***
В городе было так много деревьев, что Чонгук видел, как с каждым днём приближается весна, и вдруг утром, после ночи тёплого ветра, она наступает. Иногда холодные проливные дожди отбрасывали её назад, и казалось, что она больше никогда не придёт, и люди теряют целое время года из жизни. Волосы Чонгука взлохмачены, капюшон внезапно слетел с его головы. Он, наверно, выглядит глупо. Запыхавшийся, потный, слегка на взводе. Хосок наконец поднимает глаза, неловко перекатываясь по нагретой скамье, улыбаясь самой яркой улыбкой. Она слишком велика, слишком приподнята, будто искусственная. Эти тонкие губы способны сжечь дотла. Солнце в его глазах и жар в огненных волосах слепит, кажется, Чонгук готов влюбиться в него просто за то, что он есть. Высокое дерево, что стояло у лавочки, на которой Хосок сидит, растёт, не торопливо колыхаясь на лёгком ветру. Весна пришла за жестокой зимой, которая устоялась без солнечных улыбок. Хосок наверняка сидел в своей комнате общежития и вспоминал, как красиво цветёт вишня. Как легко нежно-розовые лепестки кружили и метались по волосам, а асфальт приятно грел ступни через подошву обуви. Хосок поднимается и сердито говорит: «Опаздываешь, Чон Чонгук!». Улыбка искажается, будто стараясь в глубоком туннеле проглотить свет. Чонгук всё-таки мчался сюда как только мог.***
Кофе. Напиток, который Чонгук пьёт, чтобы не спать ещё хотя бы пару часов, хотя до этого бодрствовал не меньше сорока. Напиток, который въелся в него на уровне алкоголя, сигарет, если не сильнее. То, от чего он был бы рад отказаться, но не может, просто потому что сон убивает тело сильнее шального давления. Потому что просыпаться ему сложнее, чем не спать вовсе. Он смотрит в зеркало и столбенеет. Его цвет лица, синяки под глазами, прыщи, полная отрешённость во взгляде — это всё подарил ему он — кофе. Одного взгляда хватит, чтобы понять — человек слишком устал и вымотан. До конца его жизни. Безудержно короткой, судя по его привычкам. Но Хосока, видимо, это не слишком-то и волнует, раз он тащит сопротивляющегося Чонгука в ближайшее кафе под палящим солнцем и громким слоганом. В тёплом кафе зажигались вечерние свечи. На улице шёл проливной дождь, тучи умывались прозрачной росой. Хосок сидел у стены и смотрел сквозь мартовский вечер на одинокий силуэт Чонгука в углу окна. Он сидел и смотрел на тень, что заиграла каштановой тенью на волосах. А Чонгук, отвернувшись, ловил его отражение на открытой ладони стекла и скрывал смутную печаль на губах. — Чонгук-и, когда ты уже поймёшь, что, если ты просто будешь смотреть на свою жизнь с позитивом, позитивные вещи будут происходить!? А учёба подождёт пару часиков.. — А когда ты же поймёшь, что жизнь — это не развлечение в парке аттракционов, хён? Чонгук любит сырный чизкейк, но всегда притворяется, что слегка ненавидит его, чтобы Хосок не чувствовал себя неловко и не заказывал десерт через силу ещё и себе. Ведь это же Хосок-хён, который всегда хочет испробовать всё в этой жизни, даже если это «всё» является сладким чизкейком, который старший не выносит ещё с детства. Хосок не любил кофе, но желание узнать о такой скрытой и таинственной эстетике этого напитка брало верх. А Чонгук перешёл на зелёный чай без сахара, в то время как роль заядлого любителя кофеина взял на себя непосредственно Хосок. — Может, тебе стоит уже вернуться домой? Родители волнуются, а в отелях ты ещё успеешь пожить.. — Хён, скажи сразу. Ты не хочешь продливать мне номер на ещё один месяц? Будь со мной, пока наша весна не закончится.***
А когда я толкнул тебя плечом и спросил: «Эй, Хо-хён, чего такой тухлый?» Ты ответил, что недавно потерял свою весёлость. А я проигнорировал тебя и ускорил шаг, вскоре переходя на трусливый бег. Ты хватался за лямки моего рюкзака и кричал: "почему мы убегаем?" Я остановился и посмотрел на тебя. Ты, весь запыхавшийся и измотанный, отводил глаза и упёрся взглядом в колени. Как маленькая провинившаяся девочка. А потом мы просто пошли спокойным прогулочном шагом вверх по тротуару. Молча прожигая взглядом асфальт. Я до сих пор не знаю, почему тогда убегал от тебя. Зачем? Я просто чувствовал, что надо сматываться от такого тебя. Грустного и утратившего свою весёлость. Вмиг ставшего неинтересным. И тогда я впервые задумался. Насколько сильно ли мне интересен сам Чон Хосок, как его лучезарная улыбка? Становилось страшно. Вправду страшно. Меня интересовал только искусно созданный мною образ Солнечного Парня. Не грузи меня своими проблемами, хён.***
Тот же день, поток событий, не увеличивающих своего масштаба. Та же заливистая луна: тусклая, безрадостная, бессмысленная. Каждый момент повторяется 24 часа в сутки, дни начали плестись однообразно, и правильное течение их нарушается только изредка домашними незначительными происшествиями. Половина его жизни, как мертвец, спокойная, упорядоченная. Это полная безработица, уже в 20 с чем-то развилась боязнь завтрашнего дня — остаётся загибать похоронную закладку. Это забавно, кажется, всего несколько недель назад загоралось дикое желание сильных чувств, сногсшибательных ощущений, бешеная злость на эту тусклую, мелкую, нормированную и стерилизованную жизнь. Чонгуку странно быть 22-х летним. Мол, он не совсем ребёнок. Не совсем взрослый. Он будто отделился от других или что-то вроде того. Время такое странное.***
