Лето в январе

Арсений вздрагивает от странного шума, наотмашь бьющего по барабанным перепонкам, и вскакивает на диване, почему-то сжимая в правой руке ту самую серую подушку. Он рассеянно моргает, озираясь по сторонам в поисках источника шума. С кухни доносится приятный и непривычный запах, отчего у мужчины непроизвольно скапливается слюна во рту и начинает сосать под ложечкой. Гостиная уже озарилась серостью осеннего утра, и с той же кухни доносится слабый треск работающего телевизора. Арс принимает сидячее положение и потирает лицо ладонями. И под закрытыми веками тут же вспыхивает образ спящего Антона. Попов зажмуривается и мотает головой. Не хватало еще с самого утра начать изводить себя, блять. На это он точно не подписывался. Арсений тянется к небольшому пуфику и берет в руку телефон, щурясь от высокой яркости экрана. — В смысле почти девять утра? — сонно бубнит он, чуть хмурясь от непонимания. Кьяра просыпается, как по часам, в половину восьмого — максимум в восемь, и затем день тут же берет бразды правления в свои руки. В этом и есть вся суть того, чтобы быть родителем. Твой день начинается, не когда ты проснулся, а когда проснулся твой ребенок. Так что Арсений снова хмурится, не понимая, какого черта девчонка не начала елозить в постели, объявляя всему миру, что проснулась. На кухне снова слышится тихое бормотание. Попов осторожно поднимается на ноги, стараясь прогнать сон, и идет на звук, потирая еще не проснувшиеся глаза. Еще не добравшись до места, Арсений слышит голоса. — Это вкусно, — раздается мужской баритон, и Арс замирает на месте. Какого?.. — Честно? — искренне интересуется сидящая на столешнице девчонка, болтая ногами. — Я маленьких девочек не обманываю, — со смешинкой в голосе отзывается Антон. Блять, ну конечно. Арсений качает головой и хочет шлепнуть себе по лбу за несообразительность — он забыл, что пацан остался у них на ночь. И Попов на мгновение останавливается, опуская взгляд вниз. Он подносит ладонь к глазам и смотрит на свои пальцы. Не приснилось. Касался. Он касался Антона этой ночью. И в подтверждение его словам вдоль позвоночника непроизвольно прокатывается волна мурашек. Проклятье. Арсений сглатывает и опускает основания ладоней на крепко зажмуренные глаза. Ты обещал просто быть рядом, а в итоге забил до отказа мои мысли. Попов кусает нижнюю губу, стараясь привести себя в чувство. Не время, блять, для этого. Соберись. У Антона своя жизнь за пределами этой квартиры, и в твоей жизни он оставаться навсегда не обязан, а возможно, и не хочет вовсе. Вдарь себе реальностью по самые уши. И начинай постепенно с этим жить. — Давай, насыпай, — кивает Шастун, указывая рукой на небольшую пластиковую коробочку. У Антона с самого утра настроение на твердую десятку, и даже раннее пробуждение тому не помеха. Потому что просыпаться от того, что тебе по щеке водит маленькая ладошка — это нонсенс, который ни в одном сценарии жизни пацана не был прописан. Кьяра просыпается рано и сначала тихонько лежит в постели, играясь с Тигрулей, потому что не особо хочет будить Антона, который едва умещается в небольшом кресле со своими длинными ногами. Девчонка терпеливо лежит около получаса, но даже обожаемая игрушка внимание ребенка удержать надолго не способна, так что Кьяра тихонько вылезает из-под одеяла и тянется рукой к спящему новому другу. — Тося, — шепчет она, касаясь кончиком указательного пальца небольшой щетины пацана на щеке. Шастун, кажется, засопел только сильнее. Девчонка хмурится. Она не любит не получать ответной реакции на любые свои действия, к тому же не хочет еще пару часов валяться и бездельничать в кровати, ведь впереди новый день, новые приключения, и вообще она хочет кота. — Тося-я-я, — уже громче говорит она, шлепая ладошкой по щеке Антона, отчего тот вздрагивает, сонно озираясь по сторонам и стараясь сесть в кресло хоть немного удобно. Шея страшно затекла, ноги почти роняются, но Шастун вместо нойства или проявления дискомфорта берет и улыбается, глядя на девчонку, которая больше смахивает на взъерошенного совенка. — А ты ранняя пташка, — глянув