•
Как-то совсем незаметно в суете снежных учебных дней и тихих вечеров в компаниях друзей и знакомых пролетел целый месяц — скучный, долгий и холодный январь. Многие были заняты возобновившейся учебой, кто-то, как Даня, был занят пропуском этих уроков, другие же готовились к следующей игре по квиддичу между Гриффиндором и Слизерином. И вот в таких ежедневных и мимолетных заботах потонул целый месяц, и вскоре наступил удививший всех своей внезапностью февраль. Весь прошедший месяц Юлик себе просто места не находил. Во всех смыслах слова. После той ссоры с Димой он не пытался наладить с ним контакт или просто поговорить, а сам Дима и не думал об этом, считая, что если из-за Онешко они поссорились, то он и должен будет первым предпринять шаг навстречу Ларину. Но Юлик хоть и отходил от обиды и злости довольно быстро, его детское упрямство и вера в свою правоту не давали предпринять этот шаг — ему было одиноко и непривычно без общения с Димой, но Юлик считал, что лучше немного потерпеть это одиночество, чем вечность терпеть собственническое отношение рейвенкловца. Онешко пытался не думать все это время о Ларине, кроме того, что «Ларин заебал», но иногда у него все равно в голове проскакивало что-нибудь хорошее о друге, когда хаффлпаффец уж совсем невыносимо ненужным себя ощущал в окружении других. Он надеялся влиться в чью-нибудь компанию или просто общаться с кем-нибудь, может, даже подружиться, поэтому постоянно вертелся то в кругу своего сокурсника Поперечного и его друзей, то со старшими хаффлпаффцами, пытался даже проводить время с компанией знакомых третьекурсников, которые были только рады. Но все было не то. Юлик, конечно, весело проводил время и сблизился со многими даже больше, чем до этой злополучной ссоры. Другие также были рады Юлику, и его в целом все любили и уделяли нужную ему долю внимания. Только вот почему-то сам Онешко все равно не чувствовал себя в своей тарелке — ему все-таки нужен был один особенный человек в его жизни, с которым он себя большую часть времени чувствовал бы так же комфортно, как обычно с Димой Лариным. А возможно, Юлику просто действительно нужен был сам Дима, потому что для него тот был больше, чем друг, но хаффлпаффец не хотел этого признавать. Боялся или просто не различал свои чувства среди других — было неясно. В последнее время он старался не сталкиваться с Лариным и даже не смотреть в его сторону, если тот окажется рядом, но мысли о нем посещали все чаще. При этом все они были ненавязчивые, навеянные чем-то другим, в стиле: «Мда, Дима сейчас бы сказал…» или «Не зря все-таки Дима его засрал когда-то…». И как же это Юлику надоело, как и надоело ощущать беспричинную (как он сам считал) грусть по ночам. В конце концов злость уже давно прошла, да и думая о причине ссоры, Онешко все больше казалось, что это настолько по-детски и глупо, что смешно. Но он не знал, как подвести их к разговору, и поэтому продолжал ходить на тренировки по квиддичу с Джараховым и обедать в компании Мэддисона с Хованским, зная, что Ларин этого ни в коем случае не одобрил бы. Но, наверное, судьба сжалилась над ним, когда оба парня по чистой случайности столкнулись друг с другом в пустом туалете на одном из этажей. Ларин, стоя у раковины без мантии и с закатанными рукавами, тщательно мыл руки, уставшими глазами следя в зеркале за отражением покачивающегося синего галстука на его шее. И в этот момент в помещение громко вошел слегка улыбающийся Юлик, до этого в разговоре с Эльдаром отмочив пару смешных шуток. Ухмылка быстро сменилась удивлением и неловкостью; взгляд опустился. — О, привет, — негромко сказал Онешко. Ларин тут же закрыл кран, взглянув на хаффлпаффца в зеркальное отражение. — Ты все-таки общаешься со мной? — с таким же усталым видом Ларин хмыкнул, выгнув бровь. А ведь в последнее время он стал выглядеть хуже, заметил Юлик. Может, заболел? — Ну да… — Онешко пожал плечами, не двигаясь с места и глядя на затылок Димы, который не спешил поворачиваться нормально к нему лицом. — Тупо было включать игнор из-за такой хуйни, знаю, — вздохнул он, ощущая себя неловко и даже глупо. — Но и ты