***
— …Так что, я просто подошёл к нему и сказал: «Чувак, мне определенно достанется Лондон, после этого и поговорим», а он стоит такой самодовольный и говорит «Отбор еще…» — Найл вдруг внезапно прервался и стал смотреть, как я медленно ем свою бутерброд, не сводя глаз с одной точки. — Ты вообще меня слушаешь? — конечно я его не слушаю, он лишь фон для моих мыслей, такой, как и шумные толпы в зале для ланча, — Гарри? — Да, я слушаю. — отозвался я, не сводя глаз с угла стола, куда я смотрю уже последние пятнадцать минут, пока Найл не помахал своей едой около моего лица и я, с отвращением, отодвинулся, — Что это вообще такое? — Бармбрэк, — невозмутимо отозвался он. — Где ты вообще берешь свои лепёшки? — Это дрожжевой хлеб с изюмом, Гарри. В Ирландии я всегда брал его. — Он даже не продаётся в столовой, — нахмурился я и посмотрел на стол раздачи, но он был загорожен толпами учеников. — Ты просто не видишь вокруг себя ничего, кроме своих дурацких сэндвичей. — Сказав это, Найл развернулся, потому что кто-то положил ему руку на плечо, и он с улыбкой протянул «Приве-е-ет» девушке за спиной, а когда я поднял взгляд, чтобы посмотреть кто это, то увидел Тейлор. Класс. Найл общается с Тейлор, и теперь, оказавшись в его компании, мне придётся сидеть и с ней. На самом деле, я никогда даже не общался с ней и не знаю её, по сути. У нас пару совместных уроков, но её голос я слышал только во время ответов и в тот единственный раз, когда её заставили проводить меня к врачу. Признаться честно, мне немного стыдно за то, что я тогда нагрубил ей, я был не в настроении, но даже будь со мной всё в порядке, клянусь, она бы выбесила меня. Не знаю, зачем она на протяжении всей нашей дороги от спортивного зала до врача расхваливала меня, но это казалось дейстивительно странным. Я думал, что Тейлор до сих пор злится на меня и не поднимал взгляда, позволяя им с Найлом пообщаться, но она завела разговор первой. — Как твой нос, Гарри? — она оперлась локтями о стол, буквально нависая над ним и сразу же почувствовал нехватку пространства. — Всё в порядке, спасибо, Тейлор, — я неловко улыбнулся и вернулся к своей стратегии полной увлеченности сэндвичем. — С твоим носом что-то случилось? — Сразу же вмешался Найл. — Даже ничего не заметно. Ты мог бы быть супергероем, на котором всё бы заживало, как на собаке. — я не удержался и засмеялся и, когда Тейлор перевела на меня взгляд, то тоже последовала моему примеру. — Да, не важно, — уже серьезно произнёс я, — сейчас всё в порядке. — Не скромничай, Гарри, — произнесла Тейлор, — он защитил парня, которого Малик обвинил в гомосексуальности. — Правда от этого не было пользы, потому что он вырубил меня в ту же секунду, — сказал я, а в голове пронеслась ещё одна мысль «А сейчас они оба мертвы, потому что Зейн был прав.» — Всё равно. Ты очень смелый. — сказала она. «И очень глупый» — в мыслях добавил я. — Мне пора идти, — вскочил я, прощаясь с Найлом и, за одно, с Тейлор. — Ты говорил, что не собираешься никуда, — нахмурился Найл, — у нас дальше математика вместе. — У меня болит голова. Схожу к врачу за таблеткой. Они ничего не ответили, а я спрыгнул с лавки и вышел. На самом деле, сначала я просто не хотел сидеть с ними, но потом мне в голову пришла мысль о том, что я и вправду мог бы сходить к Луи, тем более, у меня есть отговорка. Когда я прибыл, кабинет оказался занят, и я поймал себя на мысли, что в прошлый раз, у него тоже кто-то был, его кабинет занят буквально с начала и до конца занятий, и я просто не понимал, действительно ли у нас совершенно вся школа больная, или каждый ученик увлечён Луи также, как и я. Я решил постучать, чтобы дать ему знать, что я собираюсь зайти к нему, но он, в ответ, сразу же пригласил меня внутрь, и я заметил, что у его стола копалась девушка, одетая в верхнюю одежду. Заприметив меня, она широко улыбнулась и поприветствовала, после чего что-то шепнула Томлинсону и выбежала в холл. — Привет, — он развернулся ко мне, закрыв дверь. — Тебе не обязательно приходить ко мне каждый день, чтобы проверить нос. С ним всё в порядке. — Но ты бы хотел меня видеть? — фраза сама слетела с моего языка и в ту же секунду, я тысячу раз пожалел о сказанном. — У меня просто болит голова, — пожал плечами я. Я пришел за таблеткой. — Сейчас поищу что-нибудь, — улыбнулся