Шизнь замечательных людей

«Любовь всегда одна – ни выстрела, ни вздоха, Любовь – это когда хорошим людям плохо...» (А. Васильев)

      В совершенно ином, нежели Лёша, настроении шёл домой Сашка. Да, глупо получилось на репетиции, но даже этот косяк казался теперь смешным. Насвистывая мелодии, Саня заявился домой, быстро ушёл к себе и отыскал на столе ту тетрадь, в которой писал пару ночей назад. «Что ты будешь делать?», — значилось заголовком на открытой странице, по которой были хаотично разбросаны строчки. Нахмурившись, парень походил туда-сюда по комнате. Она точно будет в альбоме. Осталось только всё воедино связать.       Из тетрадки вдруг выпал листок, Саня поднял его и пробежал глазами написанное. «Ветер дует с окраин — нам уже всё равно...», — рука сама собой сжалась в кулак. Почти все песни он посвящал Сашке, лирику-то уж точно. А теперь пишет уже другой. Вновь что-то дрогнуло внутри, мелькнули воспоминания, будто вспышки. Нет, так невозможно же! Саня бросил смятый листок на стол. Песня была хорошей, парни заценили. А значит, просто никто никогда не узнает, кому он посвящает свои тексты.       Забежав в комнату, Юля обнаружила там Дашу в таком же, как у нее самой, вдохновенном расположении духа. Подруга устроилась на кровати с томиком любимого Довлатова, закутавшись в теплый свитер и согреваясь чаем – теперь ещё долго придется ждать отопления. Даша настолько увлеклась книгой, что не сразу подняла глаза на вошедшую подругу.       — Привет! Ну, как репетиция? Удивили тебя парни? — самой-то ей не раз приходилось бывать на подобных собраниях.       — Да уж, удивили так удивили! — Юля уселась рядом и принялась рассказывать подруге обо всем, что произошло.       — Ума не приложу, откуда он узнал про Маяковского? — пожала плечами девушка.       Даша усмехнулась:       — В этом весь Сашка Васильев. Или Александр Георгиевич, для вас ведь так привычнее, — обе девушки посмеялись чересчур уж галантному обращению между Юлей и Саней.       — А если серьезно, за всё то время, что я знаю Сашу, — задумчиво проговорила Даша, — ну, насколько я его знаю вообще... Ни с кем он себя ещё так не вел. Правда.       — И что ты хочешь этим сказать? — Юля и сама ни с кем ещё не общалась так, как с этим парнем.       — Ничего-ничего, просто, так сказать, сугубо личные наблюдения, — снова улыбнулась Даша и вернулась к книге. Юля же достала тетрадь и принялась за заметки, которые старалась вести как можно чаще. Нечто вроде дневника, которому она доверяла всё, что не могла сказать вслух даже самым близким. На лице девушки то и дело сама собой появлялась улыбка.       — Кстати, про тебя Лёша спрашивал, — вспомнила Юля. Она решила всё же сказать об этом подруге. Даша сразу оторвалась от книги и внимательно посмотрела на Юлю.       — И что?       — Ну ничего, я сказала, что ты занята. Но он не поверил, я думаю. Подопытывался и отстал, — видя, что подруге неприятен этот разговор, Юля поспешила перевести тему. — А ты-то как? Как день прошёл, и твоя «важная встреча»? — Даша сразу преобразилась и принялась с увлечением рассказывать, не обо всём, конечно. Но поделиться тоже было просто необходимо.       Дэн рад был наставшему наконец утру — всё равно толком невозможно спать. Он встал с рассветом, помотался по комнате, не зная, куда себя девать. Руки болели едва ли меньше, чем вчера, а теперь ещё и при движении лопалась едва сросшаяся корочка, и вновь шла кровь. Нашарив в кармане куртки вчерашний номер, Денис выждал время, чтоб не звонить слишком уж рано, и спустился к телефону. Возможно, и глупо было звонить сейчас — что ты за барабанщик, если не можешь взять палочек в руки? Но ждать тоже не хотелось, и нельзя было подвести наутов, по сути, за него поручившихся. Поручившихся... Дэн невесело усмехнулся: «Я беру чью-то руку, а чувствую локоть...».       Набрал едва гнущимися пальцами номер и стал ждать. Через несколько гудков в трубке послышалось слегка раздражённое «Алло?».       Голос был женский, что удивило.       — Э-э... Доброе утро. Мне дали ваш номер... Сергей, из «Октябрьского». Ему просили передать наутилусы... — Получалась какая-то сущая чепуха. Но на том конце провода терпеливо ждали. — В общем, вам ведь нужен барабанщик? В группу?       — А, да! — голос заметно оживился. — Ты от Ильи Валерьича что ль?       Дэн не сразу врубился, а когда понял, чуть дар речи не потерял.       — Ну-у... Да, получается, да.       — Так, смотри, мы сегодня к обеду как раз собираемся. Сможешь прийти? — она назвала адрес.       — Конечно.       — Ну и всё тогда. Подъезд второй, этаж третий, квартира шестнадцать. Там разберёшься поди. Давай, ждём, — и трубку повесили.       