•
— Министерство магии официально взялось помочь в поисках сестры, Дмитрий, — первым делом поделился новостью директор с Лариным, когда они вновь сидели в его кабинете. Дима, как провинившийся ребенок, сидел перед столом директора, опустив голову и соединив руки в замок на коленях, в то время как пронзительный взгляд из-под поблескивающих в свете пламени очков чуть ли не сканировал его от и до, старательно изучая эмоциональное состояние ученика. — Я все еще не уверен, что это хорошая идея, директор, — пробубнил под нос Дима, все еще не поднимая глаз. Директор погладил свою длинную седую бороду, с сочувствием вздыхая. — Дитя мое, я позаботился обо всем как следует, чтобы Министерство не имело никаких претензий к вашим родителям. Их помощь тебе сейчас нужна, потому что она единственная. — Я знаю, — глухо отозвался Ларин и все же поднял немного голову на директора. — Еще какие-нибудь письма тебе приходили? — Нет, сэр. Все затихло, — покачал головой Дима. Он вздохнул и поднял взгляд к золотистому потолку. Ему всегда было тяжело смотреть людям в глаза, но директору почему-то — особенно. — Наверное, это к лучшему, — успокоил его директор. — Ступай к себе, Дмитрий. Ларин тут же поднялся, но тут мужчина продолжил: — И прошу тебя, ходи на занятия, мне на тебя жалуются. — Ничего не могу обещать, сэр, — сказал он с хмурым взглядом. Директор думает, что никогда не видел никаких счастливых эмоций на лице у ученика, но после того, как начали приходить письма, оно как будто стало вообще каменным. — Я знаю, что ты очень переживаешь за семью и за себя, но Хогвартс — самое безопасное место после, может быть, Гринготтса, а твоя сестра в надежных руках авроров. На это Дима ничего не ответил — только молча кивнул и поспешил уйти из теплого кабинета, который давно пропах какими-то волшебными травами, старой тканью и пеплом. Дюжина портретов прошлых директоров обеспокоенно либо серьезно смотрела вслед уходящему ученику. Нынешний же директор, громко вздохнув, уставился в пришедшее от Министерства письмо, еще раз перечитывая его строчки. Ларин шел в сторону гостиной, думая об одном сейчас: «Как же все хуево». Он и так никогда не был наделен вниманием со стороны других людей, а теперь, в худший момент его жизни, он сознательно оттолкнул всех, кто хоть каплю этого внимания проявлял. И чувства грусти, одиночества и страха он вливал в ненависть. Он видел счастливого Юлика и чувствовал ненависть; перечитывал письма неизвестных и чувствовал ненависть; вспоминал родителей и чувствовал ненависть. Только за сестру он по-настоящему переживал. Дима снова подумал о ней, и в глазах на секунду скопились слезы, которые он в очередной раз сдержал, сжав кулаки. Сильные люди не чувствуют эмоций, — повторял он про себя каждый раз и каждый раз все меньше в это верил.•
Многие друзья по-доброму и втайне завидовали Дане Поперечному, потому что… он всегда был «счастливым и везучим засранцем», как сказал бы Миша. Даниле везло во всем: в учебе, на которую он частенько забивал; в наказаниях от профессоров Хогвартса, которые были достаточно снисходительны к парню, несмотря на то, как часто он нарушал уставы школы; везло теперь еще и в отношениях, ведь ему досталась милая рейвенкловка Регина — у них был общий язык, она была умная, поддерживающая, смешная и, ну… красивая. И все в их отношениях было донельзя красочно… До недавнего времени. У всех в конце концов наступает черная полоса — и у Поперечного эта полоса тоже настала. А все началось, как обычно это бывает, с простейшей глупости: с кота. Тогда они вдвоем сидели в гриффиндорской гостиной за столиком недалеко от камина. Регина помогала Дане с эссе по Истории магии, точнее пыталась помочь, но в итоге как-то так получалось, что писала по большей части она сама, пока Поперечный вечно