•
Довольные и радостные хаффлпаффцы расположились в своих уютных креслах и диванах в гостиной, допивая остатки тыквенного сока с праздничного ужина и рассказывая друг другу свои летние приключения: истории из мира магглов удивляли и интересовали остальных волшебников больше всех. Старшие рассказывали первокурсникам про учебу, про факультет и преподавателей, давали советы для первых дней и, конечно, сразу же объяснили, как завоевать доверие и расположение у кухонных эльфов, которые среди хаффлпаффцев действительно уважались. — Смотрю я на этих мелких, — вздыхал Стас с грустной улыбкой, склонив голову на бок, — и прямо грустинку ловлю. Для них все только начинается, а я скоро того, — он махнул рукой, — все. — Говоришь так, будто после выпуска умирать собрался, — хмыкнула Алина Пязок, которая сидела напротив Давыдова на ворсистом темном ковре с маленьким котенком в руках. — Ты весь этот год без Макса такой депрессивный ходить будешь? — спросил Миша, вздернув бровями. — Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе пришлось год без Поперечного прожить, — бросил в ответ Стас, по-дружески подтолкнув Кшиштовского. Миша тут же напрягся, дыхание сперло в то же мгновение. — Причем тут это? — усмехнулся он в удивлении, осторожно взглянув на Стаса. Но тот, казалось, ничего и не заметил. — Ну вы ж оба друг без друга жить не можете, мне кажется, когда вы не делаете какую-то херню вместе, то в мире происходит мгновенный дисбаланс и катаклизмы, — объяснил Давыдов, беспечно откинувшись на спинку дивана. — Вот и у нас с Максом так же, только с любовью, — вздохнул он под конец, прикрыв глаза на пару секунд. Миша промолчал в ответ, уперевшись взглядом в пол и поджав губы. Обошлось, подумал он. Но при слове «любовь» пальцы онемели, отчего Кшиштовский на мгновение сжал кулаки. Ведь все то, что описал Стас, было их с Даней правдой, и любовь в какой-то мере тоже. Глупая безответная Мишина любовь, как он думал про себя. Но если Стас был человеком простым и мало что замечал вокруг себя, как в этот раз, то Алина была, наоборот, достаточно наблюдательной в мелочах. Она уловила странное поведение Миши мгновенно и внимательно следила за каждым его движением, пытаясь понять что-то, что ей показалось. И как только их беседа погрузилась в молчание, Пязок тут же постаралась переключить внимание с обоих парней, пока другие не стали замечать того же, что уже заметила она, потому что, если честно, Кшиштовский плохо скрывал свои чувства, но мало кто видел это в нем. И Алина понимала, что сейчас точно было не время для остальных пытаться понять Мишу. — Ой, а что наш Юлик тут сидит лыбится в уголочке? — с хитрой улыбкой произнесла она, поглядывая на сидящего рядом с Давыдовым на диване Онешко. Парень тут же зарделся невольно, не зная что сказать. — Просто рад всех вас видеть, — улыбнулся он широко, стараясь скрыть смущение. — Видеть последний год, — добавил Юлик сразу же, — терпеть вас последний год, знаете… — Можешь не притворяться, все мы знаем, что ты душка и любишь нас, — послышался голос Кати, которая внезапно для всех подошла со спины дивана и крепко обняла всех троих сидящих, столкнув всех троих висками. — Скучала по моим хаффлпаффским мальчикам, — сказала она, наконец их отпуская и улыбаясь Алине. — А Юлик тут по другим скучает, — все продолжала с улыбкой Пязок. Онешко закатил глаза, тщетно пытаясь скрыть румянец на щеках и счастливые искринки в своих больших темных глазах. — Я чего-то не знаю? — мгновенно встрепенулся Стас, повернувшись к Юлику. — Пязок просто завидует, — пожал плечами Онешко, выразительно посмотрев на девушку, отчего та хихикнула вместе с Катей. — Если это что-то об отношениях, то тут тебе сейчас все завидуют, — признался Кшиштовский, хлопнув Юлика по плечу. — Ну нет, у меня все тоже отлично, между прочим, — поправила его Усачева. — Так, то, что мы с Максом будем целый год на расстоянии, не делает положение вещей хуже, Кшиш, — вступился за честь своих романтических отношений Давыдов. — Ладно-ладно, — вздохнул Миша, признавая поражение, — я забыл, что из всех нас только я тут старый ворчун. — Даже отрицать не буду, — хмыкнула Катя, и остальные рассмеялись. Сама Усачева только пришла в гостиную факультета, потому что до этого прогуливалась по коридорам с Женей, как они всегда любили проводить время вдвоем. Катя в такие времена часто жаловалась на то, что маггловская техника вообще не работает в замке, а ведь ей так хотелось бы сделать пару красивых фотографий на телефон… Колдографии ее слишком пугали своей реалистичностью, поэтому здесь она предпочитала застывшие лица на экране обычного маггловского фотоаппарата. Женя же пытался найти хоть какой-нибудь способ обойти блокировку техники в Хогвартсе, но все занятия по Маггловедению проходили бесполезно для этого. Баженов и сам только присоединился к остальным рейвенкловцам: многие из них так же, как и хаффлпаффцы, сидели в гостиной, болтая обо всем на свете с теми друзьями, с которыми так давно не виделись. Некоторые, не изменяя своей натуре, увлеченно читали разные книги, сидя в больших синих креслах у камина. Женя все пытался выследить среди студентов всех возрастов Руслана, с которым он договорился встретиться позже. Но в гостиной его не было. Нашел Баженов Усачева в спальне, где, помимо него, на удивление, лежал в своей постели Дима Ларин, увлеченно читавший книгу. Как только за Женей захлопнулась в дверь полутемную спальню, Дима с Русланом одновременно обернулись на него: Руслан улыбнулся другу и помахал рукой, а Ларин раздраженно закатил глаза и вернулся к чтению старой помятой книги из библиотеки. — Ты ж сказал, что будешь меня в гостиной ждать? — сразу вместо приветствия начал Женя, присаживаясь напротив сидящего Руслана на край своей кровати. — Там все такие радостные, а я, если честно, не вписываюсь немного во всеобщее веселье, — признался Усачев. Он медленно перебирал свои вещи в чемодане, пытаясь найти пижаму для себя. Его палочка лежала рядом с ним на кровати, и в какой-то момент Баженов заметил этого. — Палочка помогает тебе защищаться от всеобщего веселья? — хмыкнул он, с