Cold War Kids – Love Is Mystical
Варда повернулась перед зеркалом и убрала за ухо серебристый локон. Короткое атласное платье превратило её соблазнительную фигуру в настоящий десерт, а меховая оторочка декольте так и тянула взгляд (и руки) к груди. Манвэ не должен сомневаться, что его супруга рада провести вечер наедине в любовном гнёздышке под небесами. О да. Под небесами. Она распахнула окно, поднялась на подоконник и закурила, задумчиво глядя на город с высоты двадцать шестого этажа. Когда-то Варда убедила мужа купить верхний этаж в небоскрёбе на самой окраине, чтобы продемонстрировать близость к народу. Ближе к народу она, разумеется, не стала, но из этого окна виднелся мир за куполом – серое море, горы мусора, оставшиеся от постройки жилых кварталов на южной окраине, хвойный лес… Щёлкнул замок, потом – кнопка проигрывателя. Музыка стихла. Варда прикрыла глаза, подставляя лицо ветру и слушая, как Манвэ идёт к ней по мягкому ковру. – Моя королева подарит мне ещё одного сына? – Я думала, это свидание, а не очередной акт творения, любовь моя. Муж сел рядом с ней на подоконник и переставил её левую ногу себе на бедро. – Разве ты не хочешь осчастливить меня наследником? – Что-то случилось с Олорином? – Элентари мстительно перенесла вес на тонкий каблук. Манвэ охнул и огладил её лодыжку. Игры в жестокую жёнушку никогда ему не надоедали. – Олорин делает большие успехи на государственной службе. Что, если мы потеряем главу наблюдателей? Нет, милая, нам нужен ещё один сын. – Что, если родится дочь? – Дочь тоже может быть полезна. – Сегодня я не намерена выслушивать истории о других женщинах. – Варда перешагнула через его колени и встала над ним. – Ты обещал мне романтический вечер. Только ты и я, как раньше. – Моё сердце всегда принадлежало тебе одной, – прошептал Манвэ, поднимаясь поцелуями по её бедру, затянутому в прозрачный чулок. – Остальные – просто инструмент. Нам нужна армия, и я делаю всё, чтобы мы могли сражаться. Моя кровь – единственное, что может остановить Моргота… я не позволю ему восстать ещё раз. – Только ты и я, – напомнила Варда. – Никакого Моргота. – Он бдит, и я не должен о нём забывать. Элентари закатила глаза, скрывая раздражение. К счастью, Манвэ уже приподнял подол её платья и целовал её сквозь кружевное бельё (предусмотрительно смоченное прозрачной смазкой, чтобы сымитировать радость от встречи), и принял её реакцию за жест удовольствия. Варда застонала, подбрасывая дров в костёр его иллюзий. – Прямо сейчас – вряд ли, любимый… о, как хорошо… не понимаю, чем недовольны твои любовницы… – Им неплохо платят за каждое дитя, – согласился Манвэ и продолжил ласкать её языком, придерживая под ягодицы. Варда отрешённо курила, стараясь задушить в зачатке мысли о том, что один пинок способен избавить её от всего этого прямо сейчас… увы, слишком ненадолго. – Возможно, ты мог бы попробовать родить сам, – промурлыкала она, подпустив в голос лёгкой хрипотцы, и щелчком отправила окурок вниз, к потоку машин, суетящимся майар и назойливой рекламе. – Кажется, люди носили плод дольше и производили на свет тяжелее, чем мы, но я предпочла бы ограничиться теми сыновьями, что у нас есть. – Сыном. – Ах да. Сыном. Как жаль, что количество родов не уменьшилось вместе с количеством сыновей… – Варда опустилась на колени и прижала мужа лицом к своей груди. Зануднее речей о войне в исполнении Манвэ были только любовные ласки. Он превосходно получал удовольствие, но совершенно не умел его дарить. – Я подумаю о твоих словах, милый, но не сегодня. – Мы – правящая чета, – сообщил Манвэ, стягивая ниже вырез декольте и по очереди прикусывая отвердевшие соски супруги. – Мы не должны пренебрегать своим долгом. – Прямо сейчас мне нужен мой муж, а не долг. Варда позволила поднять себя на руки и перенести на постель. По пути она потеряла одну туфельку, и играла второй, пока Манвэ, красуясь, снимал костюм. Прижав колени к груди, Варда раскрыла руками ягодицы и маняще улыбнулась. – Что же ты со мной делаешь, дорогая… – Манвэ снял с неё вторую туфельку, отодвинул в сторону узкую полоску трусиков и грубо толкнулся в её зад. – О да, как хорошо, дорогой! – закричала она, прижимая его к себе и холодно думая, что ей нужна эта бессмысленная боль. Она должна накопить ещё больше злости, чтобы не испугаться и не отступить, чтобы презирать его ещё сильнее, чтобы каждую минуту помнить о его жестокости, бесчувственности и тупой ограниченности – потому что любой, у кого есть глаза, не подумал бы, что сейчас ей хоть сколько-то приятно. – Да, да, двигайся, милый! Двигайся во мне глубже, вот так! Сделай мне ещё лучше! Но купаться в его золотых волосах было здорово. Ощущение, как они окутывают её почти всю, словно невесомое покрывало, всё ещё оставалось тем единственным, что нравилось ей в супружеском сексе. Ей не надо было читать мысли, чтобы знать, о чём думает Манвэ, выходя из неё и глядя на следы крови на члене. Но она всегда пользовалась возможностью подсмотреть его тайные (как ему казалось) фантазии. На этот раз Моргот стоял на коленях, притянутый к стене за скованные за спиной руки, и облизывал грязь с его ботинок. «Уже даже мне надоело», – вздохнула Варда и перевернулась на живот, делая вид, что никак не может прийти в себя после оргазма. – «Придумал бы что-нибудь новенькое».***
– Пять минут! – заверил Майрон и, натянув капюшон до самого носа, пулей вылетел из машины. – Опять за краской, что ли? – спросил Оссэ и лёг щекой на сложенные на руле руки. – Разве что для тебя, – буркнул Мелькор. – Хочешь стать рыжим? – Нам и одного рыжего хватит. – Майрон не рыжий. У него волосы как ореол вокруг огонька свечи. Оссэ обернулся к нему: – Ни фига себе. А у меня? Вала фыркнул, продолжая переключаться между анонимными чатами. – Для меня, значит, нет такой поэтической метафоры? Я просто… блондинчик? – Меня всегда потрясают причины твоих обид, – фыркнул Мелькор и погладил его по щеке раньше, чем Оссэ успел сказать что-нибудь ещё. – В тот миг, когда солнце клонится к западу, а природа – ко сну, когда всё становится красивее, чем казалось, я не раз находил среди красных клёнов одинокий жёлтый. Его листья сияли в вечерних лучах, и если бы я мог за что-нибудь благодарить своего отца, то сделал бы это. Как только в его разуме зародилось такое многоцветье, ведь все мы – дети бесконечной черноты… Такого цвета твои волосы. Как этот клён. – Красиво, – прошептал Оссэ. Он даже увидел на миг картину – жёлтое дерево среди красных, толстый слой палой листвы, куда ноги проваливаются по щиколотку, рассеянный свет заходящего солнца и тишина, которую почти можно потрогать. – Хотел бы я сам на это посмотреть… – Три тысячи лет назад я мог бы показать тебе их на каждом шагу. Если бы Яванна согласилась мне помочь, возможно, мы бы снова вывели клёны, – усмехнулся Вала и уткнулся в телефон. – С ума сойти, – пробормотал Оссэ, снова укладываясь на руль. – Мне всегда говорили: золотые, почти как у отца. – Золото совсем другого цвета, – огрызнулся Мелькор. – Только слепой мог такое сказать. – Конечно, – покладисто согласился майа, влюблёнными глазами пялясь на дверь магазина «Уход за телом». – Только слепой… спасибо, Мел.***
Die Form – Masochist
Майрон стремительно ворвался в магазин, зазвонив дверным колокольчиком. Телевизор сегодня молчал, тишину разбавляла портативная колонка, а та самая продавщица увлечённо просматривала что-то на дисплее мобильника. На этот раз её волосы были лиловыми. – Привет! Повезло, снова твоя смена! – Майрон с улыбкой подошёл к кассе. – Отличную краску ты мне посоветовала! – Привет! Рада тебя видеть! – Майэ оторвалась от телефона и уставилась на его капюшон. – Что, неровно легла?.. – Нет-нет, легла отлично! Я очень спешу, ты не могла бы посоветовать мне хороший чёрный лак? Если у вас есть, конечно. – Есть один, я сама такой беру. – Она принялась рыться в ящиках под прилавком, среди визиток и флаеров с рекламой. – Шеф ругается, что я его заказываю, но многие спрашивают перед рок-концертами. В округе такого не купишь. – Ну да, меня бы родители из дома