***
Утром того дня Арсений сидел на маленькой кухне и с сосредоточенным видом наблюдал, как от кофе вздымается пар. Мыслей не было, только размытые, дымчатые воспоминания вчерашней ночи и ощущение полного спокойствия внутри. Арсений за такое раньше душу готов был продать, а ощутил это и без договора с дьяволом. В голове — картинки их поцелуев, на губах — привкус табака и талое ощущение пухлых губ, которые с таким желанием целовали его ночью. Арсений не мог разве что понять, как быть теперь. Паренька отпускать он совсем не намерен — это было бы глупо — а как с ним вести себя, он не знал. Да и кто они друг другу? Он верил или же хотел верить в то, что Шастун тоже в него влюблён. И от этого Арсений счастлив. Антон в его жизни совсем не лишний, а очень нужный, тёплый (пускай и с такими холодными руками), даже какой-то по-своему родной. Пока кофе остывал, оставаясь нетронутым, а Арсений погрузился в раздумья об Антоне, который в понедельник утром спал словно им не нужно на учёбу, предмет его утренних размышлений тихонько вплыл в кухню. Арсений резко дёрнулся, услышав шарканье ног, и поднял взгляд на парня, плюхнувшегося на стул рядом. Антон ласково и немного смущённо ему улыбнулся. От его полуночной раздражительности и резкости не осталось и следа. На кухне воцарилось молчание, немного неловкое и нелепое, словно у подростков после первого поцелуя. Хотя, они не так далеко от такого сравнения ушли. Никто не знал, с чего начать, они лишь усмехались и искоса поглядывали друг на друга добрые минут двадцать. А когда всё-таки пересекались взглядами, мгновенно отворачивались и тихонько смеялись. Тем не менее, их пальцы встретились почти сразу же и сплелись аккуратно, мягко. Арсению это чувство было в удовольствие, вся эта мягкая, комфортная неловкость заставляла его сиять. — Знаешь, а я ведь не знаю, что там за поцелуями следовать должно, я так далеко не заходил, — выдавил со смешком Антон, а потом согнулся пополам в беззвучном приступе смеха. — У меня с девчонками не складывалось как-то, да и с парнями, не знаю, скрывать много всего приходилось постоянно. Шастун усмехнулся и взглянул немного сияющими глазами на Арсения. Тот замер, как и всегда, когда видел эти изумруды. Он приоткрыл рот в немом восхищении и не мог оторвать взгляда от мерцающих радужек. Антон подошёл к нему и опустился на колени рядом, вглядываясь в глаза Арсения, который мягко улыбался. А потом Шастун прильнул к губам парня, только уже мягко, без напора, почти невесомо целуя его, иногда прикусывая нижнюю губу легонько, заставив Арса задержать дыхание. И Антон никогда не был счастливее, чем теперь, когда он сжимал руки ставшего таким близким человека. И уходить это чудо совсем не хотело, несмотря на все попытки Шастуна его оттолкнуть. Все эти чувства, ударившие в голову, теперь заставляющие сердце вообще биться, въелись в кожу. Антон счастлив, он теперь навсегда счастлив, сколько бы бед на его голову впоследствие не упало. Если Арсений будет целовать его так, как сейчас, нежно, немного стеснительно и чуточку скованно, и держать его руки — им всё по силам. — То есть никаких драм с бывшими героями-любовниками? — со смешком выдал Арс, когда они оторвались друг от друга. — Никаких. — Хорошо, — ответил он, — Я тоже не профи в области отношений больших, чем дружеские, но, предполагаю, дальше должно быть свидание. Пойдёшь со мной на свидание, Шастун? — Пойду, — сказал тихо Антон, — Удиви меня, Арсений Попов. Арс хихикнул и встал, подтягивая за собой Антона, который уже почти сидел на полу. Тот улыбнулся снова так ярко, что искорки в глазах заиграли. И в этом нет никакой магии, он просто влюблён. Чем всё это кончится, не знает никто, но не всё ли равно?***
