•
Хованский был не один, кто решил покинуть свою команду после того провального матча. Юлику не хотелось вновь ощущать на себе падение с достаточно высокой высоты, да и другие хаффлпаффцы за него беспокоились, поэтому решено было на ближайшие игры заменить Онешко, пока он снова не решится играть. Но, если честно, Юлик видел в этом только плюсы: появилось чуть больше свободного времени, и даже стало как-то легче, спокойнее. Даже мысли о Диме Ларине не давили на мозг и нервы. Хаффлпаффец, можно сказать, смирился как-то с мыслью о том, что он был послан своим другом, и в конце концов пришел к выводу, что и смысла мучить самого себя из-за какого-то мудака нет. К тому же с тех пор как Руслан Тушенцов навестил его в тот злополучный день в больничном крыле, они начали общаться дальше. И Руслан оказался действительно классным, несмотря на то, что все те несколько лет, что они с Юликом учились в одной школе, Онешко представлял его себе «полнейшим уебком». Его мнение кардинально поменялось. Хотя было что-то в Тушенцове такое, из-за чего Юлик считал его таким до знакомства. Грубый, хитрый, развязный и вспыльчивый — именно таким он был. Но вместе с этим Юлик находил его притягательным, ведь в общении с ним Руслан был смешным, остроумным и… ну, он был красивым. Это стоило признать. Необычно красивым, думал Онешко. — Ну че, Юлик, как Защита прошла? — уселся рядом с ним за столом Хаффлпаффа Тушенцов, слегка толкнув его локтем, чтобы привлечь внимание. — Меня выебали в жопу, — повседневным тоном сказал Онешко. — Я не понимаю, какого хуя мы обязаны готовить доклады по Защите от Темных искусств?! Я что, начну читать в ответ на запретные заклинания в мой адрес лекции о том, почему эти заклинания запрещены? — Конечно, ничто так не помогает от Пожирателей Смерти, как нудные пересказы из всратых школьных учебников, — с деланным серьезным лицом ответил Руслан, глядя на Юлика так, словно это было очевидным фактом. — Просто отвратительно, — скорчил лицо хаффлпаффец, а после откусил кусочек пирога. — Зато у нас на Трансфигурации охуенно было, знаешь, когда Джарахов уменьшил не крысу, а сам себя. Юлик прыснул, пытаясь сдержать смех. Глядя на него, Тушенцов и сам невольно расплылся в улыбке и усмехнулся. — Как будто была разница, — гоготнул Онешко в конце концов. Руслан отвлекся от еды, заглядевшись на Юлика, который решил сделать пару глотков тыквенного сока. Но когда тот снова повернулся лицом Тушенцову, слизеринец мгновенно отвел взгляд и нервно облизнул губы. — Сходим как-нибудь на выходных в Хогсмид? — внезапно предложил Руслан. — Я хотел в Маэстро заглянуть, а там можно в кафешке какой-нибудь посидеть. — У мадам Паддифут? — пошутил Онешко. Это место было известно своей излишней романтичностью, куда ходили все «сладкие» парочки Хогвартса. — Если хочешь, можно и туда, — пожал плечами Руслан и подмигнул. Но не до конца было понятно, шутил он или все-таки нет. Юлик посмотрел ему прямо в глаза и, сам не зная почему, зарделся и отвел взгляд на свою тарелку. — Я ж тебя серьезно туда поведу, — не так громко произнес он, — там клубничные коктейли вкусные. — Как скажешь. Ларин впервые за пару долгих дней появился в поле зрения учеников и во время этого ужина сидел в углу стола Рейвенкло и внимательно наблюдал за Юликом и его новым другом. За этим чертовым Русланом Тушенцовым. Диму от него тошнило, особенно с тех пор как он ударил Онешко мячом и чуть не убил этим. Но сейчас этот человек сидел с хаффлпаффцем и мило с ним беседовал, отчего озлобленный Ларин сжал зубы так, что челюсть чуть не сводило. Его последние дни нельзя назвать хорошими. Совсем нет. У него обострился невроз, все сны заканчивались кошмарами, а возникшие проблемы никак не решались. Дима оказался в той безвыходной и страшной ситуации, которой всегда боялся. И никто не мог ему помочь в этом. Точнее Ларин сам не хотел этого, потому что показывать свою слабость — удел глупых людей, а Дима, как он сам считал, был совсем не глупым. И поэтому, хоть его и глодала ревность к Юлику, которую он никогда раньше не испытывал до этого, Ларин не решался принимать дальнейшее участие в жизни Онешко. Он там был не к месту, думал Дима про себя. Но… почему именно Тушенцов? Что в нем нашел Юлик, что так быстро сблизился с ним? Этого рейвенкловец понять не мог, поэтому голова была забита подобными вопросами во время ужина. Он вспоминал тот день, когда помог этому Руслану во время его внезапного приступа посреди пустой лестницы. И был бы Дима моралистом, он бы убил себя за подобные мысли, потому что на уме у него то и дело вертелась фраза: «Лучше бы я не обратил на него внимания тогда». Но судьба распорядилась иначе. И теперь Дима Ларин сидел в углу стола, прожигая взглядом глупо улыбающегося рядом с Онешко Руслана. Он чувствовал злость, усталость и боль. Ему приходилось признать тот факт, что ему может быть больно и больно прямо сейчас. Дима впервые чувствовал настолько неприятное, засасывающее одиночество, от которого тело словно каменело. Ларин отвел взгляд от парней в тот момент, когда взгляды тех двоих пересеклись и Дима почувствовал издалека в их взглядах что-то большее. И он завидовал сейчас Тушенцову. Рейвенкловец решил более не наблюдать за Юликом, пока тот его не заметил. Он поднялся со стола и незаметно для всех вышел из зала, направившись по коридору в сторону кабинета директора, где его давно ждали для очередного важного разговора.•