мог хотя бы признать, что неправ, и извиниться, хули. Наконец-то Дима повернулся к нему, и Юлик смог разглядеть усталость в его глазах и еще большую озлобленность, чем раньше. — А почему я должен извиняться за то, что помогаю тебе встать на правильный путь? — перешел в наступление Ларин, вытерев руки полотенцем. Хаффлпаффец отвечал ему, не сходя с места и глядя на то, как Дима застегивал обратно пуговицы на развернутых вновь рукавах рубашки. — А почему ты считаешь, что попытки навязать мне свое отношение к другим людям — это «правильный путь»? — Юлик изобразил кавычки в воздухе. — Так, ладно, проехали, — резко отрезал Ларин, глубоко вздохнув, и, прикрыв глаза, помотал головой. — Ты просто постараешься вести себя не как десятилетка, а я впредь не буду доебывать поучениями. Вопрос исчерпан? — спросил рейвенкловец, подходя ближе к другу. Юлик на пару секунд замялся, потому что не знал, стоит ли возразить Ларину за сравнение с десятилетним ребенком или пропустить это мимо ушей. Дима опять ничего не понял, не понял, видимо, даже причины такого поведения Онешко, и это очень бесило парня. Но иногда лучше просто забыть эту тему навсегда и согласиться. — Конечно, — слегка улыбнулся Юлик. Выражение лица Димы тут же смягчилось, и он шагнул еще ближе к другу, открывая дверь за его спиной. — Ну, может, тогда сегодня поужинаем за моим столом? — предложил он, когда они вдвоем вышли в коридор и направились в сторону Большого зала. — Ну, один раз ваше невыносимое добродушие я смогу потерпеть, — хмыкнул рейвенкловец. Дима мгновенно почувствовал себя в разы лучше, легче. На душе как-то радостно стало, стоило снова лицезреть Юлика вблизи и не чувствовать себя больше одиноким. Весь месяц Ларин чувствовал себя, честно говоря, отвратительно, но он ни за что себе не признается, что всему виной отсутствие Онешко поблизости и маячившее на границе сознания чувство вины за все это. Только сейчас оба поняли, как все-таки тяжело им было весь этот месяц без общества друг друга, поэтому сейчас, когда они вдвоем шли по коридорам и лестницам, делясь новостями и шутками, и Юлик, и Дима ощущали себя так, словно гора с плеч свалилась — плохие эмоции были забыты. Только у Онешко остался небольшой осадок из-за того, что Дима так и не изменится, о чем говорила его фраза про правильный путь. И все же Юлик чувствовал себя по-детски счастливым, находясь снова рядом с Лариным и слушая его высказывания. И в какой-то момент в его голове проскочила безумная мысль: просто сказать. Прямо сейчас. — Блин, Дим, знаешь… — Что? Юлик кидает взгляд на Ларина, который продолжает идти рядом и смотреть вперед, а не на самого Юлика. И резко внезапный порыв вовремя улетучивается, вся уверенность хаффлпаффца сдулась, погасла, прямо как факел, мимо которого они прошли. —Ну… я рад, что мы еще не совсем долбоебы и помирились, — нашел что сказать Онешко. Ларин хмыкнул, и на пару секунд его хмурое обычно лицо осветила улыбка. — И я рад. Хаффлпаффец улыбнулся ему в ответ, но затем, когда Дима снова отвел взгляд, мысленно с грустью вздохнул и подумал про себя: «Ну нахуй это всё». Тем временем они уже зашли в Большой зал, где направились в сторону шумного стола Хаффлпаффа. Ларин с некой грустью глянул в сторону своего пустого уголка у рейвенкловского стола, но пошел вслед за Онешко чуть не в самый центр, где скопилось большинство учеников Хаффлпаффа — там вдвоем сидели Миша Кшиштовский с Даней Поперечным и, как уже многие привыкли, в очередной раз что-то активно обсуждая, споря и просто дурачась, завлекая этим остальных хаффлпаффцев. Руслан ужин решил провести в компании Жени Баженова за своим столом, просто потому что их обсуждение концепции развития маггловских технологий в волшебном мире затянулось с тех пор, как речь об этом пошла на уроке маггловедения, которое посещал Женя. Ребятам определенно было в этот момент не до своих друзей. Но внимание Баженова привлекла парочка Юлика и Димы, вместе прошедшие мимо них. — Когда это Ларин с Юликом успели снова начать общаться? — удивился он. Усачев с появившимся интересом к этой теме резко повернулся, чтобы убедиться в