Стрелки часов перевалили за семь. Университет быстро опустел, всем студентам не терпелось попасть домой к своим холодильникам и телевизорам, да и преподаватели не хотели засиживаться допоздна. Поэтому без тени сомнений Арсений брёл по широким тёмным коридорам и держал за руку своего огненного принца. Свет горел только на лестницах, всё остальное же было погружено во мрак и создавало атмосферу загадочности. Антона грызло внутри приятное ожидание чего-то обязательно волшебного, потому что Арсений по-другому не умел. Все их прогулки были чем-то особенным, как и они сами, так что ожидания от свидания были такими же. Арсений на парня не смотрел, лишь таинственно улыбался одним уголком губ и продолжал тянуть его куда-то. Они перешли в старый корпус, где редко бывали студенты. Библиотека и старый актовый зал не пользовались особой популярностью среди молодого поколения, но они свернули именно к царству книг. Арсений очень аккуратно отворил массивные скрипучие двери и тихонько вошёл в пыльную библиотеку. — Настасья Петровна, мы пришли, — произнёс он. — Арсюш, заходите, только потише. Счастье любит тишину. Арсений засиял благодарной улыбкой и вцепился только крепче в чужие пальцы, который всё ещё с нескрываемым интересом ждал, что же он учудит. Тот мягко втянул Антона за талию в комнату и увлёк в сторону книжных полок, подальше от пустого читального зала. Они мягко, почти бесшумно ступали между высокими стеллажами, доверху забитыми книгами. Литература грозилась то и дело свалиться на их цветастые макушки. Антон завороженно рассматривал потрёпанные корешки томиков Бродского и Гумилёва, которых очень любил. Света в библиотеке становилось всё меньше, уходили они всё глубже в недры этого пыльного помещения. Пыль здесь и вправду можно было бы увидеть, чуть ли не коснуться прямо в воздухе. Библиотеки мало кому были нужны теперь, когда есть интернет, но в них есть своя магия. Этот затхлый запах старой бумаги, немного стершиеся от времени золотистые надписи на книжках и приятный полумрак. Антон улыбался от уха до уха, озираясь по сторонам, а Арсений смотрел только на него, потому что восторженный Шастун — само искусство. Он по пути пытался вспомнить момент, когда понял, что парнишка навсегда стал частью его жизни, даже если из неё рано или поздно ему придётся уйти. В голове было пусто, он не мог осознать, когда же Антон стал таким близким, но оно и не нужно. Где-то в подсознании Арсений с первой встречи знал, что так всё и обернётся. Или же он просто хотел, чтобы всё так случилось? Мы никогда не узнаем. — Куда мы идём, Арс? — Уже пришли, солнце, — уверенно сказал Арс и утянул его за стеллаж с подписью «Легенды и мифы». Между ним и второй полкой с табличной «Фэнтези» на полу был разложен клетчатый плед и кинуто пару подушек. Арсений выбрал именно этот закуток, где полки со сказками образовывали комнатку из трёх стен, потому что здесь каждый сантиметр пронизан магией, как и всё в его жизни сейчас. Он подошёл к прибору, стоящему рядом. Это был древний-древний плёночный проектор, который, стоило ему только включиться, стал кряхтеть как столетняя бабушка, но работал очень даже исправно. Когда Арсений закончил возню с техникой, он протянул Антону руку и притянул его к себе. Парень всё ещё был в непонимании, что происходит, но поддавался манипуляциям Арсения в ожидании, что же тот сделает дальше. Арсений, как подобает настоящему джентельмену, поцеловал его худую руку и произнёс: — Прошу ложиться. Антон прыснул со смеху и был ловко заткнут