Лето в январе

На сковороде готовятся в собственном соку румяные кусочки белого мяса, и Оксана безучастно их помешивает, чуть сдвинув брови и полностью погрузившись в себя. Шастун стоит рядом с ней, пытается мелко рубить салат в будущий «Цезарь» и искоса поглядывает на загнавшуюся подругу. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, что с ней происходит, ведь Антон ее лучший друг и не заметить состояния девушки попросту не мог. Фролова последние несколько дней сама не своя. Она сутками напролет полностью погружена в себя. Стала страшно рассеянна и забывчива и умудрилась забыть о встрече с одной невестой, и теперь ее перенесли на две недели, за что Оксане пришлось миллион раз извиниться, но девушка оказалась отходчивой и была рада даже тому, что ей просто удалось к Оксане попасть. Шастун все это видел, но завести разговор все никак не решался. Отчасти все это случилось по его вине. Ведь в последнее время Шаст времени уделял Арсу больше, чем лучшей подруге, забив здоровенный такой хуй на окружающий мир и собственную девушку. Что, к слову, тоже аукнулось. Ведь не просто же так пятничный вечер Антон проводит не в компании своей любимой, а помогая подруге готовить ужин. Ужин, блять, на одного. Впрочем, ничего нового, но об этом позже. После съемок Антон, как обычно, поехал домой, потому что, позвонив Арсу и услышав, что помощь пока не нужна и приезжать не надо, пацан откровенно расстроился. Кьяра жила у Арса дома уже три дня, и Антон пока ни разу к ним не наведывался. Попов только повторял: хорошо все, все хорошо, не приезжай, порядок. И Шаст не приезжал. Пацан был весь на нервах, телефона из рук не выпускал, и, пожалуй, как раз на этой почве они с Ирой и поругались. Просто другого объяснения Шаст найти не мог. Кузнецова завязала скандал из воздуха, кричала как вне себя, и в итоге все свелось к тому, что Арс для него — дороже нее. И Шастуну даже ответить было нечего, потому что какая-то тихая часть его сознания тихо сказала: «Да, так оно и есть». Шастун дома находиться уже просто не мог, стены давили на него, атмосфера в комнатах стала какая-то чужая, и пах весь дом по-другому. В воздухе витало одиночество. Пацан даже окна нараспашку открывал, проветривал всё, но ничего не поменялось. Обои, казалось, тоску в себя впитали полностью. Антон вылетел из дома пулей, оставив Иру без ответа на этот бомбеж и, тут же набрав Оксану — потому что больше некого — получил добро, чтобы приехать. Потому что девушка снова была одна. — У тебя что-то случилось? — не поднимая головы, задает вопрос Оксана, убрав рукой длинный хвост за спину. Шастун часто моргает, стараясь снова влиться в реальность и разговор, но получается не сразу. — Что? — качает головой он. — Ты потерянный, — жмет она плечами. — А три дня назад сиял так, что мог бы поспорить с солнцем, — достает из холодильника сыр девушка и снова подходит к другу. — Я даже подумала, что ты Ире предложение сделал. Антон кашляет, поперхнувшись, казалось бы, обычным воздухом. — Хуя у тебя заскоки, Фролова. Давай поаккуратнее на поворотах, — снова чуть кашляет Шастун и качает головой. — Не делал я никакого предложения. Да и не особо собирался. Оксана про ссору Шаста с Ирой не знает, он решил ей не говорить. У нее своих проблем по горло, и загружать девчонку бытовыми ссорами Шастун не видел никакого смысла. — И не надо, — аккуратно нарезая кубиками сыр, негромко говорит Оксана. — Гиблое это дело. Шастун непонимающе смотрит на то, как девушка все так же безучастно нарезает в большую глубокую миску ингредиенты, отрешенно глядя перед собой. — Ты о чем? — не совсем понял Антон. Девушка сбрасывает с доски кубики сыра и, на мгновение замявшись, переводит