Стажёр

Крылья

Кираэль, ясное дело, провел свои неожиданные каникулы не в медитациях. И даже не в уединении. Распрощавшись сначала с покинувшим его Лолайтом, а потом с покинутой им бочкой, он, не теряя ни минуты, пошел дальше к жилым местам. Последующие несколько дней были насыщенными, но не очень результативными. Кираэль трепался с разными незначительными богами смерти, иногда за игрой в карты или кости, иногда просто так, много смотрел в окна наблюдения, много бродил по не очень хорошо пока ему известным местам… У богов смерти он не выяснил даже, для чего король мог вызывать Лолайта. Некоторые предположения, которые они высказывали, могли бы заставить его поволноваться, если бы его уже не беспокоило гораздо сильнее собственное предположение — что король мог как-то узнать о той истории с маньяком и почему-то оказаться ей недоволен… Но эту мысль он пока отложил в самый дальний угол — всё-таки его самого пока не трогали. Кстати, за маньяком Кира тоже приглядывал — не потому, что очень уж интересовался его дальнейшей судьбой, просто на ком-то надо было тренироваться быстро находить обитателей мира людей. Он и сам не понимал, как он это делает, почему воспоминание о человеке или месте подтягивает туда прицел окна, не понимал и того, почему возникают промахи — когда картинка с разгона пролетает мимо, или не дотягивает до нужной точки, или вообще перескакивает к какой-то совершенно неожиданной локации, от чего всё это зависит и что нужно делать, чтобы таких косяков не случалось. Но и без понимания как-то получалось управлять окнами лучше и лучше. Учитывая, что на совершенствование у него была вечность, Кира мог не беспокоиться об этих мелких неудачах, которые ему всегда удавалось исправлять, чаще быстро, чем медленно. Разумеется, он узнал немало нового и интересного — и из ненавязчивых разговоров с богами смерти, и из наблюдений за людьми… Не настолько много, чтобы это как-то повлияло на его планы, но достаточно, чтобы держаться более осторожно, чем раньше. Как ни сильна была его вера в собственную правоту — она не стоила ничего, пока он не мог ее доказать, а доказывать пока было нечем. Просиживая часами перед очередным порталом и, казалось бы, бездумно переводя его с большого города на захолустную деревню, с ночного клуба на сонный офис, с темной комнаты на солнечный парк, просчитывая способы воздействия на человеческий мир и их последствия, он всё еще не мог определиться, каким должно быть отношение правильного бога смерти к людям. Как он относится к ним сам, Кираэль тоже пока что не мог сформулировать. Они вызывали у него только легкое отвращение почти без тени любопытства — но это чувство слишком сильно зависело от их собственного отношения друг к другу. Иногда они убивали — «с людьми это бывает», — но редко. Иногда они только хотели убить — и это случалось гораздо чаще. Иногда они уничтожали друг друга, не прибегая к оружию, делали чью-то жизнь невыносимой, лишали кого-то средств к существованию, отказывались слушать просьбы о помощи… Иногда они мечтали отомстить. Или чтобы кто-то другой отомстил — за них. Но когда одно отвратительное существо почему-то убивало другое отвратительное существо, которому всё равно было суждено умереть, а два других отвратительно спорили о том, что с ним надо сделать в отместку, тоже не в силах сократить или удлинить назначенные сроки, — Кираэль почти всегда оказывался на стороне кого-то из них, и это его раздражало. А то, что иногда ему не удавалось выбрать сторону, — раздражало еще больше. Вскоре ему, однако, стало не до этических дилемм. Свой пятый день без Лолайта Кира действительно провел в наиболее пустынном из мест, куда он мог доползти, без подглядывания за людьми и без общения с будущими соплеменниками. Вообще-то он понятия не имел, что положено делать богам смерти, когда у них начинают расти крылья, но сам он предпочел хрипеть, корчиться и кататься по земле где-нибудь там, где его никто не увидит. Только он, конечно, не знал заранее, что это будет так. Кираэль уже более-менее умел определять время, но сейчас оно для него остановилось. Казалось, он так и будет вечно лежать среди этих камней, и эти так называемые крылья — когда он один-единственный раз попытался потянуть одно снаружи, то, прежде пронзившей тело дикой боли, мозг успел зафиксировать прикосновение кончиков пальцев к чему-то гадко-склизкому и колючему — так и будут ломать и раздирать его и без того израненную спину и мучительно выворачиваться сами, и вечным будет перенапряжение всех мышц, даже тех, которые вроде как никак не участвовали в процессе, но стоило поддаться усталости и попытаться отдохнуть хоть пару секунд, как это оказывалось еще более невыносимо, и он снова поднимался на руках, и снова его швыряло наземь, и снова он впивался в землю когтями и зубами, и снова… И когда он понял — почувствовал раньше, чем осознал, — что вот это усилие было последним, то просто грохнулся на песок и закрыл глаза. Минут пять так и лежал, не шевелясь, ни о чём не думая, только ощущая — прохладный песок под щекой, медленно отпускающую боль во всём теле, сквозящий через окончательно изодравшуюся одежду ветер. И как что-то, не тяжелое, но громоздкое, непривычно оттягивает плечо в сторону. Любопытство все-таки оказалось сильнее усталости, и Кираэль, слабо повернув голову, скосил глаза в сторону распростертых где-то сзади него крыльев. Усмехнувшись, снова опустил веки. В комплект к псевдокрасивому пафосному имени ему достались еще менее уместные белые ангельские крылья.

