Щенок

Когда убивают Грейс, Томми отгораживается от всех и вся. Он появляется утром, обнимает сына, оставляет списки дел для сотрудников и вновь растворяется на горизонте верхом на коне. Эта картина была для Майкла чем-то необычайно болезненным, но красивым в своей стройности и пусть скорбной, но гордости. Когда он появляется в очередной раз, Майклу кажется, что он окончательно сломлен. Во время их с Полли встречи он выкуривает пять сигарет и выпивает два бокала виски. Грэю хочется уйти, оставить его, но вместо того, чтобы отправиться с настороженной матерью восвояси, он слегка кивает и остается. Томми не смотрит на него. Он упирается руками в стол, опустив голову и, кажется, прикрыв глаза. Шелби всегда напоминал парню волка, но сейчас приходит ассоциация с конем… Пройтись, что ли, по шевелюре, прикусить загривок, чтобы он очнулся, стал вновь волком, зарычал и отбросил надоедливого щенка… Он не поднимает головы, но заговаривает. — Что тебе нужно, Майкл? Что-то в его голосе предупреждает: если речь сейчас зайдет о жалости или волнении, в комнате появится труп, а Томас в очередной раз закурит. — Дела идут не так хорошо, как раньше, — говорит Майкл, — без тебя сделки заключают не так охотно, сам понимаешь. Он ждет хоть какого-то отклика, но Томми неподвижен. — Когда ты придешь в норму? На этот раз мужчина поднимает голову. Обычно яркие голубые глаза кажутся блеклыми, но блестят все так же угрожающе. — Я в норме, Майкл. Что-нибудь еще? — Я возьму сигарету? Томас слегка отклоняется к спинке кресла и едва приоткрывает рот, рассматривая собеседника. Он кивает. Пальцы немного дрожат, но вместе с затяжкой приходит спокойствие. — Ты нам нужен, Томми. Томми. Так приятно перекатывается на языке, пламя со льдом, согревающее глотку лучше всякого виски. Взгляд скользит по мятой рубашке, открытой шее, щекам, которые покрывает щетина. Он никогда не видел Томаса таким и это кажется ему своеобразным откровением. — Вот что, малыш, — вдруг заговаривает Шелби, — я скоро вернусь к делам, но мне нужно еще пару дней. Щемящее «малыш». Майклу становится стыдно от того, как приятно ему слышать это. Боги, он ведь не малыш, он же взрослый мужчина!.. — Полли сказала, что ты стараешься быть на меня похожим, — говорит Томас с закрытыми глазами. Майкл не находится с ответом. — Ты должен уяснить одну важную вещь. Вряд ли ты сможешь понять ее вот так просто, осознание приходит с болью, приходит с пулей, — говорит он, с силой ударяя ладонью по груди. Грэй завороженно следит за тем, как пепел сигареты падает на рубашку, а некоторые частички и вовсе скрываются под ней. Как хотелось бы и ему иметь возможность вот так просто проникать под нее. — Вот что, — вновь произносит Шелби, вдруг резко выпрямляясь в кресле. Его глаза по-прежнему кажутся блеклыми, но на этот раз парень замечает в них какую-то отчаянную решительность. — Ты нужен мне, — сердце пропускает удар, — для одного задания. Будь готов в любую секунду сорваться, парням — ничего. Понял? Расплавленный грязный лед. Где же его прежняя чистая голубизна? Но как же он чертовски красив даже в этой своей грязи и сломленности. — Понял? — переспрашивает он, слегка наклоняясь вперед. Майкл кивает. Дверь закрывается чертовски тяжело. Особенно, когда знаешь, что ждет тебя за ней. Артур выглядит взбешенным, Джон презрительно кривится. То, что он никогда не станет настоящим членом этой семьи было очевидно, но подобные стычки все равно каждый раз выбивали из колеи. — Вот он, наш любимчик, — хрипит Артур, — туфли вылизал? Джон смеется. — Если у вас что-то не так с Томми, это ваши проблемы, парни, — бросает выходящий из себя Майкл и в ту же секунду оказывается прижатым к стене. Он больно ударяется затылком и перед глазами моментально становится темно. — Что ты там сказал, щенок? — рычит старший Шелби, и это отрезвляет Грэя. Ему не позволено так говорить, только Томми может, с Томми это по-другому. — Пошел ты нахер, — выдавливает он, стараясь хоть на дюйм оторвать от себя руки, доводящие до удушья, но тщетно. Удар, прилетающий справа, собственные зубы обдирают внутреннюю сторону щеки, рот наполняется кровью. Все сливается в одно: женский крик, ругательства братьев. Майкл делает последнюю попытку выбраться и вдруг оказывается лежащим на полу. — Ты совсем сбрендил? Смотри на меня, когда я спрашиваю, блядь! Голос Томми? Майкл с трудом приподнимается, голова предательски кружится. Похоже, сотрясение. — Никаких драк в моем гребаном доме! Крики прекращаются так же резко, как и начались. На затылок ложится чья-то рука, слегка ощупывает. Майкл встает, опираясь на протянутую руку и не смеет поднять глаз. — В норме? — спрашивает Томми. Голова все еще кружилась, а руки — он чувствовал — были покрыты мурашками от легких прикосновений. — Да, — почти прошептал он, поднимая взгляд — я в норме.