Встретимся на рассвете

— Пожалуйста, перестаньте! Не надо, прошу, не трогайте меня, не смейте меня трогать! Я сожгу вас к чёртовой матери! Арсений слышал чужие крики в своей голове которые сутки. Только чужими ли были эти крики? Он слышал надрывный, отчаянный голос его Антона, который мирно посапывал рядом, в своей голове. Попов подскочил на постели, глубоко дыша. Крик застрял в горле, комом перекрыв глотку. Для него это было, словно старый, давно забытый кошмар, который одолевал его голову, но он состоял не из картинок, а из мрачных, пропитанных страхом слов. Арс старался дышать как можно тише, лишь бы юноша не проснулся, но воздуха не хватало. Он инстинктивно вцепился в тонкое запястье Шастуна и потирал глаза, чтобы убрать остатки сна, но голос становился громче и громче до тех пор, пока с уст Попова не сорвалось: — Прекратите! — слово было сказано в полголоса, хриплым после сна голосом, но и этого хватило, чтобы разбудить Антона. Тот заворочался в одеяле (он же и настоял на том, чтобы сменить тонкий плед на что-то более тёплое) и приподнялся на локтях, мутными глазами-щёлочками глядя на Арсения. — Сень, ты чего? Больно, вообще-то. Попов и не заметил, как его пальцы до синяков впились в бледную кожу. Он шумно выдохнул и отпустил руку парнишки, который продолжал смотреть на него с тревогой. — Спи, солнце, — прошептал Арс, но заметив, что Антон даже не пошевелился, продолжил, — Нормально всё, просто кошмар приснился. Тихое «ладно» прилетело ему в ответ, и мальчишка снова зарылся в одеяло, предавая разум царству Морфея. Арсений же понял, что не уснёт до утра. Что-то в его памяти шевелилось, как будто слова, которые слышались ему не первый день, уже были сказаны когда-то. Он рылся в уголочках своей головы, стараясь достать это воспоминание, но всё тщетно. Час или больше Попов провёл сидя на кровати и глядя в стену, отчего спина затекла, но он и этого, кажется, не замечал. Только вновь чувство чужого надзора охватило его и сковало движения. Так и сидел парень, смотря то ли на светящийся циферблат часов, то ли просто куда-то в пространство, пока что-то внутри вдруг не сподвигло его подняться. Арсений встал босыми ногами на холодный паркет, отчего по телу пробежалась волна мурашек, и тихо-тихо ступал по скрипящему полу к двери, чтобы не тревожить спящего Антона. Кухня встретила его светом луны, льющимся из окон без штор, и холодом, веющим оттуда же. Арс прикрыл форточку и глубоко вдохнул прохладный воздух, прошедший ветвями по грудной клетке и ударивший в лёгкие. Он глядел на ночное светило и представлял почему-то себя. Быть может потому, что он особенно часто сравнивал себя с луной в последнее время. Бледная, испещренная кратерами, лишь блёклое пятно на тёмном небе. Но всегда рядом с солнцем, которое не может осветить весь мир. Арс чиркнул спичкой, не обнаружив под рукой зажигалки, и затянулся едким дымом. Он приносил необходимое расслабление измученному мозгу, который уже устал постоянно пахать, как проклятый. Арсений летел вниз в учёбе, в работе, да жизни особо не замечал. Его жизнь начиналась тогда, когда за его спиной закрывалась входная дверь и он оказывался в своём доме. Потому что его маленькая квартира наконец стала местом, куда он тянулся, лишь бы оказаться подальше от толпы, от шума и нервотрёпки. Здесь всегда был его Антон, пускай и не заключал в объятия в узком коридоре каждый вечер или утро. Иногда на кухне, заваленный рукописями и в запасных очках Арсения, которые просто ради вида интеллигента надевал и которые ему очень шли, между прочим. Иногда спустя минут десять, вышедший из душа и выглядевший до одури сексуально в замотанном вокруг бёдер полотенце. Теперь стены двушки не казались чуждыми и холодными, нужен был лишь человек, который переменит это ощущение. И теперь дома — тёплый кофе, фильмы по вечерам, пьянящие и порой даже чуточку пьяные поцелуи, посиделки на кухне и всё ещё курение на балконе. И только здесь Арсений под защитой своего любимого дурака Антона, который громко смеётся и ярко улыбается. А ещё он поистине волшебный, во всех смыслах этого слова. Наверное, если бы не Шастун, то Попов остался бы таким же обычным и безликим, а теперь у него фиолетовые волосы и татуировка, и Арсению классно. В этих светлых мыслях он потерялся. Тревога ушла, руки трястись перестали. Он даже забыл, почему вообще