Моя путаница. Виктория. Возрождение. Научи меня любить

В непонятном спокойствии прошли два месяца. Ноябрь ознаменовался первым снегом. Я радовалась, как ребёнок. Однако была вещь, которая меня пугала, огорчала и убивала. До экзаменов оставалось полгода. Естественно меня это пугало, как и другого любого одниннадцатиклассника. Взрослая жизнь, все дела, восемнадцатилетние, но сначала Новый год, школьная дискотека и полный отрыв с Леськой. Что изменилось за это время? Наверное, практически ничего, за исключением некоторых вещей. Ян не подходил ко мне с того самого случая ни разу, ни одного чёртова раза. Однако Леська отнесла данный факт к положительным, что меня не удивило. Сегодня была пятница-развратница. На улице лежал хрустящий снежок, поблёскивая в свете фонарей. Вечер окутал город, предвещая скорую ночную жизнь. Я нехотя одевалась на занятия по математике, постоянно страдальчески выдыхая. Почему-то с моего героического пореза Максима Алексеевич снова нацепил свою холодную маску, которая могла показывать лишь две эмоции-презрение и равнодушие. Я уже оделась, судорожно осматривая свои руки каждые пять секунд. Как будто я надеялась, что чудом за пять минут синяки разом исчезнут. Вчера Виктор бил меня. Я даже не помню, за что. Он слишком хорошо придумывал причины. Больше всего пострадали руки, которые сегодня были практически полностью покрыты синяками. Я знала, что так нельзя, нельзя было и это терпеть. После нового года я даже собиралась ехать жить к папе. Но бросать маму было бы очень подло. Сколько во мне боли? Я сама не знала ответа на этот вопрос и даже не хотела об этом думать. Я думала, нет я мечтала, что когда-нибудь смогу снова жить нормально, как все. Я надела свитер с длинными свободными рукавами. Почему-то именно сегодня я переживала, что математик увидит мои руки, которые было трудно не заметить. Я буквально перебежала дорогу, отделявшую дом учителя и постучалась. В подготовке к ЕГЭ мы явно продвинулись, и в классе я часто блистала на уроках, что вызывало недовольство Юдиной. Но Максим Алексеевич никак на это не реагировал. Он Достаточно холодно воспринимал меня и мое присутствие, даже на занятиях, когда мы были в его доме совершенно одни, он не разрешал себе панибратства и шуточек. А мне иногда так хотелось... В идиотских женских романчиках мужчины должны страстно тебя завоевывать и целовать в самые неожиданные моменты. Максим Алексеевич открыл мне дверь в своей обычной манере. Сухое «здравствуй». Я прошла в зал, где мы обычно занимались за столом напротив окна. Настроение было очень даже печальное, точнее приглушенное. Внутри все билось, жадно просясь наружу. Синяки ныли, не давая нормально двигаться. Я постоянно натягивала свитер чуть ли не до пальцев. Максим Алексеевич объяснял тему, недавно пройденную в классе. Он легко ориентировался в математика, как будто это было обычное дело. Сложнейшие задачи он решал, ничего не засписывая, за что девочки в классе ещё больше стали его обожать. Умные мужчины были в моде. Пёс брюнета подбежал ко мне, трясь о мои джинсы. - Я пока пойду попью, - математик встал, удаляясь на кухню. В доме было убрано, пахло освежителем воздуха и духами. Духами математика, которые сводили с ума. Я встала из-за стола, аккуратно садясь на корточки. Завести питомца мне никогда не разрешали, поэтому единственное, что мне оставалось, так это подкармливать бездомных животных. Однако я была не против. Зверей мне всегда было жалко, а людей нет. Понч, пёс учителя, довольно поскуливал на мои поглаживания. Он был причёсан, очень ухожен. Сразу видно, что животное дорого человеку, и он пристально за ним ухаживает. Максим Алексеевич быстро вернулся, довольно наблюдая за Пончем, который, увидев хозяина, бросился к нему, весело взвизгивая, а после снова вернулся ко мне за новой дозой поглаживаний. И я не могла не косякнуть. Заигравшись с псом, я не заметила, как рукав моего свитера закатался, открывая взору учителя все мои синяки. - Победоносцева, - удивлённо произнёс брюнет, приближаясь ко мне. Тут все внутри обрывается. Я молюсь, что учитель либо слепой, либо тупой, но он не попадал ни под одну из категорий. Я резко встала, поправляя рукава и отходя на метр от мужчины. Пусть, он не заметит. - Что это? - учитель попытался приблизиться ко мне, но его попытка