12 дней
Никогда бы не подумал, что предо мной когда-нибудь предоставится такой случай, как сбежать из дома, но последние несколько дней я только этим и занимаюсь по ночам. Мне удаётся выспаться днём, поэтому мама или одноклассники так ничего и не заподозрили. Луи тоже не выглядит уставшим, поэтому наши встречи, кажется, никому не вредят. Мы встречаемся только в школе и проводим время только у него в кабинете. Чаще всего мы просто обнимаемся и разговариваем, но никогда не затрагиваем тему Отбора или системы. Луи очень часто рассказывал про свою семью, но никогда не упоминал Лотти, фотография которой стоит у него на столе в деревянной рамке. — Ты скучаешь за ними? — Луи сидел у меня между ног, опершись о торс, и я перебирал его шелковистые каштановые волосы. По правде говоря, я начал делать это, чтобы раздражать его, потому что он буквально фанат моих кудряшек, но оказалось, что мне, и, похоже ему тоже, только нравится всё, что сейчас происходит. — Да, — вздохнул он. — Я бы хотел вернуться в Донкастер, только вот в этом уже не будет никакого смысла. Когда я был маленьким, я даже не понимал, что происходит вокруг, и моя жизнь казалась мне прекрасной. Я любил сестер, любил родителей, влюблялся в мальчиков и девочек в дестком саду, за что мама всегда меня ругала и говорила ни в коем случае никому не рассказывать об этом. Я знал слово «любовь», как нечто запретное и ужасное, но никогда не знал, что оно означает. Когда я прочитал определение в словаре, я начал возражать. Я правда не понимал, что в этом плохого. Как бы мама не внушала мне общественное мнение и не запрещала любить, я не поддавался. Я научил этому Лотти, мы часто проводили время раньше. Однажды, её забрали. Ей было двенадцать тогда. Они сказали, что она не может расти в нашей семье из-за некорректного воспитания и, когда они спросили, где она могла этого набраться, я промолчал. Мама тоже. Я уверен, она знала, что это я виноват, но она промолчала. И знаешь, она не стала относиться как-то по-другому ко мне из-за этого. — Она быстро забыла о Лотти? — Нет. Она была в депрессии. Несколько дней она не выходила из комнаты и не общалась ни с кем, пока Марк не убедил её, что она нужна нам. Она знала, что я виноват в том, что Лотти забрали, но никогда не говорила со мной об этом. Она по-прежнему любила меня. Она всегда любила всех нас, она всегда чувствовала, но нам говорила, что это неправильно, чтобы защитить нас. Я думаю, все мои сёстры тоже любят. Это из-за того, как мама относилась к нам все эти годы. Мы не могли не чувствовать себя благодарными. — Из-за любви появляются самые крепкие семьи, — нахмурился я. — Запрещать любить просто нет смысла. — Нам всегда говорили, что на это есть причины. — Ты правда веришь в это? — возразил я, а Луи привстал и развернулся ко мне, так, что теперь я мог посмотреть ему в глаза. Они были всё такие же ярко голубые, как и при дневном свете. — Нет, — и еле слышно добавил, — я люблю тебя. Ни я, ни он никогда не говорили этого друг другу, и, я думаю, что он был уверен, что я этого не услышал, не увидел покрасневшие от смущения щёки, не заметил, как он закусил губу, то ли, чтобы сдержать улыбку, как он всегда делал, то ли, осознавая, что только что вылетело из его уст. Мы редко смущались в отношениях друг с другом, разве что только тогда, когда наше общение только завязывалось, но сейчас какое-то странное ощущение охватило нас обоих. Луи натянул на ладони рукава большой на него толстовки (кажется, он специально покупает на несколько размеров больше, потому что они заканчиваются обычно на середине бедра) и отвёл глаза в сторону. Он понял, что я услышал то, что он шепнул. Когда наши взгляды встретились, я заметил, как он переводит его то на мои губы, то на глаза, и я, не выдержав, первым потянулся к нему. Когда я едва коснулся его манящих и податливых губ, сердце забилось в бешеном ритме, и я почувствовал, как Луи замер. Мы никогда не целовались прежде, лишь быстро касались губ при встрече, опасаясь, что кто-то увидит. Я почувствовал его улыбку, когда он обвил руками мою шею, взяв инициативу в свои руки, и это заставило меня почувствовать себя в безопастности. У нас была целая ночь впереди, а это позволяло нам распоряжаться временем так, как мы хотим. Мы