Дэн, вновь удивившийся столь скорому развитию обстоятельств, собрался, прихватил с собой даже палочки и поехал по назначенному адресу. Дом стоял в питерских окраинах, и Денис не сразу нашёл нужный. Поднялся по загаженным ступенькам подъезда и остановился у дверей на третьем этаже. Он представил, в каком виде явился — не выспавшийся, с помятой физиономией и перебинтованными ладонями. Но иного выхода в данной ситуации всё равно не видел. Собравшись с мыслями, парень нажал на звонок.       Дверь открыл мужик в растянутой майке и трениках:       — Тее чего надо, пацан?       Дэн выпялился на него, и без того в напряге:       — Я... Барабанщик. Мне сказали сюда прийти...       — Кто-о ты? Слышь, Надь, — мужик обернулся в квартиру, — к нам тут барабанщики пожаловали! Ты ничё не попутал? Шляется тут мудьё по подъездам...       — Извините, я ошибся, наверное, — Дэн уже собрался спускаться по лестнице, как вдруг открылась соседняя дверь:       — Эй, Михалыч, чего вопишь опять? — парень обернулся — на лестничную площадку выглянула худая черноволосая девушка с короткой стрижкой и тёмными глазами.       — Да шляется здесь всякий сброд... — мужик кивнул на Дэна.       — О, да этот сброд ко мне! Ты звонил? Ну заходи, чё встал-то? — Денис вернулся, вошёл, и она захлопнула дверь.       — Не разувайся, — говорила звонко и отрывисто. Она сама была какой-то будто звенящей изнутри, даже тогда, по телефону. — Я просто номера перепутала. Садись, — они оказались на кухне, заставленной всевозможным барахлом. Денис быстро осмотрелся и сел на стул у окна, переведя дыхание. Девушка села напротив, через стол, бросила на него быстрый взгляд и продолжила писать в тетради то, что, видимо, оставила только что.       — Парни сейчас придут, познакомитесь. Я не думала, что ты так рано. Ударник, значит. Ну, Илья Валерьич зазря звонить не станет... — она наконец соизволила поднять глаза, присмотрелась к парню повнимательней. Дэн на всякий случай сунул пока руки в карманы.       — Так он реально звонил? Кормильцев?       — Ну да. Я тоже удивилась. Выходит, реально ты что-то можешь. Понимаешь, альбом-то мы с драм-машиной сделали, а выступать не с кем. Человека нет. Ну вот и посмотрим, чем ты так сумел маэстро поразить... Кстати, как тебя зовут-то?       — Денис. Дэн, — он вроде понемногу приноравливался к общению с ней.       — Земфира. Да-да, интересное имя. Я в курсе.       Денис улыбнулся — действительно так и хотел сказать.       — Получается, у вас уже есть альбом? Не слышал... — он понял, что группа её, этой самой девушки. И удивился ещё больше – с девчонками-музыкантами как-то не приходилось пересекаться.       — Да и не услышишь пока, только демка есть... — в этот момент в дверь снова позвонили. — О, наши. Я сейчас, — Земфира ушла открывать, а Денис пытался сообразить, как же правильней сделать — пошлют ведь подальше с такими руками...       Повременить бы с прослушиванием, прийти в другой раз, не позориться сейчас... Да что там, он уже достаточно опозорился тем, что пришёл с такой «подготовкой». На что рассчитывал-то? Что ему посочувствуют и по головке погладят? Надо было объяснить всё ещё при звонке... Но деваться уже было некуда: Земфира впустила в квартиру свою команду и позвала Дэна в комнату, где все собрались. Войдя туда, Денис не обнаружил ни барабанной установки, никаких вообще инструментов, даже какой-нибудь мало-мальской гитары, и облегчённо вздохнул: значит, сейчас играть не придётся. Но девушка тут же оборвала всё спокойствие.       Не удосуживаясь особыми представлениями, она просто сказала, лёгким движением головы кивнув на Дениса:       — Барабанщик. Вы знакомьтесь пока, сейчас на студию поедем, — и вернулась на кухню, вероятно, к своей тетрадке.       Парни пристально рассматривали Дэна. Тот, глядя то на одного, то на другого, нервно сглотнул и представился:       — Денис.       Один из парней тоже назвал своё имя и протянул Денису руку. Делать нечего — пришлось и Дэну вытаскивать ладони из карманов и некрепко пожимать, почти не сгибая пальцев.       Все мгновенно обратили внимание на забинтованные кисти.       — Парень, а как ты с такими руками играть собрался?       — Я... — Денис не успел ответить, когда голос Земфиры послышался из прихожей:       — Готовы?       — Я... — Дэн вышел к ней, на всякий случай всё-таки заложив руки за спину. — Слушай, тут дело такое… — он почему-то даже говорить нормально не мог от накатившего вдруг волнения и мысленно последними словами распекал себя за то, что мямлил, как школьник, не выучивший урока. — В общем, я сейчас никак не могу с вами ехать. Не могу играть. Можно, я как-нибудь в другой раз приду?       — Слушай, а ты точно от Ильи Валерьича? — девушка прищурилась, оценивающе разглядывая его, парни-музыканты переглянулись, и один из них, кажется, хотел уже вставить слово, но ему не дали.       — Ну да. Просто... Я сейчас никак не могу. Я через неделю приду, ладно? — Дэн и сам себе толком не мог объяснить, почему не рассказал обо всём, как есть, а оправдывался и увиливал.       Земфира ещё раз придирчиво оглядела парня с ног до головы. Она стояла, сложив руки на груди, на голову ниже его, но выглядела сейчас чуть ли не великим судией, решающим Денисову судьбу:       — М-м... Ну приходи через неделю...       — Спасибо! Я обязательно!.. — выпалил Дэн на выдохе и поспешил убраться из квартиры, провожаемый удивлёнными и недоверчивыми взглядами.       «Отделался», — думал он. — «Какой же идиот! Как же глупо всё это вышло!». Второго такого шанса ведь точно не будет! Но сейчас главное, чтобы зажили руки, а там он непременно что-то придумает, вернётся, объяснит, может, и поймут все всё...       Однако не всё было так просто. Вечером ему позвонил Сергей.       — Дэн, чё за приколы?       — В смысле? — Денис сперва и не понял, о чём речь.       — Я за тебя поручился, контакты твои дал, а ты что вытворяешь? — Сергей пересказал всё, что ему передали о поведении «странного барабанщика». Дэн в ответ рассказал свою историю.       — ..Ну извини, друг, подвёл. Я не нарочно. Кто же знал-то...       — Ещё раз ты меня так подставишь и на помощь можешь больше не рассчитывать, — Серёга положил трубку.       Да. Дела. С поникшей головой Дэн вернулся в комнату.       Весь следующий день он апатично провалялся на кровати, пока Диман был на репетиции со своими. К ночи стало совсем уж скучно, и Дэн решил хоть немного пройтись, подышать свежим воздухом. Снова не пустят в общагу потом? Ну и пусть. Так ему и надо. Не научился на одной ошибке, так, может, вторая будет более поучительна.       Денис уже накидывал куртку, как в комнату вошёл и плюхнулся на свою кровать Димка. Что-то слишком поздно он вернулся.       — Заебал, — коротко подвёл итог дню Кукин и вытер пот со лба.       Дэн с вызовом обернулся:       — Это ты мне?       — А? Да не, — Димка махнул рукой. — Бортник, сука, заебал.       — Опять что-то не поделили? — без особого интереса спросил Денис.       — Да он, гнида, уже девок на свою дрянь подсаживает! Совсем охуел!       — Его девки — пусть делает, что хочет, — Дэн, конечно, не знал всей истории, но и узнавать, по крайней мере, сейчас желанием не горел.       — Ага! Да ни стыда ни совести у него! Совсем уже скурился! Ещё говорит, что я сопьюсь.       «Он прав», — подумал Дэн, но озвучил это чуть помягче:       — Ты к нему прислушайся.       — Что? Так ты с ним заодно? Чё ты сразу не сказал? — Димка аж встал с кровати.       — Нет. Просто уже надоело выслушивать, честно говоря. Бортник то, Бортник это... Да плевать я хотел на вашего Бортника! Надо поныть — иди вон к своему Росю.       — Ах так. Да я-то пойду. А ты... — Диман, подобно Земфире вчера, осмотрел Дэна с ног до головы и, вздохнув, ушёл. Тем более, что собирались с Виталиком выпить, а так и не выпили...       Денис тоже вышел, заперев дверь на ключ. Особого маршрута он не наметил, пошёл, куда глаза глядят, с наслаждением вдыхая прохладный сыроватый воздух после общажной духоты. Многострадальные ладони ныли, но парень всё равно засунул руки в карманы и шёл, угрюмо глядя под ноги. А под ногами были прозрачные, отражающие желтый свет фонарей лужи, и сразу вспоминалась недавняя прогулка под дождём, улыбки, взгляды, неловкие прикосновения рук и лёгкий, едва уловимый запах крепкого чая с примесью чего-то химически-едкого, оставшийся на куртке…       Тем временем в доме Мещеряковых поднялся настоящий переполох: Алёнки не было уже целый час, а ближайший магазин находился ровно через дорогу от дома. Странно, но Алёша беспокоился даже больше родителей: не дай бог она пошла к Дэну... Кое-как напоив родителей успокоительными, уверив, что всё будет хорошо, и уложив их спать, Лёха сам принялся за расследование: так было бы гораздо спокойней. Да и просто боялся, что, если влетит Алёне, то и он опять попадёт под горячую руку, чего бы очень не хотелось. Первым, что предпринял Алексей, был звонок в общагу с желанием услышать Димана. Однако вахтёрша сообщила, что Кунин из двадцать седьмой только что куда-то ушёл. Алёша не отчаялся и сам отправился на поиски: решено было искать у Рося, а если и Рося на месте не окажется, то в одном из их излюбленных мест — уж он-то знал их все, бывал ведь с друзьями почти каждый раз, пока родители не ужесточили контроль.       