отвлекался. — Вот здесь надо написать причины подписания мирного волшебного договора с гномами… слышишь меня? — Она слегка толкнула его локтем в плечо, потому что Даня опять развалился в полудреме на столе. — А, да! — спохватился он тут же, пытаясь принять заинтересованную позу. — Договор с домовиками… — С гномами, Дань, — вздохнула Регина, чувствуя то ли грусть, то ли раздражение от него. Кажется, она совсем его разбаловала, предлагая ему делать домашние задания вместе, потому что с тех пор гриффиндорец даже не пытался делать что-то сам. — Точно, прости. Просто не могу слушать эту историю — такая она нудная, — состроил он кислое выражение лица. Жданова промолчала, а потом вновь всучила перо в руку Дане и продолжила диктовать. Поначалу парень прилежно сидел и записывал все, что говорила Регина, лишь пару раз пачкая пергамент черными кляксами. В какой-то момент Поперечный почувствовал, как до его ног дотрагивается что-то мягкое, пушистое… Это была Дымка — кошка одной девушки с четвертого курса. Но за эти четыре курса обучения девушки Дымку облюбовали все гриффиндорцы, и она уже давно считалась кошкой факультета. Дымка терлась своим пушистым серым хвостом о ноги Дани и ласкалась о его колени, что-то мурлыча себе под нос. Конечно же, Данила не обладал большой выдержкой против милых домашних животных и против Дымки особенно: он тут же отвлекся от письма и полез под стол, чтобы взять кошку себе на руки. — Ды-ымка, девочка моя, — начал он с ней сюсюкаться, поглаживая длинную шерстку от макушки до спины, пока кошка по-хозяйски развалилась у парня на коленях. — Да боже мой! — не выдержала этого Регина. Она резко отбросила учебник на стол, который с громким стуком свалил к счастью закрытую чернильницу. — Что с тобой не так?! — воскликнула она, обращаясь к Дане, сдвинув брови. Поперечный совсем не ожидал такой реакции от девушки и, если честно, немного испугался продолжения. Дымка же, почуяв неладное, поспешила выскользнуть из замерших рук парня и пойти в куда более дружелюбное место гостиной. — Может, хватит отвлекаться на все подряд? Я уже все делаю за тебя, а ты даже не способен просто-напросто записать под диктовку пару предложений! Хватит быть таким безответственным, Даня, — кричала на него Регина. Сегодня был и правда не ее лучший день, поэтому такая мелочь в конце концов вывела девушку из себя. — Редж, я… Оправдаться Данила не успел: Жданова подхватила сумку и ушла, сказав только: «Удачи с Историей магии». Оставила она только свой учебник, который Поперечный взял в руки, как только отошел от шока, с грустью и злостью осмотрел его, а потом раздраженно снова откинул куда-то в дальнюю часть стола. В таком поганом настроении он отправился в спальню, так и не дописав богом забытое эссе. Там еще никого не было, ведь даже комендантский час еще не успел начаться, но Дане было только лучше. Распахнув полог, он кинулся на свою кровать и, уткнувшись в подушку лицом, яростно и протяжно прорычал и после побился лбом о нее. Еще какое-то время Поперечный лежал на своей кровати, полностью одетый, и с ничего не выражающим лицом смотрел в потолок. «Какой же я дурак», — думал он. Следующим утром он сидел без Регины за столом своего факультета — невыспавшийся и угрюмый. Первым к нему подсел Эльдар, так торопившийся на сегодняшний завтрак, что забыл причесаться, отчего на его голове творился полный беспорядок. — Здорово, Дань! Ты чего такой сегодня? — тут же спросил он друга, слегка толкнув плечом его плечо. Поперечный в ответ только скривился, промычав что-то нечленораздельное, сразу отобразив все свое настроение. Потом он поджал губы и пожал плечами, продолжая сверлить взглядом тарелку. — Мы с Региной… мы, кажется, посрались, — в итоге выдавил из себя он и виновато улыбнулся, повернувшись лицом к Джарахову. — У-у, — покачал