выгнали, если бы я не стирал лак после концертов. – Майрон заинтересованно посмотрел на один из флаеров. – О, клуб «Паутина», ты там бывала? – Да так, – медленно ответила майэ, не сводя с Майрона настороженного взгляда. – Ты его знаешь?.. – Да, поеду туда в субботу. Говорят, программа интересная. Хочу посмотреть шоу. – Я тоже! – просияла она и протянула руку. – Меня зовут Кортни! А ты… – Майрон, – он ответил крепким рукопожатием, покосившись на бейджик с именем «Ундомиэль». – С меня коктейль, если пойдёшь в клуб. – Теперь обязательно пойду. Вот, держи. – Она поставила на прилавок три бутылочки лака для ногтей с поэтическим названием «Безлунная ночь». – Возьми с запасом. Жидкость для снятия и ватные тампоны в подарок. – Ты послана мне самой судьбой, – проникновенно сообщил Майрон, прикладывая карту к терминалу. Кортни сложила покупки в пакет и бросила туда же свою визитку. – Найди меня в «Паутине». Пока-пока, спасибо ещё раз! – Пока! – Продавщица помахала ему и вернулась к просмотру уведомлений с форума. – Что?! Обалдеть, Лунатик вернулся! Только бы хватило на билет!..***
Ауле посидел в машине, собираясь с мыслями. Иного исхода он не ждал. Моргот из своих лап не выпускает, а Майрон… что Майрон? Очередная влюблённая жертва, отчаянно не желающая спасения, выдающая свою зависимость за свободу… Он сплюнул в пепельницу и вышел. Денёк выдался солнечный. За пределами Валинора, вероятно, скоро похолодает. Может, выпадет снег… давненько он не видел снега. Гардении приветливо кивали головками, пока он шёл к дому. Стекло давно заменили, но всякий раз, глядя на окно, он вспоминал загнанный взгляд Майрона, и вина грызла его разум, откусывала от сердца по куску. Ведь в руках у него был… можно было схватить, не пускать назад. Застрелить ублюдка Оссэ и замять это дело. Упустил свой шанс, сам дал Морготу пищу для новой лжи, теперь ещё труднее будет выцарапать сына из его когтей. Яванна сидела в кресле, разбирая блестящие семена на подносе – крупные влево, мелкие вправо. Улыбнулась, не поднимая глаз, не отвлекаясь от дела. До одури не хотелось расстраивать её, но Ауле не мог промолчать. – Я видел Майрона, говорил с ним. Он… он не хочет возвращаться. Он сел на подлокотник её кресла, понуро опёрся на колени. – Моргот соблазнил его. Я ничего теперь не сделаю. Только если… если попытаться его выкрасть и вылечить после… – Не стоит, – холодно оборвала Яванна. – Пусть остаётся там. Вала удивлённо посмотрел на жену. – Я всегда думал, что ты любишь его больше меня. – Быть может, и любила. Но он слуга Врага, а от Моргота никто не возвращается, – буднично заметила Яванна. – С чего бы тебе стать таким сентиментальным? – Я всех своих подмастерьев помню в лицо и по именам, и кто что лучше умеет, и кого лучше хвалить, а кого – ругать! Неужели я должен забыть про своего сына, стоило только ему исчезнуть за порогом?! – Он не твой сын. Ауле сжал кулаки. – Я его растил. Что значит одна ночь против почти двухсот лет? Кто ему отец – я или Манвэ?! – Манвэ. – Яванна порывисто смешала семена в одну кучку и принялась разбирать заново. – Забудь о нём. Хочешь… хочешь, я рожу тебе ещё ребёнка? – Ещё бы ты сама захотела. – Смягчившись, Ауле пересел на подлокотник её кресла, обнял за плечи. – Я был так рад, когда ты забеременела… я хотел Майрона, может, сильнее, чем ты. Думал, будет помогать мне, когда вырастет. Ну… пусть ты захотела сына не от меня. Ребёнок Манвэ – сильная кровь… Я простил. – Только я – не простила. – Яванна подняла на него почерневший от гнева взгляд. – Неужели ты думаешь, что я дала клятву тебе, что я любила тебя одного так долго, и легла с Манвэ просто так, по своей воле?! – Но ведь… благо для Валинора… многие сёстры так делали, – стушевался Ауле, не решаясь поверить в подозрение, которое уже пухло в его сознании, как грозовая туча. Яванна медленно отставила поднос на столик, уставленный баночками с удобрениями и бумажными свёртками. Голос её зазвучал приглушённо, словно издалека. – Он зарядил пистолет пулями Моргота. Сказал, если