Marilyn Manson – Sweet Dreams
Огромный зал едва вмещал желающих услышать новую волю Госпожи. Усталые стриптизёрши из круглосуточных клубов и оборванные бродяги, угрюмые вышибалы и загорелые моряки с выбеленными солнцем волосами, похожие на клонов государственные служащие и уличные музыканты – все смотрели на высокое кресло, в котором застыла фигура, окутанная складками серого плаща. Мелиан озирала их со своего места по левую руку от Госпожи. Она помнила в лицо каждого из пришедших, и почти у каждого знала историю жизни и где его найти в случае предательства. За всю историю братства предательств было лишь три, и каждого изменника Госпожа вразумила лично, но нельзя же возлагать всю неприятную работу на неё одну. Госпожа подняла руку, и затихли даже те лёгкие шепотки, что ручейками пробегали по взволнованной толпе. Такого большого сбора не случалось с тех пор, как к Морготу отправился новый заложник, а до того ещё сто лет. Плачущих снедало любопытство. – Я приветствую вас, сёстры и братья. Моё сердце плачет от счастья, когда я смотрю на лица старых друзей. У меня хорошая новость для каждого из нас. Сегодня к нам присоединилась соратница, которая сделает нас вдвое сильнее. Вы все не раз видели её прекрасное лицо, но я прошу вас посмотреть ещё раз – посмотреть внимательно и восхититься её смелостью. Повинуясь её жесту, двое мускулистых рабов поднялись с четверенек и поспешили к двери в углу зала. Мелиан замерла, сгорая от нетерпения, лишь тихонько постукивала носком ботинка в такт музыке – это не запрещалось ей никогда, – и Госпожа кивком отпустила её к толпе, чтобы она могла посмотреть вместе со всеми. Фото Вайрэ часто мелькали в репортажах с выставок и приёмов у Манвэ; со своими тёмными кудрями и оленьими глазами, с нежными, как бутон розы, сжатыми губами и личиком фарфоровой куклы она казалась особенно трогательной рядом со всегда мрачным мужем. Ей нравилось, как она контрастирует с Намо: оранжерейная фиалка под защитой боевого меча, не раз испившего крови. Её новое отражение больше не напоминало фиалку. Вайрэ опустила вуаль на шляпке и вышла в распахнутые двери. Те, кого она раньше назвала бы сбродом и низшими существами, смотрели на неё, и она гадала, многие ли помнят её резкие высказывания в прессе по поводу ужесточения требований к первому поколению майар и расширения списка поступков, заслуживающих смертной казни. – Поприветствуйте мою сестру, – прозвучал низкий и торжественный голос Ниенны. – Теперь Валиэ Вайрэ среди нас. Вайрэ шла медленно, покачивая бёдрами; она чувствовала себя роскошной в тугом корсете, украшенном вышивкой, в облегающих кожаных леггинсах и высоких сапогах на металлических каблучках. Тяжёлое бриллиантовое ожерелье подчёркивало её длинную шею и чувственную ямочку между ключиц. Дерзкий наряд превратил её из цветка в кинжал, и она наслаждалась метаморфозой. Ниенна протянула ей покрытую татуировками руку, и Вайрэ сдёрнула длинную бархатную перчатку, прежде чем коснуться в ответ. – Для меня честь присоединиться к вам, – с улыбкой произнесла она и подняла вуаль. – Запомните моё лицо, сёстры и братья. Многочисленные зрители затихли, глаза многих наполнились слезами. Вайрэ металась взглядом по толпе, искала на лицах испуг, отвращение, сострадание – и не находила. Мелиан протиснулась через первые ряды, низко склонив голову, и растянулась перед ней на ступеньках из деревянных ящиков. Вайрэ захотелось поднять её, но она знала, что не следует. Словно восприняв жест первой рабыни как сигнал, плачущие в едином порыве склонились, и Вайрэ чувствовала, что каждый из них клянётся ей в верности. Ей, а не её мужу или сестре. И каждый добровольно отдаст за неё жизнь. «Мне так стыдно», – подумала она, вспоминая, как брезгливо подавала бездомным мешки с подаяниями, и опустила вуаль. – Добро пожаловать, Валиэ Вайрэ, – прошептала Мелиан, целуя носки её сапог. – Вы невероятны. Вы прекрасны. Божественно прекрасны.***
