Зависим

Все это время друзья ждали его за дверьми кабинета, переживали и пропустили поэтому один урок. Ямагучи же забыл о них, погрузившись в свои мысли, и вспомнил лишь, когда они навалились на него и начали расспрашивать, что произошло. — С тобой ведь все хорошо? — обеспокоенно спросил Хината, положив руку на плечо. Ямагучи с последних сил выдавил из себя самую убедительную улыбку и кивнул. — Просто небольшая усталость, — открыто соврал он и даже не моргнул. — Точно? — не унимался рыжий. — Разумеется. Хотелось домой, в постель, укутаться в одеяло и пролежать там несколько дней. Хотелось убежать отсюда. Хотелось закрыться там, где его не найдут. Хотелось отмотать время назад, чтобы не слышать слов медсестры. Реальность была женщиной жестокой, давала хорошего подзатыльника как раз в те моменты, когда ты абсолютно этого не ожидаешь. А потом еще встанет над тобой и говорит: «Вставай, бестолочь, и действуй! Че разлегся?! Сложно тебе? А китайскую стену не сложно было строить?» Она была как математичка в их школе: постоянно требовала невозможного. Ну не может он горы свернуть! А вот погрустить — как два пальца об асфальт. Вот только и не взгрустнешь тут — увидят. Они недалеко отошли от кабинета, как Ямагучи окликнула та самая медсестра. Огонек надежды возродился в душе парня, что, возможно, она все напутала и сейчас скажет, что все нормально, это лишь обычный кашель. Каким богам помолиться, чтоб так и было? — Тадаши, ты забыл записку. Молча взяв листок (там было написано, что он идет с разрешения медсестры домой), Тадаши кивнул и уставился на ровный почерк. Огонек залили водой. Но все же хоть что-то приятное за день. Чи Хара знала: это малое, что она может сделать для парня в этой ситуации. Видела, что ему нужен отдых. Пусть это не то, о чем он молил, но Тадаши был благодарен даже за это. — Хоть отдохнешь хорошенько! — обрадовался Хината и похлопал друга по спине. — Ага, — глухо отозвался Ямагучи. Прозвенел звонок на новый урок. Ямагучи нужно было отдать лист от медсестры учителю — и домой. Он было направился в сторону кабинета, как почувствовал заряд тока, пробежавшего по спине. Тело напряглось, а Ямагучи обернулся — Тсукишима провел рукой по спине и ушел на свой урок, в другой кабинет. Он никогда не отличался многословием, а в утешениях и вовсе был профан. Но самим лишь касанием, пронзительным коротким взглядом, брошенным через плечо, молчанием он дарил какое-то тепло и успокоение Ямагучи. Эйфория продлилась считанные секунды, а потом разбилась вдребезги, как когда-то случайно задетая мамина ваза. Она тогда собирала каждый кусочек, порезала руки, но с таким трепетом потом еще сидела и склеивала — вещь была очень дорога ее сердцу. «Отпусти его», — всплыли недавно сказанные слова в голове. Сердце опять предательски сжалось. Учительница без вопросов приняла бумажку, прочла написанное, а потом еще пожелала быстрого восстановления и отпустила, чуть ли не вытолкала из класса. Ямагучи был только рад поскорее оказаться дома. Чего не произошло. Порог дома он переступил лишь через несколько часов, когда даже уроки закончились. Со школы Тадаши вышел с намерением пойти домой, но вот видимо с ногами он не договорился: те повели его в сторону любимой кофейни. Местечко было крохотным, всего с тремя столиками на двоих и одной стойкой, где всегда приветливо встречала посетителей Кин. За ее спиной были двери, ведущие — не сложно догадаться по звукам — прямиком на кухню, где трудился ее муж, Широ. Вдвоем они и содержали это небольшое помещение, управлялись как-то. Посетителей у них было немного — как раз через это они любили каждого. Впервые Ямагучи попал сюда совершенно случайно, в конце средней школы. Он решил прогуляться после школы (Тсукишимы как раз тогда не было — он болел). Погода была замечательная — как раз май в самом чистом виде — и грех было упускать шанс выгуляться. И тогда, проходя мимо таких похожих между собой домов, вкусовые рецепторы парня сработали и прямо-таки силой потащили на другую сторону улицы, где как раз и находилось это маленькое кафе. Кин как раз поливала цветы на улице, но, увидев