Академия Эльтеров

Седьмое сентября, с которого официально стартовал учебный год в Академии, вызывало в душах студентов странные чувства: с одной стороны, несомненно, это было ощущение умиротворения и покоя, то самое, что возникает, когда ты возвращаешься домой; с другой — предчувствие наступающего кошмара, что продлится целых десять месяцев с перерывом на две недели. В углу второго этажа учебного корпуса в кабинете заведующего кафедрой «Прикладная магия и технология проклятий» преподаватели во главе с профессором Комаром составляли своё собственное расписание занятий, выписывая из данного учёным советом только номера аудиторий. Напротив, в тёмно-магической лаборатории, слишком пунктуальных студентов припрягли к уборке Нэйк и Хафиз. Точнее, аспирант отдал распоряжение Фальку, а тот угрозами (профессором Рюриковым) и шантажом (обещаниями пожаловаться профессору Рюрикову) заставил явиться в лабораторию половину второго курса, пятерых с третьего, включая Песцова, и Кара Энцу с четвёртого. Метла под автономным заклятьем явно обгоняла ползущий за ней совок, но он пока справлялся (заклинавший только после исполнения сообразил, что их стоило связать в одну сущность). Такие тонкие инструменты, как кристаллографы, процессоры с регистрационными панелями и прочие порождения техномагии, нагромождённые на столах и полках и даже висевшие под потолком, требовали аккуратной ручной чистки, потому что энергия заклятий могла сбить их настройки — за сию кропотливую и утомительную работу посадили второй курс. Кар Энцу медитировал — его даже метла приняла за предмет мебели и попыталась вымести из-под него пыль. Когда Бэйнон наконец плюнул на свои тщетные попытки вернуть к жизни в очередной раз почившую сеть систем управления, то обнаружил, что его сокурсники столпились у крайнего окна. — А что вы там делаете? — Не мешай! — отозвался его сокурсник Женко Морож, с высунутым языком сосредоточенно водящий… удочкой?! Третьекурсник, из-за позднего «прорыва» способностей к магии попавший на курс к людям на три года младше, чем он сам, страдал ерундой с завидной регулярностью: на первом курсе три дня и две ночи вырезал шпаргалки в форме снежинок, а потом наклеил их на окна в экзаменационной аудитории; на втором — подписал учебные доспехи как «пироженка», а на алхимии пел в такт размешиванию зелья, что он пушистый пауни. И списку чудачеств не было конца. Вот теперь Женко пытался что-то выудить из окна второго этажа при условии, что речка протекала за стенами Академии. — Ура, поймал! — колдун мастерски подсёк то, что попалось на крючок, и быстро намотал бечеву обратно на катушку — на конце верёвки обнаружился… шкварчащий кусок свинины под сыром. — Еда! — Наконец-то! — А ты-то чего радуешься? Она же не кошерная! — Эксперимент удался! Дело в том, что прямо под лабораторией колдунов была кухня — видимо, архитектор не предполагал, что соседство будет настолько взрывоопасным, поэтому после него по складу, кухне и самой столовой прошлись преподаватели с БВСМ и ПМ, замагичив даже винты, крепящие петли на дверях. Студенты первое время разрабатывали магических паразитов для взлома щитов, но после пары-тройки дежурств по столовой оставляли эти попытки. Стич к магии не прибёг вообще. — Обеденный перерыв… — третьекурсники плотоядно склонились на кусманом мяса, второй курс облизывался и принюхивался. — А-а-а-а! — послышалось из коридора. Тарелку с едой мгновенно убрали под подоконник и прикрыли нерабочим кристаллографом. — Что случилось, Хьюго? — раздался где-то рядом с дверью голос Рюрикова. — Т-там… там… профессор, — трясущимся голосом вымолвил кричавший. — У нас что-то завелось! — На кухне от магии искрит, уверяю вас, Хьюго — оттуда даже шуши разбежались. — Но оно… понимаете, профессор, я спокойно стоял, жарил мясо по-фербандски, потом отвернулся, чтобы взять петрушки, а когда вернулся, мясо… вы не поверите… мясо выпрыгнуло со сковородки в окно и улетело ввысь! — Хм-м-м… О, Хафиз! Сходите к Рахили Зиновьевне и скажите, что нам нужен кто-нибудь из её девочек. — Да, Александр Юрьевич. — А