Оксана свою работу любит. Безумно любит, всем своим сердцем. У нее за плечами десятки свадеб, каждая невеста которых крепко обнимала ее и выражала страшную благодарность за проделанную работу, потому что девушка действительно свое дело знает.
Есть, конечно, и плохие дни. Редкие, но меткие. Как, например, сегодняшний.
Фролова с утра увольняет доставщика цветов, разорвав с компанией контракт, потому что пацан, который на нее работал, задолбал из раза в раз опаздывать. Оксана прощает сотрудникам многое, но отсутствие пунктуальности — нет.
Из-за инцидента, случившегося утром, все в офисе притихают, продолжая подготовку грядущей свадьбы со страшным и совершенно несвойственным им запредельным энтузиазмом, потому что Оксана — человек хороший, однако видеть ее злой — врагу не пожелаешь.
Фролова разгребает чеки и бумаги в офисе уже второй час, и нервы натягиваются все сильнее. Настроение идет под откос, чтоб его, блять, за ногу. А ведь еще только начало недели. Погруженная в свои мысли Оксана почти подпрыгивает на месте, когда в ее кабинет негромко, но настойчиво кто-то стучит.
— Блять, — вздрагивая, тихо ругается девушка и на секунду закрывает глаза, резко выдыхая. — Войдите!
Дверь тихонько открывается, и Оксана внезапно понимает, что гнев свой сменяет на милость. На пороге стоит Сережа, а в правой руке держит подстаканник, на котором определенно два кофе, аромат которых тут же заполняет помещение.
— Привет, — непроизвольно улыбается она, вмиг почувствовав себя лучше.
— Доброе утро, — отвечает на ее улыбку Матвиенко, закрывая за собой дверь и присаживаясь в одно из кресел для посетителей, которое стоит напротив ее рабочего стола. — Хотя, насколько я знаю, оно не совсем удачное.
Девушка чуть хмурится.
— Шастун, — подсказывает ей Сережа, и Фролова тут же кивает, чуть закатывая глаза.
Они же с утра разговаривали с ним по телефону, и в этот самый момент противный доставщик и попался ей под руку. Да потому что заебал опаздывать. Ладно, похуй. Нервы тут еще из-за него трепать.
В любом случае Оксана не знает, как реагировать на тот факт, что Антон рассказал об утреннем инциденте именно Сереже, и почему тот буквально спустя два часа тут же оказывается в ее офисе со стаканом…
— Да ладно? — принюхавшись, оживляется Оксана.
— Латте взял тебе с ежевичным сиропом, — пожимает плечами Матвиенко. — Пальцем в небо, если честно. Надеюсь, понравится, — ставит стаканчик на стол, и девушка снова улыбается.
И за этой улыбкой тревоги — почему-то — нет вовсе. Общение с Сережей завязалось случайно. С момента их первой и крайне неловкой встречи прошло уже две недели, и за это время она с ним виделась чаще, чем с собственным мужем.
Леша пропадал в офисе чуть ли не сутками, и у Оксаны даже порой подозрения появлялись, но она тут же их отметала, потому что он бы не стал ей лгать. Потому что она этого
не заслуживает.
Оксана хорошая жена.
Но когда на простую просьбу Оксаны довезти ее до места, где должна была проходить свадьба, с рассадкой гостей которых она промучилась тогда до самого утра, она получила очередной отказ от Леши, который ссылался на большой объем работы, девушка не выдержала и набрала сброшенный Шастом
а-вдруг-пригодится-Оксан-расслабься номер Сережи.
И Матвиенко приехал к ней.
Потратил в ничто собственный день.
Но приехал.
А затем еще раз. И третий.
И вот он сидит у нее в офисе со стаканом кофе, а на счету за две недели это уже седьмая встреча, и Оксана ругает себя за то, что начала вести этот счет.
Потому что это плохая игра. Потому что никто не обговорил правила.
Но с Сережей так…
спокойно? С ним легко, и за все эти встречи он ни разу не проявил к ней что-то, что выходило бы за рамки обычного дружеского общения. Сережа смешной, и он очень любит, когда Оксана улыбается после его шуток или смеется.
Матвиенко ее смех любит. Он у нее звонкий такой и чистый. И вообще вся она —
живая.
Девчонка светится, когда взахлеб ему рассказывать начинает об очередной свадьбе или дурацких лентах, когда пересказывает тост свидетеля с одного из банкетов почти наизусть, а когда Серега вскидывает от удивления брови, Фролова смеется еще громче и сознается, что случайно его выучила, потому что очень уж он годный.