настороженностью глядя на друга. Женя, подозревая серьезный разговор, тут же кинул взгляд на кровать Ларина. Тот продолжал, казалось, читать книгу, но Баженов чувствовал, как напрягся его слух, а брови сдвинулись еще сильнее, чем обычно. — Да она просто лежит, — бросил Руслан, махнув рукой, и, наконец найдя нужные вещи, отставил чемодан к прикроватной тумбочке. — Не хочешь выйти тогда? — спросил Женя, надеясь, что Усачев захочет разговориться в месте, где не будет чужих ушей. — Дойдем до гриффиндорцев, например. Я из них еще никого не успел встретить. Руслан поднял на друга взгляд, на секунду нахмурился, словно задумавшись о чем-то, закусил губу, а потом все же решился ответить со вздохом: — Ну, можно. От этой фразы Баженову на одно мновение стало легче, ведь ему удалось уговорить Усачева на нормальный разговор, вместо притворства, что все хорошо, но после все внутренности вновь напряглись, потому что Женя знал, каково это — узнавать о чужих проблемах. Он знал, что часть ответственности сразу же перейдет на него, и сколько бы он готов был сделать для Руслана, Женя знал, что ему будет сложно, но, главное, неприятно погружаться в какое-то говно, которое портит жизнь его лучшему другу. Они в одиночестве спускались по лестнице вниз, несмотря на то что башня Гриффиндора, в которую Женя, предлагал постучаться, находилась, как ожидаемо, выше. Вокруг парней раздавались противные скрежущие звуки передвигающихся лестниц, а в этом гуле отдавались эхом бормотания портретов и других картин, которые украшали древние каменные стены замка. — Ну и? — после недолгого молчания начал наконец Баженов, повернувшись лицом к Руслану. Тот на секунду прикусил губу и виновато посмотрел на друга, прежде чем попытаться в последний раз уйти от темы: — Да там неинтересно, у меня и получше истории были… — Русь, не веди себя, как долбоеб, — вздохнул Женя. Они спустились на пару этажей ниже своей башни и вошли в ближайший коридор, где у них проходили Прорицания. Каменные стены коридора были освещены многочисленными факелами, в которых приятно потрескивало рыжее пламя. До парней слегка доносился запах горящего дерева, перебивающий привычный немного сыроватый запах древнего камня. Шли они медленно, словно прогуливались, и никто не попадался им на пути. — Хорошо, ладно, — нехотя протянул Усачев, раздраженно закатывая глаза. — Просто я случайно наткнулся в коридоре на пьяных Хованского и Мэддисона, и они чуть не устроили со мной дуэль. Я просто попытался защититься. — Какого хуя вообще? — Женя резко остановился, хмуря брови, и удивленно уставился на Руслана, который тут же чуть не натолкнулся на друга. — Что они сделали? — Слава Мерлину, ничего, — невозмутимо ответил Усачев, чуть повысив голос, чтобы успеть перебить Баженова. Он продолжил успокаивать его, положив обе руки на его вмиг расправившиеся плечи: — Я только и успел что палочку из кармана достать, когда мимо прошел декан Хаффлпаффа. — Эти мудаки нарываются, блять, — злобно выдохнул Женя. — Воу, друг, спокойно, — Руслан выставил руки перед собой, — у меня пока все под контролем. — Мне очень нравится слово «пока», — съязвил Баженов, все-таки немного успокаиваясь: правда, успокоился он только внешне, пока внутри него бушевало пламя злобы и ненависти к этим проклятым слизеринцам, которые вздумали себе непонятно что, издеваясь над его другом. — В любом случае, год остался, — пожал плечами Усачев. — Уж переживу. В этом он, конечно, и сам не был уверен, но очень хотел надеяться.•
Очередной сентябрьский день выдался удивительно солнечным и теплым, отчего проводить время на занятиях было для учеников вдвойне мучительнее, ведь это мог быть последний такой хороший денек, предшествующий шести холодным и мрачным месяцам. Даже в самом замке витал запах свежести, а через старинные окна и витражи пробивались теплые лучи, освещающие мельчайшую паутинку, которую недолглядели эльфы-уборщики. В Большом Зале было даже жарко, ведь солнце стояло в самом зените во время обеда, и оно почти обжигало своим теплом, заодно ослепляя студентов, решивших поднять головы к потолку. Даже камины погасли, чтобы еще оставалась возможность дышать. Как и всегда, троица друзей собралась за столом Гриффиндора, за которым стало непривычно после выпуска Макса и Ильи — одних из любимейших всеми представителей факультета. Теперь Дане Поперечному предстояло занять их место главных заводил, хотя, по мнению многих, включая самого Даню, он уже давно опередил этих двоих. С ними все еще сидели другие знакомые гриффиндорцы, активно участвующие в очередном обсуждении нового учебного года и приближающегося первого матча по квиддичу. Все взгляды были прикованы к Мише, который подошел позже всех, потому что его группу долго не отпускали с Зельеварения. — Он вас там опять, что ли, пол-урока грозился самолично отравить каждого за плохой результат или что? — спросил у него Поперечный, сидя прямо напротив Миши, в то время как Регина уместилась с правого бока. Возможно, Кшиштовскому просто казалось, но Даня как будто и правда похорошел за лето: подрос уж точно, отросшие растрепанные волосы еще больше порыжели под светом яркого солнышка, лицо будто бы тоже повзрослело за эти пару месяцев. С тех пор как Миша встретил его такого, с неизменной широкой улыбкой на лице, в день отъезда в Косой Аллее, он уже точно был уверен, что пропал, пропал навсегда в этом веснушчатом мальчугане. Если честно, Миша и сам стал взрослее: ему уже исполнилось семнадцать, волосы он стал стричь короче, все чаще росла щетина на подбородке, которую ему уже надоело сбривать каждый день, на лице проступили первые морщинки. Он вытянулся, но все остался таким же худощавым и бледным. Для самого хаффлпаффца это было незаметно, но друзья четко видели, как он успел измениться и продолжал меняться дальше. — Почти так, — ответил он на вопрос Дани. Помедлил с продолжением, прожевывая очередной кусок сочной отбивной, и затем сказал: — В этот раз выстроил в очередь, чтобы каждого из нас выебать в жопу. Стол гриффиндорцев так и покатился со смеху, даже Даня, не ожидавший такого развития событий, смеялся громче всех. Руслан