***
В аудитории стоял рабочий шум, когда Мирон вошел внутрь. Он опоздал на полчаса и ожидал увидеть совершенно пустой кабинет. Меж тем он был полон, и никто даже не обратил внимания на вошедшего. Мужчина кинул на стол рюкзак, провел рукой по волосам и прошелся по залу, давая свои рекомендации. Вдруг он хлопнул в ладоши и громко заговорил: — Давайте, выставляйтесь. Сейчас прогоним, у кого что выходит. За спиной послышался голос, и он обернулся к говорящему. — А это обязательно? — обладателем голоса оказалась кудрявая девчушка в темной футболке. Федоров подошел ближе и положил руку ей на плечо. — Обязательно. Вы же должны понимать, где ваши косяки. — Мирон лучезарно улыбнулся и отошел. Сегодня мужчина казался слишком жизнерадостным, хотя внутри царило волнение с примесью нервозности. Погода была отвратительной: небо снова затянуло серым гранитом без надежды на солнце. Поднимаясь по лестнице, Мирон решил для себя, что он не имеет права переносить свое настроение на студентов. Он столько раз сталкивался с этим, что в результате от таких людей просто воротило. Хотелось стать отдушиной для юных умов, дать надежду, что не все художники заканчивают плохо. Поэтому, стоя у двери, Федоров засунул все свои эмоции поглубже и натянул улыбку. Через пару минут вдоль стены стояли работы. Ребята встали полукругом, ожидая разбора полетов. Но на деле все оказалось не так плохо. Они получили лишь конструктивную критику, где-то немного мягче, чем нужно было. Пока мужчина распинался, он не видел стоящую в дверях Анну. Заметив ее, он запнулся и продолжил. Его немного стало напрягать чрезмерное внимание в свой адрес, но пока это не переходило границы. В университете за ним частенько увязывались особи женского пола, только все их попытки оказывались провальными. После неудачного брака внутри как будто что-то оборвалось, а в голове щелкнуло. Все следующие связи были однодневками, не хотелось ни к кому привязываться. Вы ведь не полезете еще раз в костер, если единожды хорошенько обожглись. Мирон думал так же, избегая каких-либо проявлений глубоких чувств. Анна подошла к учительскому столу и стала рассматривать оставшиеся вчерашние рисунки. Она немного покрутила их в руках и вернула на место. Федоров закончил, весело улыбнулся, подбодрил некоторых ребят и пошел к столу. Улыбка мгновенно сошла с уставшего лица. Ночью ему так и не удалось уснуть, сон накатил ближе к утру. Его разбудил звон посуды на кухне, когда сонный Ваня пытался найти большую сковороду, спрятанную в глубине антресолей. Женщина обернулась, мягко улыбнулась и протянула мужчине шоколадку. — Я не знаю, ешь ли ты сладкое, но спасибо, что вчера остался. Ты, видимо, и правда спешил. Мне бы по голове настучали тогда. — Мирон взял в руки плитку и стал нервно ковырять уголок пальцем. Он ничего не говорил, только молча на нее смотрел. — Ладно, я не буду мешать. — она вздохнула и пошла в сторону к выходу. Немного переварив ситуацию, мужчина ее окликнул: — Ань! — она обернулась, стоя у двери. — Спасибо. — в ответ блондинка кивнула и скрылась в коридоре. Студентов он отпустил пораньше, сегодня и так хорошенько поработали. До дома добрался быстро, Вани в квартире не оказалось. В тишине и одиночестве мысли снова нахлынули, сколько бы он их не блокировал. Под теплой водой думалось лучше. Мирон так и не понял, сколько точно пробыл в душе. Из коматоза его вывел хлопок входной двери. Когда он вышел, Евстигнеев уже сидел на кухне, залипая в телефон. На столе стояла бутылка виски и старая пепельница. — Пепперони или грибная? — не отрываясь спросил мужчина, в очередной раз затягиваясь. — Грибная, конечно. — Мирон невольно поморщился. — Я не люблю пепперони, когда ты блять запомнишь? — Когда-нибудь, когда-нибудь. — Ваня тихо пробормотал, поднимая голову. — Пицца будет через полчаса. Я только со съемки. Очень плодотворная неделя. — На последних словах он отложил телефон и сладко потянулся. — Поэтому и праздник? — Федоров махнул головой на виски и присел на стоящую напротив табуретку. Друг закинул на его колени ноги, устраиваясь