на часы над дверью, отмечает Антон, поднимаясь на ноги и потягиваясь. Шастун зевает от души, едва не напугав этим девчонку, но затем тактично прикладывает ладошку к губам, будто это что-то, блять, меняет. Пацан выглядывает из детской и тут же замечает, как на диване с пледом у ног спит Арс, размеренно дыша, в то время как на полу валяется серая подушка. Пацан непроизвольно улыбается. Почти бесшумно пробираясь в гостиную, Шаст берет с пола подушку, кладет ее обратно в руки мужчины и накрывает его пледом. Арс красиво спит. И вообще весь он — красивый. У Шаста в груди воет от непонимания: почему тот передумал этой ночью? Почему? Блять, почему?! Антон сглатывает и немного жмурится, после чего тихо выдыхает, потому что не должен так смотреть на него. И он не станет его будить. Антон снова возвращается в детскую и запускает руки в карманы толстовки, на секунду задумавшись. — Есть хочешь? — наконец произносит он, вскинув брови, и девочка согласно кивает. — Тогда погнали на кухню. Она даже не сопротивляется, когда Антон наклоняется к кроватке и берет ее на руки, усаживая себе на согнутую левую руку. От этого у пацана в груди что-то екает. Малышка совсем миниатюрная и такая легкая, что рехнуться можно. По инерции она тут же обхватывает правой рукой его шею, в левой все также сжимая обожаемого диснеевского персонажа. Антон непроизвольно улыбается, когда синева ее глаз оказывается к нему настолько близко. Она точная копия Арса. — Что ты обычно ешь утром? — интересуется Антон, осторожно придерживая девочку за спину правой рукой. И делает он это так трепетно, что почти не дышит. Он будто боится сломать ее или поранить. Такую хрупкую, такую маленькую девчонку. Блин. От крошки вкусно пахнет детским порошком и шампунем. Хочется прижать ее к себе и никуда, блин, больше не отпускать. Антону хочется защитить ее собой от всего мира, хотя он и понимает, что сделать это нет никакой возможности. — Кашу, — просто отвечает она, и Шастун морщится. — Никогда не любил каши. — Папа говорит, что так станешь сильным. И Антон улыбается снова. — Ну, я думаю, ты не будешь особо против, если сегодня мы сделаем блины, — заговорщически произносит Антон, усаживая девчонку на столешницу. Кьяра поджимает губы и опасливо косится в сторону гостиной. — А если папа узнает? — шепчет она и смотрит на пацана такими большими глазами, что с ума сойти можно. — А мы ему не скажем, — чувствуя пульсирующее тепло в груди, произносит Антон, и малышка одаривает его такой счастливой улыбкой, что Шаста чуть ли не ведет в сторону. Кьяра любопытная. Кьяре хочется узнавать новое и изучать мир под любым углом, хотя она этого сама не до конца понимает. Шастун включает фоном телевизор, и там, кажется, начинается какая-то детская чепуха, потому что внимание девчонки он на пару минут, если не больше, теряет. В это время он совершает набег на холодильник, выуживает оттуда несколько яиц, молоко и масло. Чудом разбирается в море кухонных шкафов и находит муку, после чего с невероятной ловкостью все это смешивает и ставит на конфорку блинницу. Он успевает сделать первый блин, когда понимает, какую оплошность совершил, совершенно забыв про самый главный ингредиент. — Давай, насыпай, — кивает Шастун, указывая рукой на небольшую пластиковую коробочку. Девчонка отрывает взгляд от телевизора и смотрит туда, куда указал Антон, хмуря аккуратные бровки. — Что это? — берет она коробочку в руки и вертит ею, глядя на то, как белоснежные песчинки начинают перекатываться от одной стенки к другой. — Сахар, — пожимает плечами Антон и какое-то время смотрит на девочку, которая вертит в руках баночку. Шастун задумывается. Почему малышке нужно объяснять, что такое сахар? Неужели она его за время проживания с матерью ни разу не видела? И Антон внезапно понимает одну очень важную вещь: Алена с Кьярой не занималась, у девочки в Эстонии была няня. — Насыпай, — немного отрешенно произносит Шастун, наблюдая за тем, как Кьяра осторожно открывает крышку и поудобнее берет в руки банку. Она не знает, что такое «мама». Ей не объяснили. Девчонка ловко насыпает в большую