•
До первого матча по квиддичу оставалось всего несколько дней, а Мэддисон уже был на взводе. Пропускал последние тренировки, а на любые слова Юры посылал друга нахуй, и это случилось так резко, будто что-то успело с ним произойти, думали остальные слизеринцы. Все предполагали, что все дело в квиддиче и новом капитане команды. Но Илья по совершенно иной причине ходил по замку хмурым и снимал баллы с любых попавшихся ему на глаза учеников. Только никто не должен узнать об этом. — Да ты че, бля, Илюх? — недоуменно спрашивает в очередной раз Хованский, когда Мэддисон говорит ему: «Отвали ты уже». — Может, нам с тобой пойти горло прополоскать, м? — предложил Юра, хитро улыбнувшись, надеясь на то, что это растопит друга. — Заодно расскажешь наконец, какая тёлка тебя за жопу укусила, что ты ведешь себя так. — Вот как раз-таки пить я с тобой больше никогда не буду, — отвечает ему Илья, развалившись на засохшей и пожухлой траве у озера, несмотря на октябрьский холод. Мэддисон очень жалел о том, что согласился пойти выпить после тренировки, потому что именно по этой причине, как считал сам слизеринец, он вел себя так «по-пидорски», встретив в Ванной комнате Усачева. Когда Илья пьяный, он не особо контролирует себя и свои слова, но Руслан Усачев — последний человек, на которого стоило в таком состоянии натолкнуться. «И ведь наверняка всем распиздит, пидорас», — злобно думал Мэддисон, стараясь по-максимуму не попадаться на глаза рейвенкловцу и его друзьям, потому что теперь во взгляде каждого видел насмешку, которой не было. — Чего я-то сделал? — не понял Юра. Он тяжело вздохнул и плюхнулся рядом на траву, сильно сгорбившись. — Юр, ну с хуя ты лезешь? Знаешь же, что переебать могу. — Но не переебал же еще, — улыбнулся Хованский, а затем достал бутылку сливочного пива, с помощью волшебной палочки открыл ее и начал пить. Мэддисон лишь кинул угрюмый взгляд в его сторону и продолжил смотреть в одну точку где-то за озером, которое было необыкновенно тихим с началом холодов. — Послезавтра матч, кстати, — напомнил Юра. — Без тебя нас точно выебут, братишка. — Да приду я, не волнуйся. Просто видеть его морду не хочу. Хованский рассмеялся. После этого они уже ни о чем не говорили, но Илья перестал испускать такую дикую злость на весь мир и со спокойной душой на следующий день пришел на последнюю тренировку перед игрой, чему все были несказанно рады. — Парни, мы порвем Рейвенкло завтра, — сказал он после тренировки и ухмыльнулся, ставя метлу на место. Остальные в ответ радостно покричали, ожидая завтрашнего дня. Илье хотелось победить не только потому, что победа важна для его статуса игрока, но и просто по причине того, что он получит несказанное удовольствие, увидев, как проигрывает факультет, который он ненавидел сейчас больше всего на свете. Все синее напоминало ему об Усачеве, вороны, летающие над замком по ночам, напоминали ему об Усачеве, и Мэддисон ненавидел парня еще больше. Эти мысли ненадолго остались в стороне, когда наступил день первого матча — Слизерин против Рейвенкло. Уже с самого утра Большой зал был наполнен возбужденными учениками, обсуждавшими начало сезона. Рейвенкловцы и слизеринцы более, чем обычно, были обмотаны шарфами и мантиями цветов своих факультетов. Радостный гул раздавался по всему залу: кто-то желал удачи игрокам, кто-то громко рассуждал, делая шуточные ставки, сами спортсмены, как и всегда перед игрой, слегка волновались. Директор коротко пожелал удачи на матче. — Давай, Жек, — подбадривал Руслан своего друга, — порви их, как в прошлый раз. — Да, Жень, я к тому же поделилась с тобой всеми своими капитанскими умениями, после такого ты не можешь не выиграть! — говорила Катя, сидящая рядом с братом. Она на самом деле волновалась за своего парня так, будто сама участвует в сегодняшнем матче. Даже сам Баженов чувствовал себя более спокойным, чем Катя. Женя