том, что видел Баженов. — Я и не знаю, — отвечал он другу, взглядом провожая сокурсника с его другом, — как всегда мы все сплетни упускаем с твоими магглами. — Я бы сказал, что магглы как раз-таки больше твои, — иронично произнес Женя, и Руслан посмотрел на него деланно убийственным взглядом. — В любом случае, как бы ни было клево интегрировать современные технологии в магический мир, надо начинать с отмены Статута и вообще с объединения магглов и магов, как это было раньше. — Я понимаю, я тебе и говорю, что Министерство могло бы уже давно разработать программу. — Даже с кучей программ что у магглов, что у волшебников этот процесс еще лет сто займет, — сказал Руслан, активно жестикулируя. — Зато это хорошая тема для моего сочинения по Маггловедению, — пожал плечами Баженов, отпивая сок. — Вот мы и опять вернулись к нашей любимой теме, — улыбнулся Усачев, вздыхая. — До СОВ еще целых четыре месяца, а разговоров только об этой фигне. — И это я от тебя слышу, что это «фигня»? — усмехнулся Женя, выразительно выгнув брови. — Да я зачем-то столько предметов себе понабрал для учебы, а теперь пытаюсь успеть готовиться ко всем сразу. Надоело пипец, — устало вздохнул Руслан, доедая свое пюре. — Иногда хочу себе маховик времени, чтобы поспать. — Не переживай. Вон, учись у Поперечного — ему вообще похуй. — Ясное дело, у него ж СОВ только через год, — хмыкнул Руслан. — Хотя что-то мне подсказывает, что и тогда ему плевать будет. — Это точно, — рассмеялся Женя. Чуть позже они продолжили свой прерванный разговор о маггловских изобретениях в волшебном мире, сливаясь с шумом остальных учеников, которые тоже время от времени говорили друг с другом о приближающихся СОВ и ЖАБА. Зато Мише было в последнее время далеко не до экзаменов. Он в принципе особо не переживал и чаще всего ленился готовиться, поэтому все свои нервы изматывал в последние несколько дней, когда уже совсем не было смысла в его первых попытках взяться за учебу. Но в этот раз мысль о СОВ просто напрочь вылетела из головы хаффлпаффца, и во многом благодаря Дане, который даже не своими действиями, а своим существованием отвлекал Мишу от всего на свете. Кшиштовскому это нравилось — он впервые за долгое время не загонялся по поводу себя, учебы и опять же себя. Но это простое общение с Поперечным недолго успокаивало его. Мише правда очень нравился Даня, и чем сильнее он осознавал это для себя, тем менее уверенным он себя чувствовал с каждым днем. И он старался не думать об этом, вообще не задумываться, потому что «ну в самом деле, долбанутый я, что ли?». Но иногда Кшиштовский просто не мог это контролировать: выпадал из вселенной, глядя издалека на заливисто смеющегося Данила, и мысли сами по себе окутывали его. В Мише было много любви и мало уверенности. А боязнь своих чувств и чужих вообще была в нем всю жизнь, мешая ему во всем. — Чего завис? — вывел его из мыслей голос Руслана, который уселся на пустую кровать Стаса, чтобы оказаться напротив Кшиштовского. От резких движений Усачева из-под кровати выскочил кот Давыдова с протяжным мяуканьем. — Перестань Кота пугать, — вместо ответа сказал Миша, приподнявшись на кровати, — он и без этого орет постоянно. — Сто лет его не видел уже, — говорил Руслан, глядя на то, как Кот лениво начал бить лапкой свисающие со стен листья. — Как у вас сегодня Прорицания прошли? — Усачев повернулся обратно к Мише, продолжая с ним за ужином начатый разговор. Кшиштовский хмыкнул, вспоминая сегодняшний урок. Он потряс головой, чтобы немного поправить мешавшие волосы, чем сделал только хуже, растрепав их еще больше. — Мне кажется, она ебанулась. Всем сегодня смерти нагадала. — Хаффлпаффец закатил глаза. — Наверное, узнала, что кое-кто из старшекурсников ей недавно блевальные батончики в завтрак впихнул, — предположил Руслан, ухмыльнувшись и кинув многозначительный взгляд на друга. — А че я-то?! — округлил глаза Миша, разводя руками. — Идея Данина, да и исполнение тоже! — Вот вы придурки, конечно, — сказал рейвенкловец, уже не сдерживая смеха, который подхватил Кшиштовский. — Вас еще не спалил директор? — Ну, я надеюсь, что нет. Еще пару