Лето в "лучшем" на свете лагере

      Слава подошёл ко мне и прошептал на ухо:       — Сделаешь мне приятное? — звучало это так пошло, что мне хотелось скрыться от Славы, чтоб не лез. Но тут Слава сделал еще более отвратное он облизнул мне ухо. Я быстро со всей силы дал ему по голове.       — Вообще дурак? Не подходи ко мне больше, — я выбежал из беседки и побежал к остальным детям, чтоб меня никак не смогли оттуда вызволить.       Почему же я сбежал? Да, потому что Слава меня засмущал перед всеми. Да, и вообще я не думал, что он станет меня заставлять это делать. Дурак, дурак, этот Слава.       Я сидел, молчал в толпе ребят из отряда. Я увидел, как Слава тоже выбежал из беседки и побежал, наверное, меня искать.       Он пробежал группу ребят, не увидев меня, этому я был очень рад. Я быстро встал и зашагал в корпус. Забежав, я лег на кровать. Немного полежав, я услышал приближающиеся шаги. Посмотрев назад, я увидел Слава, который сел на мою кровать.       — Ты обиделся? — задал вопрос Слава, а я отвернулся.       — Нет. Ты чего? Всё нормально, — сказал я с сарказмом.       — Саш, ну, Саш, — Слава положил руку на мой бок.       — Отстань. Пошёл нафиг — я скинул с себя руку.       — Ну, Саш, прости, я обещаю, что больше так не сделаю, — он снова положил руку на бок.       — А я не верю, — ответил я.       — И чего это ты не веришь? Офигел? — Слава поцеловал меня в щёчку. Я не мог долго обижаться на Славу, всё-таки если я буду часто обижаться он может уйти от меня.       — Ладно, ты прощен, только больше не лезь ко мне. И теперь за то, что ты так поступил я не иду кушать, — я решил этим воспользоваться.       — Я согласен, а у меня остается желание, — он как-то быстро согласился, когда Слава встал с моей кровати и отправился к выходу. — Сходи к Никите, он сказал проверить тебя надо, — крикнул Слава уходя.       Дождавшись, пока все дети уйдут кушать, я отправился в уже знакомый мне медпункт.       Зайдя в здание, я как всегда увидел Никиту за столом, кажется, что он вообще не уходит отсюда.       — Привет. Ты просил зайти? — сказал я робко.       — Да, садись на кушетку. Температуру померим, — я кивнул и сел на кушетку, мне дали градусник, и я стал ждать пока покажет нужную температуру. — Как со Славой? — нарушил тишину Никита.       — Не знаю, нормально. Он вроде меня любит.       — Я не знаю, любит или нет, но могу сказать, что до тебя Слава был натуральным натуралом, — конечно, я знал, что Слава не был геем.       — Никит, а ведь если он любил девушек, а со мной стал геем, то это значит, что он любит меня? — меня немного напугал Никита.       — Саш, мне кажется, что он тебя любит. Он последние несколько дней очень счастливый, — пытался успокоить меня Никита, — не переживай из-за этого. Он тебя любит. — Никита вытащил у меня градусник.       — Надеюсь. Что как температура?       — В норме. А горло? — Я открыл рот, а Никита проверил горло, — чуть красновато. Ничего страшного. Сейчас брызнем и… — Никита не смог договорить, потому что ему помешал Слава, только что зашедший в помещение.       — Как дела? — спросил он.       — Ты чего перебиваешь меня? — спросил Никита пшикая мне лекарство.       — Ничего. Как Сашка? — не угомонился Слава.       — Всё хорошо с твоим возлюбленным, — ответил Никита.       — Это хорошо. Можно его забрать?       — Конечно, — улыбнулся Никита, а Слава подхватил меня на руки. Я, конечно, офигел и сразу стал брыкаться.       — Отпусти, дурак, — визжал я, но мои мольбы никто не услышал. И понесли на выход из больницы. Меня поставили на пол и взяли за руку, извиняясь поцелуем в щеку.