поцелуем Арса. Руки Шастуна вмиг оказались на его шее, притягивая его ближе. Потому что хотелось больше этих пьянящих поцелуев, хотелось больше Арсения, пока он рядом и сам Шастун может себе позволить быть влюблённым в кого-то. — Слышал, что нам сказали? Быть потише, — прошептал ему на ухо Арсений. Шаст лишь счастливо кивнул в ответ и всё-таки сел на плед, а рядом приземлился Арс. Он всё ещё ничего не говорил, только щёлкнул что-то в проекторе и откинулся на спину, утягивая за собой и Антона, который со звонким «ой» приземлился рядом и сразу был заключён в клетку из крепких рук. — Наслаждайся кино, — сказал Арс и чмокнул его в висок. И через секунду на потолке загорелся белый экран и одна за одной отсчитывались цифры, как в старом чёрно-белом кино. Антон такое до безумия любил, он был весь в этом, в кинематографе двадцатых годов. Он обожал и этот фильм, который решил показать ему Арсений на потолке библиотеки, который назывался «В джазе только девушки» с блистательной и неповторимой Мэрилин Монро в главной роли. И Арсений даже не знал, что снять чёрно-белое кино, которое вернуло бы любовь поколения к таким картинам, это главная мечта парня. Антон ему никогда о своей тайной любви к давно забытому жанру не говорил, но Арсений сделал это. Будто знал, что это будет лучшим свиданием. Антон замер с приоткрытым ртом, а потом его глаза засияли зелёным цветом, на что Арсений лишь улыбнулся. Мерцание его радужек — лучшая похвала. — Арс, — шепнул парень, — это так замечательно, ты бы знал. Господи, спасибо. — Всё для тебя, моря и океаны, — ответил со смешком тот. Антон только устремил взгляд в потолок и прижался к груди Арсения сильнее, устраиваясь в его руках поудобнее. Рядом с ним он чувствовал себя по-настоящему дома. Как будто этот человек всегда должен был быть здесь, с его идеями для свиданий, с его пониманием и кучей легенд в голове, хотя в них и не верил. Но теперь Арс доверял уже всему, потому что рядом с ним на колючем пледе лежало само солнце, над ними играли и пели герои старого шипящего кино, а он был так счастлив, прижимая губы к вискам парня, целуя его костяшки и обнимая его крепко-крепко, что не хотелось ничего менять.***
Они вернулись домой за полночь, гуляя по проспектам и набережным, покачиваясь в пустом метро и плетясь по ночным улицам. Арсений улыбался во все тридцать два, шутил и сам же смеялся, потому что ему было классно. Антон рядом сжимал его ладонь и хохотал во весь голос тоже от каких-то глупых шуток Арсения, рассказывал истории из детства, ещё нормального и светлого, не омрачённого проблемами магии. Про то, как он умудрился уронить коробку с лампочками на кота, который с дикими воплями убегал в сторону кладовки минутой позже, как ему пятилетнему приспичило потыкать палкой в полудохлую змею в деревне (змея даже попыталась его укусить на последнем издыхании, но окочурилась раньше), и как в пятнадцать идея сделать сальто на краю стола казалась ему гениальной и очень необходимой к исполнению, вследствие чего он сломал себе нос и рассек бровь. Они ввалились в квартиру и захлопнули дверь за их спинами, приваливаясь к ней и продолжая припадочно хихикать. Глотка болела, воздуха не было, а улыбка сползать с лица не хотела. Парни ещё долго стояли в позе буквы зю и старались восстановить дыхание и сердечный ритм. А потом Арсений упёрся руками в чужие плечи и приник к его губам, втягивая в очередной поцелуй. Он в самом деле чувствовал себя подростком, который отдался влюблённости, прыгнул в неё с головой. Хотя… Так и было. Арсению в юности не хватило всех этих розовых соплей и поцелуев, ночных посиделок