– Я жрать хочу, – пожаловался Оссэ пятый раз за последние несколько минут. – Когда он уже выйдет? – Иди завтракай, – пожал плечами Майрон. После вчерашнего даже кофе не хотелось. – Мел всегда в душе торчит по два часа. – Пойдём тоже. – Не могу. Кусок в горло не лезет. – Майрон, тебе завтра выступать. – Оссэ облапил его за плечи. – Тебе надо есть. Ты же не хочешь на сцене в обморок грохнуться? – Я попозже. Честно. Скоро спущусь. Иди, Эонвэ там наверняка уже всё приготовил. Если Мел выйдет, я его тоже есть притащу. – Ну давай, – сдался Оссэ и всё-таки выбрался из постели. Майрон лёг щекой на подушку и тоскливо прислушался к однообразному шуму душа. Он там живой вообще? Без Оссэ стало совсем скучно. Майрон вспомнил, что собирался посмотреть записи с камер, и подключился к домашнему пульту. Ирмо не счёл нужным уведомить о своём успешном прибытии в точку «Б», но его тачку пробили сканеры в мордорском гараже. Хотя куда бы он делся при включённом автопилоте? Представляя, как Ирмо совершает побег и прогуливается в шторм по пустыне, Майрон лениво просмотрел последние скриншоты из отеля. Холл, гараж, столовая – следов жизни нигде не было. Гадая, могут ли Валар его спалить за подглядыванием, он переключился на номер Намо. Видео, как водится, подвисало. Развлечения ради Майрон тыкал пальцем в анимацию загрузки. На восьмидесяти девяти процентах камера внезапно протупилась, и Майрон от неожиданности отдёрнул руку – гладить голый зад Ирмо было неловко даже на экране. Близнецы переплелись на смятой постели так тесно, что в тёмной комнате Майрон не сумел разобрать, где чьи ноги и руки. Две шевелюры – каштановая и тёмно-серебряная – с достоинством покоились на простынях, настолько идеальные, будто Фэантури специально вызвали парикмахера перед тем, как уснуть. «Допустим, они всегда так спят», – усмехнулся Майрон и перемотал запись наугад на пять часов назад. – «Что там Эонвэ говорил про супружескую верность? Кажется, дядюшка превзошёл его фантазии». Правду ли Ирмо говорил про секс Намо с Мелькором, Майрон утверждать не решался, но то, что делали эти двое, под определение «бойня» подходило идеально. – В архив, – прокомментировал майа, довольный добычей, и всё-таки поднялся с постели. Мелькор стоял в центре душевой, сжав кулаки и глядя в никуда. Едва тёплая вода лилась на него с потолка – прицельно из трёх или четырёх леек. Синяки поблекли, и если ему всё ещё было больно стоять, то занимало его мысли что-то совсем другое. – Ты действительно этого хотел? – спросил майа, обнимая его со спины. – Меня сложно изнасиловать. – Ты не ответил. На мгновение Майрону показалось, что Мелькор оттолкнёт его и велит убираться прочь. – Это всего лишь тело. Оно ничего для меня не значит. – Поэтому ты уже два часа мокнешь в душе. – Я устал. – Вала прикрыл глаза и откинулся затылком ему на плечо. Вода совсем перестала капать, стало непривычно тихо. – Зима приходит за осенью, ночь сменяется днём, Намо Мандос умоляет о любви, а потом удирает под крылышко к своему близнецу. – Намо забыл выключить телефон. Я видел ваш разговор. – Он не забыл. Он всегда потакает брату. Вероятно, Ирмо был в восторге. – Мне тоже понравилось. Про луну в вечной ночи особенно. – Поэтично, правда? – Мелькор повернулся к нему, и на мгновение его лицо стало злым. Опасно злым, но Майрон почему-то не испугался. – Луна в вечной ночи… сколько ни смотри – не сможешь коснуться. Скитайся по миру, иссушенный неутолимой жаждой, лови её лик в серебряных ручьях и целуй в зеркалах лесных озёр, бредь её любовью, но и в тысячу лет не дойдёшь до её небесной колыбели. Он оставит меня снова. Я слишком хорошо его знаю. – Думаешь, всё повторится? – В нас ничто не меняется. Мы застыли в вечности вопреки всем законам нами же созданной жизни. Мы раз за разом повторяем свои ошибки, и круг замыкается снова. И снова. И снова! Знаешь, сколько раз я пытался разорвать бесконечный цикл? Не хватит секунд в году, чтобы сосчитать! Никто из них не решится мне помочь. Никто не понимает, что мы не должны быть пленниками собственного прошлого! – Мел, – тихо окликнул Майрон и погладил его по заострившейся скуле, – я только хотел узнать, почему ты позволяешь ему себя бить. – Он неплохой любовник. – Всего лишь неплохой? – Не лучше меня. – Со стороны ваши отношения выглядят очень… горячими. – О да. Готическая романтика, бурлящие страсти, белые стихи… но он никогда не ляжет рядом, чтобы меня согреть. Спасибо, что пришёл за мной снова. – Не будешь обижаться за вчерашнее? – Нет. – Мелькор потянул его к себе за прядку волос и шепнул в ухо: – Мне понравилось, как ты носишь меня на руках.***