улыбнулся на слова друзей и покивал головой. — Я как-то даже не особо волнуюсь сегодня, настроение на удивление хорошее. Тут проходившие мимо рейвенкловского стола Миша с Даней на пару секунд приостановились, чтобы дружелюбно хлопнуть друга по плечу и пожелать удачи. — Ты-то как, Кать? — спросил Руслан у Ример. — Ты мне? — повернулась она. После кивка ответила, слегка кивая: — Чувствую себя уверенно. Как говорит Данил, мы с ним лучшие защитники, — улыбнулась Катя. — Я тоже так считаю, — сказала ей Усачева. — Видела много ваших тренировок. — Ладно, я думаю, нам пора, — прервал разговор Баженов, закончив свой завтрак. — Надо еще приготовиться. Он встал, и вся остальная команда медленно поднялась из-за стола вслед за ним, пока остальные рейвенкловцы продолжали выкрикивать им слова поддержки. — Не забудь про речь! — крикнула своему парню Катя. Поперечный же поплелся за Мишей в кабинку комментатора матча; с тех пор как они начали общаться, Даня на всех играх, кроме тех, где участвует сам, проводил вместе с ним, помогая придумывать «остроумные» комментарии о матче, которые чаще всего не проходили стогую цензуру школы и мадам Трюк тем более. — Знаешь, Слизерин все-таки объективно слабее в этом году, — рассуждал он по дороге на поле, — а Баженов профессионал, в прошлом году Рейвенкло выиграл кубок благодаря нему. Так что неудивительно, если в этом году они, как минимум, выйдут в финал. — Я не особо разбираюсь, но я за кого угодно в этом году буду, кроме слизеринцев. — Из-за Мэддисона? — Из-за того, что все они постоянно обсирают Руслачева, — поправил Миша. — Такое мудло. Они уселись в кабинке, в которой было удобнее всего следить за игрой — открывался вид на все поле и кольца. Парни наблюдали за тем, как трибуны медленно заполняются толпой учеников, здоровались с проходящими мимо учителями, которые тоже пришли глянуть игру. Где-то внизу вскоре должна будет выйти на поле тренер с мячами для игры, а следом и обе команды, которые пока что стояли у ворот, крепко схватив свои метлы, и переживали. Игра началась по свистку, но Мэддисон плохо помнил, когда он прозвучал; он вообще целый день как в тумане, в голове была только уверенность в сегодняшней игре, потому что он не хотел подвести себя, команду и, наверное, в душе своих родителей, которые давно прочили ему судьбу профессионального игрока. У него была одна задача — защищать свои ворота и орать другим слизеринцам из команды, когда они упускали мяч. Даже несмотря на то что он уже не был капитаном, его слушались больше, чем Соболева, который злился из-за этого и терял концентрацию. Вот Тушенцов отбил бладжер прямо на Женю, отчего тот мгновенно выронил квоффл, пытаясь удержать равновесие на метле. Это был идеальный момент для Коли, который мог выхватить мяч и понестись к кольцам Рейвенкло, но он не успел, и мяч тут же перешел охотнику-рейвенкловцу. Илья, внимательно наблюдавший за этим, сразу же рассвирепел: нечеловческий рык слетел с его уст, и только летевший к среднему кольцу квоффл помешал ему кинуться на капитана. Мэддисон со всей силы пнул мяч, отбивая его от ворот в сторону охотников из своей команды, но мгновенно почувствовал жуткую боль в ноге, от которой у него брызнули слезы. Но он тут же вытер их со своего перекошенного злостью и болью лица и продолжил следить за игрой и охранять кольца. Женя, на секунду кинув взгляд в сторону Ильи, заметил яростное выражение его лица и невольно обрадовался, что игра ведется не в пользу слизеринцев. 180:20 С таким результатом Рейвенкло выиграл матч, поймав снитч. Оглушающие крики толпы, громкий голос комментатора, дикая боль в ноге и злость на весь мир — все наваливалось на Илью Мэддисона, который с трудом спустился вниз, слез с метлы и, хромая, пошел с поля в раздевалку. — Чува-ак, что за хуйня случилась? — сразу же задал вопрос Хованский, когда Мэддисон с мучительным кряхтением уселся на скамью и выставил больную ногу, потирая ее с протяжным: «Бля-я-ять…» — Ноге пиздец, — чуть не промычал он. — И капитану нашему тоже пиздец. Остальные слизеринцы начали заходить в раздевалку и, заметив Мэддисона, тут же предлагали отвести его в Больничное крыло. Все были удивлены тому, что он получил травму, разочарованы в проигрыше и злы на Соболева. — Нахуй все, — пробормотал Илья, уже не чувствуя от боли и помутнения в голове, что несколько человек понесли его. Он сейчас ненавидел всех.•