на кухне и нежности первой любви. И теперь он восполнял их, целуя Шаста больше, глубже, обнимая чаще и вдыхая ромашковый аромат его волос. — Ты так мне нравишься, так нравишься, — шептал он между поцелуями, — Я всё готов отдать, лишь бы это длилось вечность. Антон не ответил. Вечности у них не было, человеческая жизнь не позволяла, что уж говорить о проклятии, наложенном на волшебника. Арс спросил его о звёздах на ключицах снова, когда они лежали на полу библиотеки. Он так и не понял, почему одна из тех, что обозначали те наказы — цену жизни Шастуна — растворилась и не оставила шрам. Антон признался, что это вина только Арсения, и парень на один шаг ближе к спасению, потому что первое выполнено — спасти. Тогда тот не понял, причём тут он, ведь спасать его не нужно было, он живой и здоровый. Но теперь Арсений видел ясно — и вправду ведь спас его этот мальчишка. Вытащил из серости, тяжести жизни, окрасил весь мир в яркие цвета и избавил от одиночества. Потому что одиночество не всегда означает отсутствие людей рядом. Зачастую оно — присутствие не тех, кто нужен, а чужих, пускай и близких. — Свидание — есть, а что дальше? — спросил Арс, касаясь его лба своим. — Дальше я пойду спать, — ответил Антон. Арс усмехнулся и продолжил: — Дурак, я про… — Я знаю. Подумаем потом. Может, я вообще скоро тебе разонравлюсь. Я всё ещё удивлён тому, как спокойно ты принял мои убийства и всю эту кутерьму с проклятьем. — Ты в этом не виноват, — выдохнул Арсений, — Скажу это ещё раз двести, если хочешь. А проклятье… Мы попытаемся это исправить. Ты же не можешь так нагло бросить меня сейчас? — с напускным возмущением спросил он, надув губы. — Нет, конечно. — Ну вот и всё. Не прощайся с жизнью раньше времени, — с улыбкой закончил он, — Ты спать, кажется, хотел. — Да. Спасибо за свидание, Арс. Это было замечательно, — негромко сказал Антон, — Спокойной ночи. — И тебе. Антон ушёл к себе, а Арсений ещё около минуты стоял и пытался погасить безумное сияние внутри и это чёртово счастье, которое проглядывало сквозь его улыбку и глаза. Вот только нужно ли пытаться скрыть его? Всё равно все попытки будут тщетны.***
Ночью Арсений не спал. Он ворочался в постели, то заворачиваясь в тонкое одеяло по шею, то наоборот откидывая его. Ему было не уснуть, слишком насыщенным на эмоции вышел день. Но он больше не улыбался, потому что к нему пришли более мрачные мысли. Ночью все они находят место в его голове. Он стал снова пустым. Казалось, что только рядом с Шастуном он мог улыбаться как дурак и смеяться до боли в лёгких. Стоило всем эмоциям утихнуть, и он вновь становился собой. Тем собой, который видел в своей жизни только оттенки серого, который к обыденности привык. В такие моменты только фиолетовые волосы доказывали то, как сильно он изменился. На самом деле он просто хотел ощущать внутри что-то от прежнего себя, для него это всё было ошеломляюще быстрым, смертоносным вихрем, который оставил от прошлого лишь руины. А в голове мысли уже не те, более яркие, в какой-то степени даже безумные. Ночью мир воспринимается по-другому. Ночью музыка кажется громче, потому что всё вокруг погружено в тишину. И в этой тишине жить очень хочется. В ней пишутся стихи, сочиняются песни, в ней дышится легче. И Арсению дышалось. Курилось, сиделось в кресле в углу, читалось, сочинялось и даже пелось. Тихонько, с хрипом, не зная слов, но песня всё крутилась в голове. Какая-то старая ненавязчивая мелодия. Только одно в ту глубокую ночь (доходило уже три) смогло рассеять вмиг всё это спокойствие. Крики Антона в соседней комнате, которые, как и всё ночью, казались намного