Ирмо блаженно прикрыл глаза. Лежать в большой ванне с пузырьками в объятиях Намо было... нет, не просто хорошо. Он чувствовал себя на своём месте. – Я рад тому, как повернулись наши отношения. – Разве они изменились? – спросил близнец, растирая по его плечам душистую пену. – Например, я могу сделать так, – Ирмо поцеловал его в подбородок. – Скажи мне, одноножка такой злой, потому что они с Манвэ не могут быть близки так, как мы? – Оставь разговоры про Мелькора до того момента, как мы окажемся в постели втроём. Сейчас я хочу побыть только с тобой. Ирмо снова откинулся ему на грудь: тон близнеца не располагал к спорам. – Ты и такое планируешь? – Каждый из нас хочет получить всё и ещё больше. – Разве тебя не будет грызть ревность, если мы с ним окажемся вместе на твоих глазах? – Думаешь, мне будет легче, если я вас не увижу? – Намо зловеще улыбнулся, и от его голоса дрожь сладкого ужаса прострелила Ирмо с головы до пят. – Что бы мы ни делали, ты не сможешь принадлежать мне ещё больше – а Мелькор никогда не будет моим. Но разве из-за таких мелочей стоит отказываться от хорошего секса?***
– Вчера здесь видели настоящего волколака. Очевидец утверждает, что тварь стояла на четвереньках вон там, а потом с диким воем унеслась прочь. Давайте попробуем поискать следы. – Бессменная ведущая шоу «Невероятные факты» Лютиэн ползла по какому-то двору, закиданному мусором, едва ли не водя носом по земле. – Хм, кто бы здесь ни проходил, он явно носил ботинки… две пары ботинок! Потрясающе! Вероятно, этот волколак решил не мочить лапки по нынешней погоде! Оссэ следил за происходящим с очень серьёзным лицом, забыв про ополовиненную тарелку овсяной каши. Эонвэ давно поел и сосредоточенно листал какую-то распечатку. Позалипав пару минут на то, какой он сексуальный с распущенными волосами, Майрон шаловливо напрыгнул на него со спины. – Хочешь расширить своё сознание? – драматически прошептал он. – Медитации мне не помогли. – Ты там что-то говорил про убеждённого натурала Ирмо… Эонвэ выдернул у него телефон и уставился на экран. – Это с наших камер? – Да, я записи скачал. – Покажи! – Не думал, что тебе так понравится… – Ты не понимаешь! Если Намо его заставил... я должен убедиться, что всё было добровольно! – На пульте папка на рабочем столе, я подумал, Мел посмотреть захочет... короче, разберёшься. Если они и знают о камерах, то вряд ли придают им значение. – Спасибо, Майрон! – Эонвэ стиснул его плечо и умчался на третий этаж – судя по топоту, прыгая через ступеньку. – Чё, Мандос Лориена выебал? – удивился Оссэ. Сюжет про волколака в ботинках закончился, теперь ведущая ковырялась на какой-то свалке в поисках говорящих растений. – Я тоже ставил на Мандоса, но в основном ебали его. Я не стал всё смотреть, они какие-то однообразные. – Майрон сел за стол и подвинул к себе тарелку с остывшей кашей. – Надеюсь, Эонвэ не будет сильно париться. Я думал, он просто поржёт. – Он с ними ближе нас общался… может, и запарится. Дай глянуть? – Майрон показал ему экран, и Оссэ присвистнул. – Хороши… интересно, они свои волосы нарочно по кровати раскладывают так художественно? – Чтоб я знал. Может, у Валар они шевелятся? – Майрон показал пальцами шевелящиеся волосы. – И сами по кровати расползаются, пока на них не смотришь. – Бля. – Оссэ округлил глаза. – В море на глубине похожая херня растёт, если потрогаешь, откинешься сразу. Хорошо, что у Мела волосы не такие длиннющие. Я бы с ним после этого спать боялся. – Прикинь, если бы твои шевелились? – Майрон принялся размахивать его хвостом из стороны в сторону. – И хватали бы всех за жопу! – Вот от такого я бы не отказался! – Давай тебя снимем в «Невероятных фактах»? Единственный в Арде чувак с похотливыми волосами! – Знаешь, – тихо сказал Оссэ, ковыряя ложкой застывшую овсянку, – я сейчас чувствую себя очень счастливым. Потому что ты со мной, и можно просто сидеть рядом и смеяться каким-то глупостям. Даже без всего остального… я рад, что ты к нам приехал. Здесь было бы пусто без тебя. Майрон молча обнял его за шею. Не смея шевельнуться, Оссэ счастливо вздохнул – и подскочил от неожиданности, когда что-то вкрадчиво пощекотало ему живот. – Атака похотливых волос! – захохотал Майрон и повис у него на плечах, шепча: – Спасибо, Оссэ. Я тоже очень рад.***
Children of Bodom – Bed of Nails
