соседи

Это была девочка. Дело всегда в ком-то, а не в чем-то, не в ситуации, не в катаклизмах, а именно в том, кто главный герой, именно он выталкивает тебя на эшафот, пусть об этом даже знать не будет. Так вот, была девчушка с прекрасными яркими голубыми манящими глазами и ослепительно-режущей-глаза улыбкой. Она была с самого детства рядом, где-то по близости, как настоящий соратник делала все пакости, дарила глупые подарки, прикрывала спину, как положено лучшему другу. Это была девушка. Почему-то всем всегда важен возраст, поэтому уже тогда девушка всё ещё была, всё ещё присутствовала где-то по близости, но уже непостоянно, она всё так же прикрывала, только уже не с такой охотой, читала нотации больше, залечивала глупые раны с примесью материнской любви, а ещё любила как сестра, заменяя почти всю семью. Оно и логично, семьи то у него не было. Была она, был старый дед, заведующий детским домом, были друзья, которые старались так же, как и все в таких заведениях, вырваться в люди, выйти «нормальными». Да, был тот самый детский дом, воспоминания о котором не коробят, как у многих других таких же покалеченных детей, совсем нет. Для этого места в памяти был отдельный островок спокойствия, любви и радости. Но дедуля Макаров тогда не смог ничем помочь, даже он с редким чувством справедливости, увы, не смог. Её сбили, насмерть, девушке было всего шестнадцать лет. Цветущая пора для первых неловких поцелуев с не самым чутким, но милым парнем, первые свидания, очередные драки лучшего друга, первая подработка за стенами дома и не первое, но глупое «я успею» на пешеходном переходе, когда не замечается резко завернувшая на повороте иномарка. Это была самая дурацкая смерть, о которой мог только подумать обычный человек, ведь у нее вся жизнь впереди, разве не так? Нацу тоже было семнадцать, когда он впервые сорвался и чуть не убил того несчастного идиота, которого конечно же не посадили, но прав лишили. Жизнь девочки стоила всего лишь каких-то документов. Нацу было семнадцать, когда он не смог контролировать себя из-за вспышек агрессии, ему было семнадцать, когда он сбежал из того светлого воспоминания и больше никогда туда не возвращался. Здравый рассудок смог уговорить лишь на поступление в профессиональный колледж и на койку в общежитии с не самыми разумными и адекватными соседями. Следующие три года своего обучения он провёл в алкогольном омуте, что ему никогда не мешало едва ли не взрывать общажную кухню своими экспериментами. Как и с чьей помощью он написал дипломную работу и даже защитил её, он так же слабо помнил, перед глазами только идеальные расчеты ингредиентов и дозировки, конечно же. А далее всё как в тумане. То есть он помнил, что поехал путешествовать по стране, спустя несколько лет скитаний помнит как на одном фестивале потерялся в лесу, его то ли накурили, то ли дали попробовать что-то более сногсшибательное (в прямом смысле), утром он проснулся где-то в поле, довольно далеко и от дороги и от леса. Зато с вещами — скудное количество сменного белья и нескольких футболок, бутылка, удивительно, воды, в импровизационном портсигаре из старой пачки сигарет одна или две самокрутки и несколько купюр десяток, — путь был предначертан. Путь на дом, которого у него не было в помине, разве что небольшой счёт в банке, оставшийся от его погибшего приемного отца, деньги из которого он не брал, осознавая, что они ему ещё пригодятся. Разве что от зависимости избавиться было сложнее, чем он думал, ожидание превзошло свою гадкую реальность. Молодой алкоголик с вечной депрессией и не менее радужными планами (пустыми как и его внутренности) на будущее. Кажется, в тот период его кто-то заметил в городе Мальбе в определенно не самых лучших обстоятельствах и сдал дедуле. Что удивительно, дедуля прибыл уже на следующий день, бросив практически все свои дела, потому что Драгнила, оказывается, искали довольно долго, хотя уже и не надеялись его больше встретить, и вообще что-то он слишком много о себе возомнил, если считал, что его феерический побег все забудут. Эту тираду Нацу слушал в пол уха, заострив внимание на диком сушняке и впервые огромным желанием стать глухим и больше никогда никого не слышать, ему хватало и собственных внутренних ехидных речей о своём ничтожном существовании. Часто бывало, что он забывал о причине своего поведения. Это был самый большой плюс алкоголя. Монолог Макарова закончился тем, что парню влепили смачную оплеуху, заставили вымыться, побриться, одеться в более менее чистое, на захудалой кухне дали в руки пакет продуктов, нож едва заостренный и приказали возвращаться в строй своего дела. Дед знал, что по его уезду всё вернется на круги (не)своя, но последняя искорка надежды, как знается, умирает последней. А потом случилась столица. Случилась обшарпанная стена четырёхэтажки, висящая с потолка лампочка в квартире-студии, светлые волосы неосознанно прекрасного человека. Случился и он в той самой квартире, до тремора в руках и глупого подсознательного самобичевания. Именно тогда ослепительно-режущая-глаза улыбка из воспоминаний превратилась в коньячного цвета глаза человека реального.