он и подошел к шкафу, после чего встал на носочки, чтобы дотянуться до верхней полки, но осознав, что это безрезультатно, он просто начал прыгать, пытаясь достать. — Тебе помочь? — засмеялся я и, услышав «не мешало бы», подошел к нему. Луи освободил мне место, чтобы дать возможность приблизиться к шкафу, а сам встал чуть позади, чтобы показать мне, что именно ему нужно и в этот момент, его рука плавно скользнула по моей талии, обнимая, от чего я, разумеется, вздрогнул, а Луи тотчас же одёрнул руку, осознав, что он делает. Если бы этот жест заметили бы другие, о моей ориентации, вероятно, уже посыпались бы слухи и драки с Зейном, будь он жив, участились бы как минимум вдвое. Я застыл на месте и между нами повисло молчание. Мы будто сами на секунду забыли, что мы вообще делаем около этого шкафа. Мы бы, по всей видимости, так и простояли, не говоря ни слова, на одном месте, прокручивая в голове этот момент, если бы Луи не вернулся к своим действиям. Каждый из нас понял, что произошло в тот момент. Мы оба понимаем абсурдность системы, и мы оба уверены в том, что в чувствах нет ничего плохого. Мы не следуем навязанному и не делаем вид, что между людьми ничего не происходит, как это делает остальное население мира. Луи очень умный, и этим он меня и цепляет (глаза и улыбка не в счёт, я таю буквально каждый раз, когда случайно замечаю его в коридорах), и, конечно же, он не станет поддаваться общественному влиянию и установкам. Этот момент позволил мне предположить, что мои чувства к нему не безответны. — Зелёная пачка, — произнёс он тихим смущенным голосом, но я не мог думать ни о чём другом, кроме как о случившимся у себя в голове миллион раз. — Что? — Дрожащим голосом спросил я. — Какая пачка? — Таблетки. — А, да, таблетки, — я встряхнул головой, поправляя кудри, а после с легкостью скользнув рукой по верхней полке, вытащил таблетки и повернулся, чтобы протянуть их Томлинсону, но оказался слишком близко и, когда мы встретились взглядами, пачка просто упала на пол, потому что я был уверен, что Луи забрал её, а он, скорее всего, даже не думал ни о какой пачке. Мы смотрели друг другу в глаза, не решаясь больше сделать ничего, пока он не взял меня за руку, переплетая наши пальцы. По моей руке прошлись мурашки, поднимаясь выше и распространяясь по всему телу, а Луи расплылся в улыбке. Он встал на носочки, и проскользнул по моей шее, невесомо касаясь губами и щекоча её теплым дыханием, после чего поднялся к уху и прошептал: «Приходи вечером». Черт, конечно, я приду, во что бы мне это не обратилось. Я ждал этого момента так долго и даже не надеялся на это, а сейчас вся инициатива в его руках. Несколько дней назад, я замечал в коридорах его красивейшие голубые глаза, знал, как школьного врача и самого милого парня на планете, а сейчас он держит меня за руку. Конечно, я приду. Я приду, потому что мне мало его даже сейчас, когда я наконец могу хотя бы держать его за руку, мне мало его, мне мало таких моментов. Я мог бы заполнить этими моментами каждую секунду своей жизни, я бы мог умирать, утопая в них, мог бы прокручивать и думать о них постоянно, что бы мне не пришлось делать. Мне катастрофически не хватает их, и я понимаю, что они могли бы спасти меня, потому что они — мой жизненно необходимый воздух, без которого я просто задохнусь. — Я приду, — выдыхаю я.***
Я обнимаю Луи, и он смеется, утыкаясь носом в подушку. Его волосы в абсолютном беспорядке падают на лицо, и я убираю их, после чего нежно скольжу от скулы к щекам, а после к подбородку, поднимая его лицо, и он распахивает глаза, обрамлённые густыми ресницами. Он лениво протягивает руку, обвивая мою шею, после чего резко залазит на меня, оказываясь сверху. Мы смеемся, и он наклоняется вниз, оставляя легкий поцелуй на моих губах. — Доброе утро, солнце, — произносит он. — Доброе утро, Лу, — отвечаю я, и всё вдруг обрывается. Я вскочил с кровати. Чёрт, уже четыре. Я уже должен был быть в школе. Придя домой, я сразу лёг спать и даже не подумал о том, чтобы завести будильник. Луи должно быть подумал, что я испугался. Не знаю, будет ли он вообще ждать меня. Он вообще мог подумать, что я ничего не чувствую и подыгрывал ему лишь для того, чтобы его сдать. Когда я прибежал к месту, возле школы было пусто. Никто не сидел, облокотившись на деревья, с