— Ты хули творишь! — кричал Поперечный, обернувшись вслед уходящему Мэддисону, чей смех разносился по всему коридору. Только что он заклинанием повалил Усачева с ног, когда тот спускался по лестнице перед ним. Миша тут же бросился помогать другу подняться, а Даня выхватил из кармана мантии свою палочку. Он обратился к прошедшим мимо них Илье и Хованскому, продолжавшим заливаться противным смехом. — Дань, не трогай их, — сказал приглушенно Руслан, отряхивая пыль с мантии, но гриффиндорец не обратил внимания не его слова. Он махнул палочкой в спины слизеринцев, отчего те чуть не свалились от волшебного пинка на последней ступеньке. Удар был слабоват, потому что Мише удалось схватить Поперечного за руку, в которой тот держал палочку, и отвлечь его. — Вы что, играться вздумали, педики? — тут же раздраженно нахмурил брови Хованский, глядя на троицу. Юра уже сам собирался достать свою палочку, но Мэддисон понимал, что еще немного — и они устроят тут смертельную дуэль, от которой будут одни только проблемы после. Поиздеваться над Усачевым было одним делом, а на остальных его дружков Илья предпочитал не тратить время и внимание. — Ты собираешься с вот этими драться? — хмыкнул Мэд, кивая в сторону парней. Даню Поперечного с обеих сторон удерживали друзья, которые чувствовали, что его терпение лопнуло и он готов был драться даже в рукопашную. — Валите уже отсюда, — устало и грубо произнес Кшиштовский, крепко сжимая предплечье Дани. Он сдул с глаз несколько упавших прядей волос. Мэддисон и не собирался дальше продолжать их конфликт, ведь желаемое — как-нибудь в очередной раз задеть Руслана — он получил и теперь направлялся во двор, чтобы дождаться Ксюши с тренировки. Та в это время, уже переодевшись в повседневную одежду, потихоньку шла в сторону школы вместе с Катей Усачевой, болтая о своем. — Ладно, признаю, у вас сильная команда в этом году, — с улыбкой говорит Катя, которая попала на последние минуты тренировки гриффиндорцев. — Так точно! — Ксюша щелкнула пальцами и подмигнула подруге. — Ты сейчас ведь в гостиную? — спрашивала у нее Усачева. Севастьянова помотала головой, а потом добавила: — Меня Илья ждет, — не сдержала она улыбки, поглядев на Катю. — Ух ты! — оценила Катя. — Ну и как он тебе, кстати? — решила она поинтересоваться. Потому что странно было понимать, что ее подруга встречается теперь с парнем, которого терпеть не может ее собственный брат. — Ну, как тебе сказать… — пожала Ксюша плечами. — Мне он нравится, с ним клево. Только он немного отстраненный какой-то, что ли. Знаешь, — повернулась она лицом к ней, — пытаюсь его расшевелить, но ему как будто слегка похуй на все в принципе. — Ясно, — коротко кивнула Усачева, но после продолжила: — Прости, просто мне тяжело нормально к нему относиться. Он же, как только может, измывается над моим братом. Не очень приятно, если честно, — вздохнула Катя, поджав губы. — Честно говоря, я и сама не знаю, что по этому поводу сказать, потому что… Ну, это как будто бы два разных человека. Так-то он спокойный всегда и со всеми, ему вообще похуй на все. — Только на маглорожденных ему почему-то не все равно, — хмыкнула Катя. — А мне кажется, дело не в этом, — задумалась Ксюша, когда они проходили через ворота Хогвартса. — В смысле? — С Кузьмой-то он нормально общается, как и все остальные, и ни слова не сказал ему за то, что тот магглорожденный. Может, твой брат что-то сделал ему? Катя задумалась на пару секунд, нахмурившись. — Чтоб Руслан кому-то так насолил? Невероятно! — покачала головой Усачева. — Он слишком дипломатичен, даже я скорее в драку влезу, чем он. — Все случается. Какая-нибудь стычка между ними, одно лишнее слово — и все, парни глотки друг другу готовы перегрызть. — О, это точно, — согласилась хаффлпаффка с подругой. Она рассталась с Ксюшей во дворе, когда у неработающего фонтана показалась тень Мэддисона, и пошла дальше в замок, по дороге думая о разговоре с Севастьяновой. Раз дело было вовсе не в происхождении Руслана, то почему же слизеринец делал такой акцент на этом? Ведь Руслан рассказывал о тех моментах, когда Илья его задевал этой темой. Честно сказать, Катя была далека от разборок парней и знала обо всем только приблизительно, но даже так была уверена в том, что ее брат ни в чем не виноват. Сестринское ли это доверие или нет — Усачеву это не волновало. У кухни ее ждал уже Женя, с которым они договорились встретиться, чтобы немножко прогуляться по замку перед началом комендантского часа. Во время этой прогулки она пересказала ему весь разговор с