посетителя, сразу же переключилась и добродушно приняла у него заказ. А потом Ямагучи попробовал самый вкусный в жизни мелонпан. После он не раз приходил туда и с наслаждением поедал булочку за булочкой, набивая свой живот так, что потом было сложно двигаться. Он и Тсукишиму притащил за собой как-то раз, но тот отдал предпочтение чаю. Колокольчики над дверьми звякнули, оповестив о новом посетителе. За стойкой его встретила не Кин, а ее муж. В чем-то эти двое были очень похожи: они излучали тепло. — Ямагучи? Рад тебя видеть, — добродушно отозвался хозяин и улыбнулся. — Почему ты давно к нам не заходил? — Добрый день. Простите, был занят. Наверное, ему и не нужно было озвучивать свой заказ, так как здесь уже выучили его вкусы. Тадаши тяжело опустился за самый углубленный вдаль — насколько вообще было возможно в этом небольшой заведении — столик. Он не понимал, как очутился здесь, но почему-то был даже рад: все лучше, чем быть замкнутым в четырех стенах. — Чашка горячего чая и мелонпан, — оповестил владелец. — Спасибо, — кивнул Ямагучи, но не притронулся к тарелке с выпечкой, как делал это обычно. Аппетита не было. — Что случилось, Ямагучи? Широ протиснулся и сел на стул напротив. — С чего вы взяли, что что-то случилось? — переспросил парень. — У тебя на лице написано большими буквами: «Я опечален, помогите мне», — он вывел указательным пальцем иероглифы в воздухе. — Неужели в школе так сильно загружают? Ямагучи задумчиво игрался салфеткой. Два откровения за один день? На это он не был способен. — Что-то типа того. Вкус мелонпана был не таким. Он не таял во рту с первого же кусочка, расплываясь сладким вкусом песочного теста. И это явно не из-за плохого настроения или отсутствия аппетита, здесь другая причина. — А где Кин? Мягкая до этого улыбка Широ поблекла, а плечи поникли. Как-то резко атмосфера в помещении сменилась. — Ей нездоровится, — устало отозвался мужчина и потер переносицу. — Она сейчас наверху, отдыхает. Сейчас он выглядел на весь свой возраст и даже старше — владелец был уже не молод, но этого было незаметно за всегда веселым настроением. — С ней все… нормально? — Месяц назад у нее подскочило давление и стало плохо. Врачи выявили у нее сердечный приступ. К счастью, все обошлось благополучно… «Если вообще можно говорить такое в этом случае», — закончил фразу в своей голове парень. — Через несколько дней ее разрешили забрать домой, но строжайше запретили какую-либо работу. А она так порывалась вновь с улыбкой встречать посетителей, готовить и поливать цветы. Его голос звучал устало. И не удивительно: он ведь теперь работал за двоих, а к этому еще и ухаживал за беспомощной теперь женой. Ямагучи стало как-то не по себе: он почувствовал, что все его «проблемы» вмиг превращаются в «проблемки» — потом блекнут и исчезают. Зациклившись на себе, он совершенно не подумал, что кому-то может быть намного сложнее. Ямагучи протянул немного остывший чай владельцу и утвердительно кивнул, мол «возьмите, вам нужнее». А Широ все говорил и говорил. Рассказывал, как справляется с небольшим заведением. Жаловался, что выпечка все никак не получается такой же вкусной, как у его жены. Потом рассказал, как нашел приблудившегося кота на пороге, когда рано утром открывал кафе. Теперь Мэгуми бережно стережет Кин, почти все время находится рядом и развлекает, как только может. Ямагучи в один момент замечает, что на глаза мужчине набегают слезы, но потом слышит его заливистый смех и крепкую руку на своей спине. — Ох, парень, заговорил ты меня. — Широ поднялся с места и начал растирать шею и разминать тело. Кажется, полегчало не только Широ от разговора, но и самому Ямагучи. Прощаясь, ему казалось, что он оставляет какую-то часть переживаний здесь. — Приходи почаще, — крикнул ему вслед владелец. — И спасибо. Ямагучи посмотрел на часы и удивился — как быстро прошло время за разговором или, если быть точнее, монологом. Еще какой-то час и на улице начнет смеркаться. Засиделся он, однако. Да и уроки уже закончились. На телефоне было пару пропущенных звонков и нечитаных сообщений. Хината спрашивал, как он себя чувствует; мама