Сережа — импровизатор, у него руки именно под это дело заточены, а он все равно может взять и сорваться к ней часов в девять вечера, сидеть до глубокой ночи и бесконечно обсуждать с девчонкой какие-нибудь организационные вопросы грядущей свадьбы.
Вопросы, которые со стороны неопытному человеку покажутся страшно абсурдными, как, например, цвет штор или декор стола молодых, который обязательно должен сочетаться с платьем невесты.
А Сереже нравится. Нравится, потому что вокруг все становится ярче, когда он ее видит. И он, блять, по лицу себе хочет за это дать. С размаху, чтоб прямо до искр из глаз. Потому что на девчонке клеймо — бесшовные оковы безымянного.
Потому что Оксана —
не его. И не сможет никогда стать его.
— Ой, кстати, — внезапно вспоминает Матвиенко, встает с места и тянется во внутренний карман, вытаскивая оттуда сложенный в четверо листок. — Помнишь того придурка, который разбил ледяного ангела на прошлой свадьбе?
Девушка напряженно кивает. Вспоминать вломившегося на арендованную под мероприятие территорию пьяного дебошира совсем не хочется, особенно если учесть, что провалился тот потом будто сквозь землю, а ей выписали хороший такой штраф.
— Я его нашел, — самодовольно заявляет Сережа, разворачивая листок и кладя его на стол Оксаны.
— Боже, что?!
Фролова глаза округляет от удивления и тут же вскакивает на ноги, вслух ойкая и прикладывая ладошки к губам. Взгляд бесконечно бегает по строчкам на листе.
— Он уже в участке, тебе никакого штрафа не светит, весь цирк за его же счет.
Оксана так радуется такой, казалось бы, незначительной новости, что пулей выскакивает со своего рабочего места, оббегает стол и делает то, что делать совсем не собиралась.
Это просто случайность.
Обхватив лицо Сережи ладонями, она мягко сгибает руки в локтях, притягивая мужчину к себе, и касается губами его колючей щеки, задерживаясь на пару секунд. Она даже закрывает глаза и на мгновение теряется в этом моменте.
Отстранившись, девушка смотрит ему в глаза.
Она сначала не понимает, что сделала. Совершенно, блять, не понимает. А у Матвиенко внутри что-то кульбитом переворачивается. С размаху так, ловко. И приземляется где-то между ребрами, истошно скуля.
Он замирает, глядя на нее, и только спустя бесконечные три секунды Фролова понимает, что произошло. Она резко выпускает лицо Сережи из своих ладоней и делает полушаг назад.
— Прости, — тараторит, пряча взгляд.
Фролова нервно заправляет за уши волосы и снова проходит к своему месту, начиная копаться в бумагах. Серега провожает каждое ее действие взглядом. Игра началась уже давно, а вы так и не знаете правила.
Не считай меня опасным. Я этого не хочу.
— Ну, я побегу, — прокашливается Матвиенко. — Побегу, да.
— Да, хорошо! — немного нервно отзывается Фролова и снова утыкается в бумаги.
Ты мое персональное табу.
Серега задерживаться в ее офисе больше не может, да и не хочет вовсе. Несказанные слова, повисшие в воздухе, марким облаком пачкают рукав его новой толстовки.
Когда дверь за ним закрывается, Оксана шумно выдыхает и снова вскакивает с места. Схватив сумочку, девушка вытаскивает пачку сигарет и, прихватив губами никотиновую тонкую палочку, садится на подоконник, приоткрыв окно.
Наплевав на все правила пожарной безопасности, Оксана щелкает зажигалкой и, сделав глубокую затяжку, откидывается головой назад, закрывая глаза. Легкие пропитываются никотином насквозь, вгрызаясь в каждую клеточку.
Выдох. Оксана находит взглядом фотографию со свадьбы, которая стоит на рабочем столе вот уже целый год. Она кусает губы и проводит по ним тыльной стороной ладони. Ведь Оксана — верная жена. Оксана не должна любить кого-то, кроме мужа.
Затянувшись еще два раза и поняв, что внутри что-то дрожит, Оксана берет немного дрожащей рукой телефон и набирает номер человека, с которым об этом точно можно поговорить.
Пара гудков, а после, наконец, слышится голос.
— Да? — запыхавшись, отзывается человек в трубке.
— Можешь говорить? — нервно спрашивает Оксана, снова затягиваясь. — Ты бежишь куда-то? Дышишь тяжело. Я не отвлекаю?
— Нет-нет, — отмахивается девушка. — Я просто по… лестнице бежала, — чуть запинается она. — Что-то случилось?
Взгляд снова падает на фотографию с Лешей со свадьбы, и чувство вины внезапно пробуждается от глубокого сна.
