Не дай мне сгореть

Try as you might You try to give it up Seems to be holding on fast It's hand in your hand A shadow over you A beggar for soul in your face Still it don't matter if you won't listen If you won't let them follow you You just need to heal Make good all your lies Move on and don't look behind So Sleep, sugar, let your dreams flood in Like waves of sweet fire, you're safe within Sleep, sweetie, let your floods come rushing in And carry you over to a new morning Poets of the Fall — Sleep

      Локи приходилось видеть смерть. На полях сражений, в лечебных чертогах с ранеными, в логове Таноса — боги, люди, инопланетные твари из разных концов Вселенной неизбежно умирали. Локи воспитывали воином, и он научился, не сразу, но научился принимать смерть рядом с собой, как нечто обыденное. То, что было и будет всегда и потому не стоит лишних эмоций. Но сейчас всё чувствовалось не так. Всё, пропади оно в Хельхейме, чувствовалось не так.       Девчонка умирала. Вот так просто, умирала каждый день и каждую секунду, целенаправленно и методично. То, что Катарина делала с собой, фактически было самоубийством. Очень изощренным, болезненным самоубийством. Она почти перестала выходить из комнаты, прекратила есть, разговаривать, плакать, улыбаться. Жить.       Неделя со смерти Хейли превратила Катрин в обтянутый кожей скелет — мертвый снаружи, мертвый внутри.       Локи не нужно было быть лекарем, чтобы понимать — если ничего не изменить, она скоро умрет. Банально и глупо, от истощения. А Локи должен будет беспомощно смотреть на это, не зная, что делать. Трикстер ненавидел это «беспомощно», ненавидел всю жизнь, до зубовного скрежета. И продолжал каждый день биться в призрачную стеклянную стену, что девчонка возвела вокруг себя, но не мог оставить на ней и трещины.       Локи говорил — непривычно, неправильно мягко, ласково. Локи орал так, что со стен едва не сыпалась штукатурка, и оконные стекла дрожали. Локи запугивал — Одином, бессрочной ссылкой в Йотунхейм и ещё невесть чем. Локи корил за слабость, напоказ глумился над беспомощностью девчонки, смеялся насквозь фальшиво. Локи шептал — что-то ободряющее, впервые просящее.       Но мертвым нет дела до слов живых, верно?       Понимая, что не справляется, трикстер разобрался в устройстве земного телефона и позвал Грейс О’Коннел. Задвинув в дальний угол страхи и неприязнь к Богу Лжи, она не раз приходила, долго разговаривала с Катариной и, кажется, умоляла о чем-то. Катрин даже отвечала ей — сухо, односложно, с неизменным «всё в порядке» на потрескавшихся губах. Лгала.       Грейс О’Коннел всегда уходила ни с чем и всегда — в слезах.       От безысходности трикстер подумывал обратиться за помощью в Щ.И.Т., но быстро отмёл эту мысль. Их люди помогли с организацией похорон, и после весьма усиленно настаивали на том, чтобы девушка переехала на базу под их присмотр. Тогда Катрин единственный раз нашла в себе силы горячо и резко отстоять право остаться дома.       А дома были ночи. Невозможно долгие ночи, самое темное время суток в три или четыре часа, когда Катарину вышвыривало из очередного кошмара. Она просыпалась почти беззвучно, без слез и криков, но Локи всегда слышал это и знал, что она не сомкнет воспаленных глаз до следующей ночи, наполненной цепким и паническим ужасом.       Локи залезал в её мысли, надеясь, что не потревожит еще сильнее, и знал, что ей снится. День прощания с Хейли Коллинз.       Уже тогда девчонка отстранилась от внешнего мира. За время церемонии Катрин не проронила ни слезинки, в последний раз смотря на Хейли будто с пустым равнодушием в глазах. Люди вокруг — друзья, коллеги Хейли, люди, которым она помогла за годы работы, — все, так или иначе, косились на Катарину с немым укором. Некоторые и вовсе неодобрительно перешептывались, говоря о её черствости и неблагодарности, о том, что её платье недостаточно черное, а горе недостаточно глубокое. Локи хотел наслать на них пару проклятий.       Но еще сильнее он хотел встряхнуть девчонку за плечи и закричать прямо в лицо: «Очнись! Приди в себя! Не будь мертвой».       Вот только вряд ли это что-нибудь изменило бы.       В который раз стоя на пороге комнаты девчонки, Локи снова почувствовал, как сердце остро кольнуло что-то, подозрительно напоминающее сочувствие. Локи скривился — сочувствие и жалость не должны были появляться при одном лишь только взгляде на Катрин. Но появлялись.       