головой Эльдар, а потом похлопал Даню по плечу, — довел её, да? — Почему ты так уверен, что в этом я виноват? — возмутился Поперечный. — А кто ж еще, — хмыкнул Эльдар. Он наконец-то принялся за завтрак, поудобнее усевшись слева от друга. Даня признал свое поражение быстро. Ведь действительно, кто из них двоих обычно косячит: он или умница Регина? Думать тут и не надо. — Да не переживай ты так, — подбодрил его Джарахов, — оно наладится, еще не раз посраться успеете и посерьезнее, а тут… бля буду, если уже вечером вы снова не будете обжиматься. — Спасибо, — хмыкнул Даня. — Кому не повезло, так это мне, — продолжил Эльдар, запивая кусок тоста кофе. — Попытался я, значит, пригласить на прогулку в Хогсмид ту Юлю со Слизерина… В это время Регина тоже устроилась за столом Рейвенкло: она сидела напротив Кати Ример и жаловалась на своего непутевого парня. Недалеко от них завтракали по большей части молча Руслан Усачев и Женя Баженов. — Неплохо, оказывается, для разнообразия было остаться в этот Новый год в замке, — поделился Женя, отложив вилку. — Да ты что дома, что здесь бы мою сестру зажимал где-нибудь, — беззлобно прокомментировал Усачев с улыбкой на губах. Ему на самом деле не очень хотелось есть: мыслями он витал где-то совсем далеко отсюда. — Опять ты начинаешь, — закатил глаза Баженов, но все же слегка покраснел, потому что… что ж, они с Катей и правда хорошо провели время вместе. — И вообще, — Женя указал вилкой на Руслана, — куда ты сам-то запропастился в тот вечер, м? Был-был и пропал... — Ну… — Усачев тут же опустил взгляд в тарелку и чуть сильнее сжал ножик в руке. Внутри разгоралась паника, пока он быстро пытался придумать причину и не покраснеть так же, как это уже сделал Баженов. Он глубоко вздохнул и кинул взгляд на слизеринский столик, надеясь наткнуться на Илью… и да, он увидел его макушку, склонившуюся над столом — он что-то рассказывал своему другу Кузьме. В этот момент Мэддисон поднял глаза и натолкнулся на взгляд Руслана. Он незаметно ему подмигнул и продолжил разговор, а Усачев в это время пытался унять громко стучащее сердце и сдержать улыбку одновременно. — В общем-то, долгая история, — все же выдавил он из себя до того, как Баженов хоть что-то заметил из его странного поведения. История на самом-то деле была короткая. Но не такая уж простая, чтобы Руслан рассказал ее Жене. Он и сам-то не до конца понимал, что и как произошло. Это просто… случилось. Ни Илья, ни Руслан не решились поговорить после уже второго их поцелуя. Они просто смотрели друг на друга смущенно, изучающе. Мэддисон взял его за руку, а потом… потом они разошлись, стоило им вдвоем выйти из Ванной. Словно Ванная Старост была единственным местом, где они были самими собой, во всех других местах приходилось скрываться от других и от самих себя. И все же Усачев чувствовал, что это было иначе, что как будто Илья это просто так не забудет уже и не попросит забыть рейвенкловца. С тех пор они не оставались еще наедине, но стоило им натолкнуться друг на друга в коридоре или просто быть в поле зрения друг друга, то они начинали общаться многозначительными взглядами. И в выражении лица Мэда Руслан видел что-то новое. Да и сам чувствовал где-то внутри что-то такое же новое. В этот же день, пятничный вечер, Усачев сидел у хаффлпаффцев вместе с Мишей, Юликом и остальными, кто решил присоединиться к их небольшой шумной компании, поедающей остатки пудинга и пьющей горячий шоколад. Даня Поперечный тоже был здесь — сидел под боком у Миши, пытаясь быть, как и всегда, таким же беззаботным и общительным, но он впервые чувствовал себя неестественно. Потому что раньше он не сталкивался с таким неприятным ноющим чувством внутри — было многое: легкая грусть, меланхолия, злость и многое другое, но это как будто какая-то