Лёне же было наплевать на то, что происходило дома. Когда же родители поймут, что они с Лёшей не маленькие дети? Да и Лёша тоже хорош со своими нравоучениями, примерного старшего брата из себя строит... То ли дело Дэн. Он не считал её ребёнком и общался абсолютно на равных, хоть и был старше, и это вначале удивило, а потом очень обрадовало. Они как-то сразу друг друга поняли, оказавшись «на одной волне», и не только благодаря тому, что любили одинаковую музыку. Лёня влюблялась всего только пару-тройку раз в жизни — в ребят из школы, знакомых музыкантов или иного рода «нефоров», в чьи круги была вхожа. Встречались, гуляли, целовались, расставались — всё, как у всех. А вот друзья у неё всегда были старше. И Дэн, она была уверена, станет, если ещё не стал, очередным таким же близким другом вроде Сашки Васильева и остальных ребят из «Митры». Об отношениях какого-то иного рода она поначалу и не думала, как обычно, посмеиваясь над собой.       Ледяной ветер заставил поёжиться, поднять воротник куртки и зарыться в него до самых глаз. Лёня и не заметила, как вечерние сумерки сменились темнотой, а с её наступлением резко, уже совсем по-осеннему похолодало. Пальцы, которыми она неловко и бессознательно в задумчивости перебирала струны, замёрзли так, что едва сгибались, нос и щёки стали, наверное, совсем красными, как на морозе. Отложив гитару, Лёня встала со скамейки, прошлась туда-сюда, сделала несколько махов руками, чтобы разогнать кровь и хоть немного согреться, подышала в ладони и сунула их под мышки, по-прежнему ёжась от пронизывавшего насквозь ветра. Перспектива провести ночь на улице оставалась на данный момент самой реальной, но уже не была столь радужной, как пару часов назад. Немного схлынула ярость, и на смену её огню пришёл холод, причём не метафорический, а самый, что ни на есть, настоящий.       Вдалеке, за деревьями, виднелись огоньки окон университетского общежития. Где-то там сейчас тепло, уютно, весело — ребята сидят компаниями, готовятся к семинарам или просто болтают, играют на гитарах, пьют чай и что покрепче, курят в форточки и целуются по коридорам. Лёня тоскливо вздохнула, пнув носком кеда камушек — он со стуком проскакал по асфальту и затих где-то за пределами дорожки. Где-то там, в одной из этих комнат, сейчас, наверно, сидит Денис... По крайней мере, должен он быть там, хотя и неизвестно, куда запропастился. Ей больше не хотелось отшучиваться перед самой собой и отметать то и дело лезшие в голову мысли о нём. Девчонка изо дня в день прокручивала в памяти недавние события — от знакомства, концерта и всего, с ним связанного, до той случайной встречи в «Октябрьском». Дождь, его куртка на плечах, тепло рук и это быстрое прикосновение губ к щеке, слегка царапнувшее колючей щетиной. Улыбка, вопреки упавшему настроению, сама собой появилась на лице. Нет, она всё-таки дура! Ей ночевать негде, она из дому ушла, а стоит тут и лыбится, вспоминая, как парень в щёчку поцеловал! Подумаешь, это вообще, может, совершенно по-дружески было!.. Но как же глупо пытаться обманывать саму себя!..       Тёплые мысли о Денисе, тем не менее, скоро сменились тревожными. С того самого дня они так и не виделись больше, он не звонил, чтобы рассказать хотя бы о том, как дела с новой группой, не появился на митровской репетиции. Лёха, конечно, отмалчивался, гадёныш, только чтоб её лишний раз позлить — наводить справки нужно было через других людей. Лёня вновь присела на скамейку, накинула на плечо лямку рюкзака, ласково погладила по грифу старенькую гитару, на что та отозвалась тонким мелодичным звоном, показавшимся неожиданно резким среди уличных звуков. Вдруг явственно и осознанно захотелось курить. Девчонка хмыкнула подобным мыслям, пытаясь выстроить хоть какой-то план дальнейших действий. Сложился он вдруг запросто — пойти до общаги (благо, что знала, в какой живёт Кунин) и попытаться узнать там хоть что-то о Дэне. Если не получится, пробродить до утра по городу, а потом уже идти расспрашивать Васильева и компанию. Можно даже пораньше утром встретить кого-нибудь из парней прямо у подъезда, чтоб лишний раз не светиться в универе. А там уже действовать по обстоятельствам…       — Эй! Слышь!.. — Алёнка вздрогнула, обернулась и не сразу поняла, что обращаются к ней. А когда присмотрелась, увидела три приближающиеся фигуры, от которых за версту несло перегаром. «Гопы… Прекрасно», — промелькнуло в голове. — «Только этого тебе и не хватало». Конечно, стоило подумать о том, что она сидела здесь, как на экране, в свете фонаря, что стоял прямо над скамейкой, посреди пустующего парка, и заметна была со всех сторон. Но теперь уже поздно, и думать пора о другом.       Пока парни развязной и пошатывающейся походкой выходили из полутьмы парковых дорожек, Лёня встала, внимательная и напряжённая до предела, приняла нечто вроде боевой стойки, лихорадочно пытаясь вспомнить все приёмы, которым учили её брат и друзья. В кулаке пока ещё опущенной вдоль туловища руки сжала ключи для утяжеления удара, локти прижала к телу, встала попрямей и повнушительней — вроде всё по правилам, хотя она прекрасно знала, что уже нарушила самое главное, не убежав, а оставшись стоять. Но адреналин уже пробирался в кровь, а невыплеснутая злость вновь поднималась в душе.       — Малой, — они, конечно же, приняли её за парня. — Сигареты есть? — «Господи, ну как же банально! Ну угораздило же так идиотски нарваться!»       Говорил высокий худощавый пацан в явно коротковатых ему трениках — штанины едва доставали щиколоток. Двое других стояли чуть поодаль, зыркая исподлобья, то и дело сплёвывая на землю безо всякого повода и необходимости.       — Нет, нету. Я не курю, — ответила Лёня максимально низким и хриплым голосом, что было нетрудно с учетом холода и ужасного волнения. Сигарет действительно не было. Она была наслышана о встречах с гопами и знала, чем они чаще всего заканчивались. Неизменно — дракой, порой — с последствиями. И неизвестно, хорошо или плохо то, что в их глазах она сейчас мальчишка.       Главарь усмехнулся, оскалившись:       — А если я хорошо попрошу? — и сделал шаг навстречу. Лёне понадобились вся выдержка, мужество и сила воли, чтобы не отступить. Как бы она ни бахвалилась тем, что знает-де нужные приемчики и удары, как ни получалось у неё одерживать верх в шуточных поединках с Лёшей, она вдруг поняла, что сейчас одна, ночью, посреди улицы, против троих взрослых парней, явно настроенных на драку. Ей стало страшно. Ей было страшно, и она изо всех сил старалась не выдавать этого, стоя, как столб, глядя гопу прямо в глаза, опять оттягивая действие. «Бей всегда первой, не жди, когда на тебя нападут», — авторитетно разъяснял ей как-то Виталя Рось, но сейчас все советы вылетели из головы.       — Сказал же: не курю. Идите, куда шли, пацаны, и я тоже пойду… — Алёнка старалась придать голосу максимальную твердость и даже лёгкую небрежность, по-прежнему до ломоты в пальцах сжимая кулак и глядя на противника снизу вверх и в упор.       Он не успел завести должную шарманку на тему «Ты чё, слишком дерзкий что ли?» или сказать что-то ещё — присвистнув, его дружбан поднял со скамейки гитару и снова сплюнул наземь.       — Ты смотри, Костян, да он же из этих, обезьян патлатых! Рокеры-хуёкеры или как вас там? Ну что, дотренькался на своей балалайке, шкет? — почти радостно вопрошал он, примеряясь для удара гитарой о фонарный столб. Остальные двое тоже заметно оживились.       — Не смей! — вскрикнула Лёня, наконец отойдя от ступора, и кинулась наперерез, попытавшись оттолкнуть длинного Костяна. Но вышло наоборот — это он, сграбастав девчонку за рукав куртки, отшвырнул её с силой в сторону, так, что она бы точно упала, не натолкнись спиной на третьего парня.       — Молчи лучше, чмо поганое, — она хотела было развернуться и ударить, но он пнул под коленку, и нога подкосилась. Гопы заржали, а Лёня поняла, что попала по-крупному. Потому что бить её сейчас будут, как бьют парней, более того, как бьют музыкантов — жестоко и безжалостно, почти что насмерть. И не торопятся пока только потому, что видят — соперник гораздо слабее и особого сопротивления оказать не способен.       Кое-как восстановив равновесие, она огляделась по сторонам. Голова заработала вдруг более здраво и холодно. Между Костяном и одним из его товарищей оставался неплохой зазор — при должной скорости и везении туда можно успеть проскользнуть, а потом бежать, бежать, что есть мочи, пока не выдохнешься и не кончатся силы. Но в секунды построенный план тут же рухнул. Едва Алёнка кинулась на прорыв, как тут же её оттолкнули назад, ощутимо заехав по скуле наотмашь; она всё-таки упала, оступившись на мокром асфальте, и не успела почувствовать боли — только холод от него; откуда-то извне раздался женский вскрик: «Драка! Смотрите, драка!». Дальнейшее осталось в памяти размытыми пятнами, яркими вспышками картинок. Занесённый для удара тяжёлый ботинок. Топот ног по асфальту, шлёпанье в лужах. Рычащие злобные фразы, две фигуры, появившиеся откуда-то из темноты. Удары, сбитые с ног гопы — один, другой. Душераздирающий, плачущий, режущий слух звук ломающегося дерева и рвущихся струн. Кто-то, дерущийся с Костяном и в несколько ловких и быстрых ударов отправляющий его в нокаут. Прохлада и влажность асфальта, с которого почему-то оказалось так трудно вставать…       — Эй, ты как, живой? — один из внезапных спасителей участливо присел на корточки рядом, когда Лёня всё же смогла хотя бы сесть, придерживая рукой саднящее место удара. Лысоватый мужчина лет сорока смотрел обеспокоенно и явно спрашивал не просто так, и добавил ещё: — Сильно приложили? Может, в травмпункт?       — Нет, спасибо, — девчонка помотала головой, отметив про себя, что особой боли не чувствует – видимо, скованность мышц была только от шока и переизбытка адреналина. — Я нормально, правда. Сейчас оклемаюсь. Ерунда. И спасибо вам, — она даже попыталась улыбнуться, действительно испытывая глубокую благодарность к этому мужчине и второму неизвестному, что бродил сейчас неподалёку и курил, — в темноте мелькал огонёк сигареты — то и дело поглядывая в их сторону. Возможно, они реально только что спасли ей жизнь.       — Да что «спасибо»? — он усмехнулся в ответ. — Не шарились бы вы уж по темноте хоть, да ещё в одиночку. Сами ж знаете, как вас, музыкантов, гопы обожают... У меня своих двое таких же, так фиг кто один шляться с гитарой ночью пойдёт… Давай, поднимайся. Сможешь же? — он подал руку, и Лёня, оперевшись на неё, встала, слегка скривившись от боли в ноге.       — Да знаете, то и смешно, что я вообще даже не музыкант, я фотограф, — она стрельнула взглядом вокруг в надежде, что стон ломающегося инструмента ей всё же почудился, не обратив внимания на то, как при этом поднял голову и насторожился второй парень — он по-прежнему был вне фонарного света.       — Да ладно, гитарист без гитары всё равно гитарист, — мужчина ободряюще похлопал по плечу и кивнул в сторону сложенных на скамейке обломков — всего, что осталось от Витькиной гитары. Теперь уже, от обиды, злости, тоски и стыда за чужой сломанный инструмент хотелось плакать. «Витя меня убьёт…», — подумала девушка со вздохом.       — Совсем уже оборзели, уроды, — раздался вдруг голос парня. И показался он каким-то до боли знакомым. — На детей почти кидаются. Ты не обижайся, но тебе сколько лет-то? — он наконец вышел в полосу света, и Лёня, прищурившись, пригляделась к нему. Взлохмаченные больше обычного густые, кудрявые волосы, блестящие ярко-голубые глаза, дня три не бритая щетина, знакомая куртка болотного цвета… Да нет! Да не бывает таких совпадений!       — Семнадцать… — только и успела выговорить она, как глаза юноши округлились, а на лице отразилась совершенно непередаваемая смесь эмоций — от удивления до злости.       — Алёнка?! — в следующую секунду он уже сгрёб её в охапку и гладил по спине и волосам, и бормотал что-то ласковое и успокаивающее, и что-то о том, что лично найдёт и убьёт каждого из «этих уродов». Она прижалась к нему, обнимая в ответ, сумев выдохнуть только облегчённое «Дэн…», зарывшись носом в воротник его куртки, под совершенно обалдевающим взглядом ничего не понимающего мужчины.       Когда, убедившись, что пострадавший находится в надёжных руках, второй спаситель распрощался с ними и ушёл, Дэн укутал Лёню в свою куртку, не заботясь о том, что остался в одной футболке — тело после недавней драки всё ещё было как огнём охвачено. Уже в который раз он спрашивал у девушки о её самочувствии, внимательно всматривался в лицо на свет фонаря и не смог не заметить красного пятна на щеке. Злость, граничащая с яростью, неистовая, искренняя, наполняла его, и он жалел теперь только о том, что позволил гопам так легко смыться.       — Да в порядке я, правда, он и не задел меня почти, — всё твердила Алёнка, понимая, видя по сверкавшим глазам парня, что он хочет мести. А вот ей совсем не хотелось, чтобы он снова ввязывался в драку.       — Ага, скажи ещё, что сама упала, — проворчал Дэн и закурил, нервно и часто затягиваясь. Лёня усмехнулась — не обманешь. Пережитое заставило обоих позабыть о холоде. Денис вновь прошёлся туда-сюда, беспокойно поглядывая на девушку, что, присев на скамейку, аккуратно складывала обломки погибшей гитары, перебирая их дрожащими пальцами.       — Дай, — она вдруг подняла глаза, и парень не сразу понял, о чём речь, пока Лёня не поднесла к губам два пальца, имея ввиду сигареты.       — Ты ж не куришь?       — Ну и что. Дай, пожалуйста.       — Ох, слушай, лучше не начинай, это ж та ещё дрянь… Не слезешь потом, — заботливо проговорил Дэн, но под испытующим взглядом девушки сдался и вытянул ещё одну сигарету из пачки. Она взяла, и, когда не смогла даже спички зажечь трясущимися от холода и шока пальцами, Денис опустился рядом, прикурил от своей и взял ледяные руки девушки в свои ладони, на которых ещё остались куски оборванных бинтов — о боли он позабыл с первым ударом. Лёня затянулась слишком глубоко, закашлявшись, и сразу обратила внимание на раны Дэна, и тут же принялась расспрашивать, и потребовала объяснений о том, куда он пропал и как оказался сегодня здесь. Она то и дело швыркала носом, сидела, сжавшись в комок, и казалась какой-то маленькой и беззащитной, и вовсе не походила на парня. Хотелось обнять, защитить, никому не позволить даже пальцем притронуться и посметь обидеть, а посмевших — убить, реально убить за неё.       Ни о чём не спрашивая, Денис подхватил Лёнин рюкзак, взял обломки гитары за гриф с оставшимся рваньём струн и, другой рукой приобняв девушку за плечи, сказал:       — Пошли. По пути всё расскажу. Да и ты, мне же тоже хочется знать, какого чёрта ты делала здесь в одиннадцатом часу ночи!       Они пошли через парк, по то и дело скрывавшимся в темноте дорожкам — Алёна и спрашивать не стала, куда. Ей, собственно, было уже всё равно — рядом был Дэн, надёжный и свой, и с каждым шагом ей становилось всё спокойнее, хотя многое ещё оставалось непонятным.       