В папке лежало несколько двухчасовых видеозаписей и одна короткая, четыре с небольшим минуты. Эонвэ почему-то решил начать именно с неё... никогда он так не ошибался. Майрон, вероятно, вырезал наиболее впечатливший его фрагмент и опытной рукой истинного ценителя порно наложил подходящую музыку. Действительно подходящую. Раньше Эонвэ всегда считал этот текст красивой метафорой жёсткого секса… только метафорой. После просмотра ролика в добровольности произошедшего можно было не сомневаться. Вряд ли Намо позволил бы так с собой обращаться насильно. Если на то пошло, Эонвэ вообще с трудом представлял ситуацию, в которой Намо можно к чему-то принудить. Вероятно, его секс с Мелькором бывал и более безжалостным. Но от Мелькора и Намо Эонвэ такого хотя бы ждал – он знал про их роман в давние времена, и хотя не мог себе представить, как они тогда выглядели, вряд ли их страсть была нежной. А вот Ирмо… Что было до первой записи, наверняка зафиксировали другие камеры, но рыться на сервере Эонвэ не хотелось. В номер братья Фэантури ввалились уже с вполне очевидными намерениями. Халат Намо свалился с плеч и держался только на поясе. В свисающем с одного плеча пиджаке и изодранной рубашке, тяжело дыша, Ирмо прижал близнеца к стене и поцеловал, грубо раздвинув ему ноги коленом. Эонвэ включил на полную мощность вентиляцию и благословил привычку Мелькора везде оставлять пачки с сигаретами. Ему жизненно требовалось закурить прямо сейчас. Намо что-то сказал – было не слышно из угла под потолком, где базировалась камера. Эонвэ наклонился к монитору, чтобы рассмотреть лица, и на мгновение его охватил неконтролируемый страх. Он видел наркоманов в ломке, сумасшедших и обезумевших от горя или боли, но каждый из них внутренне оставался собой – разумным, цивилизованным существом, и к этому разумному началу можно было так или иначе пробиться. Если в его безупречных дядюшках и осталось разумное начало, то найти его вряд ли смог бы даже Мелькор. Даже с лупой. Эонвэ мог бы представить этих созданий в первобытном месиве юного мира – неистовых и ничем не стеснённых, ещё не знающих о морали, стыде и прочих рамках, которые могли бы как-то сдержать их темперамент. О гуманности они не подозревали и подавно. Глядя, как Ирмо вгрызается в рот близнеца, жадно вжимается в него бёдрами, совершая вполне однозначные движения, как сдирает с него халат, оставляя на коже красные следы, как тащит за собой к кровати, Эонвэ захотел закурить ещё раз, хотя первой сигареты осталась ещё половина. В детстве он обожал Ирмо. Дядюшка всегда был с ним ласков – много ласковее, чем отец. Когда он приходил в гости к матери, Эонвэ с восторгом забирался к нему на колени и часами рассматривал красивые булавки на галстуке, пока слушал разговоры взрослых. Он никогда не был уверен, что мать и отец им действительно дорожат, но до смешного полагался на добрые чувства обоих Фэантури. Подростком Эонвэ иногда поддавался своему дурному началу и воображал, как бы выглядели более откровенные ласки его дядюшек. Поцелуи в плечо или поглаживания по груди… таких фантазий ему хватало, чтобы день или два наказывать себя: не есть сладкого, не читать книг, изнурять себя многочасовыми пробежками… У него скопился целый арсенал дисциплинарных мер для себя самого, и он мог лишь опускать глаза, когда его хвалили за приверженность здоровому образу жизни. «Наивный валинорский мальчик», – зло подумал Эонвэ, когда Ирмо швырнул брата на постель и набросился на него. Кажется, Намо расцарапал ему лицо и всадил ногти под лопатки. В ярком искусственном свете было отлично видно, как белая рубашка Лориена окрашивается кровью. После яростной возни, которую можно было принять за драку, Ирмо всё-таки овладел своим партнёром и начал его трахать – быстро и без всякой жалости. В том же темпе Намо глухо вскрикивал, раздирая ему спину, вцепляясь в плечи, дёргая за волосы – и стискивая его коленями так умоляюще, будто и этого ему было мало. Эонвэ закурил следующую сигарету и стал прощёлкивать запись, останавливаясь, когда что-нибудь менялось. Первые два часа он надеялся, что они насладятся своей жестокостью и перейдут к более нежным ласкам. Вторые два – что они поменяются ролями. Потом – что им хотя бы надоест эта поза. Потом – что они охрипнут. В какой-то момент ему просто захотелось, чтобы они перестали, но минуты тянулись, а ебля на видео продолжалась. Эонвэ не мог подобрать для происходящего никакого другого определения. К исходу последней записи Ирмо наконец утихомирился. Эонвэ не смог понять, был это оргазм или кому-то из них надоело. Намо выполз из-под него и удовлетворённо потянулся. По постели за ним тянулись кровавые следы. Близнец ласково обнял его, поцеловал в щёку, в губы; судя по улыбкам, они обменялись какими-то шуточками. Мандос поднялся первый – без видимых усилий, хотя почти всё его тело покрывали синяки и ссадины. Светски беседуя, они отправились в ванную. Кровать выглядела так, будто на ней несколько часов подряд кого-то убивали самыми жестокими способами. Один её вид вызывал содрогание. Несколько минут Эонвэ смотрел на застывший последний кадр, не в силах пошевелиться. Мышцы у него затекли от напряжения, всё тело ломило, и когда он поднялся со стула, то чувствовал себя так, будто его сбила машина. «И я ещё считал себя испорченным», – с горечью подумал он и пошёл подышать во двор.***