вы, Хьюго, возвращайтесь и подождите минут пять. Шаги Хафиза постепенно затихли, хлопнула дверь кабинета завкафедрой, и студенты облегчённо вернулись к тарелке с воспарившим мясом, как… — Где комната 1331?! — во главе стола проявилась из невидимости злая-презлая Людмила Тагиловна, сжимавшая в руке… Люську? Каренс икнул и тихо заполз под стол. Со времени последней встречи с Бэйноном хищный кустик явно разросся — теперь у него был древесный ствол, обильная листва и три зубастых лимона, два из которых жевали рукав кафтана Людмилы Тагиловны, а третий пытался цапнуть пистольера за открытое запястье, но не мог дотянуться, потому что она держала его за ствол. Горшок с надписью «Calea zacatechichi» дёргался, раскидывая землю, так что метла немедленно двинулась убираться. — Где. Комната. 1331? — повторила зав общежитием, обводя пылающим взглядом колдунов. — Брысь! — и отпихнула метлу, настойчиво пытавшуюся выполнить свои прямые обязанности. — На третьем этаже общежития. Людмила Тагиловна обратила свой адский взор на вошедшего Вандерауфканта, тот ответил ей спокойным сосредоточенным взглядом человека, размышляющего, куда потом прикопать труп. Метла аккуратно смахивала в совок рассыпавшуюся из горшка землю вокруг Людмилы Тагиловны. — В комнатах запрещено держать животных, — пистольер потрясла перед Лиеро лимонным кустиком. Несчастное растение жалобно зашипело единственным свободным лимоном и потянулось к «папе», но стукнулось о метлу, продолжавшую свой нелёгкий труд… — Это растение, — резюмировал Вандерауфкант. Лимон обиделся и цапнул древко метлы. Помело же живым существом не было, потому продолжило дальше убираться по кругу, ибо брыкавшийся кустик теперь опустошал свой горшок от каждого движения автономной метлы. — Оно хищное, — Тагиловна предъявила Лиеро правую руку, на которой всё ещё висели два лимона, хотя ствол кусачего растения она уже давно отпустила. — Она просто голодная, — фламмовец нежно погладил пальцем плод, и тот наконец отпустил рукав кафтана. — Растущий организм требует много пищи, а она всё лето на подоконнике одними насекомыми питалась, — невозмутимо пожал плечами колдун. Хищный куст, подумаешь… Последний лимон решил не отставать от коллективного разума и тоже радостно кинулся жевать древко метлы. К вящей радости едва сдерживающих смех студентов помело при этом продолжало подметать. — Так, ботаник-извращенец. Чтобы завтра я это хтоническое чудовище в вашей комнате не видела! — рявкнула Людмила Тагиловна и исчезла. Дверь хлопнула с сочным чавком и сдавленным «Уй!». — Энцу, я не знаю керонтского, поэтому просил тебя на лакийском, — Вандерауфкант заглянул под стол. — Забрать Люську с собой. Керонтец выполз из-под другой стороны стола. — У меня было видение, — заявил Кар Энцу. — Я медитировал и увидел, что случится несчастье, если я её возьму… — Я хочу такие же мухоморы, — мечтательно протянул Морож. -… И у меня пропал багаж, — скорбно подтвердил Кар Энцу. — До сих пор где-то между Айкио и Басиланом болтается. Нормальный человек — вроде Куллхира — под взглядом, которым Вандерауфкант одарил керонтца, осознал бы, что он полное ничтожество и недостоин существования в этом мире, но Кару Энцу было феноменально по нагу. Метла, на которой извивалась Люська, чинно прошествовала мимо Лиеро и облокотилась на подоконник — куст, поняв, что жертва не подаёт более признаков жизни, сполз с древка, вытащил корни из горшка старого, забрался в новый, с надписью «на зарядку», и прикинулся нормальным растением. И очень вовремя, потому что в лабораторию чинно зашли ОН и Хафиз, потирающий нос (кажется, это его Тагиловна приложила). Студенты, кто сидел, повскакивали, остальные разрозненно протянули «Здрасте». — Добрый день, — добро улыбнулся Рюриков. Теперь будущие колдуны точно знали, что их ждёт какая-то гадость. — Ну как отдохнули? — Хорошо… — Нормально… — Спасибо… — Это хорошо, — усмехнулся профессор и упёрся кулаками о стол. Надо признать, что у бывшего легионера ОМА, ныне Посланника, руки и размах плеч были не меньше, чем у его коллег с «Военного искусства». — Потому что этот