Ксюшей. — Пожалуйста, поговори об этом с Русланом, узнай что-нибудь, ведь Ксюша может быть права. Мне надоело видеть Русю таким подавленным, — с грустью произнесла она. — Все будет нормально, Кать, — утешил ее Женя, приобнимая и целуя в висок. — Я поговорю с ним. И Баженов сдержал свое обещание, хотя бы потому что и сам хотел разобраться, что происходило между этими двумя. И, если что, вступиться за друга. — Что?! — воскликнул Руслан, когда Женя пересказал ему разговор Кати и Ксюши. Они сидели на своих кроватях друг напротив друга, уже готовясь ко сну. Как парни это часто делали, они обсуждали прошедшую неделю и делились «всякой фигней» друг с другом. — Гридин — магглорожденный? — не верил Усачев. — Серьезно?! — Да я сам охренел с этого, — закивал Женя, понимая удивление друга. — Но это правда. Типа мало кто об этом знает, особенно слизеринцы, но Хованский с Мэддисоном давно в курсе об этом и стараются не распространяться. Руслан замолчал и нахмурился, устремив взгляд на конец полога от кровати Жени. Он начал еще меньше понимать, что происходит. Илью Мэддисона он уже тоже отчаялся понять. И как тогда расценивать его бесчисленные обидные слова в сторону рейвенкловцу? Почему сам Кузьма всегда поддерживал своего друга в унижении такого же магглорожденного, как и он сам? — Почему? — вслух произнес Усачев, вздыхая и покачивая головой в разные стороны. Он провел рукой по лицу, издав странный звук, и откинулся головой на подушку. — Хрен знает, чувак, — пожал плечами Баженов. Он и сам-то теперь не понимал, что нужно было Мэддисону от его друга, и очень злился от этого. Обычно Женя не привык влезать не в свое дело, но в этот раз подумал, что если вдруг наткнется на Илью Мэддисона, то все ему выскажет.•
Группка шестикурсников со Слизерина и Рейвенкло столпилась у закрытого кабинета Зельеварения в ожидании преподавателя. Стоял гул от многочисленных разговоров: обсуждали прошедшие уроки, сплетничали, жаловались на свои проблемы — все как обычно. Руслан с Женей стояли подальше от взглядов слизеринцев и что-то обсуждали вместе с Катей Ример. Да и сам Илья старался не замечать Усачева в толпе, потому что знал, что придется как-то среагировать, а ему не хотелось — настроение с самого утра снова было поганое. — Эй, Мэд! — позвал его Нефедов. — Тебя там твоя детка ждет, — ухмыльнулся он ему и подмигнул. Илья оглянулся в сторону, куда указал Андрей, и тут же наткнулся на профиль Руслана, отчего резко разозлился. — Усачев не моя детка, уебан, — грубо ответил он сокурснику и резко отвернулся от него, нахмурившись. — Да я про Ксюху… — негромко произнес удивленный такой реакцией Нефедов. — Вон стоит, — снова указал он. «Блять…» — пронеслось тут же в голове Мэддисона, когда он, повернувшись снова, и вправду обнаружил стоящую неподалеку Севастьянову. «Не хватало мне еще палиться на каждом шагу» — угрюмо думал он, подходя к своей девушке. Он даже не поблагодарил Нефедова, посчитав, что с того достаточно уже того, что Илья его просто проигнорировал без последствий. Впервые за несколько дней и Ларин решил объявиться и пойти на ненавистное ему Зельеварение, что было странно. Как было странным и то, что он в принципе начал пропускать занятия, ведь до этого его посещение было идеальным, что могло бы сделать его лучшим учеником, если бы он еще ко всему хорошо владел знаниями по каждому предмету. Его заметил поначалу только Рома Механик, который издалека кивнул ему в приветствии, но, увидев нахмуренное лицо Димы, подходить не стал. Его сокурсники-рейвенкловцы тоже заметили его появление, но ограничились лишь удивленными взглядами и перешептываниями. Но Ларину было плевать на них, плевать на всех людей здесь, ведь он в принципе никого из них и до этого не уважал, а к Роме возникла такая же ненависть, как и к Руслану Тушенцову. Хотя Юлик не так уж близко общался с Механиком, в отличие от Тушенцова. Дима не принимал в себе чувство ревности и пытался всячески подавить, что его раздражало еще больше. Ему все тяжелее было держаться в стороне от Онешко, ведь, если признаться себе, он хотел, чтобы тот был рядом с ним в такой трудный момент. Но упрямство Ларина сложно было пересилить даже самому Ларину. Поэтому рейвенкловцу только и оставалось, что притворяться, будто взгляды Руслана и Юлика друг другу не были очевидны каждому. Диму тошнило от всего и даже от самого себя. Вечером он устроился в своем любимом кресле в гостиной Рейвенкло и делал вид, что читал учебник по Трансфигурации, потому что больше вариантов у Ларина не было. Сейчас он находился на таком моменте своей жизни, когда уже ничего не сделаешь, когда остается только наблюдать, как все идет своим чередом, и ждать. Дима не находил себе место от этого, и отвлечься ему с трудом удавалось хотя бы на учебу. Ведь не на раздумья о Юлике, отчего Ларину и так уже было плохо. — Че с тобой, чел? — послышался рядом хрипловатый голос. Диме потребовалась пара секунд, чтобы понять, что обращались к нему, и после этого он поднял