больше не прятались, не торопились, не боялись прикоснуться друг к другу, ожидая увидеть возмущённые взгляды. Все движения были ленивыми и неспешными. Мне нравилось, как он проводил пальцами по шее, скользя рукой дальше по спине и заставляя меня вздрагивать от пробежавших по телу мурашек, мне нравилось, как он переводил руку и притягивал меня за талию к себе, сокращая расстояние между нами почти полностью. Я хотел быть ближе к нему. Я хотел, чтобы это не заканчивалось, чтобы он продолжал целовать мои губы, нежно блуждая по телу руками, погружаясь всё больше в чувство влюбленности. Я никогда не читал книг и не смотрел фильмов, в которых мог бы услышать про поцелуи. Я никогда не имел ни малейшего представления о них, потому что нам запрещали читать что-либо такой тематики, а книги были полностью изъяты из библиотек. Я не знаю, наслаждались ли люди раньше и чувствовали ли тоже самое, что чувствую сейчас я. Я не знаю, делаем ли мы всё правильно, но, по правде говоря, мне плевать. Я хочу чувствовать это, потому что всё, что делает сейчас Луи — прекрасно, не важно правильно это или нет. Прекрасно то, как он оторвался от моих губ и наклонился к шее, обжигая её горячим дыханием, то, как он оставил поцели на ключицах, то, как его немного холодные руки проникали под одежду и прикасались к голому телу. Мы не делали ничего более. Этого нам было достаточно. Мы пролежали целую ночь, разговаривая о всём и обнимаясь, а я уже тысячу раз поблагодарил Луи за то, что он решил поставить диван в кабинете. Я заснул, когда на часах было около трёх ночи, и я чувствовал, как он поглаживал пальцем кисть моей руки, когда засыпал у него на груди. Темнота, мягкий диван и нежность Луи. Кажется, это всё, в чём я когда-либо нуждался (в последнем, несомненно, особенно). Я видел сны и тогда, когда засыпал в его руках. Чаще всего это были кошмары, в которых я терял его, я так и не избавился от них. В этот раз видел обрыв. Мы стояли на вершине, ветер держал волосы в полном безпорядке, и я чувствовал ужасный холод, от которого мне хотелось просто спрятаться где-то. Я всё еще помнил жар, который чувствовал от прикосновений Луи, тёплое тело и нежные губы. Сейчас он стоял от меня на довольно большом расстоянии, а я всё никак не мог к нему дойти. Мне становилось все холоднее с каждым шагом, а Луи будто был всё дальше. Только потом я заметил, что мы стояли над обрывом. — Давай вернемся домой, Лу, — говорил я, протягивая руку, но Луи будто не был самим собой. Он лишь молчал и стеклянными глазами смотрел на меня. — Ты знаешь, что я не могу прийти за тобой. Вернись, пожалуйста. Он не шевелился с места. Его взгляд по-прежнему был пустым, и он словно даже не слышал меня. Я не опускал свои попытки добраться до него, но с каждым шагом мне становилось все хуже, холоднее, тяжелее, а Луи всё ещё отдалялся. — Луи, пожалуйста, — произнёс я и сам не узнал свой голос. Он был хриплым и намного тише, чем я рассчитывал. Я дотронулся до губ, понимая, что они настолько сухие, что потрескавшася кожа отшелушивается сама собой. Они были ужасно холодными, синими, и я чувствовал, как они в буквальном смысле леденели, покрываясь ожеледью. Я срывался на крик, заставляя лёд ломаться и падать на пол, но новый шар каждый раз образовывался, отнимая у меня голос. — Пожалуйста, Луи. Давай вернёмся. Иди ко мне. Он даже и не думал предпринимать что-то. Просто стоял и смотрел будто сквозь меня, не замечая. — Пожалуйста! — крикнул я. — Луи, мне плохо, давай уйдем отсюда. Он не поддавался ничему. Ни уговорам, ни крикам. Стоял на одном месте, игнорируя любые мои попытки вернуть его. — Луи, помоги мне пожалуйста. Давай уйдем, прошу. Я больше не могу. И снова ничего. Я моментально оказался рядом, когда он шагнул в пропасть и ничего уже не мог изменить. В его выражении лица так ничего и не поменялось в тот момент. Он был опустошён. Я увидел лицо Лотти на секунду. Она также улыбалась, как и на фотографии, что стояла у Луи на столе. Она смотрела на меня таким же взглядом, какой был у Луи и произнесла лишь одну фразу, которая в последствии вырвала меня из кошмаров: «Это то, что делает любовь». Я закричал, и Луи так же вскочил за мной, обнимая меня и успокивая. Конечно, первое, что пришло ему в голову, это то, что нас