Последняя воля Юкиджи

Уютные комнаты, трехразовое питание и даже проведенное телевидение — все трое наслаждались отдыхом, как если бы это была их работа. И уж с ней они справлялись как нельзя лучше. Молодая госпожа редко пересекалась с простолюдинами и ещё реже здоровалась с ними, чаще предпочитая не замечать. Старик Фудо занимался делами храма, но иногда проверял, чем заняты мастера на все руки. Затем, жалея в сотый раз, что нанял бездарей, уходил к себе вести бухгалтерский учёт. Но иногда, в благодарность за еду и жилье, поочередно гости вспоминали о дереве и ходили его навещать. В один из таких дней, когда Шинпачи наскучило выполнять эту работу, а Кагура крепко спала с просьбой будить её только в случае войны, в сад решил прогуляться Гинтоки. Он находил прогулку приятной, не столько высматривая потенциальную опасность, сколько любуясь видом. Что-то подобное он уже видел в далеком прошлом, когда ещё пешком под стол ходил. С каждым шагом отчетливее слышалась мелодия, напоминающая искаженные звуки скрипки. У подножия дерева на низком табурете сидела жрица, а в руках сжимала кокю, старинный инструмент, что остался в эпохе самураев. Когда-то для девушек считалось почетным уметь играть на этом инструменте. Гинтоки доводилось слышать игру на кокю, но было это словно в прошлой жизни. Он не хотел мешать, но сам не заметил, как подошёл слишком близко. Акаги отложила смычок и взглянула на гостя приветливее обычного. Игра на кокю сгладила её непростой характер, хоть и на время. — Пришли послушать мою рахэйку*? — Да я только проверить дерево. Простите, что помешал вашей игре. — Да ничего, рахэйка любит, когда её слушают. — Вам не кажется, что мелодия вышла печальной? — В большинстве случаев мелодия, сыгранная на этом инструменте, создаст печальное настроение. Вы не знали? Должно быть, вы и легенду Юкиджи не слышали? — Это в её честь назван храм? Акаги разочарованно вздохнула. Все люди вблизи храма знали его историю и посещали его кто как — раз в месяц или раз в пол года, оставляя подношение на алтаре. Из какой глуши приехали эти невежи, что не знали даже эту легенду? — Юкиджи была простолюдинкой, но её внеземная красота породила много слухов и догадок, мол она продала свою душу дьяволу за безупречную кожу и шелковистые локоны. Несмотря на свою внешность она жила в нищете почти всю свою жизнь. Однажды к ней приехал незнакомец, мужчина при деньгах, он был наслышан о местной красавице. Он предложил ей статус и богатство в обмен на её волю. Он хотел сделать Юкиджи своей, но девушка отказала ему, заверив, что не изменит своего решения. Тогда в отчаянии он обратился к черной магии, а именно к лесной ведьме. Та велела ему оставить на пороге веточку вишневого дерева. Как только Юкиджи возьмет её в руки, то влюбится в него без памяти — говорила она. Купец так и сделал. Он ждал, но девушка не приходила. Глупец, он не знал, что ворожея уже давно хотела избавиться от красавицы. Когда Юкиджи взяла в руки ветвь, нераскрывшиеся бутоны расцвели прямо на глазах. Тогда же её сердце разорвалось на тысячи частиц. Она упала замертво, не осознавая своей смерти. Когда весть дошла до купца, он обезумел от горя и бросился в лес, чтобы убить колдунью, но там его поджидала только смерть. Лесная ведьма обратила его в злого духа Караймона и заставила вечно служить её роду. По её приказу он уничтожил не одно поселение, в его вихрях погибло множество людей. А когда ведьма скончалась, не произведя на свет потомства, последним приказом она навеки обрела его искать следы Юкиджи и разрушать всё на своем пути. На этом история и закончилась бы, но Юкиджи переродилась в богиню земли. Она пожертвовала своим самым любимым деревом, запечатав в нем Караймона, и передала частицу своей силы моему потомку, самой первой жрице. Я для кого это вообще рассказываю? Гинтоки уже посапывал, присев у священного дерева. — Так значит, Караймон — это её злой бывший? — И это всё, что вы поняли? — жрица почувствовала, что зря распиналась. — Если Караймон обретет физическую форму, мы будем