– Ну как, установил факт принуждения? – Нет, – отрывисто бросил Эонвэ, стремительно проходя мимо друзей. Хлопнула входная дверь, и всё затихло. – Я пойду спрошу, как он, – сказал Оссэ и тоже вышел, но почти сразу вернулся, растерянный и поникший. – Чего он? – Сказал, один хочет побыть. – Раз так, может, не трогать?.. – Не знаю. Ему пиздец, по-моему. Я его никогда таким не видел. – Оссэ прошёлся по гостиной из стороны в сторону. – Что там, на этих записях? – Да ебля просто. Ну, жёсткая, но его это вряд ли могло испугать. Может, мне попробовать?.. Майрон выглянул из дверей. Эонвэ сидел у стены дома на лавочке, где обычно курил Мелькор, если Оссэ задерживался с подачей машины, и смотрел себе под ноги. – Эонвэ, – тихонько окликнул Майрон. – Да что вы за мной ходите?! Оставьте меня в покое! Майрон послушно убрался восвояси и вернулся в гостиную. Оссэ продолжал ходить туда-сюда, как заводная игрушка. – Не, я так не могу, – сказал Майрон, понаблюдав за его передвижениями. – Это я ему записи подсунул. Я же не думал, что его так распидорасит. Может, я какой-то урод аморальный. Пойду Мелу сдаваться. Он всегда знает, что делать. – Да не в тебе дело. И не в записях этих. Мне кажется, Эонвэ нам что-то боится рассказать, вот его и накрыло. Я тут покараулю, мало ли что, а ты сходи. Мел придумает, как его разговорить. Нельзя так его оставлять. Он с собой что-нибудь сделает, если ещё полчаса посидит с таким лицом. Майрон забил на свои внутренние противоречия и взял низкий старт прямо из кресла.***
В косяк он всё-таки постучал, и даже трижды, но в кабинет ворвался, не дожидаясь разрешения. Мелькор полулежал в своём кресле, закинув ноги на тумбочку, и сосредоточенно слушал музыку. При виде Майрона он сдвинул наушники с одного уха и вопросительно приподнял бровь. – Мел, Мел, – пропыхтел Майрон, – слушай, там Мандос с Лориеном поебались, но дело не в этом… Поднятая бровь стремительно поползла вверх, но Вала стоически промолчал, ожидая продолжения. – Короче, я Эонвэ сказал по приколу, потому что он не мог представить, что его гекерокск… тьфу, блядь, короче, он думал, что Ирмо не педик. Он захотел все записи посмотреть, мол, вдруг Намо Ирмо принуждал… Ирмо Намо… что кто-нибудь из них насиловал второго… – Я бы на такое и сам посмотреть не отказался, – хмыкнул Мелькор. – Что случилось? – Эонвэ со страшным лицом ушёл во двор и сидит там, никого видеть не хочет. Вала поднялся и вынул из сейфа кобуры с пистолетами. – Я не хотел его обидеть, честно… – залепетал Майрон. – Я знаю. На столе плеер, выбери два трека, под которые мы будем выступать. Я никак не могу определиться. – Но… стой, я даже не знаю, как мы будем выглядеть! Как я могу выбрать музыку? – У нас будет время порепетировать завтра днём. Энди отдаст нам весь зал на два часа. В костюмах нет ничего особенного, сценарий мы придумаем на месте. Главное, определись, под что тебе захочется танцевать. Я поговорю с Эонвэ. Мелькор вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Майрон, помявшись, сел за стол. Ему раньше не приходилось сидеть в кресле Мелькора, и он ожидал, что будет удобно, но не мог представить, насколько. – Я тут жить останусь… – пробормотал он. Он дико перепсиховал из-за Эонвэ, но раз Мел пошёл поговорить, значит, всё обойдётся. Стараясь успокоиться и не думать о плохом, Майрон закинул ноги на тумбочку и надел наушники. «У меня сейчас будет акустический оргазм», – сам себе пожаловался он, едва не заплакав от восторга – настолько мощным и сбалансированным оказался звук. – «Я в них любую дрянь готов слушать». Трек, который он застал на середине, был хорош, но танцевать под него не хотелось. Переключая на следующий, Майрон решил посмотреть, какой длины список отобранных композиций, и почувствовал себя несколько неуютно. – Шестьсот двенадцать?! Да я до утра их слушать буду! Хотя куда мне торопиться… Майрон отмотал плейлист к самому верху и начал с номера один.***