миску сахар и снова ставит банку рядом с собой. — Вот, молодец, — хвалит Антон Кьяру, и у той от такой банальности на лице тут же расцветает улыбка. — А можно еще сахара? — явно заинтересованная в еще одной похвале, спрашивает девочка. — Много — попа слипнется, — смеется Шастун. — Не слипнется, — сияет Кьяра, и ему так легко и спокойно на душе от того, что девочка с ним контактирует, что слов не подобрать. Ему всегда страшно сильно хотелось завести семью, но вслух он говорил об этом только одному человеку, который уже остался в далеком прошлом. Порой Шаст считал себя старомодным. Возможно, именно поэтому свое желание стать отцом он запихнул в дальний ящик своей долгосрочной памяти, чтобы помнить, но не вспоминать. Они с Димкой завели такого рода разговор два года назад, и когда Позов сказал, что сына хочет, Шастун активно его поддержал, мол, футболиста можно вырастить. А на деле Антон страшно хотел дочку. Девчонку, маленькую принцессу. Вот лежала у него душа к этому, и ничего он с этим не мог сделать. Так что пацана почти в лоскуты разорвало, когда он узнал, что у Димки родилась дочка. И Позов тогда тихо сказал Антону: «Кажется, я ошибся». На что Шастун только пожал плечами. Димка, оказывается, тоже хотел дочку. Это у импровизаторов заразно, кажется. — Теперь давай помешаем, — взял миску в руки Шаст и подошел к девочке, — хватайся за венчик. — За что? — не поняла та. — Венчик, — повторил Шастун, опуская миску на колени девчонки, но поддерживая ее своей рукой, чтобы ничего на пол не навернулось. — Какие у взрослых странные слова, — замечает Кьяра и обхватывает пальчиками верхушку ручки венчика, касаясь руки Шаста. И он вздрагивает, как от разряда тока. Вздрагивает так, что даже девчонка на мгновение реагирует на это, а затем просто повторяет движения Шаста. Кьяра вызывает у него совершенно новые чувства. И он совсем не знает, как на них реагировать. — И не такие бывают, Бусинка, — смеется он и тут же осекается, поражаясь самому себе. Обращение слетело с языка легко и быстро. Будто так и должно быть. Бусинка. И в душе распускаются розы. Шастун улыбается снова. — Первый блин — комом, — констатирует он, — а этот без сахара, так что даже пробовать не хочу. — А другие вкусные будут? — Ну ты же от души сахара положила, так что очень вкусные будут, — касается кончика носа малышки Шастун, и Кьяра снова смеется, прижимая к себе обеими руками Тигрулю. Бусинка внимательно следит за тем, как пацан готовит, заинтересованно склонив голову вправо, и Антону от этого становится даже смешно, поэтому, когда первая партия со звонким пиком оповещает о своей готовности, он тут же выкладывает их на тарелку и, предварительно остудив, протягивает девчонке. — Будешь моим дегустатором, — улыбается Шастун, и та улыбается в ответ. Антон прекрасно понимает, что слова этого Бусинка не поняла, но кому какое дело, когда она уже во всю уплетает блины за обе щеки, только за ушами трещит. — Вкусно? — интересуется Шастун, и Кьяра положительно кивает, протягивая ему пустую тарелку. — Еще, — бубнит она, и Антону опять хочется смеяться от сочетания безграничной теплоты в таком маленьком теле. — Будет сделано. Кьяра может с уверенностью сказать, что любит очень сильно на данный момент. Она любит папу. Любит манную кашу без комочков, своего Тигрулю и блины, которые готовит Тося. — А папа блины любит? — интересуется она, наблюдая за тем, как пацан выкладывает новую порцию на белую тарелку, стоящую рядом с ней. — Папа? — повторяет Шастун и улыбается, не поднимая головы. — Арс, ты любишь блины? Мужчина вздрагивает так, будто его поймали с поличным, как нашкодившего мальчишку, и пару секунд топчется в проеме, как какой-то дурачина, будто размышляя: свалить в гостиную или все же зайти на кухню. И Арс выбирает кухню, немного смущенно входит внутрь, потому что манит его запах блинов с момента пробуждения, и немного виновато улыбается Шасту, на что тот лишь машет рукой, мол, из-за ерунды паришься. — Очень люблю, — наконец отвечает он и целует девочку в лоб, на что она чуть закрывает глаза. — Хорошо спала? Кьяра кивает, стараясь