голову на рядом стоящего ученика. Возможно, он видел его среди остальных, но не знал. — Тебе какая разница? — грубо ответил он и снова уставился в книгу. — Ты тут один сидишь среди ночи и уже минут пятнадцать страничку не переворачиваешь, — констатировал факты незнакомый парень, хмыкнув под конец. — Ты че, обдолбан? — Я думаю, — коротко сказал Ларин, от злости сжав челюсти. Незнакомец сдержал смех. — А жаль, я думал, поделишься со мной чем-нибудь… эдаким. Но даже после этого он не ушел, а уселся на ковер рядом с креслом и продолжил внимательно наблюдать за неподвижным Димой, как будто смотрел сейчас самое смешное представление в своей жизни. — Слушай, парень, — раздражился Ларин, откладывая книгу и вытаскивая из кармана палочку. Он знал, что не может ничего поделать с ее помощью сейчас, чтобы все не обернулось худшими последствиями, но он мог хотя бы угрожать этому надоедливому рейвенкловцу. — Я тебя даже не знаю. Отъебись! Он почти ткнул концом палочки ему в подбородок, на что тот только чуть отклонился с удивленной ухмылкой. — Воу-воу, — парень поднял руки, как бы сдаваясь, — я Данил. Так лучше? — спросил он у Ларина и глянул на него, а затем снова посмотрел на его палочку, все еще направленную на Данила. Еще несколько мгновений Дима озлобленно смотрел на парня, не убирая палочки, но затем раздраженно вздохнул и опустил ее. — Угрюмый ты такой вечно, — заговорил тут же рейвенкловец, когда почуял себя в безопасности. — Жалко даже тебя стало. Я типа обычно не лезу не в свое дело, но… может, хоть помогу как… — Данил замялся. — Ну, своими средствами, — и многозначительно посмотрел на Ларина с легкой улыбкой. Дима закатил глаза. И как он умудряется натыкаться на подобных людей? Но по какой-то причине все равно продолжил с ним диалог, который затянулся до глубокой ночи и закончился ничем. Этот Данил, который явно был под кайфом, слушал его и говорил какие-то на первый взгляд несвязные вещи, но Ларину даже стало интересно слушать его под конец. Впервые за долгое время Дима не чувствовал сворачивающегося в комок внутри него одиночества. Он и не думал, что это будет так хорошо. В то же время Юлик почти не думал больше о Ларине, потому что оказался окружен вниманием Руслана и своими рождающимися чувствами. Как и договаривались, они вдвоем пошли все-таки на выходных в Хогсмид, и Тушенцов совсем не стеснялся двусмысленных фраз и подшучиваний в сторону Юлика. Он пытался быть ближе к Онешко, дурачился больше, чем обычно — в общем, волновался. И Юлик заметил это волнение, но не сразу. И потом, ему пришлось волноваться самому в этот день. — Блять, ты серьезно?! — уже во второй раз восклицает Онешко. Он в шоке оглядывал небольшое помещение кафе: низкий потолок и окрашенные в бледно-розовый деревянные стены, падающие над каждым столиком искусственные лепестки роз и снежно-белые скатерти, за которыми и сидеть-то было неловко. Руслан привел друга в кафе мадам Паддифут. То самое кафе для влюбленных. Как он и шутил. — Ну хули, — широко улыбался Тушенцов от шокированного взгляда Онешко на него, — я свои обещания держу. — Он подмигнул. А после подозвал официантку, которая мгновенно подбежала к их столику с милым приветствием. — Будьте добры, пожалуйста, — нарочито приторно сладеньким голоском и с такой же улыбкой произнес Руслан, насколько только мог быть способен, — по клубничному коктейлю мне и моему ненаглядному, — указал он на сидевшего напротив с глупым лицом Юлика. Официантка поблагодарила за заказ, пообещала все в скором времени принести и, пожелав хорошо провести время, удалилась на кухню. — Ну ты и придурок, Руслан, — тут же произнес раскрасневшийся Онешко с широкой улыбкой на лице. Тушенцов же засмеялся. Руслан сейчас был в простой черной футболке, которая была слишком большой для него, отчего, наверное, и так шла парню. По крайней мере, Юлику так казалось, когда он внимательнее разглядел внешний вид слизеринца. Юлику нравился Руслан. Кажется, он по-настоящему влюблялся в него, и от этого одновременно было так приятно и так больно, потому что Онешко казалось, будто он предает свои чувства к Ларину. Как будто предает самого Ларина, ведь, вместо того чтобы беспокоиться о друге и пытаться отыскать его и поговорить с ним, Юлик забил. Забил, потому что познакомился с Русланом, который тут же обратил на него внимание. Было в Тушенцове то, что делало его похожим на Ларина — это некая загадка в нем, недосказанность, из-за которых Юлику было иногда сложно понять Руслана: его слова и действия. И он мало говорил о себе — прямо как Дима. И Онешко привлекало это. Но также ему нравился Руслан за те его черты, которые были совершенно противоположны Диминым. Руслан был общительным, он умел находить контакт с людьми и не ненавидел каждого на белом свете. Он мог, конечно, сказать что-то вроде: «Ненавижу всех», «Какие все уебки», но это всегда было явным преувеличением, в отличие от вечных придирок к другим Ларина. Ведь и в целом Тушенцов не был против какой-либо