Дверь тихонько скрипнула, и Эонвэ не глядя кинул в очередного доброжелателя грязным обрезком канистры. – Почти попал, – фыркнул Мелькор, отряхнув плечо, и сел рядом. Эонвэ сглотнул, стараясь не поднимать глаз, чтобы не выдать себя, но понял, что долго так не сможет, и прислонился плечом к его плечу. – Не ожидал такой страсти от дядюшки Ирмо? – Ты тоже видел?! – вскинулся майа. – Нет. Но он не первый раз забывает свою гетеросексуальность в Валиноре. С тяжким вздохом Эонвэ снова опустил голову, завесив лицо волосами. – Я думал, Ирмо верит в то, что делает, – проговорил он, сцепив дрожащие руки и сжимая их коленями. – Он разрабатывал препараты для терапии… для таких, как мы. По указу моего отца, но это… для него это не оправдание. – Как и то, что я ему не дал. – Он тебя добивался? – Нет. Он хотел, чтобы я упал к его ногам. Как ты понимаешь, я не спешил воплощать его влажные мечты. – Он оскорбился? – Меньше, чем твой отец. – То есть все пытки, которым могли подвергнуть Майрона, будь у нас связь в Валиноре, только из-за ваших ссор?! – Ирмо не склонен переносить свои обиды на весь мир. А Манвэ действительно уверен, что однополый секс оскорбляет взор Эру. – Но почему?! – Понятия не имею. Он всегда был безумно скучным и любил только то, что похоже на него самого. – С моим отцом всё ясно. – Эонвэ потёр переносицу. Он замёрз, но голова, казалось, вот-вот вскипит. – Он одержим властью и старается её удержать. Наверное, в его голове всё это как-то связано. Но Фэантури… я верил им. Думал, что одними своими мыслями оскорбляю свою семью, своих друзей и коллег, свой город, в конце концов! Я не понимал, как я мог вырасти таким испорченным, имея перед глазами пример своих благочестивых дядюшек. А мои благочестивые дядюшки приехали в наш отель и начали сношаться как животные! Мелькор так заразительно расхохотался, что Эонвэ даже не сумел всерьёз обидеться. – Ничего смешного, – пробурчал он. – Я не выдержал ещё на «благочестивых», извини. – Мел, я… – Голова разболелась так, что Эонвэ почти ничего не видел, только продолжал безнадёжно стискивать виски ледяными ладонями. Если бы Мелькор сказал что-нибудь или погладил его по спине, как делал обычно, когда хотел успокоить, может, получилось бы остановиться… запихать слова назад и держать их внутри вечно. Но Мелькор молчал и не двигался, Эонвэ чувствовал его внимательный взгляд и понимал, что сказать всё равно придётся. Лучше сейчас. Когда-нибудь наказание всё равно его постигнет. Почему бы не сегодня, раз обстоятельства сложились именно так. – Я не могу отогнать мысли о тех, кого вылечили… да ни хрена не вылечили! Это просто ещё один способ узаконить издевательства над теми, кто в чём-то провинился! – Заболело ещё и в груди, и Эонвэ уткнулся лбом в колени, не в силах сообразить, от чего это. Нервное, наверное. Любому пациенту он бы помог избавиться от такой ерунды за пару минут, но на себя у него не было сил. – И я… я в этом участвовал. Я проходил практику в этой клинике. Я своими руками… Мелькор мягко погладил его по спине. – Вставай. Прокатимся. Покорный, как сомнамбула, Эонвэ поднялся. Его шатало, но от мысли, что он больше не скрывает позорную правду, стало немного легче. Будь что будет… что бы ни случилось, он этого заслужил. Кабриолет подъехал к нему через минуту. Заметив на плечах Валы широкие ремни, Эонвэ глубоко вздохнул и сел на штурманское сиденье. – Куда мы? – На полигон. – Без Оссэ? – Ты ведь не хочешь, чтобы он знал. – Не хочу. – Ты был соучастником по принуждению, – проговорил Мелькор, выворачивая на трассу. – Я знаю, что это не оправдание. И знаю, как ненависть к себе годами разъедает изнутри, постепенно поглощая разум, превращая тебя в своего злейшего врага. Не хочу, чтобы это случилось с тобой. – Ты меня пристрелишь? – усмехнулся Эонвэ. Если бы Мелькор сейчас дал ему пистолет, он бы без колебаний вложил дуло себе в рот и нажал на спусковой крючок. – Не в этой жизни. Думаешь, я искал в Валиноре невинную фиалку без единого изъяна? Помилуй, с такими запросами я бы до сих пор выбирал первого заложника. – Я не понимаю, почему ты выбрал меня. Среди признанных сыновей Манвэ есть и лучшие врачи. – Мне не нужны регалии. Я хотел получить именно тебя. – Мелькор мечтательно улыбнулся. Кабриолет летел по трассе, вышки и фонари мелькали мимо в мягком свете раннего вечера, и разбивающийся о лобовое стекло ветер пах осенью. Даже Оссэ не решался гонять на такой скорости – опасался, что в случае аварии его размажет в лепёшку вместе с машиной. Но Мелькор, похоже, не боялся не справиться с управлением, и Эонвэ понял, что тоже больше не боится – ни быстрой езды, ни высоты, ни прочей ерунды. Что он ничего не боялся сильнее, чем выдать свою грязную тайну и лишиться всего, что так сильно успел полюбить. – В тебе есть то, что я хотел видеть в твоём отце. Острый и гибкий ум, последовательность, честность, любовь к своему делу, сила… Огромная внутренняя сила. Способность переступить через себя, если так будет нужно. Оссэ может справиться с моими пистолетами, но у него нежное сердце. Ты можешь пойти дальше, чем он, и провести его за собой. Вместе вы справитесь с любыми неприятностями. – Какими неприятностями? – прошептал Эонвэ. От слов Мелькора стало так тоскливо, что даже упасть на колени и завыть в небо было бы недостаточно. – Что-то случится? – Надеюсь, что нет. – Вала плавно сбросил скорость и завернул в ворота полигона. – Идём.The Popstar Band – Welcome To The Machine
