***
Все последние крохи и так убитого в хлам настроения попортил, чертяка. Причина, собственно, настолько поганого состояния моей души заключалась в том, что уже шестые сутки я усиленно отстаивал свою точку зрения по поводу дальнейшей судьбы верхушки агрессоров и всех тех, кто сумел выжить в той мясорубке, что устроил наш, так сказать, штурмовой корпус в лагере этого организованного сброда, в Совете, все пять членов которого эти шесть пресловутых дней находились здесь. Если с первыми ни у кого никаких вопросов не возникало: выжать всю информацию и концы в воду, а если точнее, то в петлю, но вот по поводу увеличивающейся с каждым днём массы пленных – их по-прежнему отлавливали по всем лесам как собак, отбившихся от стаи, да и сами многие выходили, ведь выжить в это время года на природе без подготовленных стоянок невозможно – единого мнения не сложилось. Ну нельзя содержать такое количество народа до конца их дней на деньги, прошу вспомнить, победившей стороны просто так? Убить? Тупить такое количество топоров и приводить в негодность плахи, да и прослывать при этом кровавыми мясниками не очень то и хотелось. Отпустить – жаба наравне с паранойей в кои то-веки сошлись во мнении и решительно противодействовали такому решению. Наиболее приемлемым являлся вариант, при котором товарищи рецидивисты могли бы принести пользу родине, не имеющей к ним, правда, никакого отношения, но это сути дела не меняет. Причём не так, как это бы делали загремевшие в кутузку за пьяный дебош индивидуумы, которые, за неимением денег, пару раз на стройке метлой махнут, или раствор под чутким присмотром намешают – сие есть, что называется, работы исправительные, где тебя содержат в достаточно хороших условиях: не норвежская тюрьма, но тоже сойдёт, а с чувством, с толком, с расстановкой пахали бы как рабы на галерах или же строители пирамид за плошку чечевицы. Но последнее ждёт только тех, кого бы великий организатор постановок в Варьете принял бы с распростёртыми объятьями. Мы не дилетанты, и копаться в прошлых согрешениях разумных умеем, особенно когда имеем дело с группой не обременённых моралью лиц, в которой все друг друга знают. О, вы даже представить себе не можете, как говорлив бывает узник, если его спросить о ближнем своём, в попытке спасти собственную шкуру. Да и суд, во многом отличный, всё же, от известных мне, но чтобы привносить изменения в здешнее судебное право, нужно по этому самому праву иметь знания, коими ваш покорный слуга к несчастью, а может и наоборот, был обделён, наличествовал и был, скажу я вам, весьма неплох, учитывая места в которых я сейчас нахожусь. Тем более, что слуги Немезиды, избравшие этот жизненный путь, по сути своей не отличаются друг от друга во всех известных мирах. Вот и нарабатывалось, и нарабатывается по сию пору, на каждого заключённого своеобразное досье. Ага, ещё фотографии в профиль и анфас не хватает до полной сюрреалистичности. Кто-то потенциально мог бы выйти из этого порочного круга усиленной эксплуатации, устроенного хоббитами, почуявшими экономическую выгоду, хотя перед этим с него, конечно же, оные звери сдерут семь потов, а кое-кто и до последнего биения сердца проведёт в кандалах, таща на своём горбу стройматериалы. Но организация мероприятий такого рода и масштаба является делом ой каким не простым. И если раньше с подобными вопросами справляться удавалось силами стражи, то теперь, увы и ах, ими обойтись не получиться. Требовалось создать целый институт исполнения наказаний, чего мы, понятное дело, позволить себе не могли. И тут я вспомнил про одного замечательном полурослика, талантами коего извлекать монеты в огромных количествах буквально из ниоткуда позавидовал бы сам Великий комбинатор, чей папа был турецкоподанный. Пенитенциарная система для Мартина Олдбака являлась словом неизвестным, но в тоже время была отраслью, девственно чистой для его умопомрачительных финансовых фокусов, что безусловно заинтересовало управляющего. Правил функционирования и прочих полезных вещей для таких обширных взаимосвязанных учреждений мистер Олдбак, разумеется, не знал, но данный недостаток с лихвой покрывался способностью, присущей лишь истинным профи, – если он за