недель в библиотеке я не выдержу, — произнес Миша, поглаживая запрыгнувшего ему на колени Кота. — И почему, блин, нас, Усачев?! — Ты соучастник! — Ты тогда тоже — проинформирован же был. — Ладно уже, мучительную смерть в недалеком будущем она сегодня все равно всем нам нагадала на шаре. — Вот блин, а нам на свечках с зеркалами. Оба рассмеялись. — Пойдем, кстати, завтра в Хогсмид? — предложил Руслан, успокоившись немного. — А то у меня перья закончились. Еще карамельных бомб хочется. — Так и скажи, что к старушке Розмерте захотел, шалун, — подмигнул Миша, широко улыбаясь. — А так, погнали, как раз первый день весны — можно и погулять. Блять! — вдруг резко вскрикнул он, одергивая руку от Кота. — Царапается, скотина! — Ты ему не особо нравишься, Миш. — Никому я особо не нравлюсь, — усмехнулся он, потирая длинную царапину на руке. Но настроение от своей собственной фразы почему-то ухудшилось. А может, это из-за кота все. Миша постарался забить.•
Первый день весны выдался довольно холодным, но на радость солнечным — кое-где даже начал таять снег под теплыми весенними лучами, а в воздухе уже витал этот еле заметный весенний аромат. Было воскресенье, и многие ученики проводили свой законный выходной в окрестностях замка и на скользких улочках Хогсмида, радуясь марту и жалуясь на грядущие от потепления грязь и лужи. Миша стоял возле неработающего фонтана во дворе у главного входа, высоко задрав голову и глядя на капли, стекающие с повисшей с потухшего факела сосульки и разбивающиеся о старый камень. Рядом на холодном бортике фонтана сидел Даня, сложив ноги по-турецки, и со скучающим видом смотрел на землю, освещенную солнцем, иногда вздыхая. Ему хотелось двигаться, что-то делать, но вместо этого они вдвоем ждали опаздывающего Усачева. — Да где он, блин, застрял? — раздраженно вопрошал Поперечный, дергая нитку на своем красно-золотом шарфе, пытаясь хотя бы как-то себя занять. — Хуй знает, честно говоря, — ответил Кшиштовский, тут же отвлекшись от созерцания тающего льда, и обернулся через плечо на друга. — Он обычно максимум на минуты две опаздывает, — нахмурился он. — Ты бы, кстати, шапку надел, что ли, — отвлекся Миша от темы, заметив покрасневшие на холоде кончики ушей Дани. Сам хаффлпаффец, засунув руки в карманы штанов, стоял в распахнутой зимней мантии и без шапки, из-за чего его волосы успели растрепаться на прохладном весеннем ветру. Тем не менее, за здоровье Дани он еще беспокоился, в отличие от своего. —А что ж ты мне хороший пример сам не подал, а? — хмыкнул Поперечный и в конце концов оторвал несчастную нитку шарфа. — Ну, мне-то казалось, ты поумнее меня будешь, — пожал Миша плечами, отворачиваясь обратно. И тут на выходе из замка показался спешивший к ним Руслан. Он спешно пытался запахнуть мантию, сбегая по небольшой лестнице к друзьям. — Ну наконец-то! — воскликнул Даня, тут же вскакивая с бортика и отряхаясь. — Ты там что, трахался? Такой растрепанный бежишь, — поначалу смешливо комментировал непривычный вид рейвенкловца Миша. Но как только Усачев подошел к ним, измученно выдохнув, улыбка Кшиштовского сменилась нахмуренным взглядом. — Ты чего? — спросил он у Руслана, который, прикрыв глаза и тяжело дыша от бега, провел ладонью по лицу. Миша дотронулся до его плеча, а Поперечный молча и с беспокойным любопытством подошел ближе, чтобы тоже взглянуть на друга. — Этот урод переходит все рамки, — гневно и раздраженно выдохнул Усачев. — Кто? — мгновенно спросил Даня, уже подсознательно готовясь полить «урода» кучей ругательств и затем пойти искать его, чтобы вызвать на дуэль. Руслан с секунду поколебался, отведя взгляд в сторону. Ему все еще не хотелось, чтобы Миша об этом знал и беспокоился, ведь он мог и себя обвинить в том, что только что произошло. Но рейвенкловец не видел смысла скрывать теперь что-либо от друзей и делать только хуже, поэтому нехотя произнес: — Мэддисон. Теперь нахмурился уже и Поперечный. — Что случилось? — спросил Кшиштовский, догадываясь, что ничего хорошего уже точно можно было не ждать. Он уже чувствовал разочарование в Илье, которого так давно знал и был уверен в нем, в