На стрельбище они не пошли – спустились сразу в подземный тир, где Мелькор обычно пристреливал новое оружие. Эонвэ нечасто там бывал: Оссэ больше нравилось на большом поле и площадке, обставленной под городской квартал, и он всякий раз уговаривал друга составить ему компанию на тренировках. Заражаясь его азартом, Эонвэ вместе с ним бегал между имитациями кустов и старыми автомобилями, ползал по-пластунски, спасаясь от воображаемых обстрелов, и оттачивал технику прикрытия, отчаянно надеясь, что всё это останется только игрой. Но сидеть в тире, глядя, как Мелькор сосредоточенно пускает пулю за пулей в единственное отверстие на мишени, и подавать ему заряженные магазины Эонвэ тоже любил. Мелькор бросил на лавку большую сумку, расстегнул молнию и вытащил элегантные «беретты» Эонвэ и мешки с патронами. Пока он рассыпал патроны по большим мискам, Эонвэ не удержался и взял один из его пистолетов. Тяжёлый и большой, он не блестел благодаря какому-то специальному покрытию, аналогов которому Эонвэ не знал – на ощупь оно казалось мягким, и единственная ассоциация, которая у него возникала, относилась скорее к продукции секс-шопов премиум-класса, чем к оружию. Отделанную кожей рукоять хотелось трогать снова и снова. Ему неудержимо хотелось пострелять из этого шедевра, но первый же выстрел сломал бы ему руку. Как-то он взял «дезерт игл» Оссэ – менее мощный, и хотя он не мог пожаловаться на слабость и регулярно занимался спортом, всё равно не справился с отдачей. Ему выбило плечо, и он неделю ходил с рукой на перевязи – ни о чём, впрочем, не жалея. Он видел, как у Оссэ напрягается спина и ходят желваки, когда он с маниакальным усердием опустошает магазин за магазином, и как потом он сидит по полчаса на земле, пытаясь отдышаться и стирая со лба крупные капли пота, но не думал, что это так трудно, пока не попробовал сам. «Беретты» Мелькор делал специально для него – вероятно, по спецзаказу на каком-то из своих заводов. Эонвэ никогда не увлекался оружием, но эти тускло-серебристые пистолеты завораживали его своей красотой и лежали в руках так, будто становились их продолжением. С тех пор, как впервые взял их, он никогда не промахивался – пули словно сами находили цель, и порой это пугало. Другие «беретты» ему тоже нравились, но из них он мазал мимо цели в двух из десяти случаев – всё как обычно. Может, Мелькор как-то подогнал рукоять специально под него или что-то доколдовал, Эонвэ не спрашивал. В молчании они зарядили оружие, и Мелькор щёлкнул кнопкой на панели. За стеной стрелковой галереи зажужжал моторчик. – Моя любимая мишень. Никому ещё не показывал. Ограниченное производство. Разработка стоила как самолёт. За такое в Валиноре осудят на смертную казнь, даже чиповать не предложат. Но мы не в Валиноре. Зловещее удовлетворение в его голосе озадачило Эонвэ – ровно до того момента, как в галерею из-за чёрных брезентовых штор выплыл ростовой манекен Манвэ: вероятно, очень грубо сделанный для зрения Валар, но для майа почти не отличимый от оригинала. Сходство было так велико, что Эонвэ поднял пистолеты и попятился, и только потом с облегчением выдохнул. – Мне нравится твоя реакция, – усмехнулся Мелькор. – Мел, нельзя так шутить! Где ты раскопал этот шедевр? – Я же сказал, ограниченное производство, спецзаказ. Рука гениального кутюрье – Фрэнк месяц трудился над формой. Теперь мне отливают эти мишени по мере надобности. На складе готовых штук двести, можешь не церемониться. – Ты хочешь, чтобы я стрелял по кукле собственного отца? Как мне это поможет? – Не знаю. – Мелькор пожал плечами, рассеянно водя по губам стволом заряженного пистолета. Эонвэ сглотнул: это зрелище вызывало в нём смешанные чувства. – Мне никак не помогает. Но сам подумай, – Вала небрежно прицелился и выстрелил манекену в ногу. Брызнула красная жижа, силиконовая нога в