могут услышать, но я знал, что он и волновался за меня тоже. Единственное, что я мог делать — жадно хвататься за него, как за спасательный круг, обнимать и повторять «ты здесь». Я видел его мёртвым и это было так реально, словно происходило на самом деле. Я всё еще чувствовал тот холод и ветер, который был в горах в моём мне, но мне было необходимо почувствовать, что Луи рядом. Он здесь. Я наконец дотянулся до него. — Что случилось? — он обхватил моё лицо руками, целуя каждый его милиметр, чтобы успокоить, но всё, что я мог — стараться сдержать учащенное дыхание. Я всё еще был охвачен ужасом. — Ты был мёртв… Я не мог… Я был далеко… Ты просто шагнул туда и… Я правда пытался… Я пытался, я мог, я хотел спасти тебя, но у меня не вышло. Там была Лотти… Любовь убьет нас, Луи, — я не мог собрать все мысли в кучу и говорил лишь обрывками фраз. Мой голос дрожал, но я всё ещё чувствовал хрипоту от ветра и сухие губы. — Я здесь. Никто не узнает о нас, ладно? — я кивнул, и Луи притянул меня к себе, обнимая одной рукой, и копаясь в кудрях другой, — Хорошо, — выдохнул он, и я вроде бы успокоился вместе с ним, — Хорошо. Я буду рядом, Гарри. Всегда, в любой ситуации, да? — он, вероятно, почувствовал, как я кивнул и добавил, — Хорошо. Мы пролежали еще немного, пока не услышали будильник на моём телефоне, оповещающий о том, что пора возвращаться. Я не знаю, как Луи справляется с Элеанор, и почему она не замечает его отсутствия ночью, но мне довольно тяжело контролировать ситуацию. Бывает, я не успеваю возвращаться, пока мама еще спит, и, когда она спрашивает, где я был, я отвечаю, что решил держать себя в форме и иногда бегаю по утрам. Мы не обсуждаем это, не возвращаемся к этой теме, и, мне кажется, её саму это не сильно уж и волнует.11 дней
Всё было как прежде: драки, компании, разговоры. Коридоры в школе такие же шумные, уроки такие же скучные, дни такие же однообразные. Единственное, что вытягивало меня из перспективы погрязнуть в рутине — Луи. Но и это у меня отняли. — Элеанор хочет навестить родителей в Донкастере, поэтому я должен поехать с ней на несколько дней, — вздохнул он, не поднимая взгляда и не смотря мне в глаза. — Почему она не может сама поехать? — Она не умеет водить. — Но она может сесть на автобус или что-то вроде этого, — я начал перебирать варианты. — Она попросила отвезти её. Что я ей скажу? «Прости, Элеанор, но у меня немного другие планы. Я должен остаться, чтобы целоваться со своим учеником в школе по ночам»? — У нас с тобой осталось чуть больше недели, а теперь ты проведёшь их в Донкастере. — Это повод повидать и свою семью, Гарри, — вздохнул он. — Я надеюсь, что ты останешься в Лондоне, и у нас будет ещё вся жизнь впереди. — А если не останусь? Луи, наша система — не благотворительность на удовлетворение наших желаний. — Тогда я могу рассказать обо всём Элеанор и завтра мы будем мертвы. Выбирай. На следующий день он уехал. Всё было, как и до этого: драки, компании, разговоры. Коридоры в школе такие же шумные, уроки такие же скучные, дни такие же однообразные. Только Луи уже не было рядом. Я сидел на истории, слушая то, как мистер Грин с упоением рассказывал о предстоящем Отборе, записывал формулы, которые никогда в жизни не пойму и не смогу применить на физике. Голова в этот раз болела по-настоящему, но у меня уже не возникало желания выйти за таблетками. Я сидел в телефоне, медленно листая ленту инстаграмма и игнорируя летящие в меня мячи на физкультуре. Я слушал о вреде любви на примере поэзии Рембо на английском, и кивал головой, будто всё понимал, когда учитель рассказывал что-то на биологии, смотря на меня. Я брал один и тот же сэндвич в столовой и сидел на ланче с Найлом, смотря на его странные кексы, которые он не переставал покупать. Я слушал его невероятные истории и не понимал, когда он успевал вообще в них встрять. Тейлор стала проводить с нами ещё больше времени и теперь находила меня или Найла каждую перемену. Всё было таким же самым, что и до того, как я встретил Луи, но, как только он уехал, жизнь изменилась в корне. Всё было абсолютно другим. До Отбора осталось 11 дней, которые, возможно, я проведу без него, а после церемонии, может быть, я уеду куда-нибудь далеко от Лондона и больше никогда его не увижу.