пришёл сюда. И Арс, может быть, даже отправился спать, если бы его резко не отрезвили крик в голове и беспокойство на сердце. Умиротворение вмиг ушло и сменилось нервозностью, дискомфортом. Арсений медленным движением потушил сигарету о подоконник и аккуратно обернулся. Его словно пробило током, когда он вновь увидел у дверного косяка чёткую фигуру в тёмной мантии. Худощавый шатен смотрел на него насмешливо, с издёвкой, но не говорил и не шевелился. Стоял, сложив руки на груди, и пристально изучал полуголое тело Арсения. Напряжение разливалось по мышцам и венам горячим, жгучим оловом. Парень смотрел на незнакомца уже не с боязнью, а с ненавистью, хотя, по сути, ненавидеть того было не за что. Оцепенение тонкой верёвкой обвило шею, а страх плетью хлестал по спине, рукам и ногам. Попов не знал, что дальше. Закричать он не мог, а стоял, сцепив челюсти. Только бы не сломаться. Только бы не упасть сейчас. Он стоял, сжав руки в кулаки, с неистовым гневом глядя на фигуру, гадко усмехающуюся, но не мог ничего сделать, как и в первый раз. Только выдавил, сквозь ком, вставший поперёк горла: — Что ты такое? Фигура оттолкнулась от косяка и сделала пару шагов в сторону Арсения. Человек оглядывал кухню, отделанную жёлтым кафелем, пробегал надменным взглядом по замершему на месте Попову, словно всё вокруг было его собственностью. Арс следил за каждым его движением, но не видел ни капли неуверенности или слабости. Ничего. Стальная выдержка и самодовольная усмешка заставили бы всех при виде этого человека замереть. Арсений боялся его, и это было единственное чувство, которое являлось его собственным, потому что ненависть ощущалась как что-то чуждое. — Ты знаешь, — раздалось негромким голосом сбоку. Незнакомец провёл пальцем по столешнице, продолжая вышагивать по ламинату в грубых кожаных ботинках. Он был совсем близко к Арсению, всё так же намертво приросшему к полу и передавившему кожу ладоней ногтями. Попов не спускал с него глаз, пытаясь увидеть что-то, но совсем не ясно что. — Нет, — сорвалось кротко с уст Арса. — Ты знаешь. Ты всё знаешь и понимаешь, зачем я пришёл. У всего есть цена. Тем более у предательства, — холодно и безжалостно ответил шатен. — Я не предавал. — Ещё как, ещё как. Меня стоит бояться, блядина, стоит, потому что я рулю всем, что с тобой будет. — Я не хочу бояться тебя. — Ты — еблан, который сделал огромную ошибку. Тебе оставалось два человека, и ты был бы в порядке, но я это так не оставлю, ясно тебе? — рявкнул незнакомец, которому явно всё это надоело. — Ты ничего не стоишь, шавка проклятая, ничего! И все твои эти попытки держать лицо никчёмные совершенно. Ты жалок, как брошенная псина. — Это всё не со мной происходит. Это не может происходить со мной, — прошептал поражённый криком Попов. — Что я могу? Ты увидишь. Ты сам виновник всех своих бед, а твоё выносливое тело лишь не такое и выносливое, знаешь. Ты маленькая брошенка и сиротка, которая старается быть сильной, но, на самом-то деле, ты — слабак невероятный, блять. В Арсении кипел гнев, потому что его поливали грязью, ему говорили вещи, которые он предпочёл бы никогда не слышать и никогда с ними не соглашаться. Потому что он внутри знал — правда. Это — дурацкая правда, которая липкой отвратительной субстанцией остаётся на душе. — Да что ты, чёрт возьми, такое?! — выкрикнул Арс, забыв об Антоне, мирно спящем в комнате. — Ты мало с меня берёшь. Ты — моя шлюха, которая всецело берёт вину на себя всё это время, и даже не попытался сделать ничего этого раньше. Дебил, блять, — человек был слишком близко и шептал эти слова на ухо Арсению, но жаркого дыхания не чувствовалось. Как будто шатена здесь не было, как будто он лишь отсылка к прошлому, которое уже никогда не вернётся. — Что ты такое?! — яростно воскликнул Попов и, не выдержав нахлынувших ненависти и гнева, с размаху ударил кулаком по стеклянной дверце шкафа. Руку пронзило острой болью, и он согнулся пополам с гортанным криком. Слезящимися глазами Арсений видел кровь, ало-красную, капающую на пол, стекающую по локтю. Шатена рядом не было, тот исчез вместе с ударом. Арс пытался дотянуться до аптечки, которая была на верхней полке этого самого шкафа, но ему не удавалось достать её. От боли тело сводило судорогами, и юноша упал на пол, когда ноги подкосились и больше не держали его. Юноша зажмурил глаза, когда