рядом с Кшиштовским казался самым сдержанным среди них, хотя чуть не выплюнул тыквенный сок, глоток которого он так не вовремя решил сделать в этот момент. — Вот вы ржете, — продолжал Миша, когда друзья начали потихоньку успокаиваться, — а он нам правда разнос устроил, хотя у нас практическое занятие только на следующей неделе будет. — Что ему в этот раз не понравилось? — поинтересовалась Ира Смелая, чуть покрасневшая от смеха. — Дай угадаю, — Руслан повернулся посмотреть на хаффлпаффца, — вы сделали конспект не по тому учебнику? — О, так вы тоже через это пройти успели? — хмыкнул Миша. Усачев закатил глаза и вздохнул. Этим одним жестом он описал все свое отношение к профессору по Зельям. — У него уже старческий маразм какой-то, деда бы на пенсию… — На пе-что? — не понял Дима Сыендук, и Поперечный кивнул, присоединяясь к вопросу и так же хмуря брови в непонимании странного слова. — Не важно, — отмахнулся Руслан, добавляя себе еще порции любимого пудинга. — Это маггловское все равно. Их разговор прервал гул одной единственной белоснежной совы, которая приземлилась за стол перед Мишей с небольшим письмом, привязанным к лапке. — Почту же уже сегодня утром доставляли, что за херня? — удивился Даня, перегибаясь через стол ближе к Мише, чтобы посмотреть на письмо, которое Кшиштовский аккуратно отвязал от лапы, и сова тут же поспешила обратно в свою башню, чтобы продолжить наслаждаться прерванным сном. Даже Регина, которая до этого сидела тихо и не принимала ни малейшего участия в общем разговоре, предпочитая устало пялиться в тарелку с едой, заинтересованно посмотрела через стол в сторону Миши. Сам же Миша тупо смотрел на конверт в руке, не пытаясь даже открыть: имени отправителя не было, только одно имя Кшиштовского простым аккуратным почерком. — Ну же, — подначил его Руслан, слегка толкнув локтем, чтобы друг наконец очнулся, — открывай, — кивнул он в сторону письма. Миша тут же нервно разорвал маленький конвертик, и оттуда выпала небольшая записка. Все остальные, активно следящие за развитием действия, наклонились еще ближе к хаффлпаффцу, отодвигая полупустые тарелки с едой, а Даня даже не постарался не заляпаться джемом, красное пятно которого теперь красовалось на кончике его красно-золотого галстука. «Просто хочу, чтобы ты знал, что ты классный и милый. Надеюсь, это тебя не напугает» — было выведено обычными черными чернилами на маленьком кусочке пергамента. С сердечком в конце предложения. Руслан присвистнул, Ира удивленно заулыбалась и обратила взгляд на Мишу, чтобы полюбоваться его реакцией на такое неожиданное признание от анонима, Эльдар по-сплетнически начал переглядываться с Усачевым и Смелой по очереди. — Эй, ну что там?! — громко спросил Даня, пытаясь протиснуть свою голову меж головами других склонившихся над запиской. Он так старался, что даже забрался на лавку коленями, а руками облокотился на стол. — Мне тоже интересно! Как Джарахов вообще пролезть смог? — Как говорится, маленький да удаленький, — хмыкнул Эльдар и шутливо попытался оттолкнуть Данила, чтоб не дать его любопытству так быстро насытиться. Но наконец и Даня смог прочесть записку, которую Кшиштовский продолжал сдерживать в руках, хмурясь. — Подожди-подожди, — не унимался ни на секунду Поперечный, — это что, любовная записка?! — Нет, это угроза смерти, — спокойно ответил ему Руслан, хмыкнув. — Мне б кто так смерти желал, ребята, — улыбался Эльдар. Он тоже обратил внимание на Мишу, его глаза хитро поблескивали через стекла очков. — Ну что, Редж, — окликнула девушку Ира, — будем гадать, что за девчонка у нас на Мишаню запала? — Девчонка? Запала? — повторил Даня, резко повернувшись к Ире, как будто речь шла о нем, а не о Кшиштовском. Он даже и вел себя более заинтересованно и оживленно, чем сам Миша, которому как раз и полагалось с удивлением не находить себе места и задавать вопросы, но вместо этого он продолжал тихо сидеть в окружении друзей, которые привлекали внимание других своим скопом, и молча смотреть на каждого говорящего, потому что сам он и не знал, что делать или хотя бы думать. Хаффлпаффец пребывал как будто в каком-то отдельном мире, а все события вокруг него стали отдаленным фоном, противным жужжанием, которое мешало его спокойствию. Друзья увлеченно обсуждали записку, Мишу, таинственную девушку, оставив самого Мишу сидеть где-то отдельно. Это все казалось таким оглушающее громким и глупым, что Кшиштовскому в итоге быстро надоело это слушать. — Да заткнитесь вы все уже на секунду, — наконец прервал он рассуждения Эльдара с Ирой о том, кто бы это мог быть. — Вы не думали о том, что это вообще какой-то пранк, не? После этой фразы друзья резко замолчали: кто снова обратил взгляд на Кшиштовского, кто тут же задумался над такой возможностью. Один только Даня не мог позволить другу унывать. Все еще пытаясь поближе рассмотреть записку прямо из рук хаффлпаффца и узнать хотя бы почерк, он начал его заверять: — Да ты чего, блин, Мишган? Поднимай свою самооценку с пола и пойми, что ты пиздатый, а тут наконец-то кто-то не побоялся сказать это вслух. — Он поднял на Мишу взгляд и широко и уверяюще улыбнулся, из-за чего что-то внутри Кшиштовского болезненно сжалось, и он тяжело выдохнул. — Руслан, толкни-ка там этого долбоеба за меня, за ним, скорее всего, начала бегать охуительная девчонка, а он тут хуйней страдает. Руслан хмыкнул, соглашаясь с Даней, и хлопнул Кшиштовского по плечу, после чего оставил ладонь и так же уверяюще, как улыбка Поперечного, сжал его. Оба друга никогда души не чаяли в Мише и правда считали его приятным парнем, который по какой-то неведомой им причине был недостаточно уверен в себе, если не сказать, что был не уверен в себе вообще. Но ни Даня, ни Руслан никогда, честно сказать, не задумывались даже, что же послужило причиной для такой самооценки, ведь они видели в нем смешного, интересного и иногда достаточно умного человека, который каждого покоряет своей харизмой — непросто так ведь у Миши так много друзей и знакомых в Хогвартсе среди разных слоев общества. Усачев все еще помнил про его давнюю дружбу с Мэддисоном, с которым, как