лучше. - С хрипом выдавливает из себя монах. - Честно говоря, Ваша вечная невозмутимость меня сильно раздражала. Почему бы Вам не дать волю своей арамитама?
За спиной лунного бога раздается вскрик. Тсукиеми оборачивается и... его пальцы медленно разжимаются. В пещере воцаряется тишина... ведь кричать больше некому.
- Дадите волю своему гневу? Или предадитесь скорби по погибшей дочери? Меня устроит любой из этих вариантов. Ведь так или иначе Вы на шаг приблизитесь к становлению идеальным богом.
- Ты слишком недооцениваешь богов. - Произносит Тсукиеми ровным голосом. - Как и людей. Кем бы ни был, сколько бы жизней не прожил, то, чего ты желаешь, никогда не исполнится
- Из Ваших уст, Посылающий вещие сны, это звучит как проклятье. - Усмехается человек. - Но я не настолько суеверен, чтобы верить в проклятья. Сколько бы Вы не перерождались, мы с Вами будем встречаться снова и снова. Пока я не добьюсь того, чего желаю.