смесь из многих негативных эмоций сразу. При попытке сдержать это физические способности просто стремились к нулю. Поперечный чувствовал себя таким уставшим, и единственное, что не давало ему до сих пор рухнуть и забыться, сидящий рядом Кшиштовский, постоянно приобнимающий его слегка и подливающий еще какао в кружку. Миша наблюдал за обоими друзьями, и ему казалось, словно их двоих местами поменяли этим вечером, потому что Даня в моменты, когда никто не обращал на него взгляды, сразу грустнел и опускал плечи, а Руслан наоборот в какие-то моменты, о чем-то задумавшись, не мог сдержать нелепой улыбки. И конечно же, никто из них не хотел просветить Мишу в их настроении, поэтому он просто изучал их со стороны. — Ладно, пойду я, — внезапно прервал рассказ Димы Сыендука Усачев. — У меня завтра первым уроком Зельеварение, хочу морально подготовиться, — объяснил он с виноватой улыбкой на лице. — Я пока еще посижу тут, Русь, — сказал ему Женя, держась за руки с сидящей рядом Катей. Руслан кивнул, получил поцелуй в щеку от сестры и, попрощавшись с остальными взмахом руки, вышел из гостиной. Но вместо того чтобы подняться в свою гостиную и действительно отправиться спать, он направился в другую часть подземелий, где расположились слизеринцы. Невольно крадучись, Руслан осматривал коридоры подземелий, темные стены которых зловеще освещались факелами. Лишь шорох его собственной мантии да потрескивание пламени слышалось в округе. И наконец он увидел его. — И почему я не удивлен, что ты рискуешь своей тупой задницей, надеясь случайно наткнуться на меня здесь, — с ухмылкой произнес Илья, а после невольно закусил губу, вновь осматривая Усачева с ног до головы, как он любил делать чуть ли не при каждой их встрече. — Но ты же случайно оказался здесь. — Рейвенкловец невинно пожал плечами, стоя на небольшом расстоянии от Мэддисона и боясь подойти ближе, как и сам Мэддисон боялся сделать шаг, как бы их никто не увидел слишком близко друг к другу. Конечно, Илья был здесь, ведь он подслушал разговор о планах на вечер Руслана с Мишей, и Руслан знал, что он подслушал. — Вообще, я думал прояснить бы что-нибудь… Илья выжидающе смотрел, ожидая продолжения фразы, но Усачев замолчал. — Ой, блять… — вздохнул Мэд устало и покачал головой. — Нечего прояснять, — грубо сказал он. И тут же преодолел расстояние между ними и прижался к его губам, сильно жмурясь и хватая его за затылок, чтобы притянуть еще ближе. Поцелуй был коротким и животным: оторвавшись друг от друга, они пытались перевести дыхание и диковато смотрели друг другу в глаза. — Ну спасибо, — выдохнул Руслан, придерживаясь за плечо Ильи, — от этого мне сразу все понятно стало, конечно. — Всегда пожалуйста, — ухмыльнулся Мэддисон и, подумав с секунду, нежно убрал со лба Усачева выбившийся локон. — Прическа у тебя хуевая, кстати, Усачев, — сказал он в противовес своему действию, тут же выпуская Руслана из рук и отходя. — А теперь вали, пока нас не спалили. Илья прошел за угол к гостиной Слизерина раньше, чем сам рейвенкловец сдвинулся с места, до этого немного ошалело глядя вслед однокурснику. «Нас не спалили», — повторил про себя Усачев. Выдохнул, закрыл глаза и потряс головой немного. Руслан все еще был недоволен тем, что дела между ними так и не прояснились, что все еще надо бояться, но это недовольство блекло по сравнению с более приятным и захватывающим чувством. Он шел по коридорам к своей спальне, пытаясь подавить невольную улыбку и постоянно облизывая покрасневшие губы. — Где был? — спросил Хованский у вошедшего в спальню Илью. — Ксюху провожал, — невозмутимо ответил тот, подходя к своей кровати. — М-м, — ухмыльнулся похабно Юра, откладывая книгу по Чарам вместе со своей чересчур короткой для обычной палочкой, — и как провожалось? А то ты задержался. — Завидуешь или ревнуешь меня, пидрила? — Второе у Сосачева лучше спросить. И хоть Мэддисон знал, был уверен, что Юра шутит, потому что они всегда шутят в таком контексте про Руслана, он все равно напрягся, а руки слегка затряслись. Засыпая, Илья думал об одном: «Что за хуйню я, блять, творю…»•