Парень действительно начал рассказывать всё, начиная со своих «альпинистских подвигов» и заканчивая тем, как сегодня под вечер решил «проветрить мозги» и, бесцельно бродя по парку, услышал, как закричала женщина. Вместе с ещё одним неравнодушным они кинулись на звук, заметив драку, мгновенно сообразили, что к чему, заметив лежащего на земле человека и троих гопов. Драка, как обычно случается, была быстрой — выпивших уложить несложно, а руки, пусть и травмированные, ещё помнили то, чему он научился на карате. В темноте он тоже, конечно, сперва не узнал её, и ругался теперь на то, что позволил гопам уйти живыми и практически здоровыми.       Лёня поражённо слушала его, то и дело невольно легонько касаясь ладони, думая о том, как же могло всё сложиться так, что именно сегодня Денису приспичило пойти прогуляться именно туда, где она попала в переделку, вновь и вновь убеждаясь в неслучайности случайных совпадений. Они докурили свои сигареты, и Дэн, слегка сжав её плечо, движением головы указал вперёд:       — Согреемся, и расскажешь всё.       Конечно, пришли они к общаге — больше идти было некуда. Денис аккуратно провёл Алёну мимо вахты, что оказалось несложно в мужском общежитии — вахтёрша особо не приглядывалась. К счастью, комната была пуста: Диман и не думал возвращаться. Пахнуло спасительным, животворящим теплом — хотя отопления по-прежнему не дали, на контрасте с улицей было чуть ли не жарко, по коже сразу же побежали мурашки. Дэн спешно раскидал бардак в комнате, окончательно свалив весь Димкин мусор на его кровать, махнул в сторону собственной:       — Заходи, садись, чего как неродная-то?       Лёня слабо улыбнулась в ответ на его ободряющую улыбку и, не разуваясь, как предупредил Дэн, прошла в комнату, села на край кровати и осмотрелась. В гостях у Кунина ей не доводилось бывать с прошлого года, хотя Лёша ошивался здесь постоянно. За несколько месяцев мало что изменилось, разве что сумасшедший бедлам свидетельствовал о недавней попойке, да запах стоял соответствующий. Дэн, поморщившись, даже форточку слегка приоткрыл и на ключ запер дверь, чтобы не было сквозняка. Вдоволь наметавшись, он вдруг как-то рассеянно остановился посреди комнаты, будто не зная, что делать дальше.       — Так. Слушай. Я же обещал, что греться будем! — наконец выпалил он, взглянув на девушку. Та кивнула, слегка усмехнувшись — он действительно был сейчас немного смешным с этим своим растерянным взглядом, взволнованным голосом и растрепанной шевелюрой. Парень тоже решительно кивнул, пошарил по ящикам стола, тумбочкам и наконец вытащил из кунинской стеклянную бутылку.       — Похоже, это единственное, что мы имеем… — ухмыльнулся он, демонстрируя надпись «Портвейн» на этикетке. И действительно — у них с Диманом настала такая разруха, что даже чайника в комнате не водилось.       Алёнка не то усмехнулась, не то фыркнула — почему-то чего-то подобного она и ожидала. Она чувствовала, как понемногу «оттаивает», как отступает холод, сковывавший мышцы, и на смену ему приходит вязкая, ноющая головная боль — последствия нервного напряжения и резкой смены температур. Дэн сел рядом, хотел было накрыть её руки своей широкой ладонью, но Лёня опередила — взяла его кисть пальцами, осторожно провела по ранам, уже успевшим немного затянуться, и свежим ссадинам на казанках, поморщилась при мысли о том, каково ему было все эти дни.       — Болит ещё? Вот ведь умудрился ты…       — Да нет, почти не чувствуется уже, — отмахнулся Денис, хотя пальцы всё ещё трудновато было сгибать. Но ему не хотелось грузить девчонку ещё и своими проблемами. — Будешь? — спросил он, протягивая ей бутылку.       Алёнка пожала плечами — сначала курево, потом портвейн… Она не увлекалась особо ничем подобным, да и сомневалась, что алкоголь так уж хорошо помогает согреться, как о том говорят. Мыслить трезво и без того не очень-то хорошо получалось. Слишком много за один день. Но она ведь именно этого — воли, свободы, «настоящей жизни» — и хотела, когда уходила сегодня вечером из дому!..       — Не знаю. Опьянею вот, что будешь со мной делать? — попробовала пошутить Лёня, на что Дэн улыбнулся с хитрецой в глазах:       — Отсыпаться уложу и буду охранять твой сон ото всяких гопарей.       — Ну-у, если так, — Алёнка изображала задумчивость, но уже знала, что ответит. Плевать! На запреты, правила и чьи-то «нельзя», на всё плевать! Теперь, с этого самого дня, только она решает, что ей можно и нужно.       — Давай.       