что-то брался, это что-то было всегда обречено на успех. В результате кандидатура сего джентльмена, как и планы предстоящих работ, которые оный господин столь одухотворённо описывал, акцентировав внимание достопочтенной публики на самом главном для них аспекте – доходах, были одобрены единогласно, причём без какого-либо моего вмешательства. Не, я совершенно серьёзно, даже поверхностные мысли старался не читать, ну почти. Моё дело заключалось только во внятном изложении проблемы – дальше они сами с усами, чай не маленькие дети. А то отвык уже от того чувства, когда перед тобой стоит собеседник, коего убедить поменять свою точку зрения довольно-таки трудно, почти неосуществимо, и ты его раз – и давишь аргументами, под гнётом которых он пасует и сдаётся на милость победителю, ну не прекрасно ли это!? Вот и я так думаю. Говоря об идейных вдохновителях будущих заключённых крепостноармейцев, нельзя не упомянуть некоего Герарда, которому почти ежедневно выпадала честь беседовать, излагая суть криминальной сети информаторов, развернувшейся по всему известному миру. Шутка ли, её резиденты находились и средь тех народов Средиземья, что предпочитали всем другим транспортным средствам, доступным данному миру, мумаков, или же, как их именовали на хоббитский манер, олифантов – кому как нравится. Ныне покойный знатно возвысился и сильно укрепил свои позиции внутри общественной группы, сформированной находящимися в крепости людьми, тем самым заняв место в совещательном органе Юла, состоявшем из представителей населяющих его народов. Как несложно догадаться, функции это сборище носило сугубо номинальные, фактически изредка сообщая о нуждах и проблемах своих подопечных. Но вернёмся к нашему герою. В процессе настоящего допроса, проходящего при сохранении рассудка допрашиваемого и при отсутствии моего ментального вмешательства – прошлый опыт такого общения не дал мне особо точных знаний – все делал Пирпойнт, ему за это деньги платят, оный индивидуум судорожно, кропотливо и с пристрастием, считая, что его оставят в живых (наивный, мне ценные кадры нужны, но не настолько, а отпускать его было опасно в том числе и для моего здоровья), описывал, сначала вербально, а затем и письменно, во всех подробностях, благо память у этого кадра работала при необходимом стимулировании дай бог как, процессы работы сформированной им сети вплоть до точного перечисления особых примет абсолютно всех агентов. Собственно, с последнего для него утреннего допроса, после коего я, так и быть оставив тогда ещё будущего обитателя сырой землицы в покое, предался перевариванию и систематизированию попавших в мои загребущие руки сведений (что заняло у вашего доброго друга аж пять часов и без того не бесконечного времени) и возвращался, опираясь на подаренную отцом трость из породы столь редкого дерева, что брусок из него стоил как хороший такой домишка на верхних уровнях Минас Тирита, в лютую стужу, желая передать тщательно подобранную информацию Гиббсу, для чего искал его повсюду, в конце концов, поняв, где этот пройдоха есть. Разум мой занимали также и думы по поводу Аннуминаса. После боёв в городе, а именно там подловили большую и, как следствие, главную часть сил противоборствующей стороны, в нём прятались выжившие бандиты, успешно вылавливаемые оставшимся контингентом уже наших сил. Как и предполагалось, пикинёры показали себя в наилучшим образом: построенный на многочисленных островах, омываемых неспокойными водами Эвендима, одного из крупнейших озёр Срезиземья, изрядно подтопившими древнюю столицу, Аннуминас со своими мостами и переходами, также потерпевшими сокрушительное поражение в борьбе со временем, был для них идеальным местом ведения боевых действий. Того же мнения придерживались и рецидивисты, им категорически не нравилось, когда какие-то зарвавшиеся полурослики толкали особо буйных из них с обвалившегося моста на приветливо расположившиеся внизу скалы, периодически омываемые ледяной водой. Как только отряды полностью заняли таким образом один из крупнейших островов, их командир передал сигнал, и к ним, на образовавшийся плацдарм, в помощь по дальнейшему очищению Арнорской колыбели, отправилось подкрепление. Всё