Холодное зимнее солнце свысока освещало заснеженную поляну и покоящийся в спячке Запретный лес. Нетронутые сугробы поблескивали в его лучах, которые также отражались и в заледеневших водах Озера. Было тихое субботнее утро, одно из первых с начала зимы, когда погода наконец утихомирилась и позволила ученикам Хогвартса повысовывать свои носы из замка на свежий воздух. От мерзлого воздуха болели легкие, но Юлику все равно было приятно вдыхать его снова и снова, потеплее завернувшись в зимнюю мантию, лишь длинный нос высунув из складок желто-черного шарфа. Он и Руслан сидели вдвоем на полуразвалившейся скамейке рядом с запертым на зиму лодочным сараем. Они все зимние каникулы не видились друг с другом, лишь отправили друг другу подарки на Новый Год с короткими записками, поэтому всю первую неделю с начала учебы проводили вместе, сильно соскучившись друг по другу, но не говоря этого вслух. Это Онешко предложил выбраться с утра пораньше на прогулку, пока в окрестностях тихо и нет поблизости других студентов. — Чего, холодно? — хмыкнул Руслан, с доброй улыбкой посмотрев на сидящего рядом Юлика. — Завались, а, — в ответ фыркнул тот в шарф. Тушенцов не хотел, чтобы его вытаскивали из теплой кровати и темных подземелий замка, но противостоять загоревшемуся идеей Юлику было сложно. И все же он не оставлял момента, чтобы подстебать хаффлпаффца за это решение. — Хочешь, согрею? — продолжил Руслан, толкнув его по-дружески локтем в бок. — Тушенцов, ты заебал, — цокнул Онешко, не сдерживая улыбки. В ответ на подталкивания слизеринца он вытащил руку из кармана и попытался добраться до бока друга, чтобы пощекотать. Почувствовав щекотку, Тушенцов резко дернулся от него с возгласом: «Ой, блять». — Ты что, щекотки боишься, что ли? — тут же широко заулыбался Юлик, подвигаясь ближе. — НЕТ! — высоким голосом выкрикнул он, пытаясь оттолкнуть вновь приближающуюся руку друга. У него не получается, и Онешко начинает более серьезную атаку, накинувшись на Тушенцова и начав его щекотать обеими руками, пока тот пытался отбиваться, не в силах подавить визгливый смех вперемешку с мольбами остановиться. Юлик наконец отпускает его и отсаживается обратно, сильно смеясь: он весь раскраснелся, а изо рта шел пар. Уже и не так холодно было. — Пиздец, поверить не могу… — с улыбкой прокомментировал он. — Иди нахуй… — пытаясь отдышаться, произнес Руслан. Выглядел он так, словно успел где-то подраться: и без того его красные щеки раскраснелись еще сильнее на морозе, сердце бешено стучало, дышать стало тяжело. И все же он на всякий случай попытался отодвинуться подальше от Юлика. — А еще пытаешься тут притворяться крутым брутальным парнем, — уже конкретно ржал Онешко над ним. — Ага, а еще у меня волосы на ногах не растут, — внезапно признался Тушенцов, чуть придвинувшись обратно, пока хаффлпаффец отвлекся от издевательств над ним. — Че, правда? — Юлик приподнял одну бровь и тут же с интересом скосил взгляд на голые колени Руслана. Тот даже на холоде носил рваные джинсы, считая это своим неповторимым стилем. Не то чтобы Юлик считал это крутым или хотя бы одобрял это, но разве Тушенцова заставишь отказаться от его любимого образа, который он себе построил? — А ты думал, я специально выбриваю все места, где дырки есть? — Да кто ж тебя знает, ты же дебил, — констатировал Онешко. Из чистого интереса Юлик положил холодную ладонь на голое колено Тушенцова и слегка погладил, чтобы убедиться в отсутствии волос. «Охуеть», — послышалось от него. Руслан слегка