ударю его или скажу тебе, останусь одна, как Несса. Буду рожать ему солдат, пока хватит моих сил. Что лучше по своей воле родить всего одного… Ребёнок не виноват, Ауле, но я не смогла его полюбить. Семя, со злом брошенное, и уходит ко злу. Майрон выбрал свою дорогу. Не пытайся его вернуть. Ауле закрыл глаза. В висках бухало. Яванна взяла его за руки, ласково погладила, разжала стиснутые кулаки. – Это прошлое, Ауле. Я рада его забыть. Я давно не злюсь. Манвэ делал вещи и похуже. Каждая из нас… мне ещё повезло. – Я был слепцом, – прошептал Вала. – Твои мигрени, страхи, плач по ночам… Я думал, всё из-за беременности, винил плод и тяжёлые роды… Как же я ошибался. – Ты ничего не сможешь ему сделать. – Смогу, – пообещал Ауле. Гнев кипел в его груди, как расплавленный металл в горне, и грозил вырваться наружу, затопить всё вокруг. – Не знаю, как, но я найду способ ему отомстить.***
– Вот время и день, моя Госпожа. – Длинные чёрные локоны рассыпались по плечам, когда высокая майэ стянула с головы капюшон. Татуировки-слезинки на щеках придавали ей печальный вид, даже когда она улыбалась. – Я взяла на себя смелость приобрести билеты. Лунатик вызвал ажиотаж среди постоянных посетителей. – Что с танцовщицами? – Все девушки готовы к выступлению и должным образом вооружены на случай экстремальной ситуации. – Спасибо, Мелиан. Ты отлично справилась. – Вы пойдёте к нему, моя Госпожа? – Да. Не волнуйся, это будет просто разговор. Я соскучилась по своему брату. Кроме того, я намерена посмотреть шоу. – Вы поклонница Короля Ночи, Госпожа? – И его тоже. Но я должна непременно увидеть выступление Лунатика. – Как я рада видеть вашу улыбку, Госпожа, – прошептала Мелиан и села у её ног. – Все говорят, что вам более пристало плакать, но я бы хотела, чтобы вы всегда были веселы. – У тебя доброе сердце, моя милая, – певуче отозвалась Госпожа и склонилась, чтобы запечатлеть на её губах почти целомудренный поцелуй… только почти. – Ты будешь плакать для меня сегодня? – Да, моя Госпожа. – Майэ уткнулась лбом ей в колени. Рубцы от прошлой ночи плача уже сошли, но спина и плечи ещё ныли, и для неё не было ничего слаще этой муки. – Я буду плакать до самого восхода… столько, сколько вы захотите.***
Godhead – Penetrate
– Съедь с трассы на сто пятидесятом километре, – приказал Мелькор, вытаскивая из-под сиденья большой пакет. – Загони машину в перелесок и выключи мотор. – Да, босс. – Закрой зеркало и не поворачивайся. – Да, босс, – с плохо скрытым разочарованием повторил Оссэ и завозился с зеркалом. Майрон облокотился на спинку переднего сиденья и, приподняв бровь, стал смотреть, как Вала стаскивает с себя неброский наряд для путешествия по трущобам и вытряхивает на сиденье содержимое пакета. «Ну ни хрена себе», – подумал он. Мелькор мрачно покосился на него, намекая, что за любым комментарием последует изгнание на переднее сиденье и повторный приказ не оборачиваться, и втиснулся в облегающие кожаные брюки с разрезом на правом бедре, перехваченным короткими цепочками. Майрон сглотнул и прикусил язык. Отвернуться было выше его сил, просто смотреть – тоже. Если бы Мел снился ему в эротических ночных кошмарах из того рода, когда ты вечно гонишься за объектом своей страсти и не можешь его коснуться, то костюм для него следовало бы выбрать именно такой. Вала натянул чёрную рубашку, застегнул широкий кожаный ремень с увесистой бляхой в виде пробитого черепа и накинул короткую кожаную куртку с проклёпанными наплечниками, на которых угрожающе поблёскивали шипы длиной в палец. «Бля», – подумал Майрон, и это настолько явно отразилось на его лице, что Мелькор засмеялся и погладил его по щеке. – Я скоро вернусь, – прошептал он, наклоняясь к уху майа, который разве что не дымился, глядя на него. – В пятницу утром, скорее всего. Не скучайте и по возможности не выходите из дома. – Он обнял Оссэ, слегка сжав ему горло, наклонился между передними сиденьями и поцеловал его в уголок губ. Отлично понимая, что ни капельки себе не помогает, Майрон погладил Валу