— Может, сходим вместе в Хогсмид сегодня? — Но ты же так и не подготовил доклад по Прорицаниям, Дань, — возразила Регина после предложения Поперечного сегодня за обедом. — Да кому эти прорицания нужны, пф-ф, — фыркнул в ответ гриффиндорец, похрустывая жареным тостом. Сегодняшний день и правда был слишком хорошим для уроков: несмотря на конец сентября месяца, зал был освещен яркими и еще теплыми лучами солнца, отчего многие ученики поснимали свои мантии; за большими окнами на фоне безоблачного голубого неба виднелся Запретный лес, весь порыжевший и пожелтевший; пожухшая трава была усыпана опавшими яркими листьями, которые слегка подергивал свежий осенний ветерок. Многие ученики проводили обед на свежем воздухе, чтобы насладиться такой на редкость хорошей погодой, прежде чем наступят октябрьские холода. — А Миша с Русланом что говорят? — поинтересовалась все же Регина, видимо, уже давно согласившись погулять с парнем, который ей так нравится. — Э-э, ну, я думал, мы пойдем только вдвоем… — промямлил Даня, не глядя Ждановой в глаза. Он чувствовал, как щеки начинают слегка розоветь, как и каждый раз, когда он пытался оказать знаки внимания девушке. — Хм, — состроила наигранно серьезное лицо Регина, — если так, то тогда я помогу тебе с Прорицаниями, и тогда уже сходим. — Она улыбнулась в конце, и Даня подхватил ее улыбку. — Я просто не хочу, чтобы у тебя было очередное наказание из-за меня. — Да когда это из-за тебя было? У меня всегда все под контролем, вообще-то, Регин. Рейвенкловка не стала спорить, лишь с улыбкой закатила глаза, а затем налила себе еще немного тыквенного сока. — Так, подожди, то есть это значит, что ты пойдешь со мной? — спохватился Даня, отложив вилку и устремив взгляд на девушку. Регина засмеялась, кивая. Уже под вечер, после последнего занятия по Уходу за магическими существами, Поперечный возвращался в замок в компании Эльдара, а у входа к ним присоединился еще один гриффиндорец, Илья Прусикин, со своим другом с Хаффлпаффа. Солнце еще освещало замок, и многие ученики выходили на прогулку у озера или у замка, некоторые собрались у хогвартских фонтанов, как и Миша с Русланом, ожидавшие остальных друзей. — Ну что, пойдем, может, на поле потусим? — предложил Эльдар, когда они все встретились. — Там сейчас меньше всего учеников, в такую-то погоду. — Чтобы опять смотреть на то, как Юра тебя с метлы скидывает? — произнес Усачев с улыбкой. — Я за. — В этот раз победа будет за мной! — воскликнул Джарахов, посмеиваясь. — Всех вас выебу на метле и метлой. — Самому-то не смешно? — смеялся Илья рядом с ним. — Ну, пошли тогда, нам еще у мадам Трюк разрешение просить, — прервал их дружескую перепалку Миша. Они с Русланом поднялись с каменной скамьи, и Поперечный начал: — Пацаны, я без вас сегодня, у меня дела. — Это какие?.. — опешил Юра Музыченко. Даня не знал, как отмазаться, ведь говорить, что пойдешь гулять с девчонкой — это так… неловко для него. Эльдар только и знал о его планах, потому что Даня рассказал ему еще днем, спрашивая совета о том, чего НЕ стоит делать. Ведь он помнил прошлогодний опыт Джарахова с одной слизеринкой — тогда все закончилось не слишком благополучно. — Да он сто процентов не подрочил еще сегодня, вот и дела у него, — начал отмазывать друга Эльдар. — Да, Дань? — Он издевательски улыбнулся ему. — Ладно, иди дрочи, Данька, — подхватил