оказалось, сложно дружить или даже общаться. Хаффлпаффец слушал друзей и чувствовал себя только хуже, думая о том, как они считают его тем, кем, по его мнению, он не является. Всё, что видели в нем почти все, было неким щитом от реального мира, потому что показывать свои самые неприятные стороны было слишком стыдно. — Да, Кшиш, не вешай хуй, — поддержал парней Эльдар, подмигивая. — А Ира с Реджи помогут тебе отыскать красотку. — И как же? — хмыкнул Миша без особого энтузиазма. Он еще раз глянул на записку, которую все еще зажимал в руке, чувствуя, как пергамент под пальцами повлажнел от тепла его пальцев, а потом наконец небрежно отложил в сторону. — У нас есть своя магия, — с улыбкой ответила Регина. — И свои связи, что важнее, — кивнула Смелая. — Вот и устроили все, — подтвердил Поперечный, победно зажав кулак и направив его вверх. — Пора устраивать тебе личную жизнь, чувак. «Забавно, что это говорю я», — про себя подумал в этот же момент Даня, кидая быстрый взгляд на Регину, сидящую у него под боком, а потом снова обращая все внимание на Кшиштовского перед ним. Вся происходящая сейчас за столом ситуация вызывала в нем странные некомфортные чувства, которые он пытался подавить, попросту не думая об этом. Вот только Жданова все еще сидела рядом, и Поперечный чувствовал ее тепло, но не чувствовал от нее больше ничего другого в последнее время. Он видел, что они отдаляются, но не понимал почему, не знал, что сделать и стоит ли вообще что-то делать. Оба они молчали и делали вид, что все нормально, а совместное времяпрепровождение стало короче и вынужденнее, между ними появилось неприятное напряжение, говорить было не о чем. Это угнетало. В тот же вечер они вдвоем недолго совсем прогулялись во дворе замка, ощущая на себе теплые рыжие лучи заходящего солнца, которые так гармонично сливались с цветом волос Дани. Разговор не клеился, да и настроение у них было подавленное, как будто гуляли они вынужденно. — Тепло сегодня, — рассеянно отметила Жданова, глядя куда-то за горизонт, но даже не обращая взгляд на парня. — Угу, ты уже говорила, — негромко ответил ей Поперечный. Он смотрел на ее красивый профиль, который резко прочерчивался на фоне заката, чьи отсветы вытягивали их тени на земле под ними. Регина вроде бы была такая же, как и всегда, такая же, какой она была, когда они познакомились, когда Даня по уши влюбился в умную и красивую девчонку. И хоть за все лето они даже не смогли увидеться друг с другом, в ней ничего не поменялось, но все-таки… Все-таки гриффиндорец чувствовал, как ниточка их отношений натягивается все сильнее с каждым днем, и когда-нибудь она обязательно порвется. — И что ты все-таки думаешь про записку для Миши? — снова попыталась завести тему Регина, когда они уже шли обратно в замок. — Не знаю, — пожал Даня плечами. В уме тут же всплыло лицо Миши и его реакция на записку, которой он был не особо рад, ведь даже Руслан был рад за него больше. А потом Поперечный задумался о содержании той записки, из-за чего он почувствовал какое-то жгучее неприятное чувство где-то в груди. Даже к этой записке чувств у него было больше, чем теперь к Регине. И вот бы сущестовало хоть какое-то зелье, которое помогает понять, что с этими чувствами происходит.•
Юлик чувствовал слегка влажную руку Руслана в своей, пока они вдвоем шли по темным коридорам замка, и на лице невольно расплывалась глупая счастливая улыбка, которую он даже не пытался сдержать. Они вместе спешили на первый урок по трансгрессии, которую проводили в Большом зале эксперты из Министерства. Тушенцов был воодушевлен возможностью попробовать трансгрессировать первый раз в своей жизни, считая это еще круче, чем первые полеты на метле. Юлик же просто поддерживал его, не особо интересуясь трансгрессией и даже слегка побаиваясь ее. Он уже слышал немало историй от старших курсов, которые тоже проходили через уроки трансгрессирования, о том, как у некоторых учеников не получалось переместиться полностью, отчего половина тела могла остаться на том же месте, в то время как другая оказывалась в нескольких шагах от нее. — Да ты ссышь, что ли, Юлька? — ухмылялся Руслан, когда Онешко делился с ним этими рассказами. — Нет, не ссу, — отвечал ему в том же тоне хаффлпаффец, — но я поржу над тобой, когда твой член останется висеть в воздухе. Руслан очень правдиво изобразил смех над его шуткой, и все же всерьез не стал задумываться о сложности трансгрессии, ведь ее сложность так и подстегала Тушенцова. Когда они уже подходили к раскрытым дверям Зала, откуда доносился ропот всех собравшихся там шестикурсников и семикурсников, слизеринец резко распустил их руки, продолжая идти. Юлик, забывшись, не ожидал такого, и поэтому растерянно на секунду бросил взгляд на то место, где только что их ладони составляли единое целое, где он чувствовал живого Руслана в своей руке и наслаждался каждой секундой этого. Теперь же рука Тушенцова слегка раскачивалась в воздухе при неторопливой его ходьбе, совсем близко к ладони Онешко, но уже не в ней. Только легкое покалывание и осталось, напоминая о том, что только что он держал за руку своего парня. — Стесняешься? — шутливо спросил Юлик, про себя задавая этот вопрос серьезно. Руслан тут же обернулся на него, поблескивая на него своими черными кругловатыми глазами. Хаффлпаффец ему игриво улыбался. — Да нет, — фыркнул Тушенцов, тут же подхватывая его руку обратно и сжимая еще крепче, чем до этого, как будто теперь он был точно уверен в том, что ему дозволено держать ладонь Юлика в своей, — я просто подумал, что это ты не захочешь показывать остальным наши отношения. Ну, сам знаешь… От этих слов Онешко задумался. Он вспомнил о Диме Ларине, который тоже находился сейчас там, в Большом Зале, и который наверняка увидит их вместе, увидит их переплетенные пальцы и счастливые улыбки. И Юлику, честно, было жаль Ларина, на какой бы плохой ноте ни закончились их отношения когда-то, ведь он все еще вспоминал о том признании в подземелье в тот самый день, когда Юлик начал встречаться с Тушенцовым. Было бы мало хорошего в том, чтобы демонстрировать свои счастливые отношения с другим