по бедру, пересчитал пальцами цепочки; разрез справа явно делался с расчётом на то, чтобы не показать ни одного шрама, и с тем же расчётом левая штанина была сплошной. – Я буду в Мордоре. Не приезжайте туда без меня, я сам за всем присмотрю. – Что за гостей ты ждёшь? – спросил Майрон. Попытка не выдать своего возбуждения провалилась с громким треском, он и сам понимал, что любые произнесённые вслух слова звучат как «засади мне поглубже». – Думаю, ты и сам догадаешься. – Мелькор запустил руку ему под куртку, и майа прильнул к нему, обнял за талию (из-за ремня она казалась ещё тоньше, и это его с ума сводило) и плюхнул его руку себе на ширинку, жалея, что не успел её расстегнуть. – Прости, я не могу задержаться… этот зануда точен как часы. Майрон едва не заскулил «ну пожалуйста», но гордость всё-таки пересилила. Он откинулся на дверцу, тяжело дыша, и Вала провёл языком по его шее, слегка царапнув его грудь шипами на плече. – Ты слишком сексуален, – мрачно сказал Оссэ, косясь на них, но послушно не поворачиваясь. – Это моё единственное оружие, – промурлыкал Мелькор, отстраняясь. На трассе послышался шум мотора, и к возбуждению Майрона примешалась нежданная тревога. – Пожелайте мне удачи на переговорах. – Удачи, – простонал Майрон, поймал его за рукав и быстро поцеловал в губы. – Пожалуйста, береги себя. Мелькор коротко кивнул и вышел из машины. Оссэ смотрел, как он идёт к трассе по опавшим листьям, и стискивал руль до белых костяшек. – Не многовато ли ему любовников, – прорычал он, глядя, как его Вала садится в кабину огромной чёрной фуры. – Мне показалось, или там Мандос за рулём? – спросил Майрон, полулёжа на заднем сиденье и размышляя, попросить подождать его тут, пока он дрочит в кустах, или потерпеть двадцать минут до дома. – А?.. – Ты шофёра видишь? – Нет. Кабина высокая. – Оссэ выглянул в окно, но фура уже тронулась, и рассмотреть ничего не удалось. – Ну, если Мандос, то мне с ним не тягаться… Майрон кое-как сел и наклонился к нему. – Мел что-то говорил про переговоры и оружие… не думаю, что у них свидание. – Блин. Я даже не знаю, что хуже. – Оссэ повернулся к Майрону, злой и растерянный, и тихо попросил: – Ты не… ну… Майрон потянул его к себе и поцеловал. – Я – да. У меня сперма щас из ушей польётся. – Пошли, – ухмыльнулся Оссэ и выбрался из машины. Сглотнув при виде его оттопырившейся ширинки, Майрон открыл дверцу. Оссэ помог ему выйти и развернул лицом к салону. Майрон торопливо расстегнул джинсы, сдёрнул пояс почти до колен и облокотился на сиденье. Оссэ провёл языком между его ягодиц, погладил по внутренним сторонам бёдер (тут у Майрона внутри всё затряслось от возбуждения), потом выдавил в ложбинку немного смазки и щедро размазал. – Бля, Оссэ, – простонал Майрон, оттопыривая зад. – Я не могу, давай уже… Оссэ сжал рукой в остатках любриканта его торчащий член и толкнулся в него; на секунду Майрону показалось, что его сейчас порвёт. – Сука, – пропыхтел он, царапая велюровую обивку сиденья. – В прошлый раз же нормально было… херасе ты завёлся… – Извини, – пробормотал Оссэ и поцеловал его в затылок, войдя ещё глубже. У Майрона потемнело в глазах, он дёрнулся вперёд, вскрикнул и кончил, уткнувшись лицом в руки. Оссэ ритмично двигался, держа его за бёдра и большими пальцами разводя в стороны ягодицы. Майрон заставил себя прогнуть поясницу и хоть немного двигаться навстречу, чтобы не думать, скоро ли его размажет таким натиском. Впрочем, через пару минут ему похорошело – мышцы расслабились достаточно, чтобы каждое новое проникновение до упора приносило больше удовольствия, чем дискомфорта. Подмахивая уже в полную силу, он лёг грудью на сиденье и упёрся ладонями в его край. – Ты такой красивый, я всё время тебя хочу, – прошептал Оссэ ему в затылок. У Майрона мурашки пошли по спине от нежности в его голосе. – Когда смотрю на тебя, и когда ты со мной говоришь, когда ты вместе с Мелом или когда со мной… я знаю, я тебе просто приятель, не друг и не твой парень, я не имею права тебя у них отнимать, но я не