более громкими в этой тиши. Пареньку снова снились кошмары, оно стало сразу ясно. Арсений сорвался с места и пулей влетел в его комнату. Сердце билось в такие моменты чаще совсем не от влюблённости, вернее, не только от неё, но и от тревоги тоже. Потому что такие крики Арсений слышал часто, и каждый раз успокаивал парня, который лишь тихо благодарил его. Этого ему было всегда достаточно. Арсений тихонько встряхнул его за плечи и, не дав даже очнуться, прижал к себе. — Тише, тише, — мягко шептал он на ухо Антону, — Они ничего тебе не сделают. Дело в том, что Антон регулярно выкрикивал одну и ту же фразу, преследовавшую его в этих кошмарах: «Не надо, прошу, не трогайте меня, не смейте меня трогать! Я сожгу вас к чёртовой матери!». Арсений так и не узнал, что ему снилось, его вообще мало волновало содержимое. Он переживал только за состояние Шастуна. Тот и сейчас рвано дышал, придя, наконец, в себя, и оплёл его шею длинными руками. Не то чтобы Антон не мог справиться с этим сам (четыре года жил с ними, ещё поживёт), просто стоило ему коснуться Арсения, обнять его, и все страхи и волнение на сердце уходили, будто и не было. Словно его прикосновения были своего рода лекарством. Антон неосознанно обвил талию Арса и ногами, сцепляя их за его спиной, придвигаясь ближе. Обнял его и на секунду обо всём забыл. В голове усмехнулся — и такое ведь бывает, чтобы голова была пустой совсем. Зато чувство какое-то совсем иное, тебя ничего не тяготит. — Антох, ты… — В порядке, — выдохнул Шастун, а потом отодвинулся и вымолвил тихонько, — Прости, я что-то перешёл грань. — Ты вот мне скажи, ты дурак? — вдруг выдал Арсений. — Что? — переспросил Антон удивлённо. На это Арсений лишь качнул головой и усмехнулся. — Я могу сделать так, — он поцеловал его за ухом, и Шастун дёрнулся от неожиданности, — Так, — Арсений чмокнул его в кончик носа, отчего парень улыбнулся, — Так, — парень почти невесомо коснулся его губ своими, утягивая в короткий поцелуй, — и после этого ты говоришь о гранях. Они у нас уже немного дальше, чем мы оба думаем. Антон кивнул, смущённо улыбаясь, а потом спросил неуверенно: — Арс, можно я с тобой сегодня? — Спрашиваешь ещё. Хоть каждый день, — ответил бодро тот и потянул его за руку с дивана. Они плюхнулись секунды спустя на кровать Арсения, которая прогнулась и заскрипела под их весом. Антон повернулся набок и, подложив руки под голову, стал скользить взглядом по аккуратным чертам профиля возлюбленного. Арсений устало вздохнул и прикрыл глаза на мгновение, а потом сменил положение. Они с Шастуном теперь лежали нос к носу, глядя друг другу в глаза. Волшебник молчал, зависнув на голубых глазах, и дышал с перерывами. За незашторенным окном сияла яркая луна, откидывая тени мебели на стены. Антон вздохнул, наконец, полной грудью и произнёс: — Сень, расскажешь ещё какую-нибудь сказку? Арсений по-доброму засмеялся в ответ. — Ладно, ребёнок мой, расскажу, — ответил он и начал, — Давно-давно, сотни лет назад, где-то в другой вселенной существовал один мальчик. Он был добр сердцем, храбр, как самые отважные рыцари, щедр, но был в нём один изъян — он не умел любить. Он лишь изредка чувствовал к кому-то симпатию, которая сходила на нет через пару недель. Паренёк жил без любви, полностью отдавая себя подвигам и геройствам, только вот со временем люди перестали нуждаться в его помощи. На смену ему пришли новые рыцари и герои, а он остался таким же. Одним холодным утром, когда весь мир ещё спал, а рассвет был удивительно розовым, чего никогда не встречалось в тех краях, также, как во Флориде никогда не было снега. Но это уже другая