человеком перед Димой, который открылся ему когда-то, а Юлик как никто другой знал, насколько сложно ему это далось. И все же с другой стороны, Юлик понимал, что какая-то часть него хочет увидеть реакцию Ларина на это, хочется узнать, что он чувствует по этому поводу, хотя бы прочесть это по его лицу, ведь когда-то только Дима и был в жизни Онешко наряду с его тупой влюбленностью в него, и сам Дима эту возможность не ценил. Теперь же рядом с Юликом неожиданно появился кто-то другой вместо рейвенкловца, кто-то, с кем Юлику наконец-то хорошо, может, даже лучше, чем было с Лариным и, возможно, было бы. Это был первый раз, когда Онешко с Тушенцовым вышли вместе на людях. Когда они зашли в зал, крепко держась за руки, пытаясь быть ближе друг к другу, Юлик почти не чувствовал волнения, только странную радость и воодушевление. Казалось, с Русланом под боком он был готов ко всему. — Все так пялятся на нас, — шепнул ему на ухо слизеринец, когда они подошли к свободным местам. Строгие лица из Министерства стояли в конце зала вместе с директором, безэмоционально осматривая присутствовавших учеников, которые не могли просто так стоять на месте. Палочки у этих специалистов были наготове, все они держали их в своих руках, иногда легонько постукивая по ладони. Директор среди них выделялся особенно сильно в своей старой, расписной мантии с шелковыми вставками по бокам, смешным устаревшим колпаком и длинной почти полностью белой бородой с редкими темными волосинками. Его вид был дружелюбным, приветливым, он кивал всем приходящим в Зал ученикам, в том числе и Юлику с Русланом. Тушенцову даже на мгновение показалось, что тот одобряюще подмигнул им, но, возможно, это просто был отблеск проникнувшего в Зал солнца от его очков. Многие ученики и правда с интересом поглядывали на стиснутые руки парней. Не то чтобы этим было кого удивить, но не каждый студент в школе показывал свои отношения изголодавшейся по сплетням публике. И Дима Ларин, конечно, был среди них, не в силах оторвать взгляд от их спин, прожигающий их сомкнутые вместе ладони. Он смотрел угрюмо, исподлобья, хмуря свои большие светлые брови еще сильнее, отчего складка на лбу стала четче. «А что еще надо было ожидать?» — думал Дима про себя, стискивая челюсти то ли от злобы, то ли от боли. Он ведь и до этого видел их вместе, догадывался, что между ними происходит. В голове все еще всплывала фраза Юлика, брошенная ему вслед при последнем их разговоре. «Поздно ты спохватился». Ларин знал, что поздно, но себя не винил в этом — для него разговор о чувствах всегда казался невозможным, сами чувства, положительные эмоции были для него невозможными, чуждыми. В данный момент Диме Ларину хотелось одного только: врезать как следует этому Тушенцову, чтобы его глупая влюбленная и самодовольная улыбка, расплывшаяся на его большом лице, наконец пропала. Он с трудом терпел его нахождение в Большом Зале, хотя толпа студентов в принципе действовала рейвенкловцу на нервы, поэтому когда наконец занятие спустя час закончилось, он одним из первых незаметно проскользнул на выход, минуя всех остальных неторопливых учеников, которые смеялись над тем, как один их друг неудачно трансгрессировал. Дима сразу же поднялся в башню Рейвенкло, зная, что в такой час, в разгар выходного дня и открытия пути до Хогсмида, там почти никого не было. Его ожидания оправдались: и без этого чаще всего довольно тихая гостиная совсем пустовала, только шорох тяжеловесных синих штор по полу путающегося в них ветра нарушал тишину да еле слышное тиканье какого-то прибора на стене, отдаленно напоминавшего часы. Даже камин потух, остывшие угли выглядели уныло. Дима чувствовал себя, как эти угли. Напряженный и нервный, он уселся в свое любимое большое кресло из красивой лазурной ткани, которой были отделаны почти все предметы в их гостиной. Ларин устало и медленно выдохнул, подняв голову к звездному потолку. Затем он кинул взгляд на кофейный столик сбоку от кресла и заметил лежащий на нем свежий выпуск Ежедневного Пророка. «Точно», — всплыло в уме Димы, и он тут же потянулся поскорее к газете, которая в полной тишине громко зашуршала. «Я же просил сегодня этого придурка». Ларин и правда просил Данила, который все никак не отставал от него, взять для него с завтрака газету, потому что сам Дима предпочел не завтракать вообще, а газета была ему очень нужна. Вот уже последние пару недель он только и делал, что каждый день пролистывал свежие выпуски Пророка, надеясь наткнуться хоть на какую-то информацию, которая могла бы ему если не помочь, то хотя бы успокоить. Рейвенкловец нервно ухватился за края газеты, жадно прочитывая каждую строчку, пытаясь взглядом выцепить хоть что-то полезное. Он даже не обращал внимания на все колдографии, которые раздражающе мельтешили у него на глазах, мешая сосредоточиться на тексте. Но Дима листал страницу за страницей, оглядывал строчку за строчку и не находил ровным счетом ничего. В очередной раз. Долистав до некрологов каких-то волшебников, он разочарованно откинул газету на пол, после чего гостиная снова погрузилась в угнетащую тишину. День изо дня Ларин продолжал внимательно рассматривать глупые статьи из Пророка, если находил в нем хоть одно слово, касающего Темного Лорда или Пожирателей, хотя бы чего-нибудь. С тех пор как весной удалось определить местоположение его сестры, никакой больше информации не было: ни от шантажистов, ни от Авроров, ни, тем более, от его родителей, на что он даже и не рассчитывал. Это полное незнание и бездействие выводило его из себя. Каждый раз, когда он стучался в кабинет директора и пытался выпытать у него хоть что-то, в ответ Дима получал лишь виноватый взгляд старика и отрицательное покачивание головой. Он знал, что сегодня все будет точь-в-точь, но не мог не попытаться, просто потому что так Ларину станет хоть немного лучше, так ему будет казаться, что он пытается что-то сделать. — Как там новости, профессор? — спросил Дима, после того как прошел в небольшой уютный кабинет, увешанный портретами прошлых директоров, которые тут же с люопытством повернулись к вошедшему. — Хоть бы