компании. Руслан не пытался доминировать над ним, как это делал Дима. Не запрещал ему что-либо, не поучал — он вел себя с ним на равных и даже слушал то, что Юлик говорил, и это определенно нравилось Онешко, потому что он не чувствовал напряжение в разговоре с ним, и в целом ему было комфортно рядом со слизеринцем. Руслан был рискованным. Юлик был наслышан о том, как в прошлом году тот устроил настоящую дуэль с каким-то семикурсником с гриффиндора, за что Тушенцова чуть не исключили из школы. Но даже после этого он не переставал ввязываться в драки, если этого требовал случай. Руслан был эмоциональным. Руслан ко всему относился проще. А еще Руслан иногда вытворял безумные, дико странные и бессмысленные, но веселые вещи, как, например, этот поход в ресторан, о котором заикнулся Юлик. Руслан не боялся с ним флиртовать, хоть и в своеобразной манере, и Онешко это правда замечал. И в конце концов Юлик чувствовал себя лучше и спокойнее, когда рядом был Тушенцов. И он не мог не признать этого хотя бы самому себе. Да и слизеринец догадывался — Юлик постоянно улыбался рядом с ним. Руслану очень нравилась его немного глупая, но такая заразительная улыбка. И вообще Юлий Онешко ему дико нравился: начиная от имени и заканчивая его блестящими, хитроватыми, как у лисы, глазами. Такой простой и открытый он был, что Тушенцова не могло не тянуть к нему с их первого разговора в Больничном крыле. Руслан ощущал частое биение своего сердца, когда смотрел прямо в глаза Юлику. И он утопал. А Онешко его чувства разрывали пополам.•
Шли дни, и Илья все чаще поджидал с друзьями Усачева где-нибудь в коридоре, чтобы натворить какую-нибудь шалость: от мелких толчков до излюбленных попыток перевернуть кверху ногами, пока тот ничего не подозревает. Они как будто бы снова оказались на пятом курсе, когда слизеринцы не давали Руслану прохода, а сам Руслан молча терпел. Один раз Поперечному почти удалось устроить ночную дуэль с Хованским и Мэддисоном, но Кшиштовский с Усачевым смогли оттащить неугомонного гриффиндорца и послать слизеринцев подальше, пока те не нарвались на неприятности. — Ну ты серьезно? — после этого бурчал угрюмый Даня, когда друзья отвели его ко входу в его гостиную. — Им давно пора преподать парочку волшебных уроков, а ты что, хочешь терпеть это и дальше? — Я хочу, чтобы ты из-за меня не попал в дерьмо, Дань, — говорил Усачев. Он правда был благодарен другу за то, что тот так защищал его и готов был пойти на все, но Руслану не хотелось, чтобы после Поперечный столкнулся с какими-либо последствиями. И кто знает, может, Мэддисон хорош в волшебных дуэлях. — И ты туда же, Мишган, — покачал головой Данила. — Ну знаешь, уж лучше незаметно зелье им какое подлить, чем так на виду кидаться друг в друга Экспелиармусами. — А это идея! — оживился Поперечный. — Никаких зелий, вы охренели?! — шепотом возмутился Руслан, но все равно услышал раздраженное «чшш» от Полной Дамы, возле которой они стояли. — Лучше не трогайте дерьмо, чтоб еще больше не воняло. — Я не понимаю, почему мы ему поддаемся, — успел буркнуть Даня Мише, прежде чем попрощаться и пройти в свою гостиную, несмотря на возмущения Полной Дамы, которую он попытается задобрить на следующее утро. Если не забудет. Но, хоть Руслан и просил всех своих друзей не лезть к Мэддисону и портить с ним отношение из-за одной только своей персоны, многие ученики Хогвартса безмолвно вставали на его защиту. Когда Усачев шел вместе с Женей, тот предостерегал его, вместе с Мишей он успевал вовремя повернуть в другую сторону или колко ответить в ответ на оскорбления, а почти все гриффиндорцы стали чуть ли не его личными охранниками, которые готовы были подраться со слизеринцами в любую минуту. Так, Прусикин один раз нарвался на штраф в виде снятия баллов с факультета, когда влепил пинок Хованскому. — С другой стороны, — комментировал эту ситуацию Стас, — благодаря Ильичу Хаффлпафф по баллам вырвался вперед! Нам давно пора обогнать этих гриффиндорцев, — сказал он, а после улыбнулся Голополосову, который приобнимал его сзади. — Э-эй, — протянул он, ущипнув Давыдова. — Пойдем уже в замок, голубки, — прервал их Кшиштовский, пряча нос в шарф. — Я замерз уже на этом морозе диком. Большая разношерстная компания хаффлпаффцев, гриффиндорцев и рейвенкловцев двинулась со двора в сторону замка, продолжая обсуждать прерванную до этого тему наступающего нового года. — Это нечестно, что устройство празднества лежит на одних хаффлпаффцах, — возмущался Поперечный. — Мы, гриффиндорцы, тоже можем не хуже. — Да-а! — поддержал его Джарахов. — Даже круче было бы, пацаны. По крайней мере, я знаю толк в алко-вечеринках, — подмигнул он остальным. — Да не дай бог, — говорила Ира, которая шла за руку с Прусикиным, — не хотела бы я брать на себя ответственность за кого-либо, я хочу просто тусить. — И вообще, не удивлюсь, если вы перевернете с ног на голову половину замка, пока будете готовиться, — поддержала Катя Ример. — Вау, нам даже не пришлось