его адекватности, которую покрывала его чаще всего невыносимая натура. Он даже и не задумывался о том, что Илья окажется приверженцем чистокровности. — Он совсем офигел, вот что, — ответил Руслан сердито. — Пойдем, — сказал он, зашагав к арке, ведущую со двора вниз, в сторону деревни, и друзья последовали за ним. А ведь Усачев и не думал, что его хорошее настроение, появившееся сегодняшним солнечным утром, сможет испортить такой мудак, как Мэддисон. Но в этот раз, считал он, все действительно зашло далеко. Такого он не получал раньше ни от одного другого слизеринца. Но скоро, Руслан был уверен, издеваться над ним позволит себе почти каждый. Он спокойно шел по коридорам Хогвартса, думая только о том, что еще он хотел купить сегодня в магазинчиках Хогсмида и хватит ли у него галеонов на чашечку любимого горячего шоколада в Трех Метлах. Как назло, ему не повезло наткнуться на пару Ильи и Юры Хованского, которые шли, что-то бурно обсуждая и смеясь. «Сука…» — пронеслось в голове Руслана, потому что ему так не хотелось сегодня даже видеть объект его терзаний. Рейвенкловцу давно так не везло. Он никогда еще не чувствовал себя так униженно, когда заклинанием Мэддисона повис в воздухе кверху ногами, дизориентированный и испуганный. Он слышал, как его палочка выпала из кармана мантии под смех слизеринцев, и чувствовал, как кровь приливала к голове и не давала соображать — Руслан мог только надеяться на чью-нибудь помощь или в крайнем случае потерю сознания, чтобы больше не чувствовать стыд, боль и впервые за долгое время страх. Как он ненавидел себя в тот момент. Но почему-то не Илью Мэддисона. Его он начал бояться. — Вот же пиздец, — воскликнул Даня, округлив глаза, когда услышал от Усачева, что произошло. — Нет, серьезно, этого еблана надо самого залевикорпусить, это же надо так охуеть! — эмоционально говорил он Руслану, идя сбоку. — Мэддисон — пидорас охуевший! — Согласен, — хмыкнул Руслан. Миша, оказавшись по другой бок от него, говорил: — Я, конечно, знал, что он мудак, но не думал, что настолько! — Он был удивлен, разочарован и очень зол на Илью. И на себя за то, что зачем-то решил их познакомить пару месяцев назад. — Ну, мы этого так не оставим, Руслан, знай, — подбодрил он друга, несильно хлопнув его по плечу. — Да я хоть сейчас его в клопа превращу, — закивал Поперечный. — Это все, конечно, здорово, — говорил рейвенкловец, пока они все осторожно спускались со снежной горы к тропинке, ведущей к деревне, — но смысл на конфликт нарываться? Стоит нам всем на него еще время тратить, — закатил он глаза, впервые почувствовав отвращение к Мэддисону. — Ты думаешь, если ты на него внимания обращать не будешь, то он отстанет? — говорил Кшиштовский, палочкой возведя из тающего снега небольшую лестницу, чтобы удобнее было спускаться. — Спешу тебя расстроить, — фыркнул он. — Его это только больше раззадорит. — Лучше один раз его Остолбенеем повалить, — добавил Даня. Он мысленно уже собрался идти биться с Ильей и даже подумывал использовать вместо заклинаний свои кулаки, чтобы было более эффективно. — Не надо, ребят, — сказал Руслан, поджав губы и нахмурившись. — Спасибо за такое самопожертвование, но лучше не ввязывайтесь. — Как хочешь, — сдался Миша, не удивляясь такому поведению друга и понимая, почему он не хочет делать еще хуже. — Но если он еще раз что-нибудь подобное провернет, то я его готов буду даже ногами отпиздить. — Я уже сейчас могу это сделать, — не унимался Даня. Руслан улыбнулся, глянув на друзей. Все-таки у него были такие классные люди, которые готовы поддержать и встать на его защиту. Эта мысль поднимала настроение. В конце концов ребята решили закрыть неприятную тему, перейдя к обсуждению своих дел в Хогсмиде, последних новостей из мира магов и школы, ну и, конечно же, экзаменов — как же теперь без них, когда на дворе был уже март, а до сдачи СОВ оставалось три месяца. Правда, из них троих задумывался об этом все чаще только Усачев, потому что Дане это и не нужно еще было, а Миша не хотел думать. Как только Руслан заговаривал с ним на тему СОВ, то в нем невольно просыпалась совесть и желание