Длина, ширина и отсутствие глубины

— Я ненавижу этот пригорок, я ненавижу эту силу тяжести, я ненавижу эти крылья! В языке богов смерти по-прежнему отсутствовали более крепкие слова, поэтому то, что бормотал Кираэль, карабкаясь вверх по краю галечной осыпи, выражало его чувства далеко не в полной мере — но все-таки можно их вообразить, особенно если учесть тот факт, что он поднимался на этот пригорок уже семьдесят четвертый раз — и уже семьдесят три раза с него падал. Дотянуть до соседнего холмика, который Кираэль выбрал своей целью, не удалось ни разу. Казалось, он до мелочей просчитал, что нужно делать с этими белыми оперенными штуковинами, по недоразумению зачисленными в разряд крыльев, чтобы взлететь, удержаться в воздухе и набрать скорость, но практика его расчеты (и его веру в то, что если уж что-то такое у него на спине выросло, то в этом должна быть не только сомнительная красота, но и практический смысл) жестоко опровергала. Нет, взлететь у него получалось, и протянуть по горизонтали метров шесть-семь тоже получалось, а потом ноги перевешивали, и он кубарем летел вниз. На уже знакомую осыпь. А потом плелся обратно наверх и пробовал еще раз, с другими исходными параметрами — но с тем же результатом. Он собирался сигануть с холма в семьдесят четвертый раз, когда увидел поодаль, среди скального лабиринта, знакомую сутуловатую фигуру. Остановившись, он подождал, пока Лолайт подойдет. — Беленькие, — сказал бог смерти вместо приветствия. — Какие есть. — А я уже думал, что ты помер. — Ну извини, если разочаровал. — При чём тут это? Просто у меня действительно были причины для беспокойства. — Я тронут, угу. — Ты, я погляжу, не рад меня видеть? — Ло, а ты был бы рад меня видеть, если бы я так начал разговор: «Надо же, Лолайт, я-то думал, что ты сдох»? — Я же всё уже объяснил, — пожал плечами Лолайт. — Ладно, проехали. — Хорошо… Я так понимаю, похвастаться тебе пока что нечем, поэтому ты от всех и прячешься? — Я думаю, ты здесь уже достаточно времени сидишь, чтобы понять, что действительно нечем, ведь так? — Ну в общем да… — Лолайт помолчал. — Знаешь, вообще-то учиться летать в мире богов смерти очень невыгодно и почти невозможно. В мире людей это гораздо проще. — И как я, интересно, попаду в мир людей, не умея летать? — Ну, можно навести портал поближе на какую-нибудь гору… Правда, пока ты этого еще не можешь сделать, но вскоре это будет вполне реально, — Лолайт бросил на Кираэля не очень понятный тому многозначительный взгляд. — А ты сам? Ты где учился? — Здесь. — Ну вот и я буду здесь. — Да я ничего против не имею, просто говорю, что это неудобно. — Ты, помнится, говорил уже, что я, возможно, вообще летать не буду. — Ну, я же не знал, как это вообще будет выглядеть. Могло быть и хуже. А так они вполне нормальные. Кажется, длиннее моих даже. — Твои зато шире. Пару секунд они задумчиво смотрели друг на друга, потом, не сговариваясь, повернулись друг к другу спиной. Послышался резкий шелест расправляющихся крыльев Лолайта. — Действительно, твои длиннее, — разочарованно сказал Лолайт, удостоверившись в своей нечаянной правоте. Второе утверждение, впрочем, тоже оказалось верным. — Ло… Мы когда-то говорили про деградацию нашего интеллекта, — многозначительно напомнил Кираэль. — Н-ну да… — Лолайт торопливо свернул крылья и повернулся к нему лицом. — А мои не втягиваются, — вздохнул Кира, присаживаясь на камень. Он уже здорово устал от всей этой беготни и прыготни, а разговор давал возможность передохнуть. — У многих они вообще не втягиваются, не только поначалу. — Что, думаешь, еще есть шанс? — с надеждой спросил Кираэль. — Мешают они ужасно. — А ты больше с обрывов падай, — буркнул Лолайт и сел рядом. — Ладно, как оно вообще было?

