«Мин Юнги, теперь ты — глава стражников Эдема, и у тебя нет второго шанса доказать свою верность нашему братству. Эдем должен изгнать из нашего королевства всех этих тварей, которые мешают жить мирному населению. Судьба твоей матери не должна повториться более не с кем. Все сведения приняты. Продолжайте следовать плану».
Краткое письмо на черном пергаменте летит в камин, оставляя своего получателя в раздумьях относительно последующих действий. Изменений плана не предвидится, а значит, главнокомандующему все еще придется терпеть дворцовые распри. Исчезнув из родового гнезда своей аристократической семьи, Юнги надеялся, что ему уже никогда не придется иметь дела с политическими играми. Будучи единственным наследником именитого дипломата, судьба Юнги была предрешена в момент его рождения. Однако, что для смертного судьба, то для Богов лишь очередная партия в шахматы. Трагедия, лишившая маленького ребёнка прежней жизни, должна была полностью искоренить и любую принадлежность к играм дворца. Так думал сам капитан, но как же он ошибался. — Есть еще приказы, главнокомандующий? — Нет, Хосок. Продолжаем следовать плану. Мужчина смотрит в зеркало, но не может признать такого себя. Не хочет принимать эту, давно забытую, частицу собственной жизни. Юнги были чужды все эти балы и расшитые золотом костюмы, он предпочитал простую военную форму и скромную жизнь вдали от дворцов. Свое происхождение юноша тщетно пытался забыть. — Пойдем. Опаздывать невежливо. Темный бархатный китель с серебристыми пуговицами, белоснежная атласная рубашка и кожаные, вычищенные до блеска, сапоги. Эдем призывал своих последователей быть смиренными и не придаваться изыскам материального мира, и Юнги строго почитал данное правило наряду с другими. Но как бы солдат не старался скрыть свою голубую кровь, все его существо говорило именно о ней. Статность, белоснежная кожа, вздернутый подбородок и надменный, пронизывающий взгляд. Мужчина действительно не рос с золотой ложкой во рту, однако, подлинного аристократа определяет далеко не блестящие безделушки. И снова он видит все эти отвратительные, лицемерные лица, которые он старался избегать еще с самого детства. Вся дворцовая свита — это не больше, чем свора собак, которая только и ждет, чтобы им кинули кость. Оглядывают главнокомандующего, как диковинное животное, и только и могут, что безропотно кланяться. Они не смотрят ему в глаза: мужчины в страхе, женщины — в приятном благоговении.Никто, кроме нее.
Ее темные глаза цвета имперской синевы не пряталась под напускной скромностью. Они неотрывно смотрели друг на друга, медленно передвигаясь по кайме тронного зала, пока вся эта свита кружилась в дьявольских танцах. Минуя толпу, не слушая музыку, сейчас они наблюдали лишь друг за другом. Уверенные движения и надменные улыбки. Жёсткий военный шаг. Мягкая поступь. Так медленно и осторожно, словно два хищника на охоте. — Не слишком ли вызывающе так смотреть на даму, Господин Главнокомандующий? — Они встречаются у основания трона и стоят непозволительно близко друг другу. Но смеет ли кто-то им сказать об этом? Сказать о приличиях, когда Юнги целует руку Эсен, а ее кожа покрывается непозволительными ее статусу мурашками. — Приведите сюда судью, если даме это не нравится. Ее грудь вздымается слишком тяжело, и дело тут не в туго затянутом корсете. Советница ведет головой вправо и ее белоснежная шея вытягивается, открывая вид на точеный профиль. На секунду оторвав взгляд от Юнги, она смотрит вглубь зала, где уже во всю веселятся придворные дамы. Поджатые губы и ехидная улыбка провоцируют