Конец РОV Саша

РOV Слава

      Мы решили пойти прогуляться, потому что в корпусе нечего было делать, по всему лагерю выключили свет. Я решил показать ему старые домики на окраине лагеря. Обычно, детей туда не пускают, травя байки про призраков, но мне хотелось хоть чем-то удивить Сашочка. Моего Сашочка. Вот мы уже вышли из здания с надписью «медпункт», точнее сказать вылетели, и я предложил ему эту идею.       — Можешь подождать чуть-чуть, я возьму карамельки, — спросил он и посмотрел на меня своими детскими глазками.       — Да, конечно, только давай быстро.       Как же я не люблю карамельки. Но ему говорить не буду чтобы не обидеть его, не ранить чувства. Саша такой красивый, искренний, манящий, сексуальный. Его тело возбуждает меня сильно, но я держусь, ведь меня могут посадить за педофилию. Сашенька побежал в сторону корпуса и через пять минут вернулся с пакетиком.       — Вот. Я и забыл, что они у меня есть, но сегодня вспомнил, — мы отправились к домикам.       Лето ужасно жаркое. Я люблю его только за то, что в лагерь приезжают дети, и нам, вожатым, есть чем заняться. А все остальное всей душой ненавижу. Комары, мошка, яркий свет и палящее солнце. Это пекло сведёт меня с ума.       Ты был не против личной экскурсии и проводника в виде меня. Мы зашли в запретную часть лагеря, осмотревшись, перелезли через забор и начали свой путь.       Мы шли, держась за ручки, я рассказывал тебе всё, что знал об этом секретном месте. Ты внимательно слушал, иногда поедая карамель. Я же просто закрывал на это глаза.       Гуляли мы до вечера и вдруг наткнулись на домик на дереве. Конструкция была вполне устойчивой, поэтому я разрешил тебе туда залезть. Оставив свой рюкзак внизу, я полез следом за тобой.       Ты изучал интерьер домика. А я тем временем умирал от жары. Невыносимо хотелось пить, а спускаться вниз за рюкзаком, в котором лежит бутылка воды было лень. Ты подходить ко мне и прижимаешь к моим губам этот приторый чупа-чупс.       Издеваешься, наверное. Они безумно тебе нравятся, а ты — нравишься мне. Друзьям не положено так «дружить», от этого слаще.       Берешь этот шарик карамели на палочке, маленький совсем, и ещё не знаешь, что буду ругаться потом. Освобождаешь от пленки и он слетает с палочки. Вздыхаешь как-то расстроенно, надув губы и разглядывая конфету на ладони. Затем подхватываешь её пальцами и подходишь близко, прижимаешь к моим губам. И весь светишься, улыбаешься так мило. Чёрт с тобой.       Обхватываю сухими губами шарик, наклоняюсь, прижимаясь нетронутой стороной к твоим губам. Я не собираюсь один есть эту приторную пакость. Глядишь мне в глаза таким полным радости взглядом, будто я исполнил твою маленькую, но очень важную мечту.       Осторожно облизываешь конфету от одного уголка губ к другому, подталкиваешь её в мой рот и накрываешь мои губы своими. Всё с такой опаской, тонко и осторожно. Ресницы дрожат, лицо постепенно заливается краской. Боишься, что оттолкну тебя? Хороший мой.       Закрываешь глаза, не выдержав взгляда. Целуемся мягко, перекатывая кисловато-приторный шарик изо рта в рот, цепляясь осторожно языками. И всё это тягуче долго. И поцелуй, как патока складок. Тебе жарко и сладко куда больше, чем мне. Пытаешься отодвинуться, поняв, что упираешься стояком мне в ногу. По-твоему, я так просто тебя отпущу?       Прижимаю тебя к стене домика, задрав твои руки над головой, продолжая растворять карамель на языках. Дрожишь, ты все ещё боишься?       Стоим так долго, вжимаясь друг в друга, зубами терзая тающую карамель и растаскивая по языкам ее осколки. Ты жмуришься и расслабляешься, но не открываешь глаз, а я наблюдаю за этими метаморфозами.       Толкаешь меня к кровати, заставляя лечь, а сам садишься верхом на бедра, красный, как рак. Помогаем друг другу раздеться, стащить одежду, в которой стало невыносимо жарко. Ты всё делаешь сам, прижимаешь меня к постели, не позволяя двигаться. Сам насаживаешься, наклоняешься и шепчешь на ухо что-то о том, какой я сладкий. А ты ведь безумно помешан на сладком.       Выгибаешься в спине и захлебываешься стоном, я прижимаю тебя к себе, рычу на ухо, чтобы ты кусал мое плечо, лишь бы только не стонал так громко.       Если нас кто-нибудь услышит, даже представить не могу, что нас ждёт.       И ты послушно кусаешь, совсем слегка, мокро зализываешь и снова кусаешь, уже сильнее. И стонешь мне на ухо сладко, поскуливая, часто и рвано хватая воздух короткими вдохами.       Пытаюсь скинуть тебя, чувствуя, что близка разрядка, но ты царапаешь мне грудь и плечи, выпрямляешься и насаживаешься до основания, не даёшь мне выйти, довольно закатывая глаза. Тебе так понравилось, когда я кончил внутрь, как в тебе растекается горячая жидкость и пульсирует мой член. Твой собственный экстаз. Выгибаешься назад, я глажу выпирающие ребра, ты занимаешь рот руками крепко и тихо скулишь. Стонешь только для меня одного.       Какой ты невозможно красивый вот так, верхом на мне, когда дрожат ноги, когда сжимаешь меня и сотрясаешься от оргазма и не выдерживаешь — стонешь в голос, коротко, чуть переходя на визг. И тут же прижимаешься грудью к груди, чувствуя, как между животов подрагивает твой член и растекается лужица спермы. Чертовски сладкой.       Лениво целуешь и укладываешься на плече, нежно гладя мои ключицы и грудь кончиками пальцев, чуть оттягивая темные волоски на груди, лениво глядя из-под полуопущенных век.       Я ещё успею поругать тебя за конфеты, за самовольность и прочее, когда под покровом ночи, как только в лагере включат свет, мы пойдём мыться.       Тихо зову сладостью, целуя раковинку уха. Ты единственная конфета, которую я так люблю.