не увенчалась успехом. Я быстро отошла. Внутри все сжалось. Меня затрясло не то от страха, не то от осознания того, что он догадался. - Вика, что это? - Максим Алексеевич редко называл меня по имени, и это был тот самый случай. - Ничего, - пытаясь сделать невозмутимый вид, произнесла я. Внутри все затрясло. Сердце начало биться слишком быстро, и на миг мне показалось, что оно сейчас выскочит наружу. Руки дрожали, выдавая мое волнение с потрахами. Я была в шагу от истерики, и на этот шаг меня толкал учитель, стоявший прямо напротив меня и тяжко дыша. - Вика, не играй с огнём. Ответь мне! - рявкнул учитель, быстро сократив расстояние между нами и схватив меня за руку. Я зря надеялась, что смогу справиться со взрослым сильным мужчиной, превосходившим меня по мощи почти в десять раз. Я пыталась вырваться, но он не позволял. Мужчина больно вцепился в руку, заставляя каждый синяк заныть. Воспоминания вчерашнего мигом нахлынули. Слишком сильно захотелось плакать. Я максимально напряглась, собирая всевозможные силы в кулак. Глаза мужчины внезапно почернели. Взгляд стал каким-то бешеным. Чем я и воспользовалась, вырывая руку. Брюнет не успел рассмотреть следы побоев. Он перевёл взгляд чёрных глаз на меня. Страх накрывал своей волной полностью, не оставляя мне шансов на победу. Мне стало одновременно страшно, больно, неуютно, что только подталкивало меня заплакать. Он догадался... - Вика, дай мне руку, - спокойно произнёс он, часто дыша, - быстро! - прибавил он уже громче. Мое имя из его уст всегда звучало, как песня, но не в этот раз. Слезы одна за другой мигом начали проситься наружу. Больше сдерживаться у меня почти не хватало сил. Я отрицательно махнула головой. - Дай руку, я сказал! - почти кричал учитель. Я вздохнула. Хотелось сорваться и убежать, что и следовало сделать немедля, но ноги резко стали ватными, не давая двинуться ни на миллиметр. - Нет, - произнесла тихо я, уже всхлипывая, - Нет, пожалуйста. Он догадался... Я прижала руки к себе, будто бы это было самое дорогое и сокровенное в моей жизни. Хотя отчасти, это была правда. Тайна моих синяков спасала меня от кучи расспросов, походов к психологу и косых взглядов. Предательские горячие слёзы вырвались из моих глаз и потекли по щекам, проделывая соленые дорожки. Нет. Нет. Нет. Я плачу. За долгое время впервые. Отвращение к самой себе возросло до небес, не давая смахнуть чёртовы слезы. Внезапно вся боль, находившаяся внутри меня, решила выплеснуться. Как обычно, в самый неподходящий момент. - Господи, - Максим Алексеевич как будто очнулся и быстро подошёл ко мне, обхватывая меня сильными руками. Я плакала. Нет, я рыдала. Громко. Со всхлипами, прикрывая лицо руками. Никто не видел уже десять лет, как я плачу. Даже мама. Это было нечто тайным и редким, как цветение папоротника. - Вика, тише, Вика, - мужчина прижал меня к себе, поглаживая за волосы, - кто это сделал? Я была готова провалиться сквозь землю. Мне было стыдно, неудобно и обидно, что именно учитель узнал первым мою «страшную» тайну. Хотелось бежать, далеко, закрыться ото всех. Однако меня так и тянуло довериться именно ему и отдаться полностью, показывая все грязные стороны меня. Я продолжала плакать. Так горько и жалко. Каждый раз, когда Виктор поднимал на меня руку, всплыл в голове, заставляя содрогаться. Вся боль, не имевшая выхода в реальность, разом решила отыграться. Глаза щипало от слез. Внутри все рвалось, болело, ныло, будто меня режут ножом. Готова поклясться, что у меня был нервный срыв. Так паршиво я не чувствовала себя со времен расставания моих родителей, когда я решила, что моя жизнь точно кончена. Но нет, кончена она была сейчас. Мужчина что-то твердил мне, не переставая гладить мое тельце. Отчего я чувствовала себя невероятно защищённой. Я будто в миг стала бессильной неподвижной куклой в надежных руках хозяина. Я не заметила, как мы оказались на диване. Я шумно выдыхала, совершая тщетные попытки успокоиться. Максим Алексеевич принёс салфетки, пытаясь постоянно заглядывать мне в глаза, который я пыталась спрятать. Чувство немой благодарности странно наполняло меня. - Кто это делает, Вика? - повторил вопрос брюнет, внимательно глядя мне в глаза. - Отчим, - всхлипнула я, после чего зарыдала с новой силой, будто второе дыхание резко решило меня