офицера. Он не может не признаться себе в огромной притягательности этой девушки, но подобные мысли лишь для внутренних грехов. Для остального мира он лишь слуга Создателя и его безропотное оружие в борьбе за правое дело. Никаких эмоций, никаких привязанностей. Мысли о натянутой, словно тетива, тонкой и такой желанной коже на белоснежной шее он гонит прочь. — Юнги, давайте сыграем с вами в игру. — Мне не интересно. — Уверена, мое предложение удивит Вас, — она складывает руки на груди в ожидании одобрительной реакции, которую и получает через секунду, — я так давно не танцевала на балах, вы, держу пари, лет сто не держали в руках женскую талию. — Чего Вы хотите? — Мое предложение очень простое. Пока идет музыка, мы танцуем. Пока идет музыка, мы задаем друг другу интересующие нас вопросы. И стараемся честно на них отвечать. — В этом нет смысла. — В этом и есть игра. — Не боитесь проиграть? — Я не играю в игры, которые могут привести меня к проигрышу. Музыка затихает, и ее сменяет другая. Тихое «решайся», сказанное одними губами, и Юнги пришлось вспомнить все, чему его учили трепетные учителя во дворце. Талия Эсен слишком хрупкая, и ладонь солдата ложится на нее, закрывая большую часть спины. Глубокий, синий цвет платья невероятно подчеркивает ее глаза, заставляя поверить, что это не просто радужка глаза, а целый океан. — Синий вам идет. — Это ради вас, — она чувствует, как Юнги сжимает ее руку, и снова испытывает тоже чувство, что и в первый раз, — начинайте, Юнги. — Почему нет никаких сведений о вашей жизни до дворца? — Вы не любите терять времени, — она уже давно привыкла врать и делала это безукоризненно, но, почему именно сейчас в омуте этих черных глаз ей, как никогда раньше, сложно сплести всю паутину лжи, — Я не помню ничего о своей жизни до дворца. Как говорит король, мои родители умерли при пожаре, а меня прислали сюда в качестве прислуги.«Лгунья»
— И прислуга стала Старшей Советницей, что за вздор? — Вам, как стражу Эдема, должен быть известен такой грех, как похоть, Юнги, — зубы юноши сжались от понимания того, к чему ведет Советница, — Да, именно. Король не брезговал этим грехом. А я, в свою очередь, получила достойное образование и все, что желала моя душа. Девушка улыбнулась, а у Юнги кровь стыла в жилах от столь близкого нахождение рядом с грехом во плоти. Ком в горле, который перерастал в неуемное тошнотворное чувство, рвался выйти наружу. Порочная женщина, которую он вовлекал в танец, должна сейчас гореть в костре, а не сдвигать его разум по крупицам. — А, правда, что вы играете на пианино? — Да. — Чудесно, сыграйте мне как-нибудь. Теперь Ваш вопрос. Почему она задаёт столь простые вопросы? Почему не спрашивает про Эдем? Что задумала эта женщина. — Что Вы имеете против Эдема? — Кроме того, что они — религиозные фанатики? Думаю, ничего.«Лгунья»
— Даже то, что они, возможно, причастны к смерти Вашего излюбленного старшего наследника? — Старший наследник сам навлек на себя беду. И мне не важно, кто его покарает: ваши соратники или сам Создатель. — Ваш вопрос. — Что насчет Вашей семьи, Юнги. Слышала, что вы родились в доме достопочтенного дипломата, так, почему же Эдем? — Потому что не хотел быть частью этой семьи. Мой отец — слаб, он не смог защитить свою жену, и чуть не погубил и меня. — Защитить от кого? — От магической твари, которая выпотрошила мою мать, — рука Эсен неосознанно сжалась от услышанного, а телом девушка попыталась немного отстраниться от солдата, но крепкая ладонь последнего не позволила ей этого сделать. Он продолжал пристально вглядываться в её