книгами в руках, как это обычно бывает в первую половину дня, входные двери были плотно заперты, даже на проезжей части почти не было машин. Я подумал, что, наверняка, Луи не стал меня ждать, но вдруг я услышал приближающиеся шаги сзади и, когда развернулся, увидел его. Я впервые видел его в обычной одежде: растянутая серая толстовка, которая была явно велика ему и закрывала ладони, поэтому он вечно подтягивал рукава наверх, черные обтягивающие джинсы с разрезами на коленях и серые ботинки с ужасно длинными шнурками, которые были собраны в один огромный узел. Это шло ему намного больше, чем привычная медицинская одежда, и я чувствовал себя так, словно заново влюбляюсь в него. — Я думал, ты уже и не прийдешь, — подошел он, улыбаясь, а я еле сдерживался, чтобы не сжать его в объятиях. — Я заснул, — признался я и немного покраснел, когда вспомнил, что мне снилось. — Я просидел возле школы полчаса, нервно оглядываясь вокруг, чтобы никто не заметил меня, на самом деле, — сказал он, — потом пошёл в кофейню напротив. Ты обязательно должен попробовать их латте, это лучшее, что я пил. — Так мы собираемся попасть внутрь? — произнёс я, после недолгой паузы. — Да. — Ты же знаешь, что дверь заперта на ключ, — я бросил взгляд ко входу. — Поэтому я его и взял, — Луи ухмыльнулся и, немного поискав в карманах, достал ключ. — Откуда он у тебя? — Я спал с охранником, — произнёс он на полном серьезе и, оставив меня стоять посреди двора в абсолютно шоке, направился ко входу. На полпути он рассмеялся и вернулся, чтобы взять меня за руку и потащить за собой, — Я шучу, Гарри. Я стащил его и сделал дубликат. У меня дома целая коллекция ключей почти от всех кабинетов. — А разве это законно? — Я гей, который тайно встречается с учеником школы, в которой я работаю, о какой законности может идти речь? — Так мы встречаемся? — Я не смог сдержать улыбку. — Я не это имел ввиду, — произнёс Луи, открывая дверь и оглядываясь в это время по сторонам, чтобы никто не смог заметить нас, — Но я бы был не против. Наконец дверь отворилась, и мы быстро забежали внутрь, приседая на пол. — Вот там, там и там, — он показал пальцем, — находятся камеры. Мы должны пройти по этому коридору, чтобы свернуть сразу к моему кабинету. Но вот в той области, придется пригнуться. Камера охватывает только половину стены. — Ты делал это раньше? Он не ответил, а только встал и схватил меня за руку, направляя за собой. Уже через пару минут мы были на месте, обогнув все препятствия, и я чувствовал себя, будто бы в каком-то фильме. Время шло быстро и одновременно, застыло на одном моменте. Все мои лучшие мечты и худшие кошмары сейчас были сосредоточены вокруг меня и наполняли весь воздух в комнате. Я бы хотел проводить с Луи каждую секунду своей жизни, пусть это и звучит глупо, эгоистично, самонадеянно и слишком сопливо. С ним, я избавлялся от всех своих проблем и забот, но от мыслей о том, что нас сейчас кто-то заметит, и буквально в тот же момент мы окажемся на виселице плечо к плечу, я не мог отвлечься никак. Я всё время думал о том, что обо мне подумают остальные, когда меня лишат жизни за любовь. Как ко мне будет относиться Джемма, которая вырастила меня почти сама, пока мама постоянно проводила время на работе. Она всегда была обо мне самого лучшего мнения, и я не знаю, сможет ли она понять, что я умер не просто так, что я умер за что-то. Я бы хотел, чтобы она смогла почувствовать то, что чувствую я, потому что это правда прекрасно. Видела ли она когда-нибудь Стива также, как я вижу Луи? Замечала ли она его особенности? Я каждый раз заново влюбляюсь в морщинки возле глаз Томлинсона, когда он смеется, как он закусывает губу, чтобы сдержать улыбку и как у него это не получается, и он мягко смеется. Клянусь, его голос самый нежный и одновременно самый звонкий. Мысли о смерти посещают меня чаще с тех пор, как я понял, что, вероятнее всего, это ждёт меня в будущем. Возможно даже ближе, чем Отбор. Но я не боюсь смерти, мне кажется, что я уже умер. Меня пугает только то, что я перестал переживать о Луи. Если я уже мёртв, то он должен жить. Он не вызывал никаких подозрений ни у кого так долго, а сейчас я подвергаю его опасности. — Ты боишься? — спросил Луи, когда заметил, что я о чём-то задумался. Мы сидели на сером диванчике ожидания, просто обнимаясь и разговаривая обо всём на свете. — Ты не должен встречаться со мной, если не хочешь. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня. — Я не боюсь, — уверил его я, — не боюсь за себя. Я не хочу приносить тебе проблем. — Какой самоотверженный, — он засмеялся, — ты не принесёшь мне проблем, потому что я — и есть проблема, Гарри. Я уже избежал казни однажды. — Каким образом? — я искренне удивился. За этим пристально следят и убивают при малейших подозрениях. Другие люди, если не власть, случай с Лиамом тому подтверждение. — У меня был парень в четырнадцать лет, когда я жил ещё в Донкастере. Ему было семнадцать, кажется. Я был влюблен, а он подыгрывал мне, потому что у его мамы было подозрение, что я гей. В конце концов, она осознала, что облажалась, когда поняла, что из доказательств у неё только мои отношения с её сыном, а она не хотела, чтобы его тоже засудили. Я слышал, что оказалось, он и вправду гей. Он умер в прошлом году, когда его подловили в мотеле, услышав стоны. В моей голове снова всплыли бумаги, которые я рассматривал вчера, и я подметил, что нужно будет показать их Луи. — Ты же помнишь Лиама? — спросил я. — Тот, из-за которого ты получил по носу? — Улыбнулся он. — Из-за него ты начал бегать ко мне каждый день, хотя у тебя там ничего и не повреждено по сути. — Заткнись, я отрубился от удара в челюсть. Понятия не имею, почему мой нос кровоточил, когда я очнулся, — обижено произнёс я, и Луи засмеялся, обнимая меня сзади и целуя шею, щекоча дыханием. — Но ты прав. Я бы не начал бегать, если бы этого не случилось. Так было бы даже лучше. — Вовсе нет. Я все эти чёртовы два года ждал, пока ты обратишь на меня внимание, — у меня буквально перехватило дыхание. Луи ждал, пока я обращу на него внимание? Луи ждал? Я нравился ему? В голове сразу пронесся момент, когда он назвал меня по имени, только что встретив, и как я задавался вопросом, откуда он может меня знать. — Ты мне нравился все эти чёртовы два года, — я не сдержал улыбку. — Так чего же ты ждал, Стайлс? — Чего ждал ты? Ты же тоже обо мне заботился, верно? Не хотел, чтобы я обсуждал с кем-либо Отбор, чтобы я случайно не попался. Я боялся за тебя также само. Он смотрел на меня так, будто понимал, что совершает глубокую ошибку, но одновременно с тем, не хочет меня отпускать. Я знаю это, потому что я и сам знаком с этим чувством. Самое страшное, что я просто не могу определиться, что мне с этим делать, а метаться между двух огней я не могу. Я понимаю, что могу невольно быть причиной его смерти, но в то же время, наконец получив Луи, я не чувствую смысла возвращаться к тому, с чем я почти смирился. В таком случае, я предпочту Отбору казнь. — Я хотел рассказать о Лиаме, — нарушил я тишину, стараясь поменять тему. Я понимал, что нам стоило бы поговорить о нас, потому что Луи, вероятно, тоже не знал, что нас ждёт дальше, и будем ли мы что-то препринимать или пустим всё на самотёк и будем ожидать, что для нас приготовит будющее. — Ты не смотрел новости вчера? — Ты смотришь новости? Не знал, что мой мальчик такой зануда, — закатил он глаза. — Я серьезно, Луи. Лиама убили. — он внезапно поменялся в лице и всё, что я видел в его глазах — ужас и растерянность, — его поймали с Зейном. Да, тем самым, который издевался над ним в зале. Это была даже не казнь. Группа людей вытащили их из машины и убили ножом. — Это ужасно, — наконец выдавил он. — Я говорил тебе быть осторожным. Видишь? — Мы оба теперь знаем, к чему это может привести. С ними уже ничего не поделаешь и обратно к жизни не вернешь. Я просто хочу, чтобы мы были более аккуратными. — Наконец тебя заполучив, я не собираюсь тебя отпускать, ясно? — Тогда за тебя это сделает смерть нас обоих. — Значит мы расстаемся? Вот так? После первой же встречи? Я знал, что это решение — самое правильное из всех возможных. Если мы не расстанемся сами — за нас это сделает кто-то другой. При любой случайной неосторожности нас могут заметить другие, и мы оба знаем, какой последует исход. Вопрос лишь в том, какой в этом смысл. Глупая система не может быть отменена, она исправно работает уже больше сотни лет, и никто не пытается ослушаться. По крайней мере, большинство. Те, кто попытались, вскоре оказались в гробу. Мы не сможем выжить, и мы не сможем ничего изменить, но у нас есть момент.