самокопания за то, что он до сих пор не предпринял ни единой попытки для подготовки. «Какой из меня, блин, хаффлпаффец», — думал Миша. Но к теме Мэддисона они вернулись уже сегодня, когда через пару часов после длительной прогулки по улочкам деревни уставшие парни решили освежиться в любимых Трех Метлах, куда даже их профессора без конца заглядывали, поэтому встретить их профессора по Травологии там не стало удивлением. Ребята сидели в углу темного, старого, но довольно-таки уютного из-за тепла, сладковатого запаха и кучи людей вокруг заведения. — А все-таки я думаю, я поговорю с Мэдом, — внезапно произнес Кшиштовский, разглядывая пенку, оставшуюся на дне большого стакана. До этого за их столиком на время повисло спокойное приятное молчание, которое после фразы Миши мгновенно стало напряжным. — Да не надо, Миш, — нахмурился Руслан. — Предпочитаю его игнорировать до победного конца. — А я согласен с Мишганом, — подхватил Даня, облизывая шоколадные губы, — только под говорить надо иметь в виду отпиздить. — Какой ты неугомонный, — усмехнулся Миша. — Я очень активный и агрессивный подросток, чего ты еще от меня ожидал? — Поперечный просто пожал плечами. — Рядом с тобой я себя старым чувствую, — сказал Миша. Ответил ему Усачев, усмехаясь: — А это потому что ты и правда старикан. — А вот в мое время к старшим было больше уважения! — погрозив указательным пальцем, спародировал Миша, смеша друзей. И как бы там ни было, терпеть такое поведение Ильи Мэддисона по отношению к своему лучшему другу Кшиштовский не стал, сколько бы Руслан ни говорил, что это лишнее. Возможно, это ни к чему не приведет, но Миша продолжал верить в то, что Илья все еще оставался адекватным, понимающим и совестливым человеком. «Слизеринец же не значит ебанутый», — говорил себе Миша, пока ходил по коридорам в поисках Мэддисона. Встретил он его на одном из этажей — Илья шел один по направлению к лестницам, видимо, чтобы присоединиться к остальным слизеринцам в гостиной. — Эй, Мэд! — окликнул его Миша, и тот обернулся. — А, привет, — безэмоционально произнес Илья, когда хаффлпаффец подбежал ближе. Они остановились возле большого окна, за которым уже стемнело поэтому лица обоих парней освещал только висящий над ними зажженный факел — нахмуренное лицо Мэддисона в рыжеватом свете казалось злым, а лицо Миши было еще серьезнее, чем он выглядел. — Слушай, я понимаю, что это не совсем мое дело, но что за хуйня творится между тобой и Усачевым? — Какая хуйня? — Илья закатил глаза. — Не нужен мне ваш Усачев, чего приебался-то? — Он тебе так не нужен, что ты его кверху ногами подвешиваешь? Охуел? — громко воскликнул Кшиштовский, начиная злиться. Мэддисон, услышав это, еле сдержал смешок. — Да это прикол такой, — тут же изменился он в лице, делая его нарочито безобидным и улыбчивым, — я не виноват, что он шуток не понимает. Да и полезно ему — вся кровь грязная утекла, — усмехнулся Илья, продолжая смотреть на Кшиштовского, видя, как в том все нарастает желание ударить слизеринца по лицу. — Какая нахуй разница, какая у него там «кровь», — говорил Миша, исказив лицо на слове «кровь», — ты можешь просто не трогать его? — Могу, но почему ты думаешь, что я не хочу? — продолжал насмехаться Мэддисон. — Какая же ты сука, — прошипел хаффлпаффец, яростно сжав зубы. — Столько лет я тебя знаю — никогда представить не мог, что ты настолько хуила. — Люди меняются, Мишань. Разозленный, еле держащий себя в руках и готовый сорваться на крик Кшиштовский создавал яркий контраст напротив деланно спокойного и усмехающегося Ильи, который уверенно сложил руки на груди и смотрел на знакомого хитро сверкающими в полутьме коридора глазами. Вокруг них больше не было никого, полнейшая и напряженная тишина окутывала их вместе со светом яркого пламени и с отблесками луны из окна. Тут даже картины не висели, которые могли бы разрядить обстановку или в крайнем случае разнять драку. Но драка не началась. — Иди нахуй, Мэддисон, — произнес Миша, после чего повернулся к нему спиной и ушел, не останавливаясь ни на секунду. Илья просто смотрел ему вслед, думая о том, как же он всех ненавидит.