взгляд на пацана. И в глазах у нее отчаяние. Столько отчаяния, что в нем можно было бы утопить всех людей мира. — Про брак, — наконец произносит она и снова отворачивается, тут же жалея о том, что решила об этом заговорить. Она проплакала всю ночь после того, как уехала Ира, и чувствовала себя Фролова от этого ужасно. Наутро глаза ее были красные и опухшие, так что пришлось повозиться с макияжем, чтобы на работе не задавали вопросов. Оксана расклеилась по всем параметрам и делать так больше не собиралась. Она собрала всю волю в кулак и взяла себя в руки. Лешу она за три дня видела два раза, и оба раза были мимолетными, как, впрочем, и всегда. Девушка все сильнее ощущала ту самую пустоту, про которую рассказала Ире, и от этого ей становилось хуже. Она почти не спала, полностью погрязла в работе. Бралась даже за то, что откладывала в долгий ящик, или хваталась за проекты, которые будут еще очень и очень нескоро. Она делала всё, чтобы заполнить себя любимым делом. И едва сдерживалась, но не звонила Сереже. — Оксан, — подает голос Шастун, и в нем столько сожаления, что Фролова непроизвольно морщится, чуть отвернувшись в сторону. — У тебя ведь не всё хорошо, верно?.. Девушка глубоко вдыхает и поворачивается к парню, выдавливая на лице слабую улыбку. — Все хорошо, — кивает она, — хорошо все… И снова утыкается вниз, продолжая помешивать грудку. Шастун непроизвольно хмурится, когда Оксана это говорит. «Где-то я уже это слышал», — проносится у него в голове. Он вынимает из кармана телефон. Антон (20:27): Ты уверен, что мне не стоит приезжать? Арс (20:27): Уверен. Антон (20:28): Ты ответил слишком быстро Антон (20:28): И мне не нравится точка в конце Арс (20:30): Шастун… Антон (20:30): А теперь отвечал слишком долго Арс (20:31): Прекрати играть в следователя. Все хорошо Антон блокирует телефон и откладывает его на край стола. Чувство тревоги не покидает пацана с того момента, как они три дня назад вышли из конторы Утяшевой и Добровольского. Шаст даже с девчонкой не познакомился, Арс тут же усадил ее в детское кресло на заднем сиденье, провозившись какое-то время с ремнями, а после, пробормотав Антону слова благодарности и пожав руку, уехал, оставив того одного наедине со своими мыслями. Пацан почувствовал тянущую под ложечкой тоску ровно в тот момент, когда машина скрылась за поворотом, и ему от этого даже не по себе стало. Он внезапно четко понял, что ему действительно тяжело переживать разлуку с Арсом, и причины он понять так до сих пор и не мог. Хотелось сорваться с места, начать махать руками, закричать во всю глотку его имя и попросить вернуться. Но автомобиль уже давно скрылся за поворотом, и даже если бы Шаст закричал, Арсений бы не услышал. Экран мобильника загорается снова, и парень чуть вздрагивает, тут же обращая на это внимание и максимально быстро возвращаясь в реальность. Взгляд читает светлые буквы. Арс (20:33): Спасибо Шастун берет телефон в руку, бездумно глядя на сообщение. И хмурится. Почему Арс это написал? За что он благодарит его? Не за что благодарить, кажется. Антон непонимающе смотрит на диалоговое окно, и пальцы немного дрожат в согнутом положении над клавиатурой. Антон (20:35): За что? Оксана тихонько матерится безобидным «бля», когда из ее рук падает на пол деревянная длинная ложка, которой она мешала белое мясо. Шастун поднимает глаза. — Вино будешь? — не дав ему задать вопрос, начинает говорить первой Оксана и подходит к холодильнику, открывая дверь и прикладываясь к ней виском. — Красное сухое есть и белое полусладкое. Фролова поворачивается к парню, который снова весь в телефоне. Оксана слабо улыбается. Ему хотя бы есть кому писать. Антону с Ирой