доказывать самим, — воскликнул Миша, глядя на Стаса. — А я уж приготовился… Так они зашли в Большой Зал, привлекая внимание остальных возросшим шумом в помещении, и разбрелись по своим столам для ужина. До нового года оставалась пара дней, завтра замок на половину опустеет с отъездом учеников. Его стены давно были украшены красивыми пышными елями, игрушками и ветвями омелы. Хогвартс в очередной раз сиял и согревал, пока на улице бушевали снежные метели и сильные холода. В этой праздничной суматохе было уютно, весело. На какие-то мгновения казалось, будто все проблемы, кроме того, какой подарок подарить маме и поехать ли на праздники домой, исчезли у всех учеников. Это чувствовал и Руслан, и Миша, который начал привыкать к своему положению. Иногда ему казалось, что его влюбленность сошла на нет, оставляя одну крепкую дружбу, которой Миша, если честно, был даже рад. Но нет. Стоило Кшиштовскому задуматься о себе и Дане вместе, как снова все возвращалось на круги своя. Бывали секунды, когда он ощущал такую боль от бури эмоций внутри него, что хотелось плакать. Правда, до слез никогда не доходило. Миша мирился со всем, как Усачев мирился с Мэддисоном. Возможно, именно поэтому Кшиштовский в какой-то степени понимал друга и не так сильно давил на него. Но он поддерживал Руслана, как мог. Иногда Миша находил рейвенкловца на крыше башни, куда любил забираться, когда становилось совсем уж грустно. Он видел поникшие плечи друга, который устало смотрел куда-то вдаль, в сторону леса, и никаких слов не было нужно. Тогда Миша просто садился рядом с Русланом и по-дружески приобнимал его. От этого даже становилось лучше, признавался Усачев. Удивительно, но только перед Кшиштовским Руслан готов был показать свои реальные чувства и эмоции, не боялся признаться, что ему плохо. Миша был таким человеком в жизни Усачева, к которому можно прийти и получить нужную поддержку, ничего не говоря. Да, Руслана поддерживал каждый его друг, но Миша делал это на каком-то ментальном уровне, просто крепко обняв. Иногда хаффлпаффцу хотелось так же, хотелось признаться Руслану, что ему нравится Даня, что ему так хреново от этого, но он смотрел на уставшее лицо Усачева и понимал, что не хочет доставать друга такими дебильными проблемами. Руслан раньше ушел с ужина, потому что, кажется, простудился во время сегодняшней прогулки и чувствовал болезненную слабость. Он шел один по еще пустым лестницам, потому что основная масса учеников собралась в зале. По всей лестничной площадке слышны были только скрипы от лестничных передвижений и легкое шуршание картин, и эти звуки отдавались тупой болью в голове парня. Но он оказался не единственным, покинувшим ужин. На одной из лестничных площадок, оказался Илья Мэддисон, только что вышедший из коридора, ведущего в библиотеку. Конечно же, подумал Руслан, никто другой ему на пути в такой момент никогда не встретится. Только человек, который по какой-то причине готов на все, чтобы как можно сильнее унизить Усачева. — Как мне повезло-то! — со своей стороны произнес Илья, завидев остановившегося на ступеньках Руслана. Он и сам остановился, глядя на рейвенкловца сверху вниз, и ждал, когда тот поднимется. — Слушай, — говорил Руслан, продолжив медленно подниматься вверх, не сводя взгляда с Мэддисона, — может, в этот раз ты сделаешь вид, что не увидел меня, а поиздеваешься как-нибудь потом, а? — Он выдавил из себя саркастично вежливую улыбку. — А то у меня, если честно, нет настроения для того, чтоб ты мне опять нос отрастил. Илья хмыкнул. Не добившись больше никакой реакции, Усачев прошел мимо него дальше, на следующую лестницу, пока она стояла на месте. Но слизеринец пошел вслед за ним, и Руслан тут же напрягся. — Спасибо, что решил проводить, но я сам дойду, — решил кинуть ему Усачев, не поворачиваясь в его сторону. Его уже не то чтобы пугала эта ситуация — скорее выматывала, ведь сил у рейвенкловца и так почти не было. А голова продолжала болеть. На очередной лестничной площадке Илья резко схватил его за руку чуть выше локтя и затолкал в пустующий коридор, в котором, насколько помнил Усачев, он ни разу не был. У него тут же сперло дыхание, от неожиданности он даже не сопротивлялся, оказавшись в незнакомом месте. — Может, хватит уже? — крикнул Руслан, когда его прижали к стенке и он осознал, что происходит. Он тут же начал вырываться из хватки Мэддисона, но у него это плохо получалось: тот был крупнее, а сам Руслан был сейчас намного слабее. Ему пришлось замереть, когда слизеринец внезапно приставил палочку ему к горлу. — Не хватит, Усачев, — наконец-то заговорил Илья, — не хватит. — Знаешь, меня уже вконец достали эти издевательства, — злобно сказал Усачев ему в лицо, хотя страх все еще читался в его глазах, когда он то и дело кидал взгляд на приставленную к горлу палочку в руке Мэддисона. Дышать было тяжело. — И, главное, я не вижу причины. Совсем. Ты просто так ненавидишь меня? — последнюю фразу он произнес как будто умоляюще. — И