Моя путаница. Виктория. Возрождение. Научи меня любить

Леся мне позвонила, пребывая в возбужденном состоянии. Она что-то болтала о математике, который выспрашивал у неё все про всех. Я ответила ей, что это маразм полный и лучше забыть этот бред. Но на самом деле я задумалась над её словами, пытаясь сопоставить факты. Но у меня, черт возьми, не получилось! Забив на это дело, я решила, что лучше пойти и лечь спать, перешагивая в новый день. Спустя несколько дней снова настал жуткий понедельник, который разбивал все мои надежды выспаться. Леська уже послушно ждала меня в подъезде. — Снова понедельник, — проныла подруга, — Как же я задолбалась. Ещё и физика первым уроком, вот это жесть. — Да Ладно, на сегодня уроков почти не задали, — махнула я. Урок физики проходил нудно и слишком долго. Как будто 45 минут растянулись на целую вечность. Я почти засыпала, прикрываясь рукой. Вообще все уроки до алгебры проходили скучно. А вот алгебра… Весь урок я следила за Максимом Алексеевичем, пытаясь уловить каждый его жест. Параллельно с выслушиванием чьего-то ответ у доски он успевал проверить работы десятиклассников. И не допускал ни одной ошибки. Когда кто-то из пацанов, более-менее умеющих складывать 2 и 2, пытались с ним спорить и находить ошибки, видя, что он совершенно не смотрит на отвечающего, то он лишь выгибал бровь, посмеиваясь. От того, как учитель объяснял, мне сносило крышу. Математика становилась наркотиком. Я стала ей понимать, любить и уважать. Адолина теряла всякие надежды закадрить математика, перебровав все кофточки с самыми глубокими декольте за всю неделю. Ей оставалось только придти в школу голой. Однако, как я предполагала, даже этого он бы не оценил. Каждый раз заходя в столовую, я искала взглядом математика, а когда находила, внутри что-то странное и тягучее разливалось вдоль и поперёк. Но Часы общения он никогда не проводил. По пятницам в школе он отсутствовал, где-то вечно пропадая. Стоило ему один раз, в четверг, не придти в школу по непонятной причине, как я странно расстраивалась. Все это меня пугало, заставляя думать о самом страшном: о том, что я могла влюбиться. На занятиях я слушала внимательно, пытаясь впитать абсолютно каждое слово. Но он был холоден. Всегда. Стоило мне случайно коснуться его руки, он сразу же становился непонятно грубым, злился. Я посмеивалась над Настей, которая караулила его чуть ли не на каждом шагу, писала ему на всевозможные темы, постоянно подходила после уроков и задерживалась по любому пустяку. В глубине души меня это жутко злило. Ей он мог улыбнуться, уделял время, а меня игнорировал. Даже к Адолиной он не был так груб, как ко мне. Тогда я решила наплевать. И стоило мне только решить, что я не буду обращать на него никакого внимания, как я сразу же заболела, и мой план провалился. В пятницу первых чисел октября я слегла с температурой 39 и жутким кашлем, от которого хотелось выплеснуть лёгкие наружу. Виктор с мамой ушли на работу, предварительно впихнув в меня лекарства и оставив бульон и малиновый чай. К вечеру мне стало хуже, горло разрывалось на кусочки, а кашель стал просто невыносимым. Тем же вечером мама вызвала врача, а Виктор уехал в командировку, холодно попрощавшись с нами. Как только врач был вызван, маме тут же позвонила бабушка, срочно прося приехать и помочь с гостями. Пару раз вздохнув и ещё сотню раз спросив меня, смогу ли я сама объяснить все врачу, мама с негодованием собралась и уехала на другой конец города. Я лежала на кровати, ожидая врача. В дверь позвонили и, еле встав с кровати и громко кашляя, я двинулась открывать. Дверь распахнулась, а следом и мой рот. На пороге стоял мой математик, держа в руках непонятный чемоданчик. Я закашляла, без вопроса пропуская его внутрь. — Какими судьбами вы ко мне? — спросила я, наконец взяв себя в руки. — Твоя мама вызывала врача? — математик оглянул меня. — Да, — несмело произнесла я, так и не допирая в чем дело. — Я пришёл. Что ты вообще в таком состоянии делаешь в коридоре? Марш в кровать, — Максим Алексеевич начал разуваться, а я удалилась в свою спальню. Через пять минут мужчина показался в моей комнате, садясь на стул около кровати. — На что жалуешься? — брюнет был одет в синюю обтягивающую водолазку и чёрные джинсы. Вот как нынче врачи одеваются? — Горло жутко болит, температура 39, насморк, озноб, — перечислила я, вспоминая все свои недуги. — Какой день