поздоровался, что ли, — ворчливо произнес один из портретов видавшего виды старика, который весь оброс седыми-седыми волосами и бородой, сливавшихся так, что уже не было понятно где что находилось. — И правда, что за манеры, — вздохнула строгая с виду женщина с трубкой в руке. Дима кинул злобный взгляд на проснувшиеся портреты, которые решили пообсуждать его. — Довольно вам, друзья мои, — тут же урезонил своих предшественников директор. Он, как всегда, восседал за своим массивным дубовым столом, полностью укрытым кучей бумажек, перьев и пустых чернильниц. — Добрый вечер, Дмитрий, — обратился он к ученику, чуть кивнув головой, отчего в его очках блеснула свеча. — К сожалению, как и на прошлой неделе, я не могу добиться никакой информации. Вам не стоит так беспокоиться, тут ничего нельзя поделать. Могу только уверить, что ничего плохого с ней точно не случится. — Да, вы мне это уже говорили, — с упреком сказал Дима, угрюмо уставившись на профессора. — Знаю, ты хочешь убедиться, но поверь мне, я сам в таком же положении, как и ты. — Директор продолжал спокойно отвечать, готовый к любому выпаду Димы. — Как только до меня что-то дойдет, я сразу же пошлю срочную сову тебе. — Хорошо, — смирился в очередной раз Ларин. — Спасибо, — добавил он еще тише. Он не стал задерживаться в кабинете директора, он и так знал, чем закончится этот диалог, ведь он проходил не в первый и, возможно, не в последний раз. — И как ты только терпишь таких хамов? — донесся голос с портрета той самой строгой женщины. — Ты слишком строга, дорогая моя, — по-доброму отвечал действующий директор, — мальчик в ужасном положении, я лишь стараюсь его успокоить. Я могу дать ему право на такое поведение. После этого он достал из завалов на столе чистый пергамент и попытался отправить очередное письмо аврорам.•
— Пидорасам вход воспрещен! — раздался визгливый возглас Хованского, разнесшийся по всему каменному коридору первого этажа. — Но ты же туда как-то прошел, — непоколебимо ответил ему Руслан, не пошевелив и мускулом на лице, лишь с раздражением во взгляде глядя на перегородившего ему дорогу Юру, рядом с которым стоял Мэддисон, чье присутствие Усачев пытался успешно игнорировать. Как будто бы они снова вернулись на пятый курс, где Мэддисон и его компания Руслану и проходу не дают, а сам Руслан молча это терпит, копя в себе тонны ярости на этих идиотов. Но накладывались на все это теперь воспоминания с прошлого года, которые больно отдавались где-то в груди. Вот и сейчас рейвенкловец просто пытался прийти к Мише и Стасу в их гостиную и в очередной раз он проклял расстановку замка, из-за которого у Слизерина и у Хаффлпаффа был один спуск в подвалы Хогвартса. Усачев не удивился этой встрече, только вот ее он совсем не ждал. — Ой, смотрите, кто у нас захотел получить пизды, — вступился за друга Илья, в то время как Хованский силился что-то придумать в ответ. — Ты хотел сказать «получить хуя»? — поправил его Юра, мерзко посмеиваясь. Илья только усмехнулся. — Давайте дуэль по остроумию проведем в следующий раз, я как раз сейчас спешу пососать члены своих друзей, — все с тем же выражением лица сказал Руслан, сложив руки на груди. Несмотря на свою уверенность, палочку в руке он держал крепко, потому что пустой вечерний коридор был довольно опасен, если оставаться наедине с двумя ненавидящими его слизеринцами. После этой фразы Мэддисон впервые удостоил его своим взглядом, выражающим что-то неуловимое, но искры, мелькнувшие там, были пугающими. — Вот как значит, — спокойно произнес он, не давая Юре вставить очередную шутку, после которой тот собирался захлебываться в слюнях от смеха. — Тогда не будем мешать, уважаемый хуесос. Илья с натянутой противной улыбочкой освободил проход для Руслана, издевательски кланяясь, чему тут же последовал Хованский. — А Хованский, я смотрю, уже членом давится, — хмыкнул Усачев, когда невозмутимо наконец-то прошел мимо них дальше, к ведущей вниз лестнице. — Не твоим ли случайно? Ни Илья, ни Юра не успели ему ответить, потому что Руслан поспешил смыться с импровизированного поля боя до того, как его финальный выпад привел бы их всех к неравной дуэли. Признаться честно, Руслан не собирался терять баллы факультета из-за того, что их могли бы поймать за драку. Подходя ко входу к гостиной, уставленной бочками разных размеров, Усачев снова невольно вспомнил тот взгляд Мэддисона, которым он наградил его несколько минут назад в коридоре. Как будто бы он был расстроен шуткой рейвенкловца. «А если он не посчитал это за шутку?» — спросил сам себя он, но подумать над этим не успел, наконец встретив своих хаффлпаффских друзей. И Даню Поперечного, конечно же, который, как и обычно, коротал время в чужой гостиной. Он что-то увлеченно рассказывал, привычно размахивая руками; Миша полуразлегся на диване, внимательно слушая друга и не отрывая от него заинтересованного взгляда. Руслан подумал было, что он смотрел на Даню так, как если бы рассматривал удивительно красивую картину. — О, Усачев как раз вовремя! — заметил подошедшего Руслана Стас. — Всем привет, — коротко кивнул друзьям рейвенкловец и присел на свободное место рядом с Юликом, который пытался одним глазом уследить за Поперечным, а другим посматривал на недописанное эссе по истории: пергамент весь измялся, везде виднелись чернильные кляксы. — К чему я вовремя? — Даня тут на свои отношения жалуется, — ввела Катя брата в курс дела. Она сама в разговоре не участвовала, сидя за столом рядом и увлеченно читая книгу по Уходу за Магическими Существами. — Не жалуюсь, а изливаю душу, попрошу, блять, прощения, дамочка, — важно поправил гриффиндорец, подняв вверх указательный палец. — Прости-прости, — подыгрывая ему, сказала она, на секунду отвлекшись от книги, чтобы повернуться к нему, а затем подмигнуть Руслану. Но, взглянув на него, Катя, как близкая сестра, почувствовала, что что-то не так, что-то неважное было на лице брата, и вопросительно приподняла брови. Усачев просто пожал плечами, давая понять, что это все пустяки и спрашивать ничего не надо. Катя его послушала лишь потому, что знала Руслана и его нелюбовь к тому, чтобы