— Ир, — снова втягивает в себя вредный дым Оксана и, чуть помедлив, выдыхает его через нос. — Кажется, я в дерьме.
***
Он понимает, что в дерьме, в тот момент, когда возвращается наконец домой. Сбросив с уставших ног начищенные ботинки и расстегнув две пуговицы черного пиджака, Арсений садится прямо возле двери, облокотившись спиной на нее, и берет в руки нотариально заверенный документ.
И взгляд сам собой находит заветную строчку, которая в его жизни все нахуй перевернет.
«Подтверждено одностороннее опекунство.
Родитель: Попов Арсений Сергеевич
Ребенок: Попова Кьяра Арсеньевна»
Арс откидывает голову назад и глубоко вдыхает. Только бы все получилось. Только бы все было хорошо. Только бы пацан не потянул его на дно.
Адвокатом со стороны Арсения выступал Павел Алексеевич Добровольский — супруг той Ляйсан, что была со стороны Алены. Было пиздецки интересно наблюдать за тем, как горячо любимая супруга Павла буквально час назад в список его безоговорочных побед вписала проигрыш по делу Поповых.
Очаровательно.
Но на отношения этих двоих Арсению было глубоко фиолетово. У него своих забот хватало. Кьяру нужно будет забрать к себе уже через неделю, потому что к тому времени будут готовы все оставшиеся документы, которые наконец вступят в силу.
Через неделю ему предстоит с головой окунуться в отцовство, а он готов к этому ровно так же, как слесарь — к соревнованиям по фигурному катанию. То есть на слабенькую такую двоечку по шкале из ста. Арса трясет.
Он вообще не знает, с чего начать. В суде он каким-то боком наобещал ребенку создать все условия, а как эти самые условия выглядят, он не имел ни малейшего понятия. Отложив документы на стол, он снова проверяет телефон.
Ни одного оповещения о новом сообщении в бесконечном потоке напоминалок из инстаграма.
Арс отбрасывает мобильник в сторону и садится на диван, опустив локти на разведенные в стороны колени. Пальцы зарываются в отросшие волосы, и мужчина закрывает глаза. События последних недель —
пугают.
И не просто пугают, а лихорадят до дрожи под коленями. Арс вообще понятия не имеет, как эти две недели выдержал. Все было, сука, как в тумане. Встреча, еще одна, третья. Ляйсан, документы,
подписи-подписи. Слушание, гулкий удар молотка судьи. Алена, прячущая глаза.
И среди всего этого мутного густого пятна было только одно четкое, яркое —
Антон.
Тот был с ним рядом все это время. Отменял свои планы, что-то рычал или цедил в трубку собеседнику, голос которого страшно смахивал на женский, но в итоге сбрасывал звонок, чертыхался, докуривал
он-со-счета-сбился-какую сигарету и все равно ехал с Арсом в любую точку Москвы, не оставляя его ни на одну секунду.
Арсу позволили за это время один раз увидеться с Кьярой. Алена долго сопротивлялась этому, но громогласное Пашино «Алена Дмитриевна, дайте ему увидеть дочь, он должен знать, за что вы
отказываетесь бороться!» отрезвило всех, и девушка почти затравленно кивнула.
Добровольский был семьянином, так что у него непроизвольно сработал человеческий фактор, вынуждая выйти из образа вечно хладнокровного и страшно профессионально выполняющего свою работу адвоката. Ляйсан одернула мужа в ту же секунду, но сказанного, увы, не вернуть, так что Павел лишь сдержанно извинился.
Не вложив в это извинение ни капли искренности.
Арсений ждал встречи, как на иголках. Сидел и тряс ногой до тех пор, пока Шастун не опустил ладонь ему на колено и не произнес тихое, правдивое:
— Она бы никогда тебя не забыла.
…чем выразил разом все то, что мучило Арсения больше года.
И когда дверь, наконец, открылась и оттуда выбежала девчонка, у Попова сердце забилось втрое чаще. Она неслась к нему, сияя детской улыбкой, с широко раскинутыми руками. Арсу пришлось присесть, и, когда дочка впечаталась в него с размаху и обвила шею руками, его бросило в дрожь от того, как она произнесла одно-единственное:
— Папа.
И Арс понял, что ему есть, за что бороться.
Попов вздрагивает, когда пространство тихой квартиры прорезает звук дверного звонка. Мужчина поднимается с места и тут же бежит открывать.
— Черт, спасибо, — тут же качает головой Арс, впуская гостя внутрь, — спасибо, что приехал.
— Да пока не за что, — отмахивается Шастун, останавливаясь в прихожей. — Так, давай сразу по делу, — твердо произносит он, — как прошло слушание?