семестр будет самый тяжёлый. Второй курс, вы теперь взрослые, и никаких поблажек вам не будет. Если вы считаете, что после двух сессий нам будет очень сложно вас исключить, то вы сильно ошибаетесь — если человек не контролирует свою силу, то она ему не нужна, и лишить её вас очень даже нетрудно, можете узнать про это у ваших сокурсниц с «богословия», — у второкурсников глаза уже стали по злотому. — И третьего курса это тоже касается. Почему-то из года в год первую сессию третьего курса все сдают просто отвратительно… — Интересно, с чего бы это… — ядовито заметил Лиеро. Правда, вполголоса, но Хафиз смерил его очень выразительным взглядом. — … А вам, молодые люди, я очень советую уже писать первый диплом, — обратился к четвёртому курсу Рюриков. — Не дело начинать это за две недели до защиты, а потом бегать за рецензиями, как делали ваши предшественники. Убийственный взгляд фламмовца достался и профессору. — Расписание мы вывесим завтра, так что приходите пораньше и списывайте. А пока желаю вам хорошо настроиться и начать этот семестр правильно, — улыбнулся Человек-предмет. — Спасибо… Профессор откланялся и вышел из лаборатории. Чавк. Чавк-чавк-чавк. Студенты обратились к источнику звука. Лимонный куст доедал мясо по-фербандски. — Растущий организм, значит, — протянул Песцов, желудок которого от столь душераздирающего зрелища (правда, может, и от голода) заныл. — Придётся съесть Лиеро, — скорбно заметил Женко. — Это не кошерно. Третий курс выразительно посмотрел на Вандерауфканта. — Я всегда знал, что вы — нежить, питающаяся чужими мозгами, — утвердил фламмовец. — На Энцу мяса больше. Люське в лаборатории явно понравилось. Несмотря на то, что дни становились короче, а погода — холоднее, лимонный куст даже не думал засыпать. Он ползал с подоконника на подоконник, периодически давал себя помацать, столь же регулярно кусался и зависал при виде больших красивых проклятий. Студенты его подкармливали, а во время лекций, словно чуя преподавателей, куст вёл себя прилично, пряча зубастые лимоны в листве. Особенно весело стали проходить в лаборатории пары четвёртого курса, потому что куст всегда пытался «помочь» своим «родителям» то покусанием принимающего, то утаскиванием журнала посещаемости. Так было до одного дождливого октябрьского дня… В четверг первокурсники спалили любую профессором Рюриковым сто седьмую аудиторию, так что ему пришлось вести лекцию у четверокурсников в лаборатории. Ну то есть как лекцию… все лекции Человека-предмета делились на две части: сначала он рассказывал, какие студенты раздолбаи и как им будет плохо в сессию, а потом минут двадцать в общих словах объяснял тему. Где-то на первом этапе Люська, почуяв раздражение кого-то из «родителей», переползла с подоконника на процессор байка старой модели — Рюриков обернулся, ничего не заметил и продолжил вещать — потом взобралась на работавший, но не входивший в сеть голосовой передатчик, что висел на потолке. — Запомните, сейчас это песчинка, — воздел палец вверх профессор. — Но в конце семестра на вас свалится… ай! «Пламя хаоса» от укушенного за палец Рюрикова взметнулось вверх, закоптив цепочки, на которых висел передатчик, и кинулось в погоню за Люськой — куст забился под подоконник, а заклятье поглотил «чёрный туман» стоявшего рядом кристаллографа. — Что это было? — Всеядный лимонный куст, — абсолютно спокойно констатировал Вандерауфкант. Рюриков очень задумчиво посмотрел на фламмовца. — Я уничтожал хищные кактусы в пустыне, когда мой Учитель нейтрализовывал там магические ловушки, и охотился за лукарями в лесах, но про агрессивные лимоны ещё ни разу не слышал. Может, расскажете поподробнее?.. После этого случая Люську начали прятать за нерабочим кристаллографом, клятвенно заверяя профессора, что хищное растение из лаборатории убрали. Песцов и Енотов сдавали результаты коллективного разума Хафизу — аспирант искал пути отхода, ибо принимать не хотел, тем более, две одинаковые лабы по терверу. И Бэйнон, и Лёха утверждали, что просто советовались, и вообще по-другому сделать эту работу просто