повезло. Ире с Антоном — тем более. Боль, пожалуйста, уйди из меня. Оксана чуть морщится от щемящей тоски, которая вырыла уже даже слишком глубокую яму у нее в грудной клетке, и подходит к столешнице, стараясь занять себя готовкой. И Шастун вздрагивает, подпрыгивая на месте, от громкого резкого: — Ну Антон, ну твою за ногу! — Че? — не понимает он, беспомощно оглядываясь по сторонам в поисках причины ора подруги. — Плечо, — рифмует Фролова и раздраженно указывает руками на миску с салатом, нарезкой которого занимался Антон. — Да самого Цезаря мельче порубили, чем ты — этот салат! Девчонка выпаливает это на одном духу, хмуря аккуратные брови и надувая и без того пухлые губы. Пару секунд на кухне царит молчание, а потом Шастуна резко пробивает на ржач. Его пополам складывает, и Оксана больше не может злиться. Она улыбается, закрывая лицо ладошкой, и от того, что девушка хоть немного отвлеклась, Антону становится намного легче. Ты заслуживаешь быть счастливой. Оксана, кажется, и правда наконец переключается с гнетущих мыслей и вливается в домашнюю реальность этого пятничного вечера. Она задает риторический вопрос по поводу вина, а затем отмахивается, ставит на столешницу бутылку и белого, и красного и тянется наверх за двумя бокалами. Шастун снова реагирует на внезапное оповещение телефона, и улыбка буквально спустя секунду стирается с его губ. Он напряженно смотрит на экран, а после, сжав телефон в руке, встает на ноги. — Оксан, только обещай не бить, — произносит Антон, и девушка поворачивается к нему, сжимая в руках бокалы. — Что такое? — все еще улыбается она, и Шастуну хочется ударить себя по лицу за следующие слова. — Мне уехать надо, — виновато произносит он. И девчонка гаснет. Она опускается с носочков на ступни, широкая улыбка пропадает с губ, и глаза теряют свой блеск. Она поджимает губы, оставляя бокалы на столешнице, и непроизвольно горбит плечи. Оно ломает ее. — Не страшно, — улыбается она, поворачиваясь к парню. — Я всё равно поработать собиралась. Спасибо, что заскочил. Одиночество Оксану убивает. Оно ломает ей хрупкие кости. Антон подходит к подруге и целует ее в макушку, приобнимая рукой за шею. Шастун для Оксаны — старший брат, в котором она всегда нуждалась. Всегда поддержит, выслушает, поймет. Наверное, именно поэтому у нее подруг было всегда не так много. Антон был ее абсолютным спасением. Он снова извиняется, на что девушка только качает отрицательно головой, мол, перестань; прощается с Оксаной немного скомкано, потому что снова весь в телефоне, и, натянув на ноги кроссовки, обещает ей завтра позвонить, после чего закрывает за собой дверь. И в дом снова просачивается из-под плинтусов гнетущая тишина. Оксана на мгновение закрывает глаза. Вдох. Сжатые на предплечьях руки. Все будет хорошо. Почему никто не предупредил, что это будет так трудно? Девушка мотает головой и возвращается на кухню. Сбросив остатки ингредиентов в миску, Оксана мешает все это, заправляя соусом, а после… ставит миску в холодильник, даже к ней не притронувшись. Она берет один бокал, останавливает свой выбор на белом вине и идет в гостиную, усаживаясь возле дивана и упираясь ступнями в рядом стоящий журнальный столик. Пятничный вечер, который мы все заслуживаем. Фролова включает телевизор. Какое-то время устройство разогревается, и за это время она успевает налить себе половину бокала. Она делает небольшой глоток, и в тот же момент он встает у нее поперек горла, потому что происходящее на экране дает ей звонкую пощечину. «Век Адалин». Оксана прячет лицо в ладонях и старается подавить в себе желание пойти на кухню и покурить. Девчонку ломает, и она не справляется. Вскакивает с места, хватая с