спрашивала, что купить домой. Положив телефон в карман, парень пожалел, что забыл дома наушники: ему сейчас как никогда хотелось заглушить мысли в голове, которые немного притихли во время разговора в кафе. С каким-то назойливым жужжанием в голове он кое-как добрался домой. Мама сразу же начала расспрашивать, где он пропадал и почему сразу не пошел домой после школы. Пришлось соврать, что задержался для обсуждения проекта с учителем. При этом Ямагучи сжимал кулаки и надеялся, что учитель не позвонил матери и не сообщил о случившемся в школе. Поднявшись в комнату, он кинул сумку на стул, а сам мешком повалился на кровать. Вся усталость вмиг придавила всем своим весом. И держала так до ужина. Угрюмый и уставший отец взгромоздился за стол и начал в нетерпении барабанить по столу пальцами — явный признак раздражения. Минори спешно поставила последнее блюдо на стол и сама присела. — Где виноградный сок? — резко заметил Тэкеши. Женщина подскочила и быстро достала из холодильника купленную сегодня новую упаковку сока (там еще стояла старая, но глава семьи не любил «допивать») и поставила на стол вместе со стаканами. Ямагучи отстраненно наблюдал за ними: раньше бы он возмутился с жестокого поведения своего отца (так и было до некоторого возраста), но сейчас… А сейчас он вырос и понял, что в дела взрослых лучше не вмешиваться. Его мать — неглупая женщина, вправе решать, что делать и с кем проводить свою жизнь. Выбрала отца — значит, ее все устраивает. Ну, а если это не так, то можно восхититься, как стойко все она выдерживает. Стальные нервы. Никто и словом не обмолвился за звонок учителя, так что Ямагучи сделал вывод: им никто не сообщил. И это было даже к лучшему. Резкий кашель прервал их молчаливый ужин. Парню пришлось сдерживаться, чтобы не закашляться в полную силу. Кровь и небольшой лепесточек ему удалось прикрыть ладонью, которую он тут же спрятал под стол. Оставалось надеяться, что на губах не осталось крови. Мать с беспокойством осмотрела сына, но тактично промолчала — может, подавился, с кем не бывает. И второй раз за вечер Ямагучи везло. Хоть где-то. А если бы нет? Если бы они узнали обо всем? Если бы узнали о решении? Тадаши так и видел разъяренное лицо отца, его надутые ноздри, брызгающую слюну во время разговора — человек он был вспыльчив. «Ты мне брось, Тадаши! Никаких соулмейтов! Не смей даже думать о Тсукишиме!..» И бла-бла-бла. Невеселая картина складывалась в голове. Может даже, его замкнули бы в комнате, лишили прочей мелочи, что часто спасает подростка от одиночества, запретили выходить куда-либо помимо школы и, может даже, перевели в другую школу. В общем, отец сделал бы все, как ему вздумается, а мать бы покорно подчинилась. Пыталась бы протестовать, но вскоре бы согласилась с «правильным» решением. Его родители относились к соулмейтам с неким презрением: они оба вышли не за своих людей. Когда Минори повстречала Тэкеши, то бросила все — семью, друзей, город, в котором выросла — и пошла по его следам. Потом они остановились и обосновались в Торонто, где у них и родилась дочь. Да-да, именно дочь, старшая сестренка Ямагучи. Молодая и счастливая семья не долго радовалась своему первенцу, ведь жизнь маленькой Сии была короткой — она умерла от дифтерии. Тэкеши подался в работу с головой, что послужило его дальнейшему повышению, а брошенная всеми Минори еще больше углубилась в свое горе. Ямагучи был вторым и последним ребенком, ведь родился намного позже сестры. И вся любовь, что перемешалась с горем после смерти, отдалась ему с лихвой от матери. Отец же мало бывал дома, все время пропадал на работе, поэтому отношения сына и отца были довольно прохладными. В возрасте одиннадцати лет Ямагучи познакомился с Тсукишимой, и тогда родители немного заволновались. Объяснялось это тем, что они были… люди старой закалки, как сейчас мягко называют гомофобов. Да, разумеется, они знали о том, что на запястье сына было не женское имя, но до конца надеялись, что Тадаши не встретится со своей судьбой, как было у них. Жизнь решила по-своему, и когда Ямагучи, заплаканный, но с довольной