посетить. Глаза математика невероятно расширились, становясь размером с два океана. Брови поползли наверх. Губы, сомкнутые в тонкую линию, приоткрылись. Мне вдруг самой стало страшно от своих слов, будто до этого я не знала, как это отвратительно и низко. - Как долго уже? - он бегал глазами по моему заплаканному лицу. - Два года, - тихо, почти прошептала я, после чего в комнате разыгралась немое молчание, убивающее во мне последние надежды успокоиться. Он прикрыл глаза, шумно выдыхая воздух из легких. Что он сейчас чувствовал? Сказать слишком сложно. Его лицо содрогалось в боли и жалости, чего я точно не ожидала. - Кто ещё знает? - Мама и брат, - отвечаю я, - пожалуйста, не говорите никому, пожалуйста. Слова в моей голове мигом спутались, предложения перестали строиться. Летала лишь одна мысль:что же будет дальше? На его лице читается сочувствие. Господи, как жалко я сейчас, наверное выгляжу. Он вновь прижал меня к себе, и я даже не сопротивлялась. Слишком тепло, слишком хорошо в объятиях этого мужчины. Такой защищённой я не чувствовала себя давно, но в этот момент меня это ничуть не смутило. Его руки аккуратно докасались моей синей кожи. Боль от этого резко возникала в точках, заставляя меня периодически содрогаться. - Я принесу чай, - брюнет встал и удалился. У меня было время привести себя в нормальный вид, хотя после такой нервной встряски это было сложно. Но Максим Алексеевич быстро вернулся, протягивая мне кружку с горячим ароматным чаем. - Расскажи мне, - произнёс тот, беря меня за свободную руку. И я рассказала. Во всех подробностях, что как и почему. Практически без эмоций, ведь они полностью раскрыли бы меня. Он заинтересованно слушал, кивал, сжимая кулаки. Рассказала, как началось, почему нельзя никому говорить. Почему я терплю. Но одно я надёжно пыталась скрыть-почему я не говорила Лесе. Хотя, наверное, даже я сама не знала ответа на этот вопрос. - Обещайте, что никому не скажете, пожалуйста, - взмолилась я, смотря на Максима Алексеевича. - Если ты так просишь-не скажу. Но ты понимаешь, что это нельзя терпеть? А если он тебя когда-нибудь убьёт? - лицо брюнета искривилось; наверное, он представлял, что будет тогда. - Надеюсь, что нет. Я не знаю, что делать, - призналась я. Странно, что мыслей убить себя у меня не было. В силу своего характера я старалась перешагивать проблемы со стиснутыми зубами. Однако шрамы от порезов на венах демонстрировали один случай моей слабинки. - Если ты можешь это терпеть, то я точно не намерен, - мужчина встал, медленно подходя к окну. - Что вы собираетесь сделать? - вытирая остатки слез, спросила я. - Переедешь ко отцу, раз все так плачевно. Где твой отец вообще? Или в крайнем случае ко мне. - Живет один. Но мне к нему переезжать нельзя, тогда он отсудит меня у мамы, узнав причину. Виктор очень разозлится и...и покалечит маму, - я сжалась, стараясь больше не плакать. Максим Алексеевич смотрел на меня с таким выражением лица, будто был готов сам заплакать. - Значит, переедешь ко мне, а я разберусь с твоим отчимом. В конце концов, можно посадить его в тюрьму, и он вас больше не тронет, - математик почесал подбородок, над чем-то задумавшись. - Как я к вам перееду! Это точно бред полный. А засудить, да у него связи такие...- с разочарованием произнесла я. - Ничего, у меня побольше будут, - пробурчал учитель, - можно его убить вообще...- себе под нос прошептало тот. - Не надо, прошу, - запротестовала я. - Да что ты за существо такое, Победоносцева? Человек тебя бьет, а ты ещё и защищаешь! - математик всплеснул руками, неимоверно удивляясь. - Быстро забирай вещи и дуй ко мне. Я твоей матери скажу, что будешь жить у меня, а Виктор... Найду, что с ним сделать. - Да вы хоть представляете, о чем говорите? Что я скажу в школе, а Леське что? - Ничего не скажешь. Будешь молчать. Там ты жить больше не будешь с этим чудовищем! Я тебе не разрешаю, - отрезал мужчина, поднимая свой серьёзный взгляд на меня. Я недоверчиво покосилась на него, надувая губы. - Мне вещи за тебя собрать? - учитель сложил руки на груди, продолжая меня разглядывать. - Где сейчас родители? - На работе, - устало вздохнула я. - Вы не понимаете! Представляете, какая буча будет. Виктор подаст на вас в суд. В школе, что будет! - Ничего не будет, - спокойно произнёс он, - Я тебя защищу.