журнального столика пачку сигарет. Она садится на подоконник, сжимает слишком сильно зубами белый фильтр и старается чиркнуть зажигалкой, но дрожащие руки ее подводят. С пятой неудачной попыткой девчонка не выдерживает. — Нельзя вечно избегать людей, Адалин, — звучит голос из колонок в гостиной. — Остановись. Хватит убегать. Оксана обнажает зубы в плаксивом оскале и бьется затылком о пластиковую белую стену возле окна. И с каждой последующей секундой ей все хуже. Внутри что-то накаливается и начинает дрожать. Она так устала. Господи, так устала. — Я хочу, чтобы это закончилось! — срывая голос, внезапно кричит Фролова, хватаясь за голову, и в следующую секунду чуть не лишается рассудка, оглушаясь от трели дверного звонка. Девчонка вздрагивает и замирает. Сердце пропускает один гулкий удар, не разбивая глухим импульсом грудную клетку. Оксана медленно поднимается на ноги, двумя быстрыми движениями смахивая с щек две противные слезы. Наверное, Антон забыл что-нибудь. Ну конечно. Кто же еще? Фролова тут же успокаивается от собственных мыслей. Возможно, она не останется одна в этот пятничный вечер, и у Шаста поменялись планы. Обрадовавшись, девушка широко улыбается и, в несколько шагов почти добежав до двери, тут же ее открывает. И замирает. Сердце напрочь отказывается работать. Сережа стоит перед ней собственной персоной, тяжело дышит, будто долго до этого бежал, и смотрит на девчонку, которая сама застыла в дверях, не в силах пошевелиться. Но один его взгляд — один, сука, взгляд, — и Оксана понимает, как страшно сильно нуждалась в нем все эти дни. Зачем ты сделал это со мной? Девчонка красивая. Такая красивая. Боже, блять. Матвиенко эти несколько дней без нее поперек горла встали, и он знает, что сам, блять, виноват. Во всем, сука, виноват. Он загибался. Загибался, блять, без нее. А ведь Шастун его предупреждал. Да и он сам себя предупреждал, но советов, разумеется, не слушал. — Прости, — на выдохе произносит он, не в силах перестать смотреть на нее. Такие огромные, блять, глаза. А в них — космос. Гребаная Вселенная, в которой не страшно и погибнуть. Девчонка несколько раз моргает. Чуть хмурится, не понимая, и сглатывает. — За что? — покачав головой, шепотом спрашивает она. И в груди что-то резко так защемляет; как по щелчку — р-раз. Серёжа делает два шага вперед и, обхватив лицо девчонки ладонью, резко наклоняется к ней, прижимаясь своими губами к её губам. Лишая воздуха. Отключая мысли. Оксана задыхается от прикосновений мягких губ и выдыхает горячий выдох в поцелуй, зажмуривая глаза и сильнее склоняя голову вправо. Позволяя ему углублять поцелуй. Позволяя ему, блять. Позволяя. Он нажимает большим пальцем ей на подбородок, заставляя распахнуть губы, и скользит языком внутрь. И внизу живота все переворачивается кульбитом. Трижды. Леша тебя не достоин. Он тебя, блять, не достоин. Сережа мягко втягивает в себя ее нижнюю губу и, чуть отстранившись, соприкасается с девушкой лбами. Сердце лупит по ребрам так сильно, что того и гляди — появятся трещины, дыхание тяжелое и частое, а в голове шум, и ноги почти не держат. — За это, — одними губами произносит Матвиенко и, не дав девушке опомниться, вылетает из ее квартиры, закрыв за собой дверь. Оксана шарит рукой, стараясь найти опору, и, когда наконец прислоняется спиной к стене, спускаясь по ней вниз, чтобы сесть, касается кончиками пальцев своих губ. Девушка закрывает глаза. Что, блять, они только что сделали? Она же… хорошая жена? И слова в сознании звучат уже не так уверенно. Останься в моей голове. Без тебя там слишком одиноко. Губы все еще пульсируют, запечатав на себе поцелуй Серёжи. И на них — его вкус. А в легких до отказа — запах.