могу ничего с собой поделать, Майрон… я хочу, чтобы ты был моим, хотя бы время от времени, хочу, чтобы ты со мной спал в постели и целовал меня по утрам, чтобы я мог гладить твои волосы и держать тебя за руку, чтобы… – Оссэ, твою мать, – прорычал Майрон, содрогаясь всем телом, и второй раз залил ему руку спермой. – Бля… я… а-а-а… У него подкосились колени, и он растянулся на сиденье, чувствуя, как Оссэ кончает в нём – где-то очень глубоко. – Ещё немного – и у меня твоя сперма из ушей польётся. Или из носа… – прохрипел он, пытаясь отдышаться. – Больно? – растерянно спросил Оссэ и неловко погладил его по пояснице. – Мне помочь? Что ты не сказал?.. – Я заслушался… нет, мне понравилось, всё нормально. – Майрон волевым усилием заставил себя сползти с сиденья и встать на ноги. Его зашатало. Оссэ поймал его за плечи, развернул к себе, испуганно заглянул в лицо. – Не-не, всё хорошо… В следующую секунду мир погас.***
Korn, Skrillex, Kill The Noise – Narcissistic Cannibal
Намо распахнул дверцу и онемел. – Кажется, моё вечернее платье подходит к треку в твоей кабине, – ухмыльнулся Мелькор и сел на соседнее сиденье. – Куда мы едем? – хрипло спросил Мандос, заставив себя отвести взгляд от возбуждающе острых шипов на куртке брата, и нажал на педаль газа. – До первой развилки, потом направо до упора. – Что там? – Мой отель. – Серьёзно? Кто там живёт? Мелькор вытащил из пачки чёрную сигарету и прикурил, глядя на него поверх огонька зажигалки. – Теперь – ты. И иногда я. Намо крепче сжал руль и попытался спрятать улыбку, но, судя по удовлетворённой физиономии Мелькора, у него не получилось. – Звучит неплохо. – Забыл, что случилось, когда мы в последний раз жили вместе? Мандос положил руку ему на колено – и про себя с облегчением вздохнул, когда в ответ получил только раздражённый взгляд. – Я не хочу повторять ошибки прошлого. Мы оба ничего не забыли, но… мы можем начать всё сначала. Мне надоело участвовать в фарсе, который устраивает Манвэ. Он забыл, для чего Отец вернул нас сюда. Арде нужна помощь… а мне нужен ты. Мелькор отвернулся и выпустил в приоткрытое окно колечко дыма. – Я закончу кое-какие дела и отвезу тебя в свою лабораторию. Я редко бываю там. Думаю, со своим оборудованием ты сможешь её улучшить, и на первое время тебе хватит мощностей. Рассчитываю на пару твоих советов. – О, – отозвался Намо, когда рука брата легла поверх его, и, боясь нарушить хрупкое перемирие, не стал говорить, что это звучит как признание. В текучем свете факелов казалось, что чёрный металл, спаявший гору черепов в подобие трона, так и не застыл, что гротескная композиция вот-вот расползётся, явив из своих недр какое-нибудь чудовище. – Тебя не смущает, что ты светлый? – Нет ничего темнее смерти, – усмехнулся Намо, садясь на верхнюю ступень, у ног Мелькора. – Тогда смотри, – прошептал Тёмный Вала ему на ухо и дразняще сжал его горло. Намо застонал – латная перчатка с острыми когтями, которую брат всегда носил при своих подданных, давно превратилась для него в эротическую игрушку. – У нас есть для тебя подарок. Мелькор громко ударил кулаком по подлокотнику трона. Высокие двери распахнулись, и на пороге зала эффектно возник Саурон, окружённый клубами дыма. – Добро пожаловать, Вала Намо, – пропел он, летящей походкой идя к трону по дорожке из тонко выделанных эльфийских кож. За ним потянулись слепые менестрели с прикованными к рукам инструментами, танцоры, чью наготу прикрывали лишь цепи, блестящие от ароматических масел рабы с чашами, полными чадящих благовоний, – неизменная свита Гортхаура в последние пару лет. – Рад видеть вас снова. Намо протянул ему левую руку, и Гортхаур с едва сдерживаемой алчностью поцеловал кольцо под сгибом его среднего пальца. Тончайшая работа – пыточное колесо с привязанным к нему пленником, страдание на крошечном лице которого завораживало Мандоса уже несколько сотен лет. – Мой властелин надеется на примирение. – Голос Гортхаура дрожал от предвкушения. Намо провёл костяшками пальцев по его подбородку, слегка