Несравнимое

— Что — «оно»? — уточнил Кираэль. — Вот это, — не очень ясно, но вполне понятно объяснил Лолайт. — Крылышки, что ли? Ну… Я, знаешь ли, журнал наблюдений не вел. Как-то да было. Они там росли себе, я ползал на четвереньках между скал и жрал песок. А, и еще я иногда громко орал. Когда получалось. Чаще не получалось. — Ну… — Лолайт в задумчивости почесал щеку. — У меня примерно так же было. — И, после еще одной небольшой паузы, добавил: — Только мне было всего семь недель, и я был уверен, что сдохну. Кира скосил на него недоверчиво-уважительный взгляд: — Ну ты и акселерат, Ло… — Каждому свое, — философски заметил Лолайт. Кираэль на это ничего не ответил, и несколько секунд они сидели молча. Спросить, зачем был нужен этот визит к королю, очень хотелось, но Кира не мог решить, не говорит Лолайт об этом потому, что не хочет, или потому, что ждет вопроса, так что на всякий случай пока молчал, выжидая. И действительно дождался. — Ты знаешь, что Рюук в тюрьме? — спросил Лолайт. — Чт… что? — Кираэль повернулся к нему. — Почему? — За убийство человека. Убийство без тетради, я имею в виду. — За убийство… Подожди, а кого он убил — и, главное, зачем? Он же прекрасно знает, что это запрещено. Что такое могло случиться, чтобы он это сделал… Ладно, ты говори, не буду тебе мешать. — Да мне, в общем, нечего сказать. — Тебя не из-за этого к королю вызывали? — Нет, к этому я прямого отношения не имею. Но узнал я об этом действительно благодаря вызову. — Но побольше разузнать не получилось? — А надо было? — Ты… — Кира недоумевающе покачал головой. — И где я теперь буду искать информацию? Я же ноль без палочки… — Если бы я влез в это дело, — попробовал объяснить Лолайт, — мне пришлось бы не только слушать, но и говорить, и не исключено, что я бы заметил дополнительные доказательства вины Рюука. Этого ты мне точно не простил бы. — Знаешь, Лолайт, давай ты не будешь гадать, что я простил бы и что не простил? Прошляпить такую возможность… — Кираэль в отчаянии вцепился пальцами в собственные волосы и сдавленно ойкнул, потому что длина когтей оказалась больше, чем он привык. Это не только сбило его с трагического настроя, но и перевело мысли на новый путь, точнее, помогло заметить второй уровень в его собственных чувствах по отношению к этой идиотской ситуации. Лолайт, конечно, был неправ, но знать, что он упустил возможность узнать что-то интересное ради него, Кираэля, было чертовски приятно. — Ладно, о том, какие там у вас порядки и в качестве кого ты там болтался, потом поговорим. Ты сказал, что они еще собирают доказательства… Значит, это еще не точно известно? Может, он никого и не убивал? Лолайт помотал головой: — Сейчас вроде всё уже считается доказанным. Он записал какого-то человека, выронил при этом тетрадь, кто-то другой ее подобрал, и Рюук, чтобы не остаться без тетради, убил его. Других деталей я не знаю, извини. Так или иначе, суд уже был. — Это какая-то непростительная глупость, — сказал Кираэль. — Ты обо мне или о Рюуке? — О Рюуке, конечно. Это всё на него совсем не похоже… У него должны были быть какие-то особые причины, если… Так, Лолайт, ты сказал, что он в тюрьме — в какой тюрьме? За это вроде бы полагается высшая мера? — Именно так… А сейчас он в башне специально для таких преступников. Еще недели три он там пробудет — может, чуть дольше. Кираэль кивнул. Но далеко не сразу он задал следующий вопрос: — Ты не знаешь, я имею право с ним встретиться? — А зачем тебе это нужно? — Ло, что за лишние докапывания до мелочей? Значит, нужно. — Да пожалуйста… Право у тебя есть. А вот физическая возможность… — В каком смысле? — На башню никому не запрещено прилетать. Но она, видишь ли, высокая. — Ах ты ж… — Кираэль растерянно отвел взгляд. Но раньше, чем это маленькое инстинктивное действие завершилось, Кира уже знал, что ему нужно будет делать дальше. — Так, сколько, ты говоришь, у меня времени? Меньше трех недель? В следующих главах: безобразные скандалы, самопровозглашенное OOC, все оттенки бесцветного, эпичные странствия, няшный ковай (и это не опечатка)! Делятся ли боги смерти на высоко летающих и умело падающих? Сколько необъяснимых нелогичностей может выдержать один диалог? Может ли автор хотя бы пять глав удержаться без необоснованных кинков? Чем грозит неправильное соотношение желаний и возможностей? Можете оставаться с нами или нет — мы всё равно останемся с вами!