Денис открыл бутылку, по-джентльменски протянул ей, позволяя попробовать первой. Лёня принюхалась, немного поморщилась от резкого запаха, ударившего в ноздри, но всё-таки сделала пару глотков, сразу же почувствовав, как портвейн обжёг горло и пламенем покатился дальше, по всему нутру. На глаза аж слёзы навернулись, перехватило дыхание и стало жарко где-то в районе солнечного сплетения. Она автоматически уткнулась носом Дэну в плечо и просидела так несколько секунд, пока не смогла медленно выдохнуть и сглотнуть горчившую слюну. Парень вдруг рассмеялся, глядя на неё, слегка приобнял:       — Не нравится?       — Да крепкий, зараза… Что за гадость вы пьёте? — даже голос, казалось, сразу стал каким-то сиплым и чужим.       — Это у Рося надо спрашивать, их запасы, — Денис тоже поднёс бутылку к губам и, запрокинув голову, сделал несколько больших глотков. Лёня вдруг поймала себя на мысли, что неотрывно смотрит на него, разглядывает, как он прикрывает глаза, как прыгает кадык на щетинистом горле, как он изящно, кончиками пальцев, словно какой-то флейтист, а не барабанщик, держит бутылку. И ещё — что ей непреодолимо хочется запустить пальцы в его густые волосы, и без того лохматые и взъерошенные…       Дэн утёр губы тыльной стороной ладони, внимательно посмотрел на неё и спросил, посерьёзнев:       — Ну, чего там у тебя случилось-то? Рассказывай давай.       Алёнка очнулась от своих, несомненно, глупейших и странных мыслей. Надо же, как быстро портвейн в голову-то бьёт!..       — Да что рассказывать… «Я в такой ситуации просто из дома сбежал», — слово в слово повторила она его фразу, грустновато усмехнувшись. Денис же вовсе нахмурился, и как-то непонятно вздохнул, и потребовал подробностей. Она коротко рассказала, умолчав о причине конфликта с Лёхой, чтобы Дэн ещё, чего доброго, не начал винить во всём себя.       — Слушай, давай не будем сейчас об этом. Ну их всех… — наконец сказала Алёна и уже сама взяла бутылку из рук парня. Второй раз было не менее горько и противно, но, по крайней мере, уже не так неожиданно.       И они заговорили о чём-то другом, совершенно не касающемся насущных проблем. Рассказывали истории, шутили, вспоминали концерты и репетиции, какие-то случаи из жизни и периодически отпивали понемногу, так, что резкость алкоголя замечалась всё меньше. Согревшись, Алёна сняла обе куртки — Дениса и собственную, на что он тут же, не слушая возражений, заставил её разуться и завернуть хотя бы ледяные ноги в тёплый плед. Сам сел, прислонившись спиной к стене, и Лёня, устроившись рядом, положила голову ему на плечо. Её уже начинало клонить в сон, а с Денисом было так уютно и тепло...       Парень улыбнулся, обнял её и погладил по голове, перебирая короткие жёсткие волосы.       — Тебя искать-то не будут, Алёнка? — спросил он скорее для того, чтобы просто что-то спросить, и без того зная ответ.       — Ну вот тебя ищут? — девушка тоже заулыбалась, подумав о том, что ей впервые нравится звучание собственного имени, а не привычной клички. Что-то доброе и ласковое, почти родное было в этом «Алёнка» — её так вообще редко кто называл.       — Не-а.       — То-то же. Знаешь, Дэн... Я уже много раз думала о том, чтобы сбежать. И если бы не ты, так и не решилась бы, наверно… Спасибо тебе. Хорошо с тобой...       Денис покрепче прижал её к себе, осознав вдруг, что совершенно не хочет отпускать. Почувствовав ответные объятья девушки, он неловко уткнулся носом ей в шею, готовый к тому, что она отстранится, но этого не произошло. Она только замерла на секунду, чувствуя его горячее дыхание на своей коже, а потом несмело провела пальцами по виску парня и всё-таки пропустила через них, как и мечтала, его тёмно-русые волосы. Дэн поднял голову. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и Лёня видела отражение собственных, зелёных, в его светло-голубых. Хотелось что-то сказать, но не находилось слов.       Холодная Алёнкина ладонь коснулась небритой щеки Дениса, он улыбнулся больше глазами и наклонился ближе. Щетина слегка кольнула губы, привкус портвейна стал ощутимей, и девушка закрыла глаза, растворяясь в ощущениях, чувствуя только его прикосновения и нежность поцелуя. Сердце долбило нещадно и отдавалось стуком где-то в ушах, и ей вдруг со смехом подумалось, что даже Денис услышит, как громко бьёт её пульс.       — Чего руки такие холодные? — шёпотом спросил Дэн, поднеся ладонь девушки к губам, когда они отстранились друг от друга.       — Не знаю. Всегда такие, — так же шёпотом ответила Алёна — вдруг действительно отпала нужда в громких словах. И если её и потряхивало сейчас, то точно не от холода. Он заметил это:       — Боишься?       Вопрос был неожиданным и каким-то слишком серьёзным для балагура-Маринкина, так, что девушка вновь внимательно посмотрела ему в глаза. Какие же всё-таки у него красивые глаза, особенно, когда улыбается…       — Тебя что ли? С чего это вдруг? — она снова попыталась отшутиться, а потом, вместо ответа, вновь поцеловала его. Дэн разулыбался, а Лёня, обняв его, прошептала:       — Ничего я уже и никого теперь не боюсь.