Кшиштовский, по-дружески хлопнув его по спине. Он понимал, что, наверное, у того и правда что-то важное: это было видно по его волнующемуся лицу, Миша даже предполагал, в чем могло быть дело. Друзья пошли в сторону поля, продолжив о чем-то болтать и оставив Поперечного, который поплелся в замок ждать Регину там, где они договорились, для домашней работы, а после и прогулки. — А что ж все-таки Поперечный задумал-то? — размышлял Юра Музыченко, заходя в подсобку для метел. — Да за девчонкой он одной ухаживает, — ответил другу Прусикин, как-то по-отечески улыбаясь. — Растет пацан. — Ты прям у нас гордый отец, Ильич, — усмехнулся Руслан. Они с Мишей не стали брать метлы, зная, что с их друзьями-«профессионалами» нет никакого удовольствия просто полетать — заставят ведь делать всякие сложные маневры. — А почему и нет? — сказал на фразу Усачева гриффиндорец. —Я с третьего курса за ним гоняюсь, чтоб он пропиздонов от учителей не так много получал. Остальные рассмеялись. Кшиштовский сейчас чувствовал себя почему-то слишком отстраненным от общего веселья, пропуская мимо ушей разговоры друзей и лишь слегка поддерживая какое-никакое участие редкими шутками и ироничными фразами. Он же видел Данькино счастливое лицо на протяжении всего этого дня, иногда немного смущенное, но все же радостное. И Миша понимал причину, потому что также видел счастливую улыбку Регины — никто особо этого не скрывал. И только сам Миша до последнего пытался уверить себя в том, что причин для едкой ревности нет. Хотя бы потому, что Данила не его. Но в глубине души он надеялся, что Поперечный просто слишком еще мальчик для каких-либо отношений. Как оказалось, это уже не так. Мише было тяжело. Особенно тяжело было нести на себе этот груз совсем одному, потому что он и не думал даже делиться своими переживаниями с кем-либо, даже с самым близким другом — у Руслана и так свои проблемы, а нытье Кшиштовского будет только мешать и раздражать. К тому же Мише было стыдно признаться даже себе в том, что он влюблен в Даню. — Эй, Мишган, харэ зависать, — позвал его Руслан, призывая его взмахом руки пойти следом за ребятами на поле. — Иду я, иду. А Даня тем временем уже шел по тропинке в сторону деревни вместе с Региной. Они были достаточно близко друг к другу, парень почти чувствовал ее руку рядом со своей. Он думал об этом, иногда поглядывая на то, как их руки одновременно покачиваются в разные стороны, пока они в тишине идут в Хогсмид, пока ворота все еще были открыты для школьников. Стиснув зубы, Даня все-таки решительно, но достаточно осторожно взял ее за руку и почувствовал облегчение, когда увидел одобрительную улыбку девушки, которая сжала его ладонь в ответ. — Не могу поверить, что я все же уговорила тебя на домашку, — наконец первая сказала Жданова, решив прервать затянувшееся молчание между ними. — Сам в шоке, — состроил удивленное лицо Поперечный. — А вообще, я обычно не подчиняюсь женщинам, — тут же добавил он шутливо. — Знаю я тебя, ведьма, добавила мне какое-нибудь зелья, вызывающее желание писать длиннющие эссе, — усмехнулся он. — Ну, не зря я отличница по Зельям, — хмыкнула Регина. — Что, в принципе, вообще невероятно для нашей школы. Они вошли в деревню, когда солнце начало медленно садиться, отчего крыши магазинов были освещены розовато-рыжими оттенками, которые также светили прямо в глаза пары. В Хогсмиде, несмотря на вечер, было достаточно оживленно: некоторые просто гуляли по улицам, другие закупались в магазинах перед закрытием, а завсегдатаи Трех Метел еще долго будут сидеть в компании мадам Розмерты, травя всякие байки, которая хозяйка обязательно поддержит. — Красиво, — прокомментировала рейвенкловка, наблюдая за закатом и одновременно кутаясь в свою мантию, потому что холодало. Поперечный в ответ кивнул. Они уже были в конце главной улицы, где совсем не было людей и было тихо. Даня смотрел на Регину, на то, как она выдыхает свежий воздух, продолжая рассматривать красивое розовое небо. Ему было в этот момент очень хорошо и очень волнительно. Регина повернулась к нему, чувствуя взгляд Дани на себе. И после их губы осторожно соприкоснулись.•