Ему было трудно сказать. Хосок протягивает и вручает себя на раскрытой ладони — всего целиком, а голую душу не отбросишь прочь, сделав вид, что не понял, что ему дали и зачем. Но Чонгук отбросил, потоптался, забил. Чонгук не стеснялся искры, не боялся последствий. Но мысль, что он должен обмануть ожидания, вертелась в голове, словно нож. Чонгук напуган укусом, на самом деле, это не хуже, чем ругань. Но он гибнет, когда всегда живые глаза слезятся и краснеют, а тепло не греет. Оно обжигает. Хосока слишком много.***
Когда отогреет пришедший март замёрзшее сердце в груди зимы, отчаянно смелые нажимают на старт. Пускают по ветру бумажные самолётики с самых высоких крыш зданий. В 5 утра люди решают уехать из бурлящего жизнью клуба или отключить нагревшийся компьютер, погладить спящего рядом кота, что в сладкой дрёме создаёт лёгкую вибрацию под ладонью, или покурить на холодном балконе, позавтракать или пойти спать в ворохе одеял и перьевых подушек, так как не привыкли засыпать без обволакивающего тела тепла, выехать в аэропорт или написать смс любимому человеку, включить фильм-классику или заказать ещё 100 грамм под тяжёлый взгляд бармена. А Хосок в 5 утра, наконец, понял, почему люди пьют ночами напролёт, выкуривают свои лёгкие до черноты или спрыгивают с крыш.***
Кажется, старшему снова пришлось поприветствовать Чонгука фразой «До свидания!». Ведь дверь аэропорта закрылась, а широкая спина скрылась за углом. Он даже не успел попрощаться, боялся. Слабость внутри человека гниёт, и гниль эта разрастается. Как гангрена. Хосок в себе это обнаружил ещё подростком, поэтому упивается своей мягкотелостью часами.. Знаешь, что происходит с душой, когда что-то медленно, годами разлагается у тебя внутри — и ты это всё время чувствуешь? Правильно. Хосок тоже не знал, пока ему не пришлось встретиться лицом к лицу с самым огромным своим разочарованием в жизни. Весна, оказывается, не всегда бывает солнечной. Хосок никогда не слышал о внутренних дождях. Он насквозь промок. А Чонгук просто не верил в любовь с первого взгляда. Первый раз, когда он увидел рыжее нечто, он не думал, что Хосок станет причиной, по которой школьник так часто улыбался, громко смеялся и заходил так далеко. Чонгук не верил в любовь с первого взгляда, он верил в них. Верил в улыбку, что скрывала за собой истерзанную ссадину под носом Солнечного Парня.***
Кажется, сотни маленьких вещей способны убивать его по чуть-чуть ежедневно. Семья, которая отказывается понять. Неоплаченный номер в отеле и нежелание исчезать. Близкие, которые всё время где угодно, но не рядом. Друзья, которые рядом навсегда, лишь когда дело доходит до клятв. Продавщица, которая хамит. Врач, запрещающий курить. Препод, требующий курсовую. Деньги, которые всё время отсутствуют. Стены, которые только и стремятся зажать. Всё это сокращает жизнь на года, и нет ничего, за что можно схватиться. Чонгук тонул. Почти блаженно. Хочется сбежать. И сбежал. Не только из жизни Чон Хосока, но ещё из Кореи. Далеко за её приделы. И дело не в счастливой жизни.. И не в больших перспективах.. Просто Чонгук решил.. .. что хватит топтаться на месте — пора шагнуть вперёд, в будущее.. К лично своему счастливому концу с неминуемым летальным исходом. Но даже сейчас Чон Чонгук, чёрт возьми, не счастлив. Его кожа не сделана из масляных красок и солнечного света. Он не понимает этот мир. Чёрт, возможно, он даже не знает математику так хорошо, как утверждает самому себе. Один день здесь, в затхлой комнатушке из картона, следующий — на освещённом огнями вокзале. Бог? Религия? Чонгук даже в себя не может поверить, что можно говорить о таких поверхностных предрассудках как вера? А Хосоку всего-то двадцать пять. Глаза его жгучие, чёрные, как кофе, который он варит ранним утром. В зрачках целая вселенная, плаксивые тучи, льются солёные дожди к подбородку мимо губ со вкусом горечи. Безразличие сделало Хосока каким-то иным. Мир не перевернулся, а он не изменился. Возможно, ещё долго он мог бы продолжать врать самому себе, умерщвляя свои чувства.***
Судя по метеосводкам — душный апрель, а в груди стучится слизкая осень. Больше Хосоку не сводит дёсна от холода, прохлада веет от кондиционеров. У Чонгука километры до его спящего города и двенадцать незачёркнутых дней в календаре. В мыслях его ждёт Хосок, лёжа на боку, а его руки — между бёдер. И улыбка. Настоящая. Чонгук не верит в бога, но молится на иллюзорный хэппи-энд, пока пустота бьёт под дых, как чёрная дыра высасывая надежду из ничего. Просто от мысли о его улыбке и глазах у мальчишки ёкает сердце. Скажите, кто весною не обречён порой вспомнить о холодных следах зимы? Хосоку пора бы налить в крушку крепкого чаю с лимоном и мятой, взять в руки снимок и отпивать жадно время до мая. До глухого стука в 505-й номер. До четвёртого. Будет суббота.When spring finally comes, I'll try to hug you