не говори, что я «грязнокровка». Я же вижу, что это далеко не та причина. Илья немного опешил, потому что не ожидал такого смелого обращения к нему от Усачева. Обычно тот терпел, а сейчас даже взгляд его казался Илье стальным, хоть и уставшим. — Тебе нужна правда, Усачев? — тихо спросил Мэддисон, не отводя от него глаз. Он опустил палочку, и рейвенкловцу стало спокойнее — он чувствовал, как болезненно билась жилка у него на виске. В темноте коридора на лице Руслана выделялись лишь его голубые, вызывающе поблескивающие глаза, которые так бесили Илью и так привлекали сейчас. Он чувствовал, как напряглась рука рейвенкловца под его крепкой хваткой. И слышал прерывистое дыхание Руслана. Илья медленно посмотрел прямо на него, понимая, что его планы рушатся. Что он сам рушится прямо на глазах Усачева. — Ты меня просто бесишь, — сжав челюсти, агрессивно произнес наконец Мэддисон. А потом поцеловал его. Крепко, умоляюще, отчаянно. Но Руслан не думал отвечать. Он просто, затаив дыхание, застыл в шоке прямо перед Ильей, пытаясь осознать, что он чувствует его сухие губы на своих губах и тепло его дыхание на своем подбородке. Потом губы исчезли, как исчез и сам Илья Мэддисон, оставив растерянного Руслана в темном коридоре.•
Миша Кшиштовский только переоделся в свою удобную пижаму, когда в спальню не спеша зашел Давыдов со словами: — Тут Руслачев к тебе прибежал, — обратился он к Мише, который стоял к нему спиной, с помощью палочки пытаясь аккуратно уложить свои вещи. — В гостиной сидит. Кшиштовский вздохнул, предвещая нечто плохое, но кивнул в благодарность за информацию. Перед тем как выйти, он взглянул на круглое маленькое окошко под самым потолком, которое было наполовину прикрыто шторкой. Из открытой части окна виднелась туманная темень ночи: была половина десятого. Хаффлпаффец мысленно сравнил состояние погоды со своим собственным и пошел к другу, правда надеясь на то, что ничего на самом деле плохого с ним не случилось. Ведь это же Руслан — он умел избегать плохих вещей. Но когда Миша увидел каменное выражение лица Усачева, нервно ходившего из стороны в сторону посреди пустующей гостиной, постоянно задевая мантией угол низкого кофейного столика, ему пришлось отказаться от своих надежд на что-то хорошее. Что-то определенно случилось. Что-то из ряда вон выходящее. Миша даже и сам занервничал, видя такого Руслана. — Что с тобой, Русь? — тут же спросил он у друга. — Тебе еще хуже стало, что ли? — Все хуже стало, судя по всему, — вздохнул Руслан. Заметив хаффлпаффца, он перестал ходить и присел на край кресла. Кшиштовский уселся напротив него, сложив руки в замок и оперевшись локтями о собственные колени. — Господи… — выдохнул Усачев и прикрыл на пару секунд глаза. — Я даже не знаю, как это рассказать так, чтобы не звучало так стремно. — Так, — напрягся Миша, — мне уже не нравится, чтоб ты понимал… — Ну… — Руслан снова замялся, опустив взгляд. — Короче, по дороге в башню я встретил Мэддисона и у нас завязлся… разговор… — Рейвенкловец и сам понимал, что это с натяжкой можно было назвать разговором. — А потом он меня поцеловал… — Последнее слово он произнес тише, чем остальное. — Чего-о, блин?! — воскликнул удивленный Кшиштовский, вытаращив глаза на друга. Руслан приподнял голову, чтобы увидеть его реакцию. — Блять, я… — Миша не знал, что ответить на это. Да и что вообще можно говорить в подобных ситуациях? — Самое страшное, — продолжил Усачев, — что я, кажется, был не против. Между ними повисло напряжное молчание, в течение которого Кшиштовский чуть не сверлил взглядом рейвенкловца. — В смысле? — наконец подал он голос. — У тебя что, какой-то стокгольмский синдром развился, я не пойму? — Да блин, нет! — Руслан откинулся на спинку кресла. Их разговор был прерван вошедшей в гостиную Пязок. Но она быстро поздоровалась с обоими и прошла дальше в женские спальни. Руслан напряженно провожал ее взглядом. Он начал бояться, как бы никто не услышал и не узнал чего из их разговора. — Мне кажется, несмотря на все его дерьмо, — говорил Усачев, — у меня есть какая-то симпатия к нему. Сам знаю — ужасно, — грустно усмехнулся он, потупив взгляд. — Честно, я себе-то только признался в этой мысли, поэтому ты единственный сейчас, кто знает об этом. — Ладно… — вздохнул Миша. — Я даже сам не знаю, что сказать. Что ты вообще собираешься делать тогда? Наверняка же Мэддисон тебя после такого еще сильнее гнобить начнет из-за страхов, что ты всем об этом поцелуе распиздишь. — И я не удивлюсь даже, — покачал головой Руслан. — Но я не знаю… Никому рассказывать про это не собираюсь, кроме тебя. И делать ничего тоже не буду пока, все-таки рисковать не очень-то хочется. — И?.. Будешь просто страдать? — Получается, да. После этого разговора и этого признания Руслану стало чуть получше. Он не чувствовал себя теперь таким одиноким, возвращаясь к себе в спальню. Ведь Миша выслушал его и принял все то, что он ему говорил. И в конце концов Усачев знал: что бы ни произошло — друзья