улыбкой, прибежал домой и начал им рассказывать о каком-то мальчишке, что спас его от хулиганов, а еще через несколько дней сказал, что его зовут Кей — родители перестали надеяться. Они хотели счастья своему ребенку, хотели, чтобы все у него было хорошо, но переступить через свои принципы не могли. Тэкеши долго спорил с Минори, настаивал на том, чтобы перевести Ямагучи в другую школу, даже заикнулся о переезде, наплевав на свою работу, но жена была непоколебима. Она проявила сильное упорство и настояла на том, чтобы ничего не менять. Кроме разве того, что их сын нашел свою родственную душу. Таким образом Минори первая сделала шаг принятия судьбинушки сына. Тэкеши не сделал этого по сей день. Он был гомофобом до мозга костей и сердечно надеялся, что его сын все-таки не гей. Эх, наивный же он человек. Жестокий, но наивный. Как только Ямагучи оказался в своей комнате, то закашлялся во всю силу. Казалось, легкие сейчас вылетят вместе с кровью и цветами. Парень с отвращением посмотрел на грязный носовой платок. Он пошел в ванну, чтобы застирать и тем самым скрыть все это. Он решил, что будет лучше использовать бумажные салфетки, поэтому достал со шкафа когда-то начатую коробку и поставил на тумбочку. А потом завалился на кровать и укрылся одеялом. Сейчас у него было такое настроение, что только надеть наушники и безостановочно реветь. Но вот беда: слезы не лились, а желания доставать наушники не было — все равно шум в голове не заглушат. Как бы не хотелось забыться, но мысли то и дело возвращались к словам медсестры. Потом медленно перетекали к родителям. А потом и к самому Кею. Разлюбить Тсукишиму? После стольких лет их дружбы? Тадаши вновь задумался над этим, представил в голове картину, где он отпускает Тсукишиму и тот, даже не посмотрев на него, разворачивается и идет себе своей дорогой. Потом на его пути встречается красивая низенькая девушка, они влюбляются… Черт! Ямагучи зажмурился и с силой надавил на голову подушкой, сжимая ее. Даже сама мысль о новой девушке невыносима. «Но… так оно и будет», — с болью подумалось ему. В этот момент из глаз все же покатились слезы, они обжигали кожу, но в то же время не давали забыться в сочувствии к себе. Тадаши не мог сейчас раскисать. Нужно было собраться, взять себя в руки и все обдумать, а не реветь, как герой мелодрамы. Слезы все равно не удалось остановить, но зато мозг немного прояснился. Ямагучи сел на кровать, поджал под себя ноги и положил подбородок на колени. Тадаши понимал, что не сможет отказаться от чувств к Тсукки, как бы его не просили. Это как… зависимость. Да, именно, как зависимость. Сначала Кей постепенно входил в жизнь Ямагучи, маленькими дозами. Со временем они стали увеличиваться, как и желание их получить. И вот сейчас, на данном этапе, Ямагучи — полностью зависящий человек, и он готов пойти на любое действие, чтобы получить еще одну дозу Тсукишимы. «Ты будешь продолжать кашлять, но этим все не кончится. Все будет только хуже, мой дорогой». Что она хотела этим сказать? Минори и Чи Хара тогда еще разговаривали, но все это происходило на периферии, он не разбирал слов. И сейчас жалел, ведь, может быть, они бы многое объяснили. Но одно он знал точно: ничего хорошего из чувств Ямагучи не получится. Он в этом убедился еще лет эдак в четырнадцать, когда впервые заговорил о соулмейтах серьезно, не принимая все за шутку. В то время все казалось проще. Наверное, именно тогда Ямагучи начал ощущать незаметные перемены в себе по отношению к Кею. Но самую первую дозу он принял еще при первой их встрече. Он чувствовал себя зависимым, наркоманом, которому требовалась новая порция. И даже если Ямагучи просто дышал одним и тем же воздухом, чувствовал легкий аромат туалетной воды, видел его, в конце концов, просто находился рядом — этого было достаточно, чтобы продолжать жить. И теперь ему говорят прекратить принимать этот наркотик. Ха, смешные какие. Если человеку сказать: «Не дыши!» — долго ли он продержится? Доказано, что нет. Как и в случае Ямагучи: долго он не протянет. Поэтому, зная все наперед, даже не будет пытаться задерживать дыхание. Зависимый.