глаза, — впервые, я убил в одиннадцать лет, и думаю, вы и сами догадались кого. Стражники Эдема пришли, когда я собирал мать по частям. Говорят, я даже не плакал. Я был весь в крови и смахивал больше на демона, чем на ребенка. Эдем забрали меня и вырастили, а отец так и остался ползать на брюхе, выбивая дипломатические партии. — Трагично. — Изнеженной особе неприятно слышать такое? — Скорее больно, вы потеряли семью, как и я, и маленьким ребенком попали в место, где к вам относились, как к орудию, а не как к родному человеку. Это трагично. — Мне все устраивает. — Не сомневаюсь. Ваша очередь. — Ваши шрамы на спине, — мысли Юнги скачут непозволительно рассредоточено. Он должен узнать о ней действительно важные факты, а спрашивает невиданную чушь. Что эта девушка делает с ним, — Откуда они? — Последствия того самого пожара в детстве. — Вы врете. Шрамы свежие. — Я люблю экспериментировать с воском. — В чем смысл нашего уговора, если вы не говорите правду? — Расскажу вам об этом, когда сыграете мне на пианино, а сейчас, задайте другой вопрос? — Сколько во дворце нечисти? — Старшая Советница! — Музыка, как и движение всех в тронном зале, прекратилась. Король, наконец, изволил появиться, — Так приятно видеть, как вы танцуете, ведь этого не было, сколько? Лет десять. — Ваше Величество, добрый вечер, — как только их руки расцепились, оба почувствовали опустошающую неполноценность, — да, я решила проверить, умеют ли рыцари Эдема танцевать. — Похвально, — Тэхён подходит ближе и медленно, буквально, по слогам произносит, — ведь мой отец этого делать не умел. Эсен сглатывает слюну, ошарашенно всматриваясь в пол, расширившимися от шока глазами. Старается не показывать своего отвращения, но прекрасно понимает, что и наследный принц теперь знает причину ненавистями королевы к ней. Из забвения Эсен выводит знакомый силуэт. Она видит брата, и глаза наполняются слезами, но девушка глубоко дышит и приходит в себя. Музыка снова играет. Тэхён о чем-то мило беседует с Юнги, который неотрывно смотрит на явно осунувшуюся Советницу. Чонгук формально кланяется сестре, мастерски притворяясь в ведении лёгкой светской беседы. — Ты чего творишь? — Чонгук ближе подходит к сестре, хватая ее за руку и, получив разрешение у принца, уводит прочь из зала. Та лишь успевает ухватить взглядом прелестное бардовое платье Тали, подаренное королевой. Девочка кружит в танце Намджуна, и кажется, они счастливы. Только через несколько минут Эсен понимает, куда ведет ее брат. В единственное место, где их не услышат чужие уши.***
Бал же набирает обороты, и музыканты не ограничиваются только вальсом. Тали действительно счастлива с Намджуном, который снова рассказывает ей про звезды, но она не может отказать себе в приятной слабости. Девушка часто кидает взгляд на рыжеволосого стражника, который с интересом разглядывает ее, стеснительно опуская глаза. Зрелище захватывающее. — Иди, потанцуй с ним. — Что? — Я же вижу, как вы смотрите друг на друга. Пригласи его. А я пойду постою с Джином. — Намджун, нет, — но было уже поздно, мужчина толкнул Тали к предмету своего внимания, а сам моментально удалился, — какой же ты несносный. — Ваш кавалер оставил вас? — По всей видимости, да. — Могу ли я заменить его? — Д-да, — немного помедлив произнесла астролог, — можете. Легкий, будоражащий сознание танец. А у Тали в голове проносятся небольшие картинки из прошлого Хосока. Запах свежей выпечки и бриз Южного моря охватывают её. Невероятно теплое и светлое чувство. Она улыбается кружа его в танце. — Я думал, ты испытываешь к Тали какие-то чувства. — Испытываю. — Тогда, что это было? — Джин поднимает взгляд вверх на друга. — Осознанная необходимость, — Намджун кидает в рот тарталетку и смотрит на Джин, — к тому же, не хотелось оставлять тебя в одиночестве. — Ну, спасибо.***