у тебя это? — Первый. — Раздевайся, — небрежно кинул мужчина, открывая свой чемоданчик. — Что? — негодующе переспросила я. — Я должен послушать тебя. Думаешь, через твою кофту я что-то услышу? — Я, может, стесняюсь! — заявила я, приспуская одеяло. — Я сейчас врач, а не мужчина с улицу. Приподними тогда кофту хотя бы, белье есть? — Есть, — прошипела я. Чёрный кружевной лифчик, который видеть вам не следовало. Я приподняла кофту до лифчика, ожидая осмотра. Учитель Протер руки какой-то жидкостью и через секунду я почувствовал их на себе. Холодные пальцы приподняли кофту чуть выше, оголяя мое белье. Вот же извращенец херов. Не менее холодную штуку он прислонил к моей груди, периодически говоря «дыши» и «не дыши». После этого попросил повернуться спиной и проделать то же самое. Щеки мои в этот момент просто полыхали, становясь цвета помидор. — Воспаление лёгких, дорогая, — произнёс Максим Алексеевич, вздыхая, — где тебя угораздило? — Не знаю даже, — пропищала я, укутываясь в одеяло. — Лекарство я пропишу, бумажку оставлю на столе, ты сегодня что-нибудь приняла уже? — Ну на столе где-то малиновый чай стоял, таблетки выпила противовоспалительные. Больше ничего даже. — А родители где? — На работе. — Ты одна что ли в таком состоянии? — удивился мужчина. — Да. — Мама скоро придёт? — Часа через два, наверное. — С ума сойти. Где ключи лежат? — В коридоре на крючке. А вам зачем? — Пойду лекарства куплю сам, буду лечить тебя. Ты ещё живой нужна, — объявил учитель. Нужна живой… Вот только кому? Надеюсь, что ему тоже. Пока математик ушёл, Леся оборвала мне весь телефон. — Ну и что ты не отвечаешь? — возмущённый голос подруги раздался на том конце провода. — Заболела, — с грустью произнесла я. — Ты, конечно, даёшь! Тебе что принести? — Ничего пока что не надо, Леськ. Завтра зайдёшь? — Зайду к тебе, конечно! Что ж ты непутевая! Лечись быстрее, мне без тебя очень плохо. Давай отдыхай, я пойду домашку пока что делать. — Подожди, расскажи хоть, что в школе было! За 15 минут я узнала абсолютно все свежие новости и сплетни, после чего устало откинулась на подушку. На улице окончательно потемнело, а учителя все не было. Мама прислала пару эсэмэсок, спрашивая о враче, Здоровье, обещая приехать через час. Тут же пришёл Максим Алексеевич и, помыв, вероятно, руки, направился ко мне. — Держи, это пей. Ты ела что-нибудь сегодня? — учитель протянул мне таблетку и стакан воды. — Немного, — выпивая лекарство, ответила я, — надеюсь, не отравите. — Надейся, Победоносцева, — ухмыльнулся математик, — плохо совсем? — Ломает. Горло болит очень. — Я тебе принёс таблетки рассасывать, держи. — И сколько я должна за эти пол-аптеки? — увидев ещё целый пакет лекарств, улыбнулась я. — Должна быть здоровой к понедельнику, Вика, — произнёс Максим Алексеевич, глядя мне прямо в глаза, — в среду Олимпиада по математике, готовиться будем? — Будем, конечно, — с энтузиазмом ответила я. — Тебе нужно поспать, Победоносцева, жар потихоньку спадёт. Так что засыпай, — брюнет разглядывал меня, непонятно зачем. — Я так не засну. Вы что-нибудь про математику расскажите, и я мигом усну, — засмеялась я, ещё больше укутываясь в одеяло. — Все-таки надо было тебе отраву подмешать. Надо уважать математику, Победоносцева. — Я уважаю вас, так что математику подавно. — Вот и отлично. Учитель улыбнулся, обнажая свои белые зубы. — Как вы можете работать врачом, вы же математик! — внезапно для себя задала вопрос я. — Победоносцева, засыпай. Будешь много знать, быстро постареешь, — ответил насмешливо Максим Алексеевич. — Я проснусь, и вас уже не будет. — И что? — Не знаю. Кто ещё меня будет развлекать? — Я тебя не развлекать пришёл. Тем более Демидовская сейчас припрется. Или Таверчуткин. — Ян точно не припрется, — вздохнула я. — Да Ладно, Победоносцева. Прискачет твой принц. — А мне может, принц и не нужен. — А кто нужен тогда? «Вы» так и хотелось ответить, но я закусила язык. — Не знаю. Я не ищу любовь, — я пожала плечами, внимательно смотря на учителя. — Это приносит боль, — задумчиво произнёс математик. — Может быть. Но я не знаю. — Неужели Победоносцева никогда не влюблялась? А как же Таверчуткин, — брюнет захохотал. — Он трус, как и все мужчины. — Вот это выводы. С чего такое мнение? — С того! И вообще, мне спать надо! Мужчина улыбается. Сквозь сон чувствую, как учитель покидает мою квартиру, поправляя мне одеяло. Или это мне уже снится?