дернулся от холода и нервно сглотнул, глядя на руку Юлика на его ноге. Он чувствовал что-то приятное от ощущения ладони хаффлпаффца на своей коленке и сам не мог понять что. Онешко задержал руку на нем дольше, чем требовалось от «просто друзей», и слизеринец тяжело выдохнул, задумчиво стеклянными глазами глядя на ладонь друга. — Юль… — еле слышно позвал он его, чувствуя, что почти перестал дышать в этот момент. Юлик молча обратил на него вопросительный взгляд, убрав наконец руку. Он тоже чувствовал что-то странное и совсем выходящее за пределы их обычных дружеских отношений сейчас. Но как будто так и должно быть. — Не хочешь быть моим парнем? — на одном дыхании произнес Тушенцов, не опуская взгляда от темных больших глаз Онешко. Тот в удивлении приоткрыл рот, не до конца уверенный в том, что расслышал правильно. Но Руслан не дал ему подумать: он порывисто поцеловал его, зажмурившись. Он боялся открыть глаза до тех пор, пока Юлик не ответил ему, так же легко и почти невинно двигая губами. Холодное солнце освещало их двоих, медленно целующихся у лодочного сарая. — Теперь мне тепло, — улыбнулся Онешко Руслану в губы, — спасибо, что согрел. Вечером Онешко возвращался к себе в гостиную, чувствуя себя самым счастливым человеком в мире. Весь день он провел вместе с Тушенцовым, общаясь, смеясь и целуясь. У него официально есть парень и он официально счастлив. Глупая улыбка никак не сходила с лица Юлика, да он и не старался ее скрыть. Казалось, ничего не могло испортить его настроение, пока на подходе к гостиной Хаффлпаффа он не увидел Диму Ларина, выжидающе стоящего возле входа в кухню — картины с фруктами. Юлик заметил его раньше, чем сам Дима обратил взгляд на Онешко, но не успел свернуть. Или любопытство ему не дало. Улыбки как ни бывало. — Чего тебе? — раздраженно спросил Юлик, стараясь не смотреть на Ларина, когда тот к нему подошел. — Я просто хотел увидеться с тобой, — честно признался Дима. Он был хмурым, как обычно, давно не спавшим, что было видно по мешкам у него под глазами, да и в целом вид был даже жалкий, подумал Юлик. Сердце невольно сжалось от этого зрелища и сочувствия, загоревшегося внутри Онешко, которое тот пытался подавить злостью и обидой на бывшего друга. — До этого не очень хотел, знаешь ли, — ядовито ответил он. — Мне очень сложно сейчас, Юлик, — говорил Дима, — и я не хотел признаваться в этом. И у меня были и есть причины, по которым я оттолкнул тебя от себя, но… Блять… — вздохнул он, опуская взгляд и качая головой. — Не могу без тебя, — эти слова дались Ларину с трудом. Он их слишком боялся. Онешко прикрыл глаза на пару секунд, услышав эти слова. Он все еще был раздражен и не хотел слышать ничего от Ларина. Только ему удалось отпустить его и всю историю, связанную с ним, как он вернулся, пытаясь испортить то, что у него в жизни только-только появилось хорошего. Дима прервал молчание, закончив свою фразу тем, что так хотел сказать: — Люблю я тебя, Онешко, — грустно улыбнулся он, глядя в пол и боясь поднять взгляд на хаффлпаффца. Ответом была повисшая вновь тишина и пораженный взгляд Юлика, одновременно смешанный с неверием и злостью. — Поздно ты спохватился, — с серьезным лицом произнес Юлик. Ларин поднял голову, и они на пару секунд встретились глазами, в которых говорилось намного больше, чем они оба успели сказать друг другу вслух. Боль, обида, злость, вина, осознанные и давно ушедшие чувства. Дима ушел первым, не сказав больше ни слова и не обернувшись, пока Онешко гневно смотрел ему вслед, прежде чем вернуться наконец в гостиную и почувствовать всепоглощающую грусть от того, что сейчас произошло.•
