Последняя воля Юкиджи

Исчезая во тьме, я услышала имя твоё.

Первый и самый дорогой подарок Акаги получила от деда на свой десятый день рождения. Это был струнный инструмент, похожий на старинную эрху, но гораздо моложе. Её принёс господин Фудо, управитель храма. Как дедушку, Акаги никогда не воспринимала черствого старикашку, но служители вечно крутились вокруг него, как планеты вокруг солнца, и оттого он всегда выглядел важным и занятым. Инструмент был завернут в дешевую бязь, и Акаги брезгливо откинула её в сторону. — Это кокю, мастер заменил ей струны и настроил. Она скрасит твоё пребывание тут. — Моё заточение скрасит только глоток свободы, — недовольно произнесла девочка и ушла, не притронувшись к смычку. Десять лет, проведенные в храме Юкиджи, ожесточили её характер. Ни одно воспоминание не вспыхивало подобно пламени, все дни наполняла только проклятая пустота. Дед и служители твердили, что она больна, но никто не говорил чем. И это воспринималось Акаги особенно мучительно. Иногда её словно подменяли, и она чувствовала, как энергия переполняет её до краёв, но только иногда. Затем вся энергия рассеивалась по вселенной в поисках более здорового ребенка. И, как назло, одна за одной ей попадались книги с удивительными приключениями. Зимний сад нравился ей больше летнего. В холода все окна и двери плотно закрывали, и Акаги запрещали посещать другие пристройки. Она могла часами рассматривать из окна снежный пейзаж, и это напоминало ей всю её жизнь в одной метафоре. Акаги видит, но подойти не может. Кокю простояла всю зиму в одном положении. Её накрыли той же тканью, в которой принесли, и поставили в угол комнаты. Акаги не притрагивалась к ней из принципа. Небось, глава храма, наконец, начал замечать, что удерживать её в четырех стенах и неведении становится сложнее с каждым новым днём. Однажды она сбежит, несмотря на все запреты, так она решила и втайне уже придумывала план. Все подробности Акаги записывала на одной из страниц её любимой книжки, как раз в том самом месте, где главную героиню целует предмет её обожания. Конечно, после они прошли через много недопониманий, но конец у истории вышел хороший. Они решили уехать подальше, жить в горах в уединении. Хотя на месте главной героини, Акаги несомненно выбрала бы город. Главная героиня совсем не понимала, на что подписывалась. Затем, за несколько дней до побега, несмотря на суровую погоду, глава клана Ёсида позвал её в сад. Акаги сразу насторожилась, в мысли прокрался страх, что слуги, прибиравшие комнаты, нашли ту самую книгу и сдали с поличным деду. Надев тёплую полушубку, она шла по дорожке, оглядывая подмёрзшую землю. Она, конечно, и раньше хотела пройтись по зимнему саду, но мороз нещадно пробирался под одежды. Её кожа грубела на глазах, а щёки так раскраснелись, что Акаги начала было думать, что, действительно, неизлечимо больна. В центре сада стояла ветвистая сакура, прекрасная при цветении, а сейчас немного пугающая. В частности, из-за деда, разглядывающего дерево, как в первый раз. Акаги встала подальше, на случай, если он сразу же начнет кричать и звать её неблагодарной. Но старик, даже заметив девчушку, не сразу начал разговор. Он словно собирался с мыслями, или оттягивал момент. — Дети так быстро растут, — начал он издалека, и Акаги тут же свела всё к своему плану. "Он точно знает!" — на лице отобразилась нескрываемая паника, и она хотела как можно быстрее оправдать себя, но старик сказал далеко не всё, что задумал. — Так и твоя мать противилась своей судьбе и при любой возможности грозилась поджечь храм. Благо, она так и не решилась, но на всякий случай слуги прятали свечи и спички. — Моя мама тоже болела "этим"?! — И её мать, и все женщины в роду Ёсида. Видишь ли, Акаги, нашему роду покровительствует богиня Юкиджи. Она наделяет жриц силой, способной запечатывать демонов. Не всех, а только одного. Ты знаешь его из истории про Юкиджи. И знаешь очень хорошо. — Что ты хочешь сказать? Что история правда? Тогда расскажи, как умерла моя мать? К этому причастен Караймон? Он убил её? — Акаги, — старик сменил тон на снисходительный, — перед смертью предыдущая