делиться личным при всех. — Регина узнала, что ты не моешь руки после туалета? — пошутил рейвенкловец, обратившись к Дане. — Умираю со смеху. Поперечный закатил глаза, но остальные друзья невольно усмехнулись, а Стас так вообще дал пять Руслану. — Ну короче, — решил продолжить Даня, заодно прервав дружеские издевки. — Я правда не понимаю, что вообще делать. Да и что Регина хочет? Она мне не говорит ничего даже… — Это ж девушки, братан, — сказал Миша, — их хрен поймешь. — Я попрошу! — возмутилась Катя, услышав их разговор снова; от книги она все еще не отрывалась. — Усачева, не подслушивай мужские разговоры, — хмыкнул Юлик. Катя молча закатила глаза, показала средний палец компании парней, которых рассмешил этот жест, и снова увлеклась Уходом. «Все лучше, чем этих придурков слушать», — подумала она про себя. — Но вообще, много ты знаешь о девушках, Мишань, — с забавной улыбкой поинтересовался Стас. — Уже успел найти свою суженную из письма? — Да он даже пытаться не хочет, — ответил за него Даня, который уже успел с ним обсудить все возможности найти отравительницу, на что Миша лишь устало вздыхал. — Да и я даже понять теперь могу, почему у него вообще желания не особо… Это сначала все весело и классно, а потом начинается вот это. — А спросить у Регины ты не пробовал, что она думает об этом? — спросил Руслан. — Я что, дебил? — Поперечный выгнул одну бровь и фыркнул. — Как это выглядеть будет? «Редж, ты не заметила, что в последнее время нам похуй друг на друга»? — Именно это я и предлагаю сказать. — Ну а что, — пожал плечами Давыдов, — нормальный и адекватный способ. Словами через рот называется. Миша подумал о том, что этот способ уж точно никогда не был и не будет для него. Лучше умереть, чем хотя бы попытаться открыть рот и что-то сказать, особенно тревожащее тебя уже пару долгих лет. — Вы все такие умные дохуя, я не могу, — раздраженно вздохнул Даня. — И что будет, если мы с ней поговорим об этом? — А это уже сюрприз, — сказал Юлик. — Дань, я знаю, что в твоем случае мозг давно отклонил функцию «серьезность», — начал Руслан, — но все-таки отношения — вещь не только классная, но и серьезная тоже. Иногда приходится последние мозговые клетки напрягать, если тебе это важно. Гриффиндорец ненадолго задумался, опустив голову и поджав губы. Замечание неприятное, но справедливое. Для Дани всегда все было просто и свободно, но как только у него появилась какая-то ответственность в виде отношений, то беспокойства начали занимать его голову, мешая думать. И он боялся теперь, что чем проще он сделает, тем хуже. А серьезные разговоры и подавно не были его коньком, зная, сколько чуши он может наговорить от волнения. Поперечный, если честно, и сам даже не знал, чего хочет, не то что Регина. Он понимал глубоко в душе, что чувства уже не те, но почему? Что такого между ними произошло, что теперь нет этого комфорта и радости у них друг с другом? — Не волнуйся ты так, Дань, — прервал его мысли Кшиштовский. Он поднялся с дивана и присел рядом с ним, чтоб по-дружески приобнять его за плечи. — Сам знаешь, что Регина — человек понимающий, сама, небось, не знает, что делать, боится спросить тебя. А ты будь мужиком! — Я просто боюсь немного, что если затронуть эту ебаную глыбу, то все нахуй развалится, понимаешь? Миша его понимал. Как и Руслан, который свою глыбу уже затронул когда-то, что привело к тому, где он сейчас. А сейчас он живет словно в дне сурка, продолжая сталкиваться с айсбергом в лице Ильи Мэддисона, который считал, что чем больше он будет портить Руслану жизнь, тем быстрее забудется все то, что было между ними на прошлом курсе. Если честно, Усачев готов был забыть навсегда, лишь бы закончились эти постоянные попытки унизить и задеть. Даже на следующий день после этого разговора во время урока Зельеварения Илья не преминул возможностью как-нибудь досадить рейвенкловцу. Как будто наоборот хотел еще больше привлечь его внимание к себе, как будто ему этого так не хватало. — Эй, Руслачев, — позвал его Никита Гридин, все еще остававшийся таким же сподвижником Ильи, только менее раздражающим и заметным, как считал Усачев. Руслан его проигнорировал, потому что знал — ничего хорошего не будет, тем более на уроке. Профессор, на удачу Мэддисона, оставил учеников самим себе, пока сам перебирал недостающие ингредиенты на складе в соседней комнате, и это давало время слизеринцам на то, чтобы насладиться шоу, которое их король устроит в этот раз. С ним, ко всему прочему, был Хованский, который на удивление отлично владел зельями и знаниями о них. — Усачев, — повторил Гридин снова чуть громче. Сидящий рядом Женя не удержался: — Ебало завали, — злобно процедил он через сомкнутые зубы, почти даже не взглянув в сторону стола слизеринцев. — Не к тебе обращались, — вступил в игру уже сам Илья. — Русланка, — наигранно сладким голоском обратился он уже к Усачеву, который продолжал старательно изображать из себя глухого, что-то вычитывя в учебнике, — немного невежливо игнорировать человека, который хотел спросить у тебя совета. Мэд говорил громко, внятно, чтобы все в кабинете услышали, удостоили взглядом. Он намеренно пытался вывести Руслана из себя, хотя изначально не думал даже трогать его. В начале года Илья был уверен в том, что будет избегать рейвенкловца в первую очередь, но уже больше месяца тот мозолил ему глаза, а желание обратить на себя внимание все усиливалось. Руслан был некой отдушиной от всего того, что его достало. А Руслану просто не повезло когда-то повстречать такого человека, как Илья Мэддисон. — Что ты хочешь от какого-то педика, Никит, — донесся шепелявый голос Хованского, — он только ж и знает, как раком перед мужиками стоять да притворяться магом. «Терпи-терпи-терпи», — как мантру повторял про себя Руслан, на какое-то мгновение сомкнув глаза и глубоко вздохнув. Ведь осталось меньше года, думал он, скоро все закончится и он никогда больше не увидит этих людей. — Если ты думаешь, что я тебе не въебу, Хованский, то ты глубоко ошибаешься, — продолжал отвечать им Женя, с трудом сдерживая гнев. Он то и дело поглядывал на вход в кладовку, надеясь, что