— Ми-иш, ты, бля, не поверишь! — первым делом воскликнул Даня, чуть ли не вбегая в гостиную Хаффлпаффа. За окном уже стемнело, комната была освещена лишь камином да парой ламп на столах. Почти все хаффлпаффцы уже разошлись по кроватям, кроме нескольких человек, включая и Кшиштовского, который после прогулки с друзьями пытался дочитать параграф по Истории магии. — Если ты с новостями о том, что на нас надвигается апокалипсис и занятия отменяются, то очень даже поверю, — пробубнил ему Миша, не поднимая головы от книги — в основном по причине того, что он уже почти отключился, пытаясь прочесть абзац, в котором говорилось о Тайной Жалованной грамоте магам. — Новости не настолько масштабные, — уже менее воодушевленно, но все еще радостно произнес Поперечный. — Что тогда? — Миша наконец взглянул на друга с уставшим лицом. — У меня теперь, походу, девушка есть, — сказал Даня, по-глупому счастливо улыбаясь от слова «девушка». — О, — приподнял брови в удивлении Миша, — ну такому я точно не поверю. Гриффиндорец ткнул его в плечо, но все равно усмехнулся фразе Кшиштовского. — Ну, поздравляю, — все-таки произнес Миша и с легкой улыбкой посмотрел прямо в счастливые глаза Дани. — Надеюсь, хоть она заставит тебя учиться. — Это мы еще посмотрим! Они еще немного поговорили, а затем Поперечный ушел, чтобы успеть в гостиную до начала комендантского часа. Кшиштовский же сложил так и недочитанный до конца учебник, надеясь, что и так понял суть всего, и на пару секунд уставился стеклянным взглядом на тлеющий камин, согревающий учеников в холодные осенние дни. Он чувствовал какую-то пустоту. Ему стало тоскливо от всего происходящего вокруг. А еще Миша злился на самого себя за то, что влюбился в своего друга. А что еще остается в таком случае, кроме мучений? — думал он, тяжело встав и направившись в спальню. Он понимал, что тут уже ничего не поделать, нужно просто потерпеть немного и забыть. Обычно так оно и работает. Хаффлпаффец бы уже и поделился с Русланом, поныл ему в жилетку, но у того и так не лучшие времена и делать хуже просто не хотелось. А остальным Миша не доверял эту свою сторону. От грустных мыслей его отвлек звук открывающегося входа в гостиную, на который он обернулся, будучи в проеме двери в спальни. Это Катя только вернулась, такая же радостная и счастливая, как и Даня до нее. — Опять Баженов задерживает? — спросил он, когда Усачева заметила его. В ответ она неловко посмеялась. — Иногда он просто не чувствует времени, — сказала хаффлпаффка. — Ой, не понравится это Руслану… — Кшиштовский шутливо пригрозил ей пальцем. — Ну ты еще расскажи ему, — закатила глаза Катя. — Спокойной ночи, — произнес Миша, заходя в спальню. — Спокойной. А Женя уже с утра отчитывался перед Усачевым… Ну, если это можно так назвать. —Серьезно, Жень, мне пофиг, нарушаешь ли ты комендантский час, но не Катя, — нудил Руслан, когда они вдвоем спешили на завтрак, спускаясь по лестницам. — Я же за нее потом отвечать перед родителями буду, как старший. А я не хочу! — Да случайно так получилось, — оправдывался Баженов, с помощью палочки завязав на себе галстук. — Просто мы начали спорить за квиддич, а ты же знаешь, насколько это обычно растягивается. Руслан вспомнил, как однажды с ним же спорил о том, что тренер «Сорвиголов» хуже «Метелок», и эта дискуссия продолжалась в течение нескольких долгих-долгих для них дней. В итоге так каждый и остался при своем мнении, конечно же. — И все равно у «Метелок»… — начал он. — Боже, только не снова! — воскликнул Баженов. В это время, когда они подходили к Большому залу, мимо них промчался Тушенцов, который