жрица выполнила свой долг и запечатала демона в эту сакуру. Но печать ослабла, а Караймон все эти годы становился только сильнее. В твоё шестнадцатилетие весь храм перейдет тебе, как жрице Юкиджи. И придёт время, ты исполнишь ритуал запечатывания. У тебя слабое здоровье, поэтому мы бережём тебя, как можем. Ты, как и Дейзи, должна взрастить в себе благородность и отвагу, потому что без первого не стать тебе жрицей Юкиджи, а без второго не выстоять против демона. — Ерунда какая-то, — вырвалось у Акаги, — Юкиджи жила много столетий назад. А Караймон исчез, когда померла ведьма. — Демона не убили, а прокляли. Он всё ещё жив и ищет следы Юкиджи в этом мире. — Ты говорил, что, когда я родилась, богиня коснулась меня, наделив силой и красотой. Выходит, этот демон охотится на меня? — Не только, весь храм наполнен энергией Юкиджи. Освободившись, Караймон уничтожит храм и всех его обитателей. А затем обрушится бурей на города и страны. Он не успокоится, но его можно запечатать, как это сделала первая жрица, в священное дерево. Слова Фудо градом обрушились на плечи десятилетней девочки. Ей, как никогда, хотелось убежать. Но сможет ли она позволить такому опасному демону освободиться? Сколько жизней он унесет смертоносными ветряными воронками. Как бы сильно она не ненавидела этот храм, но сравнять его с землей было бы кощунством. Не попрощавшись, она быстрым шагом направилась в свои покои. Чем дальше от неё был сад, тем крепче становились путы. Она до последнего лелеяла надежду... Хотя скорее это была мечта — уехать на другой конец вселенной, где ни один служитель храма не догадается её искать. Везде она была бы счастлива, и в нищете, и в голоде, но только если бы её нашёл ещё один человек. Если бы её одиночество можно было разделить на двоих. Закрыв за собой дверь, Акаги осмотрела комнату как в первый раз. Её сердце никогда не стучало так громко. Историю храма ей рассказывали с пеленок, но никто не говорил, что легенда правдива. Ей казалось, что знали все, кроме неё. А может, так оно и было. В ней нашлась бы отвага, чтобы сбежать из храма, но её явно было недостаточно, чтобы противостоять демону. Она ходила из угла в угол, словно уже завтра её заставят провести этот непосильный ритуал. Её взгляд упал на дешевую ткань в углу. Кокю, подаренная дедом, так и лежала, ожидая своего звездного часа. Лишь за тем, чтобы отвлечься, Акаги взяла её в руки и уселась на полу. По длине смычок намного превышал глиф и как таким играть, Акаги ума не прикладывала. Хватит ли ей длины руки? Однако она зажала одну из струн и провела смычком, извлекая чудной, но чистый звук. Она перебирала руками, словно играла на кокю всю жизнь. Звуки быстро сливались в мелодию, прежде незнакомую. В голове эта же мелодия звучала по-другому, более глубоко и величественно. Она выпрямила спину и сильнее сжала смычок. Акаги знала, что играет на кокю, но мысленно она называла инструмент "рейкой", совершенно не задумываясь. Музыка распространялась по храму, заставляя случайных слушателей вздрагивать. Руки Акаги двигались сами по себе, и остановиться она бы не смогла. Обида и тревога, держащие её в напряжении уже долгие годы, отступили или вовсе исчезли в мелодии. Она отчетливо чувствовала присутствие богини и ещё чье-то, такое же сильное. В комнате больше никого не было, и в тоже время, их было трое. Была ли она когда-либо одна? И почему Караймон, запечатанный в дереве, находился здесь, вместе с Юкиджи? "Понятно, — с опаской подумала Акаги. — Они всегда были здесь, но чувствовать их я научилась только сейчас." Отложив смычок и инструмент, Акаги поправила кимоно и аккуратно накрыла его бязью. Она осознавала себя по-новому, словно переродилась. Богиня снова коснулась её через кокю, успокоила, придала сил и научила благородству, о котором говорил старик Фудо. Открыв дверь, она обнаружила сбежавшихся служителей. Они отступили на шаг, завороженно глядя на будущую жрицу. Акаги не глядела на них испуганно или недоверчиво, она видела в них своих верных слуг, и точно знала, что сейчас они смотрят на неё с восхищением, потому что именно такого взгляда заслуживает их богиня.