Попов вздыхает и, взяв со стола бумаги, протягивает их Антону. Пацан принимает документ и начинает жадно бегать по нему глазами, чем вызывает у Арса улыбку. Слабую, взволнованную, погребенную под тонной тревоги, но улыбку.
Когда Шаст добирается до заветной строчки, его глаза сияют.
Арсений смотрит на этого пацана и думает, что тот сам еще такой, блять, ребенок, и ввязался Арс в страшный пиздец. Попов никогда не признается себе вслух, но… он
боится.
Боится, что проебется с этим пацаном и с этим решением.
— Так она наша? — как-то по-детски произносит тот. — В смысле… твоя, — на секунду зажмурившись, исправляется. — Она
твоя теперь, да?
Арс чувствует что-то странное внутри от сочетания этих слов. Что-то взрывается от этого и пускает по всему телу разряды тока. Попов ведет линией плеч.
«… так она наша?..»
Мужчина сглатывает.
— Да, — замявшись, отвечает он. — Моя, — чуть улыбнувшись, опускает взгляд.
Наша.
Мысли, рот свой, блять, закрыли!
Пацан смотрит на него с толикой чего-то незнакомого. Так разрывающе и чисто, что невольно задаешься вопросом: а он вообще настоящий? Реальный он или нет? Таких людей не бывает.
Таких бракуют на таможне двух миров, отправляя обратно. Антон для этого мира
слишком чистый.
— И как ощущения? — вырывает Арсения из размышлений голос. — И кстати, ты зачем попросил приехать-то?
— А, бля. Точно, — проигнорировав первый вопрос, внезапно срывается с места Арс, приглашая Шаста пойти за ним. — Слушай, я тут думал по поводу комнаты для Яры. И, в общем…
Попов подходит к закрытой двери и опускает ладонь на ручку, на секунду замявшись и поджав губы. Антон чуть прищуривается, даже не представляя, что за этой дверью. Зная Арсения, в любых предположениях ты можешь ожидать конкретное фиаско.
— Вот, — наконец кивает Попов и открывает дверь, впуская Антона внутрь.
И тот замирает прямо на пороге. Вот вы сейчас думаете, что там все обставлено на манер идеальной детской комнаты из американских мелодрам? Да вот нихуя не угадали. Вместо чего-то, хоть как-то отдаленно напоминающего детскую, эта комната — просто мечта для существования…
Шастуна.
Длинный диван посередине, плазма на стене и на журнальном столике приставка, на которой Шаст умудряется разглядеть коробку с FIFA, несколько кресел-мешков, комод и стенка, заваленная дисками, всякими памятными вещами Арсения и кучей фотографий из разных временных этапов жизни Попова.
— Слушай, ты если съехаться со мной хочешь, то хоть бы цветочки подарил для начала, — немного обдолбанно отшучивается Антон, глазея по сторонам.
Арсений смеется.
Да только ему не смешно.
— Обхохочешься, — чуть напряженно отзывается он. — В общем, я не знаю… Ей тут комфортно будет?
Шаст уставляется на мужчину нечитаемым взглядом. Тот прикалывается ведь, да? Арс ведь шутит? Он ведь не считает на самом деле, что для девчонки, которой только в феврале три стукнет, будет комфортно — как он выразился — жить в комнате для видеоигр?
Арсений немного нервно запускает сжатые кулаки в карманы брюк, терпеливо ожидая ответа Шаста.
Блять.
Нет, не шутит.
Пиздец.
— Серьезно, Попов? — саркастически щурится пацан и качает головой. — На пуфике с шариками-антистресс под звуки плейстейшен?
— Ну…
— Мечта, Арс! — восклицает Шастун, но Арс впервые сарказма в голосе не распознает.
Мужчина смотрит по сторонам, изучает взглядом комнату и, кажется, правда не понимает, что отвечать или делать в принципе.
— Блять, Попов, включи мозги, будь добр, — не выдерживает Шастун, и Арс переводит на него взгляд.
А в нем —
просьба-умоляю-пожалуйста. Когда Попов сказал, что отец из него никудышный, он не давил на жалость. Он просто понятия не имеет, что значит быть им. Поэтому Антон решает взять все в свои руки.
Ты станешь прекрасным отцом, я обещаю.
— Собирайся, Арс, — выходит из будущей комнаты девчонки Шастун, направляясь ко входной двери.
— Куда? — теряется тот.
Антон останавливается и поворачивается к застывшему Попову, которого — пацан теперь уверен в этом на сто процентов — он не оставит одного ни при каких обстоятельствах. Обещание взрывается в мыслях само. И Антон в него верит. И Антон улыбается.
— Нам пора в детский магазин.
Твоя девочка будет тобой гордиться.