направился к столу своего факультета. Там уже сидел Мэддисон чернее тучи и что-то обсуждал с Юрой. — Мэд! — воскликнул Руслан, присоединяясь к ним. — Ты как? Что будет с командой? — тут же начал он. Илья посмотрел на него убийственным взглядом, но все же ответил: —Пока мое участие в квиддиче заканчивается до конца года, так что можете проебывать весь сезон, мне похуй. — Он знал, что похуй ему точно не будет, отчего и злился. — Слушай, Русь, — по-отцовски обратился к нему Хованский, —Мэддисону нужно успокоиться, поэтому доебы с квиддичем лучше оставь. — Понял, — в защитном жесте поднял ладони Тушенцов, — все, просто узнать хотел. — Кстати, Руслан, — позвал его Илья, когда тот уже отходил к другой части стола, —пидорское у тебя какое-то имя, поменяй. — Какая-то у тебя зависимость от Сосачева, — тут же парировал слизеринец, — любая вещь его напоминает. Не продолжая беседу, он ушел, а Илья лишь усмехнулся словам Тушенцова. Ведь правда же. Скоро любая тень будет похожа на Усачева, при мысли от которого у Мэддисона все разгорается внутри с желанием с кем-нибудь подраться или разнести полшколы к хуям. Такая ненависть к нему была у Ильи, что он уже и сам не понимал причины. — О, смотри, — отвлек его Хованский, хитро улыбаясь, — твоя гриффиндорка идет. — Ты про эту, про Ксюху, что ли? — Ну, сам глянь, — и Юра указал куда-то в сторону. К ним и правда приближалась девушка, обернутая теплым шарфом с цветами гриффиндора. Она смотрела на Мэддисона, который поймал ее взгляд и ухмыльнулся, кивая. На завтраке не было только Ларина, который решил провести утро в одном из пустых, заброшенных кабинетов Хогвартса, чтобы быть в полном одиночестве. Он сидел в единственном более-менее чистом там уголке и с серьезным лицом что-то писал на пергаменте — перо так и двигалось, не переставая, то вправо, то влево. Стояла полнейшая тишина — было слышно только шуршание пергамента, да ветер иногда завывал в старых окнах, но это не мешало Диме сосредоточенно выводить букву за буквой. Настроение у него было паршивое. В основном из-за этого самого письма. Он не хотел писать то, что он писал, и отправлять это туда, куда собирался отправить. Дима только ждал Юлика с завтрака. Думая о нем, Ларин осознавал, что Онешко — последний, кто должен узнать, во что он влип. А лучше, чтобы он вообще никогда не узнал. Возможно, думал Ларин, он просто хочет защитить хаффлпаффца от всего. Это первый в его жизни человек, на которого ему не все равно и о котором он почему-то волнуется, переживает. Рейвенкловцу не хотелось этого признавать, но он, кажется, и правда был неравнодушен к Юлику. По этой причине он и стал медленно ограждать себя от него, потому что знал, что Онешко может впутаться во все его дерьмо, если вовремя не отстать от него, отдалить как можно больше. Раньше бы он наплевал на это — ну впутается и впутается, подумаешь? Сам, значит, разбирался бы, потому что у него, Димы, свои проблемы. Но теперь надо было все делать так, чтобы Онешко не узнал. — Хера ты заперся, — внезапно прозвучал голос хаффлпаффца, который со скрипом распахнул дверь, отчего пыль с пола поднялась в воздух, подхватываемая ворвавшимся внутрь ветром. — Что пишешь? — Неважно, — коротко ответил Ларин, тут же отвлекшись от пергамента, сворачивая его. — Я могу одолжить у тебя сову? — Конечно, бери, — кивнул Онешко, подходя ближе к другу. — А я-то думаю, что за срочность такая. — У меня времени мало. — Это ты из-за этого письма? — Юлик глянул на сверток в руке Димы. — Что там? — Тебе это не надо знать, — зло сказал ему Ларин. Его начинало бесить любопытство Юлика, он и так всю ночь был на взводе. — Ой, да? — саркастично воскликнул Онешко, раздражаясь на то, что Дима в очередной раз ничего ему не говорит и, видимо, что-то скрывает от него. — Что мне еще не надо знать? Что ты опять ведешь себя, как мудак? Ларин тут же закатил глаза, отходя