профессор скоро вернется. — Вкусный у Баженова член, а, Усачев? — издевательски хмыкнул Мэддисона, полностью игнорируя существование самого Жени, который закипал все больше. Руслан закатил глаза и понял, что долго терпеть это не сможет. Он спокойно повернулся на Илью, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, отвечая: — А ты так ревнуешь, что ли, сладенький? — совершенно ровным тоном, со злобными искорками в глазах произнес он. Рейвенкловец ждал реакции Мэда, его не волновали остальные присутствовавшие, а к этому моменту к разговору уже стали прислушиваться все. Руслан это знал точно, потому что слышал возмущенные вздохи Кати Ример позади, смешки нескольких других слизеринцев, возможно, даже рейвенкловцев. — Ты свои влажные мечты обо мне мог бы и при себе оставить, — не остался в долгу Мэддисон, но Усачев видел, как что-то промелькнуло у него во взгляде, сам его ответ как будто уже не излучал столько же уверенности, как за пару минут до этого. — Из нас двоих про члены говоришь только ты, — продолжал Руслан, даже удивляясь тому, насколько он спокоен был как внутри, так и снаружи. Ему даже было приятно пытаться переиграть Илью в его же игре. Он отвлекся на Мэддисона достаточно, чтобы не заметить, как Юра взмахнул своей палочкой, после чего все недоваренное содержимое его котла опрокинулось на него. Но это заметила Катя, которая вовремя успела схватить Усачева за плащ и потянуть подальше. Лишь некоторая часть попала ему на рубашку и галстук, слава богу, не принеся ни единого вреда. Эти действия произошли настолько быстро, что никто не успел этого осознать, и именно в этот подходящий момент профессор вышел из своей подсобки с руками, набитыми разными баночками и свертками. — Господин Усачев, в работе с зельями нужно быть аккуратнее, а не свинячить, — прокомментировал он, стоило ему заметить перепачканного Руслана перед собой. Хованский и несколько слизеринцев издевательски усмехнулись. Руслан решил промолчать, Женя тоже лишь сжал кулаки посильнее. — Но профессор, — вдруг донесся голос Кати, — это не он… — Пожалуйста, не надо, — шепнул ей Руслан. Он обернулся к ней, и девушка обеспокоенно взглянула на его лицо, молча выражавшее: «Будет лишь хуже». Катя примирительно вздохнула и смолкла. Остаток урока прошел спокойно: Руслан быстро избавился от грязи на рубашке с помощью магии, зелья были приготовлены и проверены профессором, а Мэддисон больше не приставал. — Тебя точно не проводить до Нумерологии, друг? — серьезно предложил Руслану Баженов после урока: пока у Усачева по расписанию шел сразу следующий, у его друга был перерыв. — Господи, я не маленький, со мной ничего не случится, — слегка раздраженно отвечал ему Усачев. Он был рад тому, что рядом с ним есть такой человек, как Женя, но сейчас это беспокойство было только лишним. — Хэй, я с ним все равно вместе на Нумерологию иду, — отозвалась Катя Ример, подойдя к парням. Она легко улыбнулась обоим. — На Зельеварении был просто кошмар, — покачала она головой, — не понимаю, как ты так спокойно держался с этими придурками. — Ладно, пошел я тогда, — сказал Баженов. Он по-дружески обнял Усачева и добавил: — Удачи. И так вдвоем вместе с Катей он пошел в сторону лестниц — кабинет Нумерологии находился в совершенно противоположной от Зельеварения части замка, в одной из четырех главных башень наряду с кабинетом Астрономии. — Спасибо, кстати, что успела меня оттащить, — поблагодарил Катю Руслан. — Глупо с твоей стороны было вестись на их намеренные издевки, но что есть то есть, — сказала Ример. Руслан хмыкнул, впервые по-другому, по-новому посмотрев на Катю. Она всегда, что Усачев ее знал, была отличной девушкой, и ему приятно было с ней общаться, но теперь, после этого случая, на сердце было тепло, которое он испытывал лишь, наверное, к своей сестре. И Руслан был уверен, не будь он полным и законченным геем, Катя была бы той самой единственной для него. И эта мысль даже удручала. «И почему только я родился таким?» — думал Усачев, пока они поднимались по винтовой лестнице башни. Он этот вопрос себе и не раз задавал до этого, но думая о том, каково бы было встречаться с Катей и не думать о проклятом Илье, черт бы его побрал, все его грустные мысли возвращались к непринятию самого себя. Все чаще Руслан хотел иметь возможность изменить это в себе, изменить в себе большую часть, уверяя себя в том, что, будь возможность, он бы стал в разы счастливее. «А может, возможность есть?» — пришло ему в голову. Он сидел рядом с Катей, которая что-то говорила ему, а потом их взгляды встретились. Руслану хотелось хотя бы попытаться.•
Утренние совы оглушительно ухали, влетая в зал с очередной недельной почтой для учеников. День начался пасмурно и сыро, отчего и желания покидать стены Хогвартса ни у кого не было — студенты самозабвенно завтракали, никуда не торопясь, потому что желания идти на занятия у них не было так же. К Диме Ларину прилетела неизвестная ему сова с прикрепленным к лапке письмом, чему он не сколько удивился, сколько насторожился. Юлик, сидящий за соседним столом Слизерина вместе с Русланом, невольно заметил устроивившегося напротив него Ларина с письмом в руке и странным выражением лица. Он лишь обернулся, чтобы посмотреть на стаю сов, но его взгляд упал на стол Рейвенкло и задержался там. Что-то заинтересовало и даже забеспокоило Онешко, пока он внимательно наблюдал за Лариным вполоборота. По мере того, как Дима прочитывал письмо, на его лице появлялись различные эмоции: то ужаса, то злости, то удивления, — и это было почти незаметно для каждого, но Юлик знал когда-то Диму достаточно хорошо, чтобы замечать малейшие изменения в выражении его обычно угрюмого лица. — Что интересного нашел? — вывел его из раздумий голос Тушенцова. Юлик резко выпрямился и повернулся обратно к столу, тут же забывая о только что увиденном. Руслан улыбался ему, и Онешко стало легче. — Да так, мне показалось, кому-то из рейвенкловцев на голову сова насрала, — тут же выдумал он. Руслан рассмеялся, и Юлик подхватил его смех. Он не заметил, что Ларин почти сразу ушел из Зала, даже не приступив к завтраку.