***

Арс (20:33): Спасибо Антон (20:35): За что? Арс (20:37): Что ты есть Попов откладывает телефон в сторону, заблокировав экран, и трет лицо ладонями, крепко зажмуривая глаза. Несмотря на то, что Арс написал эти слова, он все равно корил себя. Потому что снова сделал это. Снова сказал пацану, что в нем не нуждается. Ебучая ложь. Арс нуждается. Кьяра живет у него всего три дня, но у Арса уже нервяк. Девчушка хорошая, страшно веселая и очень послушная, что нетипично, насколько он знал, для детей, которые на пороге кризиса трехлетнего возраста, что представляет из себя абсолютную поперечность ребенка а-ля «да — это нет», а «нет — это да». Девчушка же, наоборот, будто чувствует, что папе и так тяжело, поэтому старается быть послушной. Она кушает всю манную кашу на завтрак, показывая папе дно пустой тарелки и улыбаясь при этом так, будто стала олимпийской чемпионкой. Она ложится на обеденный сон точно по часам, после прогулки и обеда, спит ровно два с половиной часа и, проснувшись, тихонько ворочается, первое время не позволяя себе позвать папу на всю квартиру, чтобы оповестить о том, что она проснулась. Малышка страшно любит мозаику и копошилась с ней однажды целый вечер, пока Арс старался сосредоточиться на работе, но у него все равно не особо получалось, потому что он внимательно следил за тем, чтобы она никуда эти маленькие детали не пихала, кроме как в специальные лунки на основе. Казалось бы, мечта, а не ребенок. Живи и радуйся — ты справляешься! И это несмотря на то, что сраная манная каша получается с охуетительными комками, которые девчушка тактично сваливает всякий раз за пределы тарелки. Но есть одна деталь, которая Арса добивает на максималках. Вот вроде бы и жаловаться-то не на что в целом, ребенок — маленькое чудо. Но, несмотря на всю радость и улыбки малышки днем, ночью все становится на редкость хреново. Кьяра каждую ночь плачет. Делает она это тихо, почти беззвучно. И после первой ночи Арс этого даже не понял. Но наличие влаги на подушке объяснилось уже на следующую ночь. Кьяра дожидается, пока папа уйдет, пока выключит свет и прикроет дверь, пока включит телевизор в гостиной, чтобы было не так слышно, и начинает плакать. Арс услышал это, когда случайно проходил мимо комнаты девочки на кухню. Он остановился, приоткрыл дверь и замер. И у него пару мгновений сердце даже не билось, потому что она прижимала к груди одну из игрушек, которую выбрал для нее Шастун, и, крепко зажмурившись, тихонько плакала. Девчонка — истинной крови Поповых. На людях может поспорить с солнцем, а в глухом одиночестве — выпустить на волю эмоции. И это проявилось у Кьяры уже в этом возрасте. Она умна не по годам. И вся, блин, в отца. Телевизор шипит на маленькой громкости, потому что Арс вслушивается в любые звуки из детской. Он так сильно надеялся, что ничего не услышит, но его ожидания не оправдываются. Попов кусает губы. Из детской доносится тихий плач. Арсению самому хочется плакать вместе с дочкой, потому что он копается в себе, стараясь понять причину слез ребенка. Днем она активна, улыбается и заливисто смеется, а ночью выпускает из себя вот такого рода эмоции. И непонятно: то ли она не говорит, что ей что-то не по душе, то ли это ритуал у нее такой перед сном, чтобы спалось лучше, то ли она старается держать эмоциональный баланс, что, сука, маловероятно, учитывая ее возраст, либо… Либо по матери скучает. И такое объяснение кажется Арсению самым разумным. Он встает с места, потирая лицо ладонями, и идет в детскую, дверь которой всегда приоткрыта. Кьяре спокойнее, когда комнату прорезает полоса света, она так чувствует себя в безопасности, зная, что кто-то рядом. Арс входит в комнату, и девчушка