оттянул нижнюю губу, чтобы взглянуть на заострённые зубы; ему не нравилась склонность брата к низшим созданиям, но Гортхаур восхищал его: истинное произведение искусства, чья слабость компенсируется невероятно сильной волей и воистину удивительной жестокостью. – Что ты приготовил для меня, Гортхаур? – Подарок изготовил Мелькор, – прошептал Саурон, склонившись ниже, почти к его губам, глядя на него блестящими глазами. – Моя – лишь упаковка… но я ждал вашего возвращения не меньше. Два молчаливых орка ввели под руки молодого эльфа, явно под гипнозом – взгляд его ничего не выражал, рот был завязан, из пореза на боку сочилась кровь. Намо жадно принюхался, и Мелькор стиснул его волосы, безмолвно приказывая только смотреть. Гортхаур отпустил руку гостя, подошёл к эльфу и дал ему сильную пощёчину, чтобы привести в чувство. – Немота сковала меня, – прошептал Мелькор; сущность Намо зашлась в трепете от того, как чувственно его брат цедит слова сквозь влажные клыки. – Прикоснись ко мне, ласкай меня снова, чтобы моё тело пело… Слепые менестрели ударили по струнам, начали свой безумный танец акробаты, и миг спустя к этому хаосу добавился крик пленника – Гортхаур методично срезал кожу с его рёбер. – Арфа из жил и костей будет петь для тебя сегодня, – объявил майа, удерживая шею жертвы в захвате. – Песня ужаса и смерти… всё как ты любишь, Владыка Мёртвых. – Сделай его моим, – приказал Мандос, сглатывая слюну. – Медленно. – Твоя жажда не знает границ, – усмехнулся Мелькор и разжал руку, пропустив его мягкие волосы сквозь пальцы. – Как ты ухитряешься её сдерживать? – Внутри меня разверстая бездна, что жаждет крови и страданий, и ты один можешь наполнить её. – Намо закинул голову, чтобы посмотреть в ожесточившееся лицо возлюбленного. – Сделай меня своим снова. Мелькор стянул латные перчатки и обнял его, сжал его ладони в своих. Гортхаур с видимым удовольствием вонзил кинжал в шею своей жертвы, сбоку, прямо под челюстью, и запустил пальцы глубоко в рану, пока эльф бился и хрипел, и влажное пятно расползалось по повязке на его лице. – Его любовь, – проговорил Тёмный Майа, плотоядно улыбаясь, и вытащил наружу что-то маленькое и блестящее, а затем одним точным движением раскроил эльфу горло, – и его искусство – всё сегодня посвящено тебе. Мелькор протянул руку, и Саурон вложил ему в ладонь серебряное кольцо. – Ты один слышишь мелодию смерти, которую я играю для тебя, – прошептал Тёмный Вала, надевая на средний палец брата свой четвёртый подарок. – Костяная арфа со струнами из сухожилий будет напоминать тебе о ночи нашего примирения. С упоением слушая треск и скрежет костей, Намо поцеловал Мелькора в губы; его голод пробудился, он хотел крови, хотел смерти, и когда Гортхаур бросил ему на колени обмякшее тело с развороченной грудью и вложил в его ладонь горячее сердце, Мандос задрожал от удовольствия. Кровь пропитывала его одежду, горячила кожу; Мелькор поднёс его руку с сердцем к губам и вонзил клыки в ещё живую плоть. Намо провёл языком по его щеке, слизывая влагу уходящей жизни; его царство получило новое фэа, и если Ниенна сейчас скорбит об этом, пусть скорбит и за него, потому что он не ощущает ничего, кроме торжества. – Я люблю тебя. С тобой одним я становлюсь собой, – проговорил он и впился зубами в сердце с другой стороны. Гортхаур посмотрел на их рты, сливающиеся в жадном поцелуе, на бледную грудь Намо в глубоком вырезе рубахи. Служить только Мелькору – он не собирался нарушать единственную свою клятву, но ещё одно божество заслуживало… нет, не поклонения – внимания. Он преклонил колени, приподнял мёртвого эльфа за волосы, распустил завязки штанов Мандоса, и тот нетерпеливо приподнял бёдра, позволяя освободить своё алчущее естество – и погрузить его в разрезанное горло мертвеца. Застывший взор эльфа, казалось, обвинял Намо за сладострастие, с которым его отвердевшая плоть двигалась в податливой трахее. – Что он хочет сказать тебе? – ухмыльнулся Саурон, приподнимая голову жертвы под вздрагивающую нижнюю челюсть; казалось, лишь