история, я как-нибудь расскажу её тебе. Парень брёл по утренним тропкам между деревьев в лесу и выбрел на поляну, откуда был виден берег чистого озера. Оно было так спокойно, как и весь мир в те часы. На берегу сидел человек, устремив свой взор куда-то далеко, на другой берег озера. Арсений решил составить ему компанию и присел рядом, пытаясь высмотреть, кого же тот увидел. Тогда он и спросил: «Кого ты ищешь? На том берегу нет ни единой души. Но рассвет прекрасен, не считаешь? Я таких никогда не видывал». На что получил ответ, сказанный тихим, хрипловатым голосом: «Я никого не ищу. Спасение своё ищу в этом рассвете, да только вот озеро слишком глубоко, мне не переплыть его»… Антон вмиг погрустнел и неосознанно коснулся татуировки кончиками пальцев. У Арсения и у самого улыбка слезла, а в глазах промелькнула грусть. — Не заканчивай, — прервал его Шастун. — Что? — Не заканчивай, не надо. Не люблю плохие концы. — А с чего ты решил?.. — Я уже слышал эту историю, — хмыкнул Антон, подыгрывая Арсению, — Обними меня лучше, и давай спать. Тот обвил рукой его плечи, прижимая к себе ближе. В голове вились мысли о сказанном парнем, и Арсений понял, что тот давно свою возможную смерть принял и впустил в себя. Но ещё можно всё повернуть, ведь так? Ещё можно сохранить ему жизнь, время ещё не кончилось. — Антон, а ты уверен, что у этой истории плохой конец? — прошептал Арсений, видя, что мальчишка погрузился в лёгкую дрёму. Но его вопрос остался без ответа. Антон вскоре уснул в объятиях Арсения. Тогда тот и сам задался вопросом, а не быстро ли у них всё? Ещё только сутки назад кричали друг на друга, а теперь засыпают вместе, осыпают друг друга поцелуями и ходят на свидания. Наверное, слишком устали быть одни за столько времени. Тем более его-то у них и нету совсем, чтобы тратить на бесполезные метания и разборки с собой. Ведь если люди влюблены друг в друга, всяко проще быть вместе, нежели мучать себя размышлениями об этой влюблённости, так? Их отношения казались Арсению нереальными, слишком ошеломляюще-быстрыми, безумными, но ему совсем не было плохо, когда он осознавал, что может просто подойти и поцеловать его. Поговорить о сокровенном, посмеяться с его глупых шуток и переплести руки. А значит, всё в них так, как нужно. Да и отношения ли это? Они не говорили об этом, а просто жили. Неважно, встречаются они теперь или нет, главное, чтобы рядом. А остальное решится само.***
— И он так отчаянно мою талию ногами обвил, Серый, у меня всё сжалось внутри даже… Потом он уснул у меня, а мне не спится, — заканчивает Арсений. — Да уж, полуночные истории. — Вообще-то предрассветные. Почти пять уже, — сообщает Попов. — Заболтались мы с тобой. Арс, вы теперь типа встречаетесь или что? — Похоже, — отмахнулся Арсений. - Я просто влюблённый идиот, это и так ясно, а с остальным потом определимся, — выдал он и добавил: — Ладно, Сер, спасибо, что послушал эту не самую занятную историю про влюблённость твоего друга-педика. Серёжа на том конце провода смеётся, а потом говорит: — Самокритично, что я могу сказать. И главное, никаких ярлыков. Ну, а если серьёзно, Арс, я рад за тебя. Ты так изменился. Мне в кайф тебя таким счастливым видеть. — Мне и самому лучше, — бросает Арсений, — Ладно, спокойного утра, Серёг. До созвона. — До созвона. Арсений сбрасывает вызов и возвращается в тёплую комнату, на ходу сбросив куртку. Устроившись на краю кровати рядом с мирно сопящим Шастуном, он засыпает без задних ног с полным спокойствием на душе, которое, наверно заслужил. Именно приятное, цветущее спокойствие, а не холодное и безразличное ничего. Так лучше.