тут же прижимает игрушку к глазам, будто стараясь скрыть эмоции от папы. Арс же, в свою очередь, чувствуя, как что-то ноет в груди, присаживается на кресло рядом с постелью и, чуть откинув одеяло, берет девчонку под мышки на руки, прижимая к себе. И Кьяра цепко обнимает одной рукой шею папы, из другой не выпуская диснеевского Тигрулю, и опускает голову на плечо родителя, тихо всхлипнув. — Тише, девочка моя, — поглаживает ее по спине Арсений, стараясь успокоить. — Все будет хорошо. Малышка всхлипывает, и это в щепки рвет грудную клетку мужчины. — Папа у тебя так старается. Солнышко, так старается, — покачивается он, закрыв глаза. — Может, ты кушать хочешь? Она поднимает голову и, убрав рукой с лица волосы, трет глаза. И выглядит это в полутьме ужас как мило, если не знать, что трет глаза малышка не потому, что хочет спать, а потому, что соленые слезы. — Не хочу, — мотает она головой. — А что ты хочешь? — старается понять дочку Арс. Попов ответ услышать боится. Очень боится. Ведь он правда старается. Он так старается, кто бы знал, Господи. И ему не хватает в данной ситуации только одного человека. Антона. Он страшно нуждается в Антоне. — К маме. И у Арса в груди что-то взрывается. Взрывается и болит, причиняя почти физическую боль. Как объяснить трехлетней девочке, что от нее отказалась мать? Как, блять, дать понять ребенку, что маму она больше не увидит? Полный пропиздон. У Арса просто нет слов. Он не знает, как сказать ей. Импровизация в помощь, она твоя давняя подруга, Арс. — Мама уехала, принцесса, — убирая ей за ухо волосы, наконец произносит Арс, слегка запнувшись. — А куда? — склонив голову вбок, интересуется она. Любознательная, блин. И такая красивая девочка. Кьяра почти слепит Арса синевой своих глаз. Малышка, ты заслуживаешь знать, что случилось у мамы с папой, но ты пока совсем не готова. — Далеко, — негромко отвечает он. — А скоро вернется? Если бы Арсу дали выбор: участвовать в пяти шокерах подряд или объяснить дочери, где мама, он бы выбрал шокеры. Дважды. Потому что даже они не делают так, сука, больно, как обычные вопросы трехлетней дочери. — Не знаю, принцесса, — признается Арс. — Я правда не знаю. Кьяра снова прижимается лбом к слегка колючей щеке Арсения и тяжело вздыхает, перебирая пальцами хвост Тигрули. — Я скучаю по маме, — максимально открыто и честно говорит девочка. — Это пройдет, — машинально выдыхает мужчина, глядя на то, как на темных стенах и потолке медленно ползут синеватые пятнышки аналога звездного неба, встроенного в лампу, которую выбрал Антон. Он укладывает девочку обратно в постель и садится рядом, хватая с полки еще новую, ни разу не открытую книжку про какую-то принцессу с длинными светлыми волосами. Ребенка нужно отвлечь, и Арс начинает читать. История оказывается на удивление долгой, но малышка слушает внимательно, рассказ не прерывает, завороженно слушает голос отца, чуть ли не в рот ему заглядывая — так завораживающе он рассказывает — и не забывает рассматривать картинки. Дело уже близится к финалу, когда в дверь внезапно звонят. Арс смотрит на наручные часы. Четверть одиннадцатого. Гостей он не ждет, определенно. — Кто это? — приподнимается на локтях Кьяра, глядя в сторону двери. — Без понятия, — трет глаза Арс, поражаясь заряду жизненной энергии девочки, и уже в данную секунду принимает решение гулять с ней вечером подольше. Он откладывает книгу, поднимается на уставшие ноги и заставляет тело функционировать, очнувшись ото сна. Он почему-то даже забывает посмотреть в глазок, просто открывает дверь и… — Шаст?.. Вдох. Организм насыщается кислородом. Господи, ты пришел. — Т-ты чего пришел? — заикнувшись, моргает Арс. Спасибо. Блять, спасибо. — Точка