боль стала совсем нестерпимой, а с его губ срывался сдавленный крик. — Арс, господь, слышишь меня? — воскликнул дрожащий голос рядом, — Да что ж такое, блять! — рявкнул Антон. Когда Попов смог разодрать глаза, перед ним на корточках сидел Шастун и глубоко дышал, стараясь сдержать панику и не дать ей волной обрушиться на себя. Он рылся в аптечке, а потом резко вскочил и улетел в коридор. Вернулся уже с пинцетом. По лбу Арсения капельками тёк пот, все штаны были перемазаны кровью, как и тело. Ему хотелось бы сейчас сказать, что всё хорошо, чтобы юноша рядом с ним перестал так резко и сумбурно двигаться, но он не мог, потому что хорошо не было. Было больно и чуточку страшно, а гнев разъедал внутренности. Злость на себя, на эти видения, на всё. Шастун продолжал метаться по кухне и искать что-то, а Арс не мог заставить себя подняться. — Антон, — просипел он едва слышно, но тот остановился, услышав ласковый зов, — Я нормально, я встану, только дай минутку, Тох. — Арс, я боюсь за тебя, у тебя стёкла в ладонь впились, — выпалил Шастун, — А ещё я не могу найти эту ёбаную перекись! — В углу битого шкафа. Антон, переступая стёкла, достал заветную склянку и протянул Арсению руку. — Давай, раны промыть надо, — сказал он грустно. — Эй, чего раскис-то? Починим меня, починим, — протараторил полубессознательно Арс. Раны были ужасающими: глубокими, рваными, в кожу воткнулись множество мелких стёкол. Антон старался не делать ему больно, пока смывал кровь и грязь с тела, но Арсений всё равно шипел и утыкался в его плечо. Шастун винил себя, конечно винил. Он не понимал, что произошло, но случилось это явно не без его влияния. Антон опустил Попова на стул, и стал аккуратно вытаскивать осколки, вызывая редкие вскрики и рычание Арсения, который понемногу приходил в себя. Тепло текло по замёрзшему телу, лечило кожу, затягивало раны и проясняло разум. А вместе с разумом возвращалась и злость. Антон поглядывал на уставившегося куда-то за него Арса и понял, что он упустил проблему из виду. Эти видения, которые посещали Попова наряду с кошмарами всё чаще, но о них парень просто не говорил. — Арс, — выдохнул Антон, когда закрепил бинт на руке. Тот крутил в пальцах небольшой осколок, который Антон вытащил из его кожи, и разглядывал его, явно размышляя о произошедшем. — Зачем бинт? — не отрывая глаз от стекла, спросил Попов. — Я не смог заживить кожу полностью, — угнетённо выдавил Антон. — Тебе становится хуже. — Мне похуй, — бросил Антон. — Не лечи меня больше. Я запрещаю тебе так же, как ты запретил мне забирать твою боль, ясно? — огрызнулся Арс. — Хочу лечить и буду. — Не ценой твоей жизни, Антон! — повысил тон Попов. — Если и ей, то плевать. Мне ради тебя не жалко, — ответил юноша так, словно это сущий пустяк. — Да я тебе никто, понимаешь? Случайная встреча, случайные чувства, всё это слу-чай-ность, — последнее слово Арс произнёс по слогам, — Я ничего не стою. Ты не любишь меня, не настолько, чтобы умереть за меня. — Бред не неси. — Не несу, — рыкнул Арсений, — Ты не можешь любить меня, мы знакомы всего-ничего. Это всё полнейшие бредни, — бросил он и вылетел из кухни. Вскоре за ним захлопнулась входная дверь. Антон сидел, не моргая, и пытался переварить сказанное. Он ему никто. Случайность, глупая и бестолковая, и ничего больше. Ему хотелось ударить что-нибудь, а лучше лицо Арсения за такие гадкие и лживые слова. Он светился ярче Антона, когда приходил домой, сам целовал, сам обвивал руками, и верить в брошенные в злости слова было бы глупо. Шастун не разнёс кухню, не побил оставшиеся шкафы, не приложил о стену тарелки. Он встал и стал подметать пол, чтобы стёкла не впивались в пятки. На душе было противно холодно и пусто, а где-то на улице, под свистящим и холодным ветром бродил Арс, злость которого сменилась потерянностью. Попов сказал бы такие грубые слова кому угодно, но не Антону. Он так думал, но, тем не менее, они сорвались с его губ сами. Но Арсению не до этого. Парень шёл по пустому ночному двору в одной футболке и нетолстой куртке и оглядывал безлюдные тропинки и дорожки. Свежий, по-особенному пряный воздух приводил в чувства, оставляя лишь тоску, пылью осевшей на внутренности. В голове в те минуты не было фраз, выкрикнутых Антоном когда-то во сне (Попов вспомнил, когда слышал их), не было видений и полубреда. Только мысли о