поудобнее. — Праздник, что мы с таким ритмом жизни еще не умерли, Мирош. Стаканы лучше дай. Мирон скинул ноги с колен, приподнялся и достал с полки пару стаканов. В холодильнике на такой случай всегда был лед. Евстигнеев молча разлил, достал из-под стола пакет и извлек бутылку колы со связкой апельсинов. — На самом деле, у тебя просто язык развязывается только по пьяне. А рассказывать на трезвую, что происходит, ты, видимо, не намерен. Прибегаем к запрещенным методам. — Ваня издал тихий смешок и протянул другу связку апельсинов. — К примеру, ты мог просто спросить. — Мирон пожал плечами, забирая фрукты. — Я люблю слушать со стаканчиком в руке, так ярче все рисуется. Мужчины выпили пару стаканчиков, когда наконец позвонил курьер. Есть хотелось зверски, алкоголь только лучше разогнал и без того сильный аппетит. Говорили только на общие темы. Ваня рассказал, как наконец съездил к Насте, про новые съемки и про их идею «спичек» с Лешей. Мирон увлеченно слушал, уплетая уже третий кусок пиццы. Когда с едой было покончено и было пропущено еще около трех бокалов, Евстигнеев наконец спросил: — Ну так че у тебя там? Дома не ночевал, бабу нашел что ли? — Ваня улыбнулся, откинулся на стену и снова закинул ноги на колени собеседника. — Блять, Вань, не начинай. — Мирон только отмахнулся, по дурацкой привычке подпер подбородок рукой и устремил взгляд в окно. — Да чего не начинай? Але, Янович, сколько уже прошло, почти полтора года. Нет, ну я понимаю, она поступила как сука, но это типа не повод. — он запнулся, вспоминая слово. — Короче, ты меня понял. — Не баба это, вчера кое-что случилось. Я не мог просто так бросить человека. — Ты в детстве всех щенков домой тащил, скажи честно? — Ваня пристально на него уставился, на губах играла глупая пьяная улыбка. — Ну, не только щенков, еще голубей раненых. Лечил их, некоторые дохли, правда. — мужчина повернулся к другу. — Так, я не об этом. — Евстигнеев громко засмеялся, похлопывая себя по ноге. — Короче. Да блять, Ваня! — в результате Мирон не удержался и сам засмеялся. Смех у Вани и правда был заразительным. Наконец отсмеявшись, Федоров начал рассказывать другу о сложившейся ситуации. На удивление, тот слушал его внимательно, иногда что-то спрашивая. Мирон рассказывал все в красках, иногда немного гиперболизируя состояние и эмоциональность Славы. В итоге, они сошлись на пьяном мнении, что Анна сука, и что если бы не она, то мужчина все-таки успел хотя бы попрощаться. Ваня почесал затылок, устало вздохнул и выдал: — Вообще, ты правильно сделал. Я вот тебя тоже тогда не бросил, когда тебе чуть черепушку бренную не проломили. — Ну ты сравнил, пиздец. — Мирон спрятал улыбку в стакане, отпивая еще немного холодного виски. — Тебе было хуево физически, а парню морально. Че тебе не нравится? — Ваня пожал плечами и прикурил очередную сигарету. — Вот только, главное, чтобы он у тебя в голове не прижился. Обреченных людей нельзя забирать, с ними не сможешь двигаться. — С чего ты взял, что он обреченный? — Не знаю, ощущение у меня такое. Предчувствие. — Засунь его себе знаешь куда? — Мирон двинул бровью. — Короче ладно, мне вставать рано, я спать пойду. — Вали, я уберу. — кинул вслед Евстигнеев, оставаясь на кухне в одиночестве. Федоров залез под одеяло и взял в руки мобильник. Долистал в телефонной книге до контакта «Слава» и уставился в экран. Стоит ли писать? Немного поколебавшись, он все-таки отложил телефон в сторону, потер глаза и перевернулся на другой бок.***
Слава трясся в дешевом обшарпанном такси по родному Хабаровску, набирая в телефоне короткое «Доехал». Пришло сообщение о доставке, и парень наконец откинулся назад. Голова жутко гудела, хотелось упасть на кровать и больше никогда не просыпаться. Машина остановилась у небольшого пятиэтажного дома. Дверь в парадную была открыта, хоть и стоял дикий холод. С сумкой в руках и рюкзаком на плече Карелин поднялся на 5 этаж, остановился и позвонил в дверной звонок. Дверь со скрипом открылась, на пороге показалась женщина средних лет, немного заспанная. — Привет, мам.