— Ты вообще думаешь, что и с кем ты делаешь? — Наконец, Чонгук добрался до комнаты сестры и, закрыв дверь, повторил свой вопрос. — Неужели мне нужно станцевать на балу с Эдемовцем, чтобы мой брат, наконец, заметил меня. Эсен смотрит на Чонгука с непониманием и сильнейшей обидой. Сейчас он говорит с ней первый раз за полгода, и это единственное, что он может сказать? — Он знает, кто я, Эсен. — Что ты такое говоришь? — Чонгук, как в старые времена, садится на кровать сестры, закрывая лицо ладонями, а она, не теряя и секунды, падает перед ним на колени, тихо всматриваясь и выжидая. -Битва при Жемчужном утёсе. Ты помнишь, что я чуть не умер тогда. Он был там и видел это. Это он тот самый стражник, который назвал меня отродьем. — Чонгук… — И сейчас ты танцуешь с ним на балу и подвергаешь себя опасности. Ты вообще моя сестра? — Чонгук хватает Эсен за запястья, — ты всегда говорила, что защищаешь меня, не пора ли и о себе позаботиться? — Твоя жизнь ценнее моей. — Что за вздор, — юноша вскакивает с постели и отходит от сестры, — Он не знает, что ты моя сестра. Значит, ты вне подозрений. А я –ничтожество, Эсен. И если, кто из монстров и должен умереть, то пусть это буду я. — Что ты несешь, Чонгук? — Мне надо в церковь. Нужно покаяться. Нужно. — Чонгук, Стой! — Советница выбегает за братом в коридор, истерично повторяя его имя, — Чонгук, молю тебя вернись! Вернись ко мне! Но ее никто не слышит. Коридор пуст, а от стен эхом разносится девичий плачь. Он снова ушел и оставил ее. Это уже не её брат. Это жалкий, зыбкий каскад, за которым нет ничего. Плечи содрогаются от слез, а пальцы медленно распутывают тесьму на корсете, в попытке избавить себя хотя бы от этих оков. Она вползает в свои покои и запирает тяжелую дверь, опираясь спиной на нее. Драгоценные камни летят на пол, глаза- океаны изливаются соленой водой на бледную кожу, смешиваясь с истошным воем. Неестественно бледные губы сжимаются от одной мысли о том, что Эдем может хотя бы пальцем тронуть Чонгука. — Я не потеряю брата, только не его. — И пока весь дворец празднует, старинный храм ждет двоих под покровом ночи. Собор Создателя, построенный Эдемом, и бывший их первым местом встреч, сейчас служил главной святыней для всех верующих и заблудших душ. Огромное строение с высокими башнями из серого кирпича, величаво стояло на главное площади столицы, окруженное небольшими водоканалами. Не нужно было говорить о том, что это место стало государством внутри государства. Здесь царили иные законы и порядки, за нарушение которых нещадно карали. — Здравствуй, сын мой, что привело тебя в столь поздний час? — Святейший Эдеулом, я согрешил, могу ли я покаяться во грехе своем? — Чонгук, ты так часто ходишь к нам, что можешь говорить с Созателем уже без посторонней помощи, — пожилой мужчина улыбнулся солдату и направился прямо к нему, — однако, я вижу, что тебя что-то тревожит. — Должен ли я каяться в том, что может принести вред моей семье? — Чонгук падает на колени перед Эдеулом и смотрит в его темные глаза. — Чонгук, любая правда во благо. — Но мое прошлое признание никому не принесло пользы. — Оно испепелило скверну из дома Создателя, Чонгук. Ты помог избавиться от скверны. — Но, почему тогда Создатель не покарал и меня? — Потому что ты покаялся, Чонгук. Ты признал свои грехи. Ты пришел к нам. Не бойся, расскажи мне все, сын мой.