чуть в сторону. Ему не хотелось злиться на хаффлпаффца, но яд уже разливался в нем. — Ты заебал, — отвечал он Юлику. — Что тебе не нравится? Нахуя ты лезешь, куда не надо? — Я лезу?! Ты странно себя ведешь, делаешь какую-то хуйню и ничего не рассказываешь. Мне, блять, все не нравится, — яростно говорил Юлик, переходя на крик. — Просто иди нахуй и не влезай не в свое дело, Онешко! После этой фразы Димы внутри хаффлпаффца разразилось гневное пламя, готовое вырваться наружу, но… — Хорошо, я пойду нахуй, — неожиданно спокойно произнес он, соглашаясь с Лариным. — А ты, Дим, иди в пизду, — с деланным лицом произнес Юлик и покинул кабинет, оставляя злого и расстроенного Ларина в одиночестве.•
Руслан начал замечать, что слизеринцы и другие друзья Мэддисона, включая его самого, все меньше пристают к нему и оскорбляют в коридорах школы. Он уже успел привыкнуть к тому, что по пути к кабинету кто-нибудь да прикрикнет ему что-нибудь неприятное вслед или даже толкнет, если осмелится — а ведь бывало такое, когда ученики не боялись, думая, что находятся под защитой «короля». На все это обычно отвечал Даня или Макс, если были рядом, а так Усачев с невозмутимым и холодным выражением лица проходил мимо. Только с самим Ильей у него это не получалось, постоянно хотелось что-то едкое сказать в ответ, но, конечно, не получалось. А самому Мэддисону было как-то лень, совсем не до этого: он стал все чаще просто не замечать Руслана и даже в своей компании шутки о нем редко слетали с его уст. Возможно, ему уже надоела одна и та же жертва, что было рейвенкловцу только в радость. Но радость эта была недолгой. Руслан решил однажды вновь посетить Ванную Старост после тяжелого, выматывающего дня, когда ему пришлось пережить две практических работы по Зельям и Травологии в один день. А еще снять пару баллов с дерущихся второкурсников, которые даже слушаться его не хотели. Ему захотелось расслабиться в благоухании и пузырьках, потому что… ну, он правда заслужил такую роскошь. Он уже залез в глубокую ванну, наполненную горячей водой и мягкой пеной, когда послышался знакомый голос, гулом отдававшийся в помещении: — Опять ты, Усачев. «За что мне все это?» — пронеслось в голове Руслана, который даже расслабиться впервые за почти месяц, и его тут же опять достает человек, которого он в последнюю очередь хотел сейчас увидеть. Тем более в ванной. Да еще в таком беззащитном виде. Рейвенкловец повернулся в сторону вошедшего Ильи, который с заинтересованностью во взгляде наблюдал за ним. — Ты специально приходишь сюда тогда, когда здесь я? — спросил у него Усачев. — Только в твоих фантазиях, Русланка, — усмехнулся Мэддисон, тут же принимая более привычный для него вид. Он присел на корточки с края ванной: — Я же тоже хочу поплескаться в пузырях, а ты не даешь, — иронично вздохнул он. На Илье была слегка мятая белая рубашка, расстегнутая на первых двух пуговицах, и ослабленный зеленый галстук. Руслан отметил про себя, что слизеринец, наверное, впервые за долгое время общается с ним так… обычно, без желания задеть, без мудацкой ухмылки. И выглядит довольно благосклонным к нему и к его обществу. — Так и будешь смотреть, что ли? — прервал Усачев повисшее между ними молчание, в течение которого Мэддисон не переставал бродить взглядом по нему и по видной над водой частью тела. — А ты предлагаешь присоединиться? — хмыкнул он, недвусмысленно на него посмотрев. — Я предлагаю дождаться своей очереди за дверью, — невозмутимо ответил ему Руслан, отплывая подальше. Усачеву было сложно в это поверить, но Мэддисон действительно поднялся и ушел. Просто так, без каких-либо еще подколок и язвительных фраз. Но в тот момент ему не хотелось думать об этом, думать об Илье вообще, хотелось просто расслабиться и освежиться. И все же Руслан потом долго еще вспоминал об этом странном моменте. И ведь опять все произошло в Ванной.