всегда будут рядом и помогут. Это вселяло какую-то причину надеяться на лучшее. И если что, думал Руслан, пытаясь как можно тише раздеваться, чтобы не разбудить Баженова, осталось всего полтора года учиться здесь. Можно и потерпеть. Тишину ночи прервал стук в окно — стучался его Почтальон с некой запиской в лапках. Руслан тут же распахнул окно, отчего в спальню подул морозный ночной воздух, разгоняя застоявшуюся пыль. Получив письмо без каких-либо подписей, он нервно начал разворачивать пергамент. Оказалось, это была коротенькая записка, написанная быстрым почерком: «Надо поговорить. Послезавтра в девять там же, где и всегда. Пожалуйста». Руслану не нужно было быть гением, чтобы догадаться, от кого пришла записка, отчего ему лучше не стало. Он устало присел на свою кровать, продолжая всматриваться в чернильные буквы пустым взглядом. Усачев не знал, соглашаться или нет, ведь кто знает — Мэддисон мог переступить черту в попытке поиздеваться над ним и придумать запутанный и хитрый план. Или мог просто при встрече стрельнуть его заклятием забвения или, что еще хуже, каким-нибудь запретным заклинанием. Но Усачев терпеть себя не мог за то, что знал — в итоге он, так или иначе, пойдет на встречу. А ведь послезавтра было 31-ое число декабря, когда разволновавшийся Стас бегал по всему Большому залу, не зная, как лучше расставить столы для праздника. Было решено отметить Новый год в месте попросторнее, несмотря на то, что в этот раз на праздники еще меньше учеников осталось в Хогвартсе — даже Юлик и Эльдар уехали домой. Когда дело касалось организации чего-либо, Давыдов очень переживал, что доходило чуть ли не до невроза. Хотя все было просто и на нем лежала минимальная ответственность, Стас все равно воспринимал все слишком серьезно. Он пытался продумать все, вплоть до расположения столов в ставшем резко пустом Зале. Макс успокаивал его как мог: отвлекал поцелуями, прогулками, помогал договориться с мадам Розмертой и все такое. Но Давыдов успокоился только в день праздника, когда все было готово ближе к вечеру и оставшиеся ученики заполняли зал, приходя по указу хаффлпаффца в новогодних шапках. Что было новым в празднике, который устроил Стас, — ему удалось пригласить группу «Ведьмочки», которая должна была выступать весь праздник. Не без разрешения директора, конечно же. Несмотря на просторы помещения и целый концерт одной музыкальной группы, вечер выходил довольно простым и уютным, чему Стас Давыдов не мог не радоваться. Он забыл про всех и вся, танцуя где-то в углу с Голополосовым. Остальные тоже в основном танцевали или подпевали любимой группе девочек, которые и правда неплохо пели. Только Миша с Даней вдвоем сидели за столом с праздничным ужином и уплетали пирожные вкупе со сливочным пивом, о чем-то говоря. Кшиштовский видел, как нервничающий Руслан незаметно покинул вечеринку, и даже знал почему. Они разговаривали об этом днем, и Миша решил, что Усачеву следует сходить, но лучше сходить вдвоем. От последнего рейвенкловец решил отказаться — Кшиштовский тоже догадывался о причинах, поэтому переживал за друга. Ему вообще не нравилось то, что тот сейчас творил, а еще больше ему не нравилось, что творил Мэддисон. Успокаивала Мишу только одна мысль: если случится что-то плохое, он больше не останется в стороне и набьет слизеринцу. Или хотя бы попытается. Даня, еще ничего не знающий о происходящем, был счастливым, как никогда раньше. Хоть это Мишу радовало. Он смотрел на сияющего Поперечного, который пытался отмочить шутку про «сладкую парочку» Стаса и Макса, и ему было так хорошо в этот момент от того, что парень сидел рядом. Но потом он вспоминал, что и Регина была здесь, стояла с подругами совсем недалеко от них, а Даня то и дело на нее поглядывал. От этого Кшиштовский чувствовал, как в сердце начинало больно колоть, и ничего не мог с этим поделать. Они вдвоем, переборщившие с пивом, перенеслись на превращенные в удобные диванчики скамьи, продолжая общаться и смеяться. — Ты чего свою девчонку кинул, а? — в шутку кинул Поперечному Миша, после чего слегка ущипнул. — Ради тебя, конечно же! — в таком же тоне отвечал ему Даня. Кшиштовский в ответ лишь улыбнулся. — Негоже оставлять девушку одну на вечеринке, сам знаешь, — продолжал свое Миша, сам не зная, почему он это делал. — Еще не дай бог посретесь, а мне потом тебя уму-разуму учить. — Вот это ты гуру отношений, — шутливо закатил глаза гриффиндорец. Данила пьяно завалился ему на бок, с чего-то посмеиваясь. Потом он аккуратно положил голову Мише на колени и растянул ноги на оставшейся части дивана. — Очень удобно, да? — поинтересовался Кшиштовский, слегка погладив Поперечного по макушке. — Заебись, — глянул на него снизу вверх Даня. Он продолжал смотреть на него пьяным взглядом, пока Миша старался не замечать этого. — Ми-иш, — все-таки позвал его Поперечный. — М? — Кшиштовский глянул ему прямо в лицо. Глаза Дани затуманились алкоголем, он смотрел куда-то сквозь Мишу. — Тебе пошла бы борода.