кляп сдерживает красноречие умершего. – Проклясть за надругательство над своим телом? Чем ты оправдаешься, когда встретишь его лицом к лицу? Назовёт ли он тебя клятвопреступником за чертой смерти? – Что чувствует фэа, когда твоё семя оскверняет покинутую им обитель? – прошептал Мелькор, поглаживая грудь брата, считывая ладонями учащающееся сердцебиение и дыхание. – Ничего, – прохрипел Мандос; граница, за которой он мог сдерживать свои желания, осталась позади, и он думал лишь о том, что в жарко натопленном зале противоестественное соитие будет длиться так долго, как он пожелает. – Там ничего нет. Никаких чувств. Только холод и пустота. Покуда плоть не проросла травами Яванны, она принадлежит одному мне. – Тебе и безжалостному убийце, – поправил Гортхаур и рванул голову эльфа – вверх и вниз. Намо зашёлся в крике, притискивая голову мертвеца к своему паху, и скорчился на полу у ног Мелькора, мучительно и бурно изливаясь. – Никогда не забывай про убийцу. Тяжело дыша, Мандос посмотрел, как Саурон слизывает кровь с губ Мелькора, и медленно покинул осквернённую обитель. Силы покинули его, он тяжело дышал, положив голову на чей-то пробитый череп, навеки упокоенный в железной колыбели. Гортхаур поднял мёртвого любовника за волосы и подтянул его голову к лицу Намо. С замирающим сердцем Вала сдвинул с губ эльфа влажную повязку и приник к его рту в поцелуе. Вкус крови и собственного семени возбудил его снова. – Он совершенен. – Голос Мелькора дрожал от восхищения, и то же восхищение отражалось в глазах Гортхаура. – Только посмотри на него. Ты видел что-нибудь более тёмное? – Нет, – тихо отозвался Саурон. – Никогда, мой повелитель.***
Когда Майрон открыл глаза в следующий раз, Оссэ уже парковал машину у крыльца. Вид у него был виноватый. – Ты как? – Я чего… сознание потерял? – промямлил Майрон, едва ворочая языком. – Типа того. Отключился у меня прямо в руках, хорошо хоть, я тебя поймать успел. До дома дойдёшь? Донести тебя? – Да не… нормально вроде. – Ты и перед обмороком так говорил. – Оссэ заглушил мотор, вышел и вынул его из салона, как беспомощного ребёнка. – Давай, я тебя в гостиной уложу, позову Эонвэ, он тебе даст что-нибудь. – Не надо… чего его волновать. Сделай мне кофе, будь другом… я поесть забыл, может, от этого. – Майрон обнял его за шею и прижался щекой к плечу. – Ты такой милый, зря ты мне всю эту чушь впаривал, что ты для меня никто… вот глупости ещё, ты мне очень нравишься. Оссэ промолчал, лицо у него стало напряжённое. Он занёс Майрона в дом, усадил в большое кресло в гостиной и ретировался. Майрон поджал ноги и обвис на мягком подлокотнике. Голова у него ещё кружилась. Он так и не привык, что Мелькор редко ест, и постоянно забывал поесть сам. – Вот. – Оссэ вернулся с большой кружкой капучино и поставил её на столик рядом. – Попей. Я тебе приготовлю что-нибудь. И ты, ну, это… извини. Я постоянно чушь какую-то несу во время секса, меня все ругают за это… я тебя не хотел обидеть. Бутерброд будешь?.. – Буду бутерброд. И ты меня не обидел. Я наоборот… эй! Оссэ скрылся так поспешно, словно в него собирались чем-нибудь кинуть. – Да чего ты, – пробормотал Майрон и отхлебнул из чашки. Коричневатые обои и абстрактные картины на стенах плыли у него перед глазами, и он опустил голову на столик и попытался дышать ровнее, чтобы попустило. – Я не собирался тебя ругать… Он кое-как отпил ещё глоток и свернулся в кресле, клятвенно обещая себе, что поспит пять минуточек, потом съест бутерброд и скажет Оссэ, что всё в порядке. Когда Оссэ вернулся с кухни с тарелкой, Майрон дрых, сбившись в комок. Оссэ опустился на корточки перед креслом и легонько погладил его приоткрытые губы. – Ты невероятный, – прошептал он, с болью думая о том, что глупое сердце вновь подвело его. – Прости меня… я знаю, что ты любишь не меня. Я не хочу, чтобы ты на меня злился за мои слова. Я постараюсь тебя не тревожить. Я просто рад, что могу на тебя смотреть. Мне ничего больше не нужно… Но он врал, и злые слёзы вскипали у него на глазах.