удерживать свое внимание на папе, хотя оно то и дело возвращается к горячим блинам, которые оставил возле нее Антон, и она постоянно косит взгляд на белую тарелку. Арс это замечает и снова улыбается. — Давно встали? — интересуется Арс у Антона, и тот, ловко покрутив между пальцами лопатку, снова переворачивает блин. — Час назад где-то, — навскидку говорит пацан. — Зубы уже почистили, теперь здоровый завтрак, — отчитывается он. Арс с бесконечной благодарностью смотрит на него и затем ухмыляется. Здоровый завтрак. Ага, блять, разумеется. Но разок можно, ладно. Попов возвращает свое внимание дочке, которая уже тянется за блином, как вдруг… — Это что? — не понимает Арс, чуть прищурившись. Кьяра тут же отвлекается от тарелки и понимает, о чем спрашивает папа. — Это косичка! — радостно восклицает она, указывая на волосы. — Тося мне сделал! — Я старался, — лучезарно откликается Шастун, и у Арса от теплоты нутро сводит. — Даже ютуб открывал, чтоб ты знал, — добавляет он. На голове у ребенка что угодно, но никак не косичка, но Шастун так сияет, что пиздануться можно. Его просто распирает от гордости. Разумеется, в двадцать шесть косичку сумел заплести ребенку. И это не сарказм, пацан реально молодец. — А можно я мультики включу? — спрашивает девчонка, возвращая обоих папаш с небес на землю. — Да, принцесса, конечно, можно, — снова целует в лоб девчонку Арс и помогает ей спуститься вниз. Ему требуется секунда, чтобы понять красноречивый взгляд ребенка без слов, и он подает ей с собой тарелку с блинами, отчего девчонка сияет и выдает чистое, откровенное: — Спасибо, папочка, — и исчезает с кухни, оставляя их наедине. Попов облокачивается спиной о столешницу и скрещивает ноги, наблюдая за тем, как Антон готовит. Это что-то из ряда вон выходящее. Этот пацан вообще хоть что-нибудь не умеет? На фоне тихо потрескивает телевизор, а на блиннице шипят румяные блины. Тишину этого утра не хочется нарушать, оно слишком спокойное, слишком теплое, слишком живое и счастливое. И вообще все это слишком слишком. Арсений ждет удара судьбы в любую секунду, потому что так хорошо не бывает. За счастье надо платить. — Почему не разбудил? — наконец решает нарушить тишину Арс, и Антон не сразу поворачивает к нему голову, хотя тихая улыбка появляется на его губах. Губах. У него губы красивые. Такие красивые, что дыхание перехватывает. Арсений кусает внутреннюю сторону щеки, стараясь отрезвить воспалившееся сознание. Пожалуйста, уйди из меня. Тебя слишком много. Я не справляюсь. — Не хотел будить, — признается Шастун. — Ты слишком крепко спал. Он на мгновение бросает взгляд на мужчину, а после, нервно поджав губы, снова утыкается в готовку. Антон слишком хорошо помнит горячее дыхание Арса на своих губах. Он слишком сильно хочет почувствовать его снова. Антон добровольно готов отдать ему всего себя по кусочкам, не беспокоясь о том, что однажды от него ничего не останется. Арс смотрит на пацана, и у него внутри все дрожит. Дрожит и переворачивается кульбитом. Нельзя так смотреть на него, но он не может ничего с собой поделать. Его к нему тянет, и это чертова аксиома. — Ты нравишься ей, — негромко произносит Арс, и Шаст поворачивает к нему голову, впиваясь зеленью своих глаз. — Очень нравишься. Шастун мягко улыбается, хотя грудную клетку разрывает от эмоций. Ему хочется кричать. Кричать от рвущего в клочья счастья. Но он просто кивает. Кивает дважды, потому что знает: если что-нибудь сейчас скажет, то это выдаст его с головой. И внезапно он вздрагивает. Почти дергается от того, что чувствует на тыльной стороне своей ладони теплую сухую руку. Взгляд опускается вниз, и Шаст видит, как пальцы Арса немного сжимают его кисть. — Спасибо, — прикрыв глаза и опустив голову, шепчет Арс, погружаясь в это мгновение с головой. И, не дожидаясь ответа пацана, выходит с кухни, сжимая и разжимая руку. Будто проверяя чувствительность, потому что вся ладонь — пылает. Шаст смотрит ему вслед и чувствует, как тело пробивает мурашками. Сердце бьет по ребрам, мешая дыханию. И пацан не сразу понимает, что эта партия блинов немного подгорела.