это делалось для одной простой цели: заселения хотя бы одного сектора из множества. Я прекрасно понимаю, что осуществить данную задумку на половину – уже считается тяжким трудом, а найти будущее население и того сложнее, но всему существует прекрасное объяснение: Арагорн. Пока не родившийся наследник Исильдура после падения Ювелира откуда-то изыскал средства на восстановление этих руин, ему был важен этот город, как символ влияния и королевской власти, пришедшей на смену периода наместничества. К тому моменту, когда Элессару будет предоставлен в обмен на значительные преференции, а в том, что так и будет, я вас заверяю со всей уверенностью, полностью готовый к восстановительным работам порт, мы сумеем обнести на предмет материальных ценностей всё, до чего дотянутся коротенькие руки с цепкими пальцами вне зависимости от степени прибитости к какой-либо поверхности. Ну а что!? Чего добру-то пропадать? Лежала вот безделица – кубок золотой с бриллиантовой инкрустацией и никому до него дела не было, а как взяли, так сразу вой поднялся: „Кто взял? А зачем?”, но тут слышится голос обладателя мохнатых ног: „А это не мы, это мародёры давным-давно упёрли. Мы вообще все поголовно белые и пушистые, до денег… а ну положь монету, что упало – то пропало… особо не падкие”. А вообще, грабить святые места – святое дело. Вдобавок ко всему прочему, гешефт от Аннуминаса будет мне перманентным маяком и мотивацией для того, чтобы конкретно следопыту было, куда усадить сидалище. Тем более, что другого такого доверчивого и честного человека с правами на трон Арнора и Гондора, а именно таким по Профессору уникумом являлся Арагорн, и способного задобрить мою жабу, мне не найти во всём мире. Мало мне до этого было, так ещё и Адаманта объявилась… Стоит, кстати, поведать вам о причинах столь бурной моей реакции на приглашение бабки, но, как обычно, придётся зайти издалека. Адаманта Чабб незадолго до совершеннолетия была выдана, следуя всем традициям брачного института, присущим сословию с голубой кровью, за многообещающего отпрыска Фортинбраса Тука, Геронтиуса. Была ли вообще в этом ярком образчике династического союза любовь, и от кого она исходила, утверждать не силюсь, как, впрочем, и опровергать, но одно я знаю точно: эта пара своих детей любила. Однако, ничто не бывает таким, как казалось при первом взгляде. У миссис Тук были разногласия со старшей дочерью, Белладонной. В том обилии ухажёров, в одночасье навалившихся на мою красавицу-мать, Адаманта хотела выделить самые сливки, по критерию состоятельности, естественно не спрашивая мнения будущей невестки, к чему вышеобозначенная относилась критически. И тут вдруг выясняется, что какой-то полурослик, пускай даже принадлежащий к уважаемому семейству Бэггинсов, имеет наглость просить руки её дочери! Чаббы и Бэггинсы друг друга мягко скажем недолюбливали и эта вражда досталась в наследство и Адаманте. Вам, кажется, теперь не слишком-то и трудно вообразить то состояние перманентного бешенства, настигшее новоявленную тёщу. Остальные члены семейства отнеслись к женитьбе более или менее хорошо. Так старуха начала ненавидеть моего отца и совсем уж холодно относиться к матери. И вроде бы конфликт перерос в состояние холодной войны, но тут на свет появился Бильбо, спровоцировав новый его виток. В детстве Бильбо очень расстраивался, не понимая первопричины такого поведения бабушки по отношению к нему, когда как других внуков она чуть ли не в дёсны лобызала. Упрёки при всё сокращающихся встречах становились всё ощутимее, оскорбления грубее, и так из года в год. Ещё бы чуть-чуть и беде не миновать, однако тут возник некий умерщвлённый твёрдым состоянием воды покойник, которому ситуация ой как не понравилась. Годы шли, а я обрастал связями, заручался поддержкой близких и родственников, вон как дед даже зашевелился, получал влияние, что ли, и вот уже не последнего человека в Эриадоре хрен оскорбишь, а если и удосужишься, так он и ответить может. Вот и получилось так, что описать взаимоотношения Мастера над крепостями и Женой тана не получится, если не привести аналогию с постоянно натягивающейся тонкой струной, которая рискует оборваться, превращая всё окружающее пространство