незнакомце, который второй раз навестил его уже не совсем, видимо, здоровую голову. Арс пытался разложить всё по полочкам, но ему не удавалось, детали ускользали, пока парень не плюнул на всё и не приземлился на качели, закрыв глаза. Детские, расписанные подстать произведениям Пушкина, небольшие качели во дворе дома, с той стороны, куда не выходят окна их квартиры. — Что ж я натворил-то, Тох… — выдохнул Арсений и запустил руку в волосы, откидывая непослушную чёлку. Он не хотел ничего говорить пареньку, пока сам не разберётся что тут к чему, а в итоге он сидит на холодных качелях и думает, как просить прощения. Конечно, он не думал, что Шастун — случайность. И уж точно не считал его никем. Просто собственные беспомощность, оцепенение при виде незнакомца сводили его с ума больше, чем само явление этой персоны, злили, выводили из себя. Попов был человеком неконфликтным, но за себя и Матвиенко всегда вступался. И сейчас он бороться хотел тоже, но совсем не мог понять как. Арсений сидел, ссутулив спину и глядя в цветное покрытие детской площадки. Его лицо стало бледным, словно снег, в голове — не желающие уходить воспоминания о дурацкой ночи, а перед глазами — приземлившийся на корточки Антон, которого мужчина не мог заметить минуту или две. Тот вышел из дома, когда закончил с уборкой, в надежде, что Арсений не растворится в запутанных дворах окраин. — Сень, ты как? — спросил мягкий голос. Арсений даже не дёрнулся от неожиданности. Он настолько устал, что каждый вдох требовал усилий. — Зачем же ты втянул меня в это, Антон? — негромко проговорил Арс, продолжая избегать блёкло-зелёных глаз. Шастуна ввёл в ступор этот вопрос. Он приоткрыл рот и сразу закрыл его, потому что ответа у него не было. Действительно, зачем? Сам виноват. Ведь пьянство в ночь накануне их встречи — ложь. Не был Антон бухим, его лишь выбросили из квартиры с небольшой сумкой вещей. Он долго шёл, не имея понятия, куда же податься, пока от усталости ноги не завели его в тёплый и открытый подъезд. Его тянуло в квартиру под номером сорок семь, как будто бы там ему и место. Это взаправду, наверное, случайность, но Вселенная таких оплошностей не допускает. Антон не нашёл, что ответить, поэтому тихо спросил: — Сдаёшься? — Нет, — произнёс Попов и мотнул головой. — Жалеешь? — Нет. Антон выдохнул с облегчением. Не жалеет. Встав на ноги, он протянул Арсению руку. Тот поднял глаза к едва-едва светлеющему небу, и свет фонарей отразился в его голубых глазах. Ледяные, чистые, искрящиеся отчего-то радужки. Антон замер с открытым ртом, не поверив в то, что видел. Глаза у Попова взаправду светились немного более ярко, чем обычно, как маленькие синие лампочки, притягивали к себе, пленили. Так же, наверно, как цепляли изумрудные глаза Антона в моменты счастья или удовольствия. Арсений заметил недоумённый взгляд Шастуна на себе и едва заметно нахмурился. — Я не понимаю, — шепнул Антон, — Твои глаза светятся, Арс. Как мои, только более глубоким светло-синим цветом. — Что? Арс открыл фронтальную камеру на телефоне и тихо ахнул, увидев свои радужки, переливающиеся несколькими оттенками синего. Выглядело это до одури красиво, и Антон не мог оторвать взгляда от этих прекрасных глаз, которые казались ему безумными и яркими и без внеземного свечения. Причины искать смысла нет. Луна перенимает свет Солнца. Арсений с улыбкой глянул на Антона и одними губами произнёс: «Ты творишь со мной чудеса». Тот наклонился и мягко поцеловал его тонкие губы, углубляя поцелуй с каждой секундой до тех пор, пока воздух не покинул лёгкие. Глупая улыбка расплылась по лицу паренька. Арсений схватился за холодные пальцы и встал со скрипящих качелей. Шастун, не медля, прижал его к себе, оплетая руками плечи, стискивая в объятиях. На улице никого не было, им не от кого прятаться. Зарывшись носом в изгиб его тонкой шеи, Попов глубоко вздохнул, сгоняя с себя все тяжёлые чувства и эмоции последней пары часов, и в нём вновь появилось это чувство, которое в народе зовётся «дом». Антон Шастун, несомненно, его дом, который принимает и чувствует всё, как будто они связаны тонкой ниточкой вокруг их запястий, какого-нибудь не слишком яркого, но заметного цвета, например, тускло-красного. — Расскажешь? — Расскажу, — сдался Арс, осознав, что сам не справится. Без крыши над головой человек мало с чем вообще может бороться.