— Ну давай, признавайся, — кивнул в сторону Дани Кшиштовский, развалившись перед ним на столе библиотеки. — Чего такой кислый ходишь третий день подряд? Даня, чувствуя себя виноватым, решил чуть ли не впервые самостоятельно сделать свое домашнее задание к понедельнику: позвал с собой Мишу и Руслана, обложился с ними учебниками и пытался понять хоть что-то в книге по Нумерологии. Усачев скептически смотрел на Мишу, потому что думал, что сейчас, как минимум, не время для разговоров по душам. Но разве Миша когда-нибудь понимал все многозначные взгляды рейвенкловца? — Да так, — отмахнулся Поперечный, — Регина на меня обиду кинула. — Ого, это чем ты ее так довел? — не сдержал удивления Руслан. Он оторвался от пергамента и отложил перо, чтобы посмотреть на уткнувшегося в книгу Даню — картина сама по себе из ряда вон выходящая, как считал Усачев. — Провел опыты на ее лягушках? Убил кого-то из ее родственников? — Ой, блять, как смешно-то, — раздраженно закатил глаза Поперечный, но наконец откинул учебник в сторону и убийственно глянул на друга. — Так, ну ребята, — попытался взять под контроль ситуацию Кшиштовский, пока Руслан посмеивался над злобным выражением лица Данила, — прекратили хуйней страдать. — Пускай он сначала прекратит хуево шутить, — кивнул на Руслана гриффиндорец. — Все-все, я пойду еще парочку учебников себе достану. — Усачев поднялся из-за стола и слегка потянулся. — Без меня не рассказывай, мне интересно, — сказал он напоследок и скрылся между ряжами высоких книжных шкафов. — Давай, колись, пока его нет, — шутливо подмигнул Миша. Злость Дани тут же улетучилась: он был благодарен другу за то, что хоть он хотел выслушать его всерьез. — Ну, я серьезно облажался… — начал Поперечный. — Точнее причина-то тупая, но… но я еще тупее, вот что, — вздохнул он с грустью. — Я просто взвалил на нее все свои задания, потому что она выполняет все лучше меня… — И вообще выполняет, — не удержался от комментария Кшиштовский, но Даня даже усмехнулся в ответ. Он просто не мог злиться на Мишу, пока тот своими добрыми маленькими глазками с залегшими под ними синяками и морщинками по краям смотрел на него, излучая заботу. — Признаю, — кивнул он, продолжив: — Ну Редж и взбесилась от того, что я вообще перестал что-то делать, наорала на меня и ушла. Вот я сижу здесь, потому что я долбоеб. — Ты хоть пытался встретиться с ней и ну… поговорить? — Ну… — протянул Поперечный, отводя взгляд, — на самом деле нет. — Тогда ты точно долбоеб, — подтвердил Миша с видом эксперта. — Я знаю, это сложно и ты чувствуешь, что все равно будешь отвергнут. Но она на самом деле и не ждет от тебя чего-то сверхъестественного, знаешь ли. Регине просто хочется услышать от тебя извинения и попытку исправиться. Все девчонки ждут этого, когда обижаются. Да и не только они, если честно… — вставил он это чуть тише. — Так что давай, как мужик, подойди и скажи ей, что ты долбоеб, но постараешься им не быть. — Но если она пошлет меня? — Ничего тогда не поделаешь, — развел руками Кшиштовский, а потом уже серьезно сказал: — С чего ты взял, что она тебя пошлет? Ты ведь даже не попробовал еще. — Боюсь с ней расставаться просто, — признался гриффиндорец. — Я чувствую, будто все прям как в тех маггловских песнях Руслачева. Ну, тех, что о любви. Кажутся сначала ванильными и блевотными, а потом оказываются такими жизненными… Пиздец. — Пиздец, — подтвердил Миша. Он очень хорошо понимал, что имел в виду Даня. Потому что сам чувствовал то же самое по отношению к нему. Повисшее между ними молчание, во время которого оба задумались о своих чувствах, прервала подошедшая библиотекарша. Всем своим видом выражая недовольство, что ей пришлось подняться со своего любимого насиженного места в окружении кучи зловонных ароматизированных свечей и использованных пергаментов, она произнесла с презрением: — Меня попросили вам передать, что вас обоих, молодые люди, ожидает директор с вопросом о вашем поведении. Как можно скорее.