невозможно, и уставший за день Хафиз уже почти с этим согласился, лишь бы они оба отстали. В дверь лаборатории аккуратно постучали. — Войдите, — отозвался аспирант, и поставил галочки в своём журнале Песцову и Енотову. — Всё, идите. — А у нас ещё лабы, — осторожно начал Бэйнон, и в глазах Хафиза отразилась вся печаль кочевого терионского народа. — Добрый день. Она вошла в тёмно-магическую лабораторию как первый луч утреннего солнца проникает в лесную чащу: лёгкой летящей походкой от бедра, гордо неся впереди себя шикарную грудь, приоткрытую в глубоком декольте кружевной рубашки; золотистые волосы волнами спускались на её плечи, а лицо, правильное, как у кахилльской статуи, излучало милосердие и всепрощение. Чудесная девушка, судя по росту и телосложению, будущий паладин, улыбнулась, и в души народонаселения тёмно-магической лаборатории просочился тёплый свет… — Рахиль Зиновьевна очень просит кого-нибудь зайти к нам в лабораторию и настроить тренажёры. Она очень извиняется, что их опять сломали, — жемчужно улыбнулась паладин и скромно потупила взгляд голубых глаз. Хафиз застыл с открытым ртом, Песцов, Енотов и сидевший неподалёку от них Бейкербрейнгель дружно покраснели, а человек пять, включая Нэйка, едва не подрались за право пойти поработать. Тем временем позади шикарной блондинки, словно соткавшись из тьмы коридора, появился Лиеро. Он просто молча встал рядом, но взгляд его немедленно упал в декольте девушки, благо разница в росте позволяла. — Господа, вы уже определились, кто пойдёт? — паладин кокетливо повела плечиком, на котором едва держалось голубое платье. Енотов только открыл рот, но, судя по судорожному сокращению мышц, на него набросили «молчание». — У нас пара срывается, — и пусть девушка кокетливо поморгала, сквозь её жемчужную улыбку прорвался паладинский рык. — Я помогу, — вымолвил наконец Вандерауфкант, не отрывая взгляда от шикарной груди. Паладин с наимрачнейшим видом повернулась к Лиеро. — После твоей… «пасхалки», или как её там, я тебя не то что на порог нашей лаборатории не пущу, а даже с нашего этажа изгонять буду, и пинками. — Хорошо, я могу через окно, с улицы, колдовать. — Вандерауфкант, ты со мной разговариваешь или с моей грудью? — мрачно поинтересовалась Маргарет Зингельшнауер. — Моё чувство прекрасного не позволяет мне отвести мой взор от столь привлекательного источника вдохновения… Под хихиканье колдунов Люська, до этого момента тихо стоявшая на полке, с интересом заглянула тремя лимонами из пяти в «предбанник» лаборатории. Паладин кулаком подпёрла челюсть Лиеро и подняла так, чтобы посмотреть сокурснику прямо в бесстыжие зелёные глаза. — Я тебе сейчас твоё чувство прекрасного знаешь, куда вобью? — Баронесса, — покачал головой принц. — Я слышу от вас речи, достойные разве что рыночной торговки, ведь чувство прекрасного — понятие метафорическое… — Вандерауфкант, у меня четыре по анатомии, так что я прекрасно знаю, где у мужчин находится чувство прекрасного. — Ох, баронесса, я к вам с душой, от всего сердца, а Вы считаете меня столь низко… — А-а-а-ай! — взвизгнула паладин и, отвлекшись от колдуна, попыталась вырвать из пастей хищного куста свои волосы. — Пусти, мерзость! — Пш-ш-ш, — отозвалась Люська и потянула блондинку в лабораторию, цепляясь корнями за штукатурку. — Брысь! — Вандерауфкант щёлкнул по одному из лимонов, и куст немедленно смылся обратно на полку. — Твоя работа?! — взвилась Маргарет. — Опосредованно, — честно сознался колдун. — Так что в вашей лаборатории сломалось? — Для тебя — ничего, — процедила блондинка. — Хафиз, может, вы посмотрите? — Он не может, — встрял Ян. — Он у нас лабораторные принимает. Хафиз посмотрел на него так, что стало ясно — Бейкербрейнгель будет сдавать тервер о-о-очень долго. Блондинка затравленно осмотрела лабораторию. — Тренажёры потеряли источник питания, — страдальчески поведала Зингельшнауер. — СУ работает, провода на месте, я проверяла. — Ну-ну, — скептически отозвался Лиеро и, пропустив паладина вперёд, вышел вслед за ней. — Енотов, ты чего молчал? — спросил Куллхир. — Ты не поверишь…