Катрина, не отрывая взгляда от ноутбука на коленях, кажется, проходила задания из школьной программы. Единственное, чем она занималась последние дни. Или делала вид, что занималась.       — Мне кажется, в холодильнике помимо пустоты уже завелось нечто живое. Не пройдешься со мной до магазина? — закономерно не получив ответа, Локи глубоко вздохнул, заглушая ставшие почти перманентными приступы раздражения. Лишняя агрессия наверняка ничем не поможет. — Нет? Ладно, сам разберусь. Надеюсь, ты съешь что-нибудь наконец, потому что иначе мне придется кормить тебя насильно. Это будет больно и унизительно, так что задумайся. Не натвори ничего, пока меня нет, хорошо? Скоро вернусь.       Катарина проводила Локи равнодушным взглядом, но стоило входной двери за ним закрыться, девушка вскочила с кровати, откидывая ноутбук, нашла в клубке сваленной на пол одежды куртку и достала из внутреннего кармана кинжал. Кинжал Локи.       Катрин по чистой случайности смогла вытащить его из плаща трикстера во время импровизированной драки ещё в тот день, когда… всё было хорошо. Она не собиралась хранить клинок у себя, лишь хотела вернуть его Локи немного позже с видом победителя, чтобы в очередной раз что-то ему доказать. Но позже ни ей ни ему было уже не до украденного кинжала.       Катарина медленно спустилась вниз в ванную комнату, крепко сжимая в руке прохладную рукоять клинка. Она заперла дверь и села на пол, внимательно разглядывая холодное оружие. Клинок был легким, изящным, начищенным так, что еще немного, и можно было бы увидеть в лезвии свое отражение. Катрин вдруг подумала, что хорошо бы смотрелась с таким. И было бы круто, если бы Локи научил её, но…       Грейс будет больно.       Катарина легко провела большим пальцем по ровному краю лезвия, и на коже тут же выступили маленькие капли крови. Острый, даже слишком.       А вот Локи больно не будет точно.       Девушка горько усмехнулась (одеревеневшие лицевые мышцы слушались плохо) и медленно завернула рукав рубашки до сгиба локтя.       А будет ли больно мне?       Катарина задержала дыхание и медленно вдавила лезвие в кожу.       Прости меня.       — Не смей!       Дверь с грохотом слетела с петель, в ванную ураганом ворвался Локи и ударил девушку по руке, выбивая кинжал. Трикстер опустился на колено перед Катариной, дергая её на себя, бегло осматривая рану. Чудом девчонка не задела вену, и порез, хоть и был глубоким, не нес угрозы.       — Откуда это у тебя? — Локи кивнул на клинок и впечатал девушку спиной в кафель. — Откуда?! — срываясь на крик, он с силой встряхнул Катрин за плечи.       Катарина закрыла лицо руками и сжалась, ожидая удара.       — Черт, прости, — Локи резко отстранился, выдыхая. — Послушай… Думаешь, она умирала, желая, чтобы ты следовала за ней? Почему ты подводишь её?       Девчонка медленно отняла ладони от лица и моргнула несколько раз, словно приходя в себя. Острая боль в руке действовала, как внезапный ушат ледяной воды, и Катрин посмотрела на пораненное запястье, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. И осознание.       Она только что пыталась лишить себя жизни.       Порыв импульсивный, глупый до невозможности, недостойный. Недостойный памяти Хейли.       Катарина никогда не хотела умирать, драматично разрезая вены.       Локи прав. Хейли считала свою дочь сильной. А Катарина её подвела.       — Я… — от долгого молчания голос звучал грубо и незнакомо. — Прости, — сдавленно прохрипела девчонка, извиняясь вовсе не перед асгардским богом.       — Сначала поклянись мне, что больше никогда не попытаешься сделать ничего подобного!       Нервно вздрагивая, Катарина кивнула и разрыдалась, утыкаясь Локи в плечо. Маг неловко приобнял её, успокаивающе поглаживая по спине.       — Первая нормальная реакция за неделю. Спасибо, что соизволила, — скрывая за привычным саркастичным тоном невероятное облегчение, произнес трикстер.       — Я не хотела… Я просто… — Катрин замолкла, задыхаясь от слез.       — Я бы сказал «поплачь, и станет легче», но не знаю, бывает ли так. Ты всегда будешь чувствовать боль, думая о Хейли. В твоих силах только научиться с этим жить. Ради неё. Она говорила, ты спасла её своим появлением. Теперь спаси себя.       — Почему ты делаешь всё это? — приглушенно всхлипывая, пролепетала Катрина. — Почему спасаешь, почему делаешь вид, что тебе не все равно?       — Я… — Локи сбился на секунду, не находя слов.       