первыми, кого он сотрет с лица земли. — Так вот почему старик не обратился к местным властям. Он хочет избежать паники. — Не только это, — подтвердила его слова Акаги. — Возможно, клан Амедэра просто запугивает нас, но неведение пугает ещё больше. Мой долг, как жрицы, исполнить волю Юкиджи. Судьбу не проведешь. — Барышня, не слишком ли тяжелую ношу вы несёте? — Может, телом я и слаба, но не смейте сомневаться в силе моего духа, — сказала, как отрезала, молодая госпожа. — А теперь позвольте удалиться. Это был самый долгий разговор с внучкой старика, и Гинтоки остался в смешанных чувствах. Простая беседа, но на плечи словно упал мешок с песком. То ли её слова были слишком резкими, то ли воля чересчур навязчивой. Осадок образовался неоднозначный. Сначала мелодия кокю расслабила его тело, а после слова Акаги сильно напрягли извилины. Лучше бы она только играла — вынес вердикт Гинтоки. На следующий день старик Фудо собрал Ёродзую для тайного разговора. Естественно, Акаги тоже присутствовала, но о сути собрания даже не догадывалась. Когда чай был разлит, он велел прислуге подождать снаружи. — Наши худшие опасения подтвердились, Амедэра хотят сорвать церемонию и освободить дух, заточенный в дереве. Мы не можем ждать, когда они нападут, поэтому я принял решение провести церемонию завтра на рассвете. — Но как же время... дерево всё ещё сдерживает демона. — Только ты можешь справиться с этим, Акаги. Докажи, что сила богини была дарована тебе не напрасно. — Что ж, мне нужно подготовиться, прошу простить. Она грациозно поднялась с колен и скрылась, направляясь в комнату. Свечи, старый пергамент и засушенная ветвь легендарной сакуры, что по приданию погубила Юкиджи. И, наконец, ей предстояло очиститься, проникнуться природой и силой земли. А впрочем последние несколько лет она только этим и занималась. — Не слишком ли вы давите на свою внучку? — Гинтоки задал вопрос, как только она их покинула. — Она лучше меня знает, какую угрозу представляет Караймон. В конце концов, её мать скончалась, отдав все свои силы, чтобы запечатать демона в священном дереве. Акаги самая одаренная из всех жриц, в ней сила Юкиджи бьёт ключом, но именно из-за этого её тело страдает. Она была болезненным ребенком, и даже сейчас я не могу позволить ей покинуть храм. — Хотите сказать, она никогда не покидала храм?! — изумился Шинпачи. — Поймите, если с ней что-то случится, нечто ещё более ужасное произойдет со всеми нами. Шинпачи хотел возразить, но в словах старика было что-то разумное. Но всё равно не правильно было лишать кого-то свободы! — Ну, это и её выбор тоже, — сказал Гинтоки, чем удивил очкарика. Уж от него Шинпачи ожидал чего-то более мудрого, чем простого смирения с ситуацией. — Но когда эта церемония закончится, она же сможет покинуть храм? — выдала Кагура. — Конечно, сможет. — Отлично, тогда устроим Акаги-сан экскурсию по нашему городу! — воспылал Шинпачи и был искренне рад, что даже в голове Кагуры бывают мимолетные просветления. Когда собрание было распущено, Ёродзуя отправились прямиком на обед. Им нравилась еда в храме, а особенно десерты. По одному Богу известной причине после миски риса с рыбой в кляре или собы с шиитаки подавали всякого рода вкусности. В последний раз их приятно удивил сливовый пудинг, и ни какой-нибудь магазинный! Может, на кухне храма трудился не повар, а кондитер? Пока троица шла по коридорам, Гинтоки заметил любопытную вещь. Один из прислуги достал из широкого рукава кимоно письмо и отдал гонцу. Его выдало то, что он озирался по сторонам, будто делал что-то дурное, не для посторонних глаз. Гинтоки хорошо знал этот взгляд, возможно, даже слишком хорошо. Война научила его различать предателей. — Гин-сан, что-то не так? — Да я задумался, что будет на десерт, — ответил он на автомате и отвел взгляд от гонца. Он не знал, что было в письме, но что ещё могло там быть, если не информация о переносе церемонии на завтрашнее утро? Гинтоки надеялся, что ему просто привиделась угроза, но глаза знали наверняка — нужно готовиться к бою.