обрывках бежевой штанины шлёпнулась на бетонный пол, до отвращения похожая на настоящую, – разве не приятно иногда ненавидеть кого-то, кроме себя? Этот золочёный нарцисс не испытал бы ни малейшей жалости, отдавая тебя своим вивисекторам. – Ещё один выстрел – и манекен лишился руки и куска плеча. Пистолет едва вздрагивал, и Вала выглядел так расслабленно, будто из дула вылетали мыльные пузыри. – Он заставил тебя участвовать в нескольких операциях по излечению преступников, подозревая о твоей склонности… ещё бы, блестящий студент медицинского вуза, любимчик Мандоса, обеспеченный красавец – и ни одной девушки. – Без двух ног манекен перекосился, и Эонвэ понял, что он насажен на воткнутый в крестец металлический штырь. – Недалеко до беды – а значит, сын должен доказать свою верность, он ведь не из этих? Отличная практика – посмотреть на участь несчастных, среди которых мог бы оказаться сам. – Четвёртый выстрел снёс манекену последнюю конечность, и поддельный Манвэ повис вниз головой, продолжая любезно улыбаться. – Что научит верности лучше, чем страх? Только страх, к которому примешивается чувство вины. Эонвэ выстрелил, почти не целясь, и между стеклянных голубых глаз осталась рваная дыра. Начинка силиконовой головы, вероятно, имитировала мозг, потому что на пол потекло нечто очень… натуральное на вид. – Что ты мог сделать, Эонвэ? Отказаться? Протестовать? Использовать своё положение, чтобы не участвовать в этих операциях? Сбежать? Если бы у тебя был другой вариант, ты бы его нашёл. Сколько ночей ты мучился от кошмаров после этой практики? Манекен поехал по рельсам за занавеску на другой стороне галереи, и ему на смену появился второй – точно такой же, только волосы чуть слежались с одной стороны. Мелькор поправил ему причёску, снеся треть головы. – Я не помню. Сначала не спал вообще. Всё время думал, зачем я это делаю. Почему я такой трус, почему я не могу прийти к отцу и признаться, что я чувствую себя больше преступником, чем мои… пациенты. Я там провёл две или три недели. Третья мне, может, привиделась. У меня крыша ехала от бессонницы и этих мыслей, один день был похож на другой. Их привозили, мы выполняли все положенные процедуры и отправляли их дальше, на реабилитацию. Они приезжали такими разными, а к концу становились одинаковые, как эти куклы с конвейера. Потухшие глаза и бесцветные лица. Я приходил на занятия и видел их всюду – среди сокурсников, в коридоре, на улице. Пришлось стащить у Намо немного грима из морга, чтобы не вызывать подозрений нездоровым видом. Если бы узнали, что у меня невроз после этой практики, поняли бы, что я… недостаточно верен. – Эонвэ всухую облизал губы. Он думал, что никогда не сможет рассказать всё это, но слова шли и шли, и с каждым ему становилось легче. – Я выждал ещё несколько недель и попросил у Ирмо снотворного. Мне нужно было поспать без снов, я ему наврал что-то, что волнуюсь за результаты экзаменов, что отец не будет мной горд. Я почти хотел, чтобы он догадался и выдал меня, только бы это всё прекратилось. Не знаю, что он подумал, но подобрал мне таблетки и выписал курс ночных капельниц, якобы для профилактики невроза. Профилактики… Все следующие практики я проходил в его клинике, и видел, как умирали и с менее сложными неврозами. Не знаю, что было в тех капельницах, но я быстро пошёл на поправку, на вторую ночь уже смог поспать. Всё… сгладилось, что ли, и эти лица перестали мне мерещиться везде. Через пару месяцев я и от снотворного смог отказаться. Иногда вообще забывал, что это было. Но потом появился Майрон. – И ты молчал, проклятый дважды. – Да. – Губы у Эонвэ дрогнули. Он прицелился манекену в сердце и плавно нажал на спусковой крючок. – Если бы только я мог кому-то рассказать. Если бы кто-то ударил меня, назвал подлецом, мразью, безвольной тварью, сказал, что у меня нет чести, что я предал всё, что вселяло в меня силы жить… но я должен был молчать. Не ради себя – я заслуживал смерти. Ради Майрона. Я сделал бы что угодно, чтобы он не оказался в той клинике. – Манвэ прекрасно знал и это, иначе не допустил бы вашей дружбы. К счастью, едва ты пропал из его поля зрения, он про тебя забыл. И про Майрона тоже. Иначе мне было бы сложнее его получить. – Скажи, ты забрал его ради меня? – Только наполовину. – Мелькор аккуратно выстрелил два раза. Ноги и торс манекена по отдельности шлёпнулись на пол, истекая искусственной кровью. – Спасибо, Мел, – Эонвэ очередным выстрелом выбил мишени глаз. – Мне стало намного легче.