в твоем сообщении меня смутила, — наигранно серьезным тоном заявляет Шастун, и Попов шлепает себе ладонью по лицу. — Ты нормальный вообще? — не может он сдержать улыбку. Приехал. Он приехал. Сам. Шастун улыбается. Господи, и он только сейчас понимает, как сильно скучал. Это же просто уму непостижимо. В груди разливается приятное тепло, и каждый уже готов ринуться вперед, чтобы обнять-пожать-руку-прижать-к-себе-блять-пожалуйста, но что-то невидимое останавливает их обоих, и они только неловко переминаются с ноги на ногу. — Заходи, — наконец кивает Арс, стараясь сменить тему. Приветствие действительно скомканное. И они оба не понимают, почему так выходит. Пацан снимает кепку, бросает ее на вешалку и поправляет пальцами челку, отчего по просторному коридору раздается звон браслетов. И Арса это успокаивает. — Она еще не спит? — кивает в сторону детской Антон, и глаза у него при этом горят так, что рехнуться можно. Пацан себе места не находил все это время: он страшно хотел познакомиться с малышкой. Арсений улыбается, глядя на то, как Шастун почти умоляюще ждет ответа Попова, явно рассчитывая на то, что он положительный. — Не спит, — кивает Арс, и Шастун вскидывает руки, чуть ли не подпрыгивая на месте, и звон браслетов уже граничит с колоколами в воскресных церквях. — Бля, ура, — выдыхает он. — Так, во-первых, никаких «бля», — строго начинает Арс, — во-вторых, — он принюхивается, — блять, ты курил? — Ты ж сказал без «блять». — Я сказал без «блять», — напоминает Попов, а потом осекается, понимая сказанное. — А, блять. Да блять, — возмущается от собственной глупости Попов, шлепнув себе по губам. Шастун тихо гогочет, и на душе от этого так тепло становится, что Арс в безобидном жесте замахивается на манер «сейчас получишь леща», но затем успокаивается, в примирительном жесте вскидывая руки. — Ладно-ладно, тихо, — кивает он. — Сходи помой руки, от тебя несет, как от табачного ларька. Щетка зубная новая во втором ящике под зеркалом с правой стороны. И потом приходи, познакомлю тебя с ней. Пацан вскидывает брови. — Давай-давай, шевели булками, она может взять и уснуть в любую секунду. Шастун послушно идет в ванную и закрывает за собой дверь. Антон улыбается. «Командует, как папочка», — проносится у него в голове, и он смеется над собственным каламбуром. Выполнив все пункты, которые озвучил ему Арсений, Шаст выходит из ванной, демонстративно показывает чистые руки, попутно с этим едва справляясь с приступом ржача, и они наконец идут в детскую. Попов ненадолго замирает возле детской, вспоминая, как всего несколько недель назад он точно так же взволнованно стоял возле двери, собираясь показать Шасту комнату, которая должна будет стать детской, и теперь эта комната не пустая. Теперь там живет его девочка. Наша девочка. — Кьяра, — негромко зовет ее Арс, и та отрывает взгляд от картинок в книжке, потому что до этого, кажется, терпеливо ждала, когда папа вернется и расскажет ей историю до конца. — Я хочу тебя познакомить кое с кем. Арс приоткрывает дверь, и девчонка чуть выпучивает глаза, когда видит такую здоровенную улыбающуюся шпалу в розовой толстовке. Антон даже не понимает, как слегка крипово выглядит для малышки, но та держится бойко, хотя и побаивается, но под одеяло не прячется, а это уже хороший знак. — Привет, — сияет Антон, присаживаясь на колени рядом с кроватью девочки. — Я — друг твоего папы, и меня зовут… Тоша. Девчонка смотрит на папу, и тот кивает, мол, все хорошо, не волнуйся. И у Арса внутри взлетает ввысь маленькая стая бабочек, когда Шастун протягивает девчушке руку в знак приветствия, и та, немного поразмыслив, цепко хватается пальчиками за его длинный указательный палец.