в кровавые ошмётки А сейчас, как видно из сухо написанного письма (я этот стиль общения, с характерным опрыскиванием всего живого в радиусе поражения ядом, по убойной силе сравнимом с аналогичной жидкостью, полученной из штук эдак тридцати королевских кобр), милая бабушка зовёт своего внучека на чашечку чая в родовой смиал Туков. Видимо, вконец уставший от жизни, Геронтиус (сто двадцать восемь лет, шутка ли), стал не в меру падким на откровения с женой, хотя, казалось бы, хотел до последнего оставлять принятое решение в секрете, об этом мы с ним обусловились ещё в то спокойное время, когда он озвучил такому умному мне свои планы. С одной стороны – опасно, старая перечница, похоже, поняла, что может в мгновения ока потерять накопленное влияние при моём гипотетическом назначении на пост тана, а с другой – интересно, что она собирается мне предложить. Вообще, начав мыслить трезво, похоже, всё-таки, молодое тело даёт о себе знать, я осознал одну простую истину: нахрен мне не сдалось это танство. Как показала практика, имея меньшие должностные полномочия, гораздо легче добиться куда большего, чем с данным геморроем. Ну сами посудите: надзора почти никакого, особого внимания к своей скромной персоне, кроме, разве что, замка и его окрестностей, я не замечал, свобода действий тоже не последний в этом плане аргумент. А на крайняк имею полное право, потакая своему извращённому чувству удовольствия, устроить лютый замес с последующей революцией, но сами понимаете… крайние методы они такие… В общем – решено, иду. Только мне прекрасно известно, что на месте бабушки давным-давно сидит употребивший пенсионерку без соли и иных специй серый волк, и брать пирожки нет никакого смысла. Как, впрочем, и делать выбор между двумя дорогами. Путь у меня один, да и на этот раз он будет самым безопасным за всю историю тракта: не у меня одного есть верные сторонники и, бьюсь об заклад, пасти вашего друга, пока Адаманта точно не определила, какую пользу я собираюсь извлечь из сложившейся ситуации, будут основательно, попутно оберегая ото всякой подозрительной живности и встречаясь нос к носу с коллегами по цеху, посланными другими не последними в Шире людьми морозить причинные места.***
Поздним вечером того же дня***
Как и предполагалось, пасли едущего на пони меня конкретно. Можно было бы даже сказать, что профессионально, если бы не разнузданное отношение к делу и банальная лень, напрочь нивелирующие качественную выучку пастухов. Мало того, что соглядатаи, ежели так можно выразиться, фонили происходящими в их головах мыслительными процессами на всю округу, так они ещё и, сделав какие-то выводы, расслабились, тем самым повторно выдавая себя с потрохами полурослику, решившему, после той памятной тренировки разведчиков, многому подучиться у знающих разумных. Пускай в первом случае я их вины и не усматриваю, но вот во втором… Стыд и позор, господа присяжные заседатели, стыд и позор. Умение заглядывать в разумы существ как в открытую книгу – это всё-таки не панацея и, случись чего, а такой параноик, как я, не может не предполагать варианта развития событий, при котором он оного умения лишится, мне необходимо будет иметь кое-какие тузы в рукавах, дабы кинуть их на манер матёрого крупье в сторону возможного неприятеля. Мой с обширной свитой вечерний моцион был нагло прерван приветствием облокотившегося на могучее, уже лет сто стоящее у дороги, дерево человека, появление которого стало настоящим шоком для притаившихся по обе стороны просёлочной дороги тел, яро изображающих повадки тех немногих представителей здешней флоры и фауны, кого не покосила зимняя спячка. Одна белочка в семидесяти ярдах к северу от нас даже забралась на высокую ветку дуба, намереваясь, очевидно, отыскать более комфортабельное дупло для проживания, но потерпела неудачу, с грохотом и сжатыми, дабы не усугублять своё и без того хвостатое положение громогласным воплем, до критического состояния зубами рухнув в глубокий лесной снег. – Она ждала тебя, – самодовольный тон сочащийся скучающими и покровительственными интонациями – вот что я услышал от встречающего меня парня с приметным шрамом в виде серпа, обводящего глазницу и уходящим далее вниз по правой щеке, большего, увы, рассмотреть в темноте не удалось. Но и сие дало мне пищу для размышлений: такие метки были характерны для членов поселений Северного Гондора, регулярно подвергавшимися нападениям расплодившихся гоблинов Мглистых гор. – Неудивительно, бабушка всегда славилась своим чувством предвидеть события. Не так ли, мистер…? – я выжидательно посмотрел на матёрого наёмника, а в том, что он являлся таковым сомнений не было – авось скажет. – Моё имя тебе ничего не скажет. Оставь эти любезности при себе и следуй за мной, – н-да… Немногословность во всей её красе. А двигаться мы начали к одному из тайных входов Великих Смиалов, я понял это ещё по самому месту, где был встречен данным господином: та ольха, используемая им в качестве опоры, вот уже многие годы служила ориентиром кратчайшего пути до Кривых Врат. Цель нашего пути получила столь интересное название благодаря плутающему во всех измерениях тоннелю, в конце которого протекает маленькая грунтовая речушка, из-за которой в периоды полноводья Берендуина проход становится недоступным ни для гостей, ни для хозяев, решивших проблему наводнений довольно-таки просто: они подняли дверь именно в сами Смиалы на три метра, только увеличив нелёгкий подъём. О точном количестве путей в Тукборо знал лишь, наверное, сам глава семейства, да и то не факт, что и он располагал точными сведениями, но для сравнения скажу, что конкретно мне известно про тринадцать из них. Вообще, имевшие доступ ко многим ресурсам страны, Туки, за время своего продолжительного, передающегося по наследству танства, существенно расширили и укрепили принадлежащее им родовое поместье. Вгрызаясь в земную твердь словно червеоборотни, они добились того, чего хотели: жители поместья, минимум в три этажа в глубину, в некоторых местах даже один в высоту, по занимаемой площади превосходящих четверть Хоббитона каждый, могли прожить в нём вне зависимости от творящегося на поверхности ада приблизительно полтора года, если не больше. Тайные ходы, соединяющие эту подземную крепость с некоторыми смиалами давних союзников семейства моей матери, предоставляли возможность мгновенно появляться и исчезать во мраке подземных галерей. В общем, проще будет заставить гнома выучить эльфийский, чем выкурить Туков из их пятизвёздных катакомб. Оставив пони в построенном у холма амбаре, являющимся, собственно, самим проходом, не забыв захватить из седельных мешков трость, мы зашли в тоннель. Спустя полчаса передвижения в абсолютной тишине – я более не предпринимал попыток разговорить своего сопровождающего – сначала среди камней и земли, затем в окружении роскошно обставленных зал и комнат, наёмник остановился и постучал в круглую, а как иначе, дверь, оббитую серебристого цвета металлом, коим изображён какой-то древний сюжет. Но привлекла меня не искусность работы, а материал, и сегодня в лесу умрёт кто-то очень большой и толстый, если это простое серебро. В открывшийся дверной проём проглядывалась горячо отапливаемая комната, в которой источниками света в данный момент служили лишь языки пламени в потрескивающем поленьями камине. Дверь закрылась и старая дама, во времена своей молодости считавшаяся красавицей, что отразилось на её покрытом морщинами лице, властно восседала на кресле за кофейным столиком и молча, изящным жестом, указала мне кистью руки на расположившуюся прямо напротив неё софу. Психологический трюк: гость должен ощущать себя в долгу перед хозяином за лучшие условия в чужом ему доме. Умно, умно. Только я на такое не ведусь, нужно стать таким же психом, чтобы вольготно на меня воздействовать, так что с моськой, выражающей вселенское спокойствие, занимаю предложенное место, опираясь всем телом не на спинку дивана, а на стремительно нагревающуюся от комнатной температуры деревяху. Ещё я не любил пересекаться с бабкой за то, что каждая её фраза, каждый вздох, носили по два, а то и по три смысла, и содержали столько подводных камней, что мама не горюй. В последствие я свыкся, превратив новые встречи и беседы в своеобразную тренировку ума. Полезно, между прочим. И на сей раз я снова сыграю в её игру. Что ж, молчу: хозяин ходит первым. – Здравствуй, внучек, как у тебя дела, не сильно ли устал от тягостных трудов? – имеет в виду её заинтересованность в оставлении мной такой утомляющего меня поста. Ферзевая пешка идёт на d4 в сторону неприятеля. – И вам не хворать, бабушка, кстати, как у вас со здоровьем? Ничего не болит? А то у меня вон недавно у знакомого мать умерла, горюет, вот и интересуюсь. Вы же знаете, как мне дороги. – ответная угроза. Пусть помнит, кто из нас больший раритет и у кого быстрее может двигатель отказать. Чёрные выводят коня на f6. – Ох, не бойся, я чувствую себя как никогда ранее. Я ценю твою заботу, но давай перейдём к делу. Как я вижу, ты получил моё послание, – кивок с моей стороны, – что ты желаешь мне сказать, мой милый мальчик? – крепко её зацепила возможность потери так обожаемой власти, что она начала так прямо выражаться. Белый конь зеркально подражает антагонисту, перемещаясь на f3. – Как вам будет угодно. Что же, я не претендую на место, по праву, – нифига подобного, – принадлежащее вашему сыну. Изенгрим получит то, чего так жаждет. Но у меня есть некоторые условия, при которых нас всех ждёт такой замечательный исход, – если показать, что готов отдать титул и все сопутствующие преференции просто так, то либо не поверят, либо сядут на шею. Ни того, ни другого, мне, как вы, скорее всего понимаете, не хочется. Слоновая пешка приближается к линии боевых действий на c5. – Мне кажется, что такой, как ты, имел наивность выразиться, исход, мы получим в любом случае. А требование что-то за свалившиеся на твою голову бредни старика уже граничит с наглостью, – буквально прокричала она, медленно наращивая и громкость, и скорость произносимого. В образовавшееся окно прорывается на f4 белый слон, тенью нависая над незадействованным конём противника. – А вот у меня, бабушка, сложилось совсем иное видение проблемы. И если ваш муж на весь народ скажет то, что на данный момент известно лишь мне и вам, – как я уже говорил, паузы – наше всё, – то вы прекрасно понимаете, как поведёт себя толпа, – ещё я буду пасовать из-за каких-то там воплей. Чёрная пешка идёт на d4, атакуя противника и подставляясь под удар коня и ферзя. – Народ не поверит, – оказывается сказанное сквозь зубы можно расслышать, не сильно себя и утруждая, – и к тому же Геронтиусу в любом случае сейчас не здоровится, тем более такой преклонный возраст, сто двадцать девять лет, – конечно, с такими как ты, попробуй, поживи ещё лет десять, сожрут с потрохами. И опять она уходят в дальние дебри возраста и прочей дребедени. Как пить дать попробует избавиться от старика. Конь заглотил наживку и с радостью сожрал виновника гибели союзника. – Давайте всё-таки вернёмся к моим условиям, не перебивайте, будьте так добры, – отвлекаюсь на открывшую было ротовую полость Адаманту, – Первое: ни вы, ни кто-либо из ваших детей или тех, на кого вы имеете непосредственное влияние, не будет теми или иными способами мешать мне и моим подчинённым и близким в абсолютно любых начинаниях, ненаправленных, заметьте, вам во вред. Второе: пусть Туки вспоминают не только про свои нужды, я надеюсь, вы вбили это в сына. Третье: раз уж вы так уверены в том, что тан сменится в ближайшие сроки, то… я рассчитываю на место в Совете.– Королевская пешка идёт на d5. – Если. Ты. Думаешь. Что я могу повлиять на решения своего сына, то ты глупец. Никто не даст тебе учавствовать в решении вопросов, связанных с будущим государства. Изенгрим терпеть тебя не может, он… – почуявший лёгкую победу слон бросается на пешку, занимая ранее принадлежащую ей клетку d5. – Не без вашего на то участия, ведь так? – теперь мой черёд повышать голос, – Я повторяю: если он нарушит одно из условий, то отправится вслед за Герардом. В тяжёлое для Шира время враги пробираются во все уровни власти, вы не находите? Человек был первым, но отнюдь не последним. Запомните это. А теперь – прощайте, – Чёрный ферзь занимает a5. Шах и мат вам, товарищ гроссмейстер. Вытянутый всего на дюйм из-за напрягшейся охраны, спрятавшейся за фальшстеной клинок вернулся в ножны и полурослик покинул негостеприимную комнату и её обитательницу, а затем направился к замаскированному в одном из коридоров выходу в тоннель. Напряжённый день наконец-то закончился.