За все время катрининого самобичевания он ни разу не задумался, зачем делает то, что делает. Катарина хочет гробить свою жизнь — так пускай, разве нет? Пусть бы хоронила себя заживо, какое тебе до этого дело, Локи?       — Умрешь — обвинят меня, а у меня и так грехов хватает, на века вперед хватит. Не хочу отягощать себя еще одним.       Лжец.       Было бы куда проще — молча смотреть, как девчонка умирает, и радоваться, что скоро можно будет освободиться от её общества. Но Локи не смог. Не смог бросить её погибать, потому что она бы ни за что не бросила. Катарина была самым раздражающим существом в его жизни, ходячей катастрофой и занозой во всех местах сразу. Но ещё она была ребенком — бесконечно чувствительным, упорным, наивным и добросердечным. Катрин впустила Локи в свою жизнь и больше не хотела ненавидеть его, как другие.       А он хотел видеть её живой.       — Сколько не спишь? — прищурившись, маг провел большим пальцем по лицу Катрины там, где брала начало уродливая фиолетовая тень.       Девчонка резко отвернулась, уходя от прикосновения, и пожала плечами.       — Ладно, идем.       Шатаясь, Катарина поднялась на ноги, цепляясь за протянутую ладонь. Локи терпеливо довел до гостиной, усадил на диван и занялся обработкой раны. Катрин, закрыв глаза, пыталась сделать хоть один ровный вздох, но слезы всё лились и лились нескончаемым потоком, будто за все прошедшие дни разом. Закончив с порезом, Локи долго молча сидел рядом, до тех пор, пока девчонка не перестала плакать.       — Спасибо, — откашлявшись, пробормотала Катарина.       — Иди к черту, — устало выдохнул Бог Обмана. — А если хочешь отблагодарить — ложись спать, — Локи кинул в руки девчонке плед, сдернутый с кресла напротив.       Обнимая себя за плечи, Катарина подняла на мага затравленный взгляд и покачала головой.       — Да брось. Ничего страшного ты не увидишь. Обещаю, — закатив глаза, выдавил трикстер, чувствуя, как это слово отдается внутри тупым раздражением.       — Я всё время думаю… — неуверенно начала Катрин. — Тот человек, который сделал это с Хейли… Мне кажется, мои чувства неправильные. Я должна хотеть мести, должна чувствовать ярость, но мне просто… пусто.       Локи задернул шторы и отошел к книжным полкам, пробегая пальцами по корешкам книг. Взгляд зацепился за потертую обложку с золотыми буквами. «Гарри Поттер и философский камень» — подарок Хейли, ставший прощальным.       — Не считай себя неправильной только потому, что реагируешь не так, как якобы принято, — наконец сказал трикстер. — Лучше подумай, хотела бы Хейли, чтобы ты жила, ведомая местью и яростью? Не думаю. А теперь спать.       Двигаясь скованно и неловко, Катрин залезла под плед и накрылась им с головой.       Локи сел в кресло, открывая книгу.        — Мистер и миссис Дурсль проживали в доме номер четыре по Тисовой улице и всегда с гордостью заявляли, что они, слава богу, абсолютно нормальные люди…       — Что ты делаешь? — Катарина откинула с лица плед, приподнимаясь на локтях. — Использую свой подарок по назначению. Уж от кого-кого, а от них никак нельзя было ожидать, чтобы они попали в какую-нибудь странную или загадочную ситуацию. Мистер и миссис Дурсль весьма неодобрительно относились к любым странностям, загадкам и прочей ерунде…       Горло сдавил спазм, и Катарина поспешно отвернулась лицом к спинке дивана, вновь глотая слезы. Хейли раньше часто читала ей вслух на ночь, особенно эту книгу. Но больше не прочитает. — Научиться с этим жить, — мысленно повторила девушка и закрыла глаза, вслушиваясь в не тот голос. — Дурсли знали, что у Поттеров тоже есть маленький сын, но они никогда его не видели. И они категорически не хотели, чтобы их Дадли общался с ребенком таких родителей…       Локи дошел до середины второй главы, когда по мерному дыханию Катрин понял, что она заснула. Трикстер тихо сел возле неё и дотронулся до её виска, стараясь вспомнить давнее заклятие. Он не пробовал насылать заговор на сон без сновидений с тех пор, как Тору исполнилось тринадцать.       Локи колдовал над Катариной, не зная, что в этот самый момент за ними внимательно наблюдают. Откуда-то сверху.       В том месте, которое мы никогда не увидим